Сегодня — День памяти жертв политических репрессий.
— Ну как можно сказать про что... Про что? Ну если очень грубо и приблизительно — про сталинские репрессии. У нее ведь мужа расстреляли и сына посадили. Представляешь? И саму мучили.
— Пытали? — ужаснулась Анечка.
— Можно сказать, пытали. Не печатали, травили, Жданов оскорблял. Такой был тоже сталинский прихвостень и палач. Постановление было о ней и Зощенко. Ужасное. Но тут главное, что она не только про себя, она про всех нас, понимаешь, про всех.
— Понимаю... — сказала Анечка и подумала: «Нет, не про всех. Папа вон Сталина защищает. Да и мама, в общем-то, тоже».
Тимур Кибиров, «Генерал и его семья»
— Ну как можно сказать про что... Про что? Ну если очень грубо и приблизительно — про сталинские репрессии. У нее ведь мужа расстреляли и сына посадили. Представляешь? И саму мучили.
— Пытали? — ужаснулась Анечка.
— Можно сказать, пытали. Не печатали, травили, Жданов оскорблял. Такой был тоже сталинский прихвостень и палач. Постановление было о ней и Зощенко. Ужасное. Но тут главное, что она не только про себя, она про всех нас, понимаешь, про всех.
— Понимаю... — сказала Анечка и подумала: «Нет, не про всех. Папа вон Сталина защищает. Да и мама, в общем-то, тоже».
Тимур Кибиров, «Генерал и его семья»
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Большинство ученых и креационистов придерживаются мнения, что около десяти тысяч лет назад на всей земле произошел великий потоп — а также что виноградарство, изготовление вина появились вскоре после него. В нескольких древних текстах конец Великого потопа напрямую коррелирует с появлением мирского пьянства. Будь то Кезер из доисторической Сибири, Девкалион (это имя буквально означает «сладкое вино») из греческой мифологии, Утнапиштим из «Эпоса о Гильгамеше» или Ной из Ветхого Завета — первое, что сделал каждый из этих уцелевших, едва припарковав свой ковчег: обучился изготавливать бухло.
Шонесси Бишоп-Столл, «Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами»
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
...Но есть и хорошие новости — сразу две 👇
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
— Ozon
— Подписные издания
— Читай-город
Журналист и политический аналитик Никита Смагин прожил в Иране несколько лет и написал эту книгу. Получилась история о стране, правительство которой видит корень мирового зла в США и вооружается до зубов для противостояния коварным внешним врагам, внутри границ жестоко преследует инакомыслящих, а выше семейных ценностей ставит только религиозные табу. Но также «Всем Иран» — о людях, которые знают, где выгодно купить новый айфон, ходят в подпольные клубы на рейвы и всегда нальют дорогому гостю чаю из самовара (да!).
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
— Ozon
— Подписные издания
— Читай-город
Книг о музыке — об исполнителях, коллективах, эпохах и жанрах — великое множество. Но мало кто задается вопросом: а что происходит внутри нас, когда мы слушаем музыку? Известный нидерландский писатель, автор романов «Багровый лепесток и белый», «Побудь в моей шкуре» и «Книга странных новых вещей» Мишель Фейбер в своем первом нон-фикшне обращается как к преданным меломанам, так и к тем, для кого музыка — лишь фон. Он с большой любовью и изрядной долей иронии осмысляет две ключевые темы: как мы слушаем музыку и почему? Глубоко личные и философские эссе складываются в большое посвящение музыке во всех ее формах и воплощениях.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from La Poste
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Ароматная булочка, свежий кофе и хорошая книга – идеальный союз, чтобы замедлиться и посвятить время себе.
Теперь La Poste на Мясницкой и Ильинке — это камерный книжный клуб. Каждые два месяца в наших пекарнях будут появляться книги одного из передовых издательств, философию и подход которых мы разделяем.
Свой маленький читальный зал мы открываем с Individuum, —
независимым книжным издательством из Москвы, чей принцип нам очень близок: «только настоящие истории». Яркие, увлекательные, заставляющие задуматься и посмотреть на мир по-новому:
– «Искусство вкуса», Бенджамин Вургафт, Мерри Уайт
– «Бог, человек, животное, машина. Поиски смысла в расколдованном мире», Меган О'Гиблин
– «Чтение мыслей. Как книги меняют сознание», Вероника Райхль
– «Прощай, грусть. 12 уроков счастья из французской литературы», Вив Гроскоп
– «Жареные факты», Иван Шишкин
– «Лучший год в истории кино. Как 1999-й изменил все», Брайан Рафтери
– «Нет никакой Москвы», Алла Горбунова
А в середине ноября, прямо из типографии, к нам одним из первых поступит книга Алексея Мунипова «Фермата. Разговоры с композиторами».
Желаем всем приятного чтения! Оставляйте свои отзывы в формулярах.
