Вышел третий выпуск нашего мониторинга GlobBaro HSE.

В повестке - ужесточение денежно-кредитной политики со стороны центральных банков Западных стран, и обратный тренд в Китае и России. Экономическая активность пока продолжает восстановление, но дихотомия между промышленностью и сферой услуг сохраняется. Риски рецессии, особенно для промышленного сектора, остаются повышенными. А еще рост цен на нефть, продовольственный кризис и возможные долговые проблемы в странах юга Европы...

Скачать же все выпуски и подписаться на получение мониторинга можно здесь

​15 июня приглашаем всех студентов, выпускников, сотрудников Вышки и гостей (всех желающих!) на Зелёный день Факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ.

Во дворе корпуса на Большой Ордынке поговорим с экспертами:
♻️возможно ли решить проблему мусора (Сергей Тушев, сооснователь экоцентра «Сборка»);
🍃сколько стоит зеленое будущее планеты (Дмитрий Буренко, директор по развитию брендингового агентства LINII),
💰зачем нужна российская таксономия зеленых проектов (Андрей Датченко, директор направления Бизнес-блока ВЭБ.РФ);
🫰каковы зеленые практики российского бизнеса в новых условиях (Павел Боев, руководитель направления ESG-банкинга «Росбанка»)

А еще можно будет:
🗞собрать «добрые крышечки» и макулатуру (за что получить скидочные сертификаты кафе «Груша»);
🧐поиграть в зеленый квиз-плиз от «Оптимума»;
🍕поучаствовать в зелёном пикнике.

Время: 15 июня, сбор с 15:30
Место: ул. Большая Ордынка, д. 47 (внутренний двор)
Регистрация: https://we.hse.ru/climate/announcements/649136054.html

В последние три месяца выросли риски изоляции много чего российского, но среди прочего – и экономической науки. Думаю, что не будет сильным преувеличением сказать, что сейчас она переживает один из ключевых моментов в своей истории.

Понятно, что:
• автаркия в науке (не только в экономике, но и вообще) вредна, а международное сотрудничество – это одно из важнейших условий генерации новых идей, в чем собственно цель науки и заключается;
• возможности для международного сотрудничества с коллегами из Западных стран (в том числе вполне лояльных индивидуально) резко сократились, хотя и не исчезли полностью, с коллегами из не-Западных стран – почти не изменились;
• внутри страны уже растет и будет продолжать расти давление со стороны сторонников «суверенной экономики» и «самой_лучшей_в_мире_советской_научной_школы»;
• для профессионального анализа российской экономики возможностей будет все меньше по мере того, как все меньше статистики и отчетности компаний будет публиковаться в открытом доступе.

Все это происходит в очень специфичной и очень хрупкой исследовательской среде. Чтобы понять ее, вспомним доспецвоеноперационный статус-кво:
• россияне стали активно публиковаться в зарубежных журналах, в результате чего их доля в общем объеме мировых публикаций выросла с пренебрежимо малой до просто малой; к этому толкали и выстроенная в головах ведущих ученых система координат (хочется публиковаться на одних площадках с лучшими), и система стимулов, введенная во всех ведущих университетах и академических учреждениях;
• сформировались два дискурса, слабо пересекающихся между собой по людям. Лучше всего несколько лет назад их описал Л.М. Григорьев. Один дискурс – условно Западный – на английском языке, в рамках method- или data-driven economics, нацелен на вклад в тамошнюю дискуссию, но абсолютно оторванный от проблем и задач российской экономической политики. Второй – российский, на русском языке, problem-driven, нацеленный на решение актуальных проблем экономической политики страны, которую надо вести в условиях плохих институтов и недостатка данных. Понятно, что этот второй дискурс оказался практически выключен из международной журнальной дискуссии;
• в условиях приоритета зарубежных журналов интерес к публикациям в российских у многих ведущих экономистов снизился; фактически это означает, что их выталкивали в первый дискурс;
• что касается журналов, то единицы смогли достичь приличного статуса в международных базах данных (выйти в Q2 или Q1 Scopus), но даже в таком случае де-факто дискриминировались по сравнению с зарубежными аналогами; большинство же окончательно смирились с «провинциальностью», превратились в местячковые журналы для местячковых целей (например, набивания ВАКовских статей для аспирантов). Никакого журнального «сообщества» в России тоже не сложилось;
• в условиях такой организации научной дискуссии в российской экономической науке еще в большей степени, чем в мировой, потерялись а) междисциплинарность и разнообразие подходов к экономическому анализу; б) нежурнальные формы генерации нового знания: книги, доклады, колонки, блоги и т.д.; в) открытая дискуссия между учеными и людьми, принимающими решения.