📍Мясницкая 13с3
📍село Ильинское, Ленина 28
Теперь La Poste на Мясницкой и Ильинке — это камерный книжный клуб. Каждые два месяца в наших пекарнях будут появляться книги одного из передовых издательств, философию и подход которых мы разделяем.
Свой маленький читальный зал мы открываем с Individuum, —
независимым книжным издательством из Москвы, чей принцип нам очень близок: «только настоящие истории». Яркие, увлекательные, заставляющие задуматься и посмотреть на мир по-новому:
– «Искусство вкуса», Бенджамин Вургафт, Мерри Уайт
– «Бог, человек, животное, машина. Поиски смысла в расколдованном мире», Меган О'Гиблин
– «Чтение мыслей. Как книги меняют сознание», Вероника Райхль
– «Прощай, грусть. 12 уроков счастья из французской литературы», Вив Гроскоп
– «Жареные факты», Иван Шишкин
– «Лучший год в истории кино. Как 1999-й изменил все», Брайан Рафтери
– «Нет никакой Москвы», Алла Горбунова
А в середине ноября, прямо из типографии, к нам одним из первых поступит книга Алексея Мунипова «Фермата. Разговоры с композиторами».
Желаем всем приятного чтения! Оставляйте свои отзывы в формулярах.
📍Мясницкая 13с3
📍село Ильинское, Ленина 28
Forwarded from КАЙФОЛОГИЯ
Подумала, что возможно это хорошая идея, поэтому попробую каждый понедельник рассказывать здесь, как продвигается моя книга об иллюстрации 😄
Это книга «Выпускайте демонов» (рабочее название), которую я пишу для/или совместно с издательством Индивидуум
Уже почти год, как я начала её делать, но я не унываю, ведь дело это не быстрое во первых и достаточно объемное во вторых. Знала куда лезу, очень здорово, что есть моя редактор Аня — без неё я вжизнь бы не написала даже половины от того, что уже есть
Было настоящим открытием, что книги хорошо пишутся не когда, ты как художник с большой буквы хэ сел за стол, смотрел вдаль и писал, а когда ты в любом, даже не самом вдохновленном состоянии её пишешь😒 удобных моментов оказывается не бывает ни для чего (даже для книг!)
Делюсь с вами презентацией, чтобы вы лучше поняли, что хотел сказать автор. А посты про книгу будут выпускаться здесь под хэштэгом #пишукнигу (поддержите реакцией!)
Это книга «Выпускайте демонов» (рабочее название), которую я пишу для/или совместно с издательством Индивидуум
Уже почти год, как я начала её делать, но я не унываю, ведь дело это не быстрое во первых и достаточно объемное во вторых. Знала куда лезу, очень здорово, что есть моя редактор Аня — без неё я вжизнь бы не написала даже половины от того, что уже есть
Было настоящим открытием, что книги хорошо пишутся не когда, ты как художник с большой буквы хэ сел за стол, смотрел вдаль и писал, а когда ты в любом, даже не самом вдохновленном состоянии её пишешь
Делюсь с вами презентацией, чтобы вы лучше поняли, что хотел сказать автор. А посты про книгу будут выпускаться здесь под хэштэгом #пишукнигу (поддержите реакцией!)
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
111 лет назад родился Альбер Камю.
Его самые знаменитые снимки, конечно же, черно-белые. На них он запечатлен с поднятым воротом пальто и сигаретой в зубах или в руке; за письменным столом или прислонившимся к стене; за чтением газеты либо пристально смотрящим на друга или возлюбленную — лицо непременно нахмуренное или улыбающееся.
В определенном смысле эти черно-белые снимки уместнее цветных. Для фотографа Роберта Франка других цветов в фотографии не существовало: «Для меня они символизируют чередование надежды и отчаяния, которому люди обречены навечно». Камю, пожалуй, согласился бы с этим: он не уставал напоминать, что у нас нет оснований надеяться, но и отчаиваться нет причин. Однако при этом образ, который он хотел бы нам оставить, — это, возможно, не черно-белый снимок авторства Картье-Брессона. Скорее это была бы почти неизвестная фотография, сделанная для еженедельного журнала. На ней Камю запечатлен с близким другом Мишелем Галлимаром незадолго до автокатастрофы, унесшей жизни обоих. На портрете, выполненном в сочных средиземноморских красках, друзья сидят на террасе кафе, за столом, уставленным тарелками и бутылками. Галлимар, с рыжеватой щетиной, выглядит застенчивым и что-то говорит. Камю, с довольной улыбкой на загорелом лице, одной рукой обнимает друга за плечи, а второй подпирает подбородок, смотря куда-то чуть правее объектива. Глядя на этот снимок, я вспоминаю строчку из «Брачного пира в Типаса»: «Здесь ничто не мешает мне оставаться самим собой, я ни от чего не отрекаюсь и не надеваю никакой маски: мне достаточно терпеливо учиться жить».