Можно долго спорить, чего в этой сложной конструкции было больше – плохого или хорошего. Однако факт в том, что сейчас из нее оказался выбит ее краеугольный камень – цель интегрироваться в международный (де-факто Западный) научный дискурс. Если новый базис для развития российской экономической науки не будет найден и если она не будет соответствующим образом меняться организационно, она неизбежно будет архаизироваться.

У меня нет ответов на все вопросы, но мне видится, что сейчас самый важный момент для того, чтобы:
• создавать и развивать нежурнальные площадки - ассоциации, клубы, интернет-платформы и т.д. (колоссальным потенциалом роста из действующих площадок обладают, например, у Econs.online и АНЦЭА, но нужны и новые), в том числе с участием представителей органов государственной власти и бизнеса;
• сохранять стимулы для публикаций за рубежом, но, вероятно, делая акцент только на топовых журналах, тем более что там изменение отношения к авторам из России минимально; зарубежные журналы второго-третьего эшелонов, вероятно, перестают представлять какой-либо интерес;
• вкладываться в развитие российских журналов вокруг problem-driven economics; стимулировать публикации в таких журналах, возвращая часть лучших российских экономистов во «второй дискурс»;
• делать эти журналы международными за счет перевода на английский язык, вовлекая в диалог коллег из не-Западных стран, которые находятся в проблеме двух дискурсов аналогично российским экономистам.

​Для университетского преподавателя главный профессиональный праздник – это день выпуска студентов. Вчера выпускались магистры «Мировой экономики» Вышки, сегодня бакалавры. Смотрел сегодня на этих ребят, слушал их прощальные слова, вспоминал прошедшие с ними вместе 4 года и понял, что мы на факультете сформировали у них совершенно иной тип мышления. Они широко смотрят на мир, пытаются понять и осмыслить его во всей его многомерности. И когда весь мир вокруг рушится, это их особенность проявляется наиболее очевидно. И мне кажется, они сами с удивлением, но вполне четко обнаружили, как сильно отличаются от сверстников.

Тем из них, кто меня читает, хочется еще раз пожелать счастливого пути в новую жизнь, в которой их с их специальностью и навыками точно ждет много чего интересного

Во вторник 5 июля участвую в совместном семинаре РЭШ и ЦБ «Переход к низкоуглеродной экономике: издержки и риски для финансового сектора». Сначала в качестве первого докладчика, потом в качестве дискуссанта. Семинар будет в гибридном режиме, так что все желающие могут присоединиться как минимум онлайн: https://nes.timepad.ru/event/1654839/

​Заехал в Питер ненадолго

В 2021 г. Андрей Яковлев опубликовал в журнале «Мир России» прекрасную статью "Куда идет глобальный капитализм?". За несколько дней до 24 февраля журнал собрал круглый стол для обсуждения этой статьи. Вот его расшифровка. С одной стороны, это обсуждение сейчас выглядит продуктом прежней эпохи. С другой стороны, понимание кризиса глобального капитализма крайне важно для понимания текущих событий – не менее важно, чем осознание той эволюции, которая претерпела за последние десятилетия Россия.

Моя часть состояла из трех основных идей (которые, как мне кажется, были упущены в исходной работе):

1. Глобальный капитализм в современном виде развивался в 1990-2000-е гг. в уникальный период, характеризующийся открытием и быстрым экономическим ростом Китая и формированием уникальной системы международного разделения труда по линии «Китай-Запад». Как только этот период закончился (в основном из-за того, что китайская экономика перестала дополнять западные, а начала конкурировать с ними), достигло пределов развитие глобального капитализма.

2. Кризис капитализма, который автор сводил преимущественно к росту неравенства, на самом деле состоит как минимум из четырех компонентов: кризиса неравенства, экологического кризиса, кризиса государства всеобщего благосостояния и кризиса лидерства.

3. Кризис глобального капитализма не означает, что его надо (было) отменять. Капитализм можно было перенастроить, и отдельные идеи на этот счет появлялись и даже апробировались. Но их полноценное воплощение требовалось а) в комплексе, б) на основе международной координации. В условиях кризиса лидерства этого сделать не удалось. Как результат, глобальный капитализм будет проходить трансформацию через кризис. Это уже было – сначала в 1930-е, потом в 1980-е. Вопроса только два: какого масштаба будет этот кризис? и сколько жертв он унесет до того, как в мире появятся новые Рузвельты и Тэтчер?

Вышел наш очередной, четвертый по счету, мониторинг мировой экономики. В центре внимания на сей раз мировые энергетический, продовольственно-инфляционный и логистический кризисы, ужесточение денежно-кредитной политики большинством мировых центральных банков, риски долгового кризиса в развивающихся и части развитых стран (как последствие накопления высоких долгов в пандемию и предыдущие кризисы и текущего повышения процентных ставок), а также начавшиеся изменения в архитектуре мировой финансовой системы.

Предыдущие выпуски можно почитать (а теперь еще и посмотреть в формате видеороликов) вот здесь. Фактически это хроника того, как мировая экономика скатывается в рецессию

С сентября 2022 г. мы с коллегами запускаем англоязычную магистерскую программу «Экономика окружающей среды и устойчивое развитие». Мы планируем готовить профессионалов, которые понимают роль экологических проблем в развитии мировой экономики и стратегиях компаний, и при этом обладающих необходимыми навыками экономического анализа. Мы планировали запуск этой программы очень давно, знаем лучшие практики такого образования за рубежом и видим, как их адаптировать к российским реалиям. Мы также видим растущий спрос на изучение «зеленых» сюжетов со стороны молодежи и острую нехватку специалистов в этой области в компаниях и органах государственной власти.

У нас отличный пул преподавателей, включающий как академических исследователей из НИУ ВШЭ (Игорь Макаров, Леонид Григорьев, Елена Котырло, Екатерина Макарова, Илья Степанов, Александра Морозкина и др.), так и практиков (Дмитрий Буренко – LINII, Павел Боев – Росбанк, Михаил Юлкин – CarbonLab, Антон Цветов – ранее из Минэкономразвития). Программа реализуется совместно с бизнесом. Отдельные курсы готовят «Росбанк» и АО «Деловые решения и технологии» (бывший Deloitte), достигнуты договоренности о сотрудничестве с ВЭБ.РФ и «Северсталью». Мы ориентированы на проектный подход к образованию – не просто лекции и семинары, а набор исследовательских и прикладных проектов в компаниях и исследовательских центрах, через которые происходит погружение в мир ESG, экономики окружающей среды и устойчивого развития.

Если кто-то из ваших знакомых планирует получать образование в этой сфере, пожалуйста, расскажите им о нас. Буду благодарен также за распространение информации. Подробнее о программе – здесь.

The Economist – главный рупор современного капитализма – разразился специальным докладом об ESG. Главная статья доклада разбивает эту трехбуквенную аббревиатуру в пух и прах, декларируя, что это пустое сотрясание воздуха, и планету так не спасти.

Аргументы автора не новы, вращаются вокруг размытости метрик ESG, многочисленных возможностей гринвошинга, противоречий, возникающих у трех букв между собой, отсутствия универсальных рецептов воплощения принципов ESG и т.д. В целом, сложно со всем этим не согласиться.

Однако из всего этого автор делает парадоксальный вывод – мол, надо отрезать от аббревиатуры S и G, а внутри E сосредоточиться только на выбросах парниковых газов. Это позволит не распылять усилия, получить точные метрики успехов и повысить прозрачность повестки. Так, мол, планету спасем, или хотя бы начнем это делать.

Хочу по этому поводу сказать одно: The Economist, ты не прав. Для решения одной проблемы нельзя игнорировать другие. Не только и даже не столько потому, что во многих странах мира есть проблемы не менее важные и не менее срочные, чем изменение климата. Но главным образом потому, что невозможно обеспечить глобальную декарбонизацию, не синхронизируя ее с решением других проблем устойчивого развития. Пару лет назад мы писали статью о том, что невозможно сокращать выбросы парниковых газов, не борясь с неравенством (обратное – тоже верно). В демократическом обществе любое игнорирование социальных последствий энергоперехода приведет к отмене зеленых усилий следующим же лидером (см. пример Обамы и Трампа). В мире, где игнорируются межстрановые различия и особенности международного разделения труда, декарбонизация будет происходить только в богатых странах с доминирующим третичным сектором, превращаясь в фетиш для своих.

Линейная логика, игнорирование комплексности происходящих в мире процессов, взгляд на весь мир исключительно со своей колокольни, поиск простых и универсальных рецептов – плохие помощники в спасении планеты. Взгляд на явления в комплексе, поиск возможностей «двойного дивиденда», диалог между разными группами стран с разными приоритетами, выработка составных дифференцированных решений – вот в чем планета нуждается. И не только, кстати, в связи с изменением климата.

​Я на Летней экономической школе Вышки - выступаю перед ребятами о новых оттенках зеленого: как экологическая повестка поменялась в новых условиях. Заметил, что с 2019 года о чем ни выступаю, всюду приходится цитировать Макрона: уж очень точно он высказался, и очень символично, что так высказался именно он.

​Der Spiegel вышел с драматичной обложкой о кончине немецкой климатической политики. Интересно, что это произошло в тот период, когда два самых популярных политика в стране принадлежат к Партии зеленых.

Есть две идеи, связывающие запрет импорта углеводородов из России с климатическими целями.
Одна идея – простая – состоит в том, что такой запрет поможет Европе быстро построить зеленое будущее. Меньше углеводородов – меньше выбросов. Понятно, что идея эта рассчитана на широкую публику и к реальной жизни отношения не имеет. Впрочем, ранее немецкие «Зеленые» ту же логику использовали, отстаивая запрет Северного потока-2. А сейчас с призывами запретить импорт углеводородов из России из климатических соображений выступает немало экологических активистов. Конечно, так это не работает: на место газа из России придут не ВИЭ (они конечно тоже, но лишь в малой степени), а уголь, а еще газ из других стран (еще более вредный для климата). Собственно об этом и обложка Spiegel.

Вторая идея, гораздо более заслуживающая внимания, состоит в том, что с точки зрения климата введение запрета на углеводороды из России – это short-term pain for long-term gain. Модели общего равновесия (раз, два) показывают, что после нескольких лет адаптации произойдет переход экономики и энергетики Европы в новое равновесие, гораздо более благоприятное для климата. Думаю, что это действительно так. Вопрос, однако, в том, какой ущерб будет нанесен климату до того, как это новое равновесие сформируется. К сожалению, он может быть столь велик, что оно будет уже неактуально.

Есть три «но», которые ставят под угрозу long-term gain.

Во-первых, нужно чтобы европейские избиратели были готовы к short-term pain. Судя по падению уже нескольких европейских правительств (хотя рецессия в ЕС еще даже не началась), уверенности в этом нет никакой. Модели показывают, что высокие цены на энергоресурсы способствуют их экономии и замещению, но не показывают, что высокие цены способствуют также давлению на правительства с целью смягчения климатической политики.

Во-вторых, модели общего равновесия очень плохо работают на коротких временных горизонтах. Их главная проблема – игнорирование многих «трений» (frictions), определяющих стоимость замещения одних ресурсов другими. В долгосрочной перспективе этими трениями можно пренебречь, однако в кратко- и даже среднесрочной перспективе они имеют принципиальное значение. Нехватка транспортных мощностей для передачи внутри Европы импортного СПГ, настройка НПЗ на конкретные сорта нефти, необходимость резервных мощностей на ископаемом топливе для ВИЭ, особенно в моменты форс-мажоров (как нынешняя экстремальная жара) – все это по отдельности решаемые проблемы, но их решение требует времени, а решение, которое гарантирует устойчивость системы перед любыми форс-мажорами – очень большого времени. В результате pain может быть не таким уж и short-term.

В-третьих и в-главных, то, что будет с выбросами Европы, вообще имеет довольно малое значение для изменения климата. На ЕС приходится 8% мировых выбросов, и даже если они будут сведены к нулю, темпы потепления лишь незначительно замедлятся. Гораздо важнее, что будет происходить в ведущих развивающихся странах, а также в главных странах-экспортерах ископаемого топлива. Увы, в среднесрочной перспективе массовое перенаправление мировых энергетических потоков как результат «токсичности» российских углеводородов на Западе, никак не поспособствует сокращению выбросов в Китае и Индии (которые будут получать российские углеводороды с дисконтом), а также в странах Персидского залива (которые будут продавать свои углеводороды в ЕС дороже). Про саму Россию и говорить нечего: очевидно, что часть углеводородов просто перенаправится на внутренний рынок, не говоря уже про вынужденное сворачивание многих программ декарбонизации из-за всевозможных санкций. Очевидно, затормозится и международное сотрудничество, тоже принципиально важное для глобальной декарбонизации.

В общем, в то, что запрет на импорт российских углеводородов в Европу поможет борьбе с изменением климата, не стоит верить. Такой запрет может иметь свою логику в текущих условиях тотальной конфронтации (это требует отдельной дискуссии), но не надо к этой логике привязывать климат.

Представляем пятый выпуск мониторинга HSE GlobBaro, посвященный событиям в мировой экономике в июле-августе. В этот раз в центре внимания распространение Омикрона BA.5, подтверждение рецессии в США и ухудшение экономической динамики в других крупнейших экономиках, начало ужесточения монетарной политики в Еврозоне, соглашения по зерну Россия-Турция-ООН и Украина-Турция-ООН, ну и конечно тайваньские дела. С этого выпуска мы также начинаем освещать динамику мировой торговли товарами и международных транспортных издержек.

Скачать (и посмотреть в видео-формате) все выпуски мониторинга и подписаться на получение следующих можно здесь

Подписали соглашение о сотрудничестве с Росбанком - коллеги будут активно участвовать в реализации нашей магистерской программы "Экономика окружающей среды и устойчивое развитие". Готовим еще ряд соглашений о взаимодействии с российским бизнесом. Кстати, о самой программе можно почитать здесь. И осталось всего несколько дней до окончания срока приема документов

Кстати, Банк России выложил на своем сайте видеозапись и материалы с совместного семинара ЦБ и РЭШ "Переход к низкоуглеродной экономике: издержки и риски для финансового сектора