Роберт Зарецки, «Жизнь, которую стоит прожить. Альбер Камю и поиски смысла»
Его самые знаменитые снимки, конечно же, черно-белые. На них он запечатлен с поднятым воротом пальто и сигаретой в зубах или в руке; за письменным столом или прислонившимся к стене; за чтением газеты либо пристально смотрящим на друга или возлюбленную — лицо непременно нахмуренное или улыбающееся.
В определенном смысле эти черно-белые снимки уместнее цветных. Для фотографа Роберта Франка других цветов в фотографии не существовало: «Для меня они символизируют чередование надежды и отчаяния, которому люди обречены навечно». Камю, пожалуй, согласился бы с этим: он не уставал напоминать, что у нас нет оснований надеяться, но и отчаиваться нет причин. Однако при этом образ, который он хотел бы нам оставить, — это, возможно, не черно-белый снимок авторства Картье-Брессона. Скорее это была бы почти неизвестная фотография, сделанная для еженедельного журнала. На ней Камю запечатлен с близким другом Мишелем Галлимаром незадолго до автокатастрофы, унесшей жизни обоих. На портрете, выполненном в сочных средиземноморских красках, друзья сидят на террасе кафе, за столом, уставленным тарелками и бутылками. Галлимар, с рыжеватой щетиной, выглядит застенчивым и что-то говорит. Камю, с довольной улыбкой на загорелом лице, одной рукой обнимает друга за плечи, а второй подпирает подбородок, смотря куда-то чуть правее объектива. Глядя на этот снимок, я вспоминаю строчку из «Брачного пира в Типаса»: «Здесь ничто не мешает мне оставаться самим собой, я ни от чего не отрекаюсь и не надеваю никакой маски: мне достаточно терпеливо учиться жить».
Роберт Зарецки, «Жизнь, которую стоит прожить. Альбер Камю и поиски смысла»
Ровно 40 лет назад образовалась «Гражданская оборона».
При всем формальном раздрае эта музыка не походила на ту, что держится на чистом энтузиазме. В ней чувствовалась еретическая катакомбная строгость, да и сам Егор Летов был похож на бесноватого кюре — по крайней мере на фото, которое я вырезал из крайне прогрессивного тогда журнала «Сельская молодежь»: мощный начес, взгляд куда-то вниз и вбок, квадратные, семинаристского вида очки — это изображение для меня стало куда более иконическим, нежели общеупотребительная картинка с колючей проволокой из журнала «Парус». Призыв «О‐о-о, пошли вы все на***» звучал больше как некая молитва непереносимости, нежели как бытовое проклятие. Злоупотребление погребальной фактурой тоже говорило скорее в пользу предположительно религиозных настроений коллектива — подобно тому как днем памяти святого считается день смерти, а не рождения. «Гражданская оборона» была своего рода реформацией (как известно, Мартин Лютер придумал свои тезисы в клоаке — в этом смысле скатологическая тематика ранних летовских альбомов вполне соответствует). Лимонов вспоминал: «Вид у него — тонкогубого злого придиры-сектанта, протестанта такого». Летов стал вторым после Гребенщикова квазирелигиозным сочинителем — этому способствовали песни типа «Новая правда» и особенно «Евангелие», которое пошло в народ задолго до выхода альбома «Сто лет одиночества» на странном бутлеге «Воздушные рабочие войны» — я купил его в ларьке прямо в вестибюле станции метро «Чертановская», там почему-то обильно торговали панк-роком.
Максим Семеляк, «Значит, ураган. Егор Летов: опыт лирического исследования»
При всем формальном раздрае эта музыка не походила на ту, что держится на чистом энтузиазме. В ней чувствовалась еретическая катакомбная строгость, да и сам Егор Летов был похож на бесноватого кюре — по крайней мере на фото, которое я вырезал из крайне прогрессивного тогда журнала «Сельская молодежь»: мощный начес, взгляд куда-то вниз и вбок, квадратные, семинаристского вида очки — это изображение для меня стало куда более иконическим, нежели общеупотребительная картинка с колючей проволокой из журнала «Парус». Призыв «О‐о-о, пошли вы все на***» звучал больше как некая молитва непереносимости, нежели как бытовое проклятие. Злоупотребление погребальной фактурой тоже говорило скорее в пользу предположительно религиозных настроений коллектива — подобно тому как днем памяти святого считается день смерти, а не рождения. «Гражданская оборона» была своего рода реформацией (как известно, Мартин Лютер придумал свои тезисы в клоаке — в этом смысле скатологическая тематика ранних летовских альбомов вполне соответствует). Лимонов вспоминал: «Вид у него — тонкогубого злого придиры-сектанта, протестанта такого». Летов стал вторым после Гребенщикова квазирелигиозным сочинителем — этому способствовали песни типа «Новая правда» и особенно «Евангелие», которое пошло в народ задолго до выхода альбома «Сто лет одиночества» на странном бутлеге «Воздушные рабочие войны» — я купил его в ларьке прямо в вестибюле станции метро «Чертановская», там почему-то обильно торговали панк-роком.
Максим Семеляк, «Значит, ураган. Егор Летов: опыт лирического исследования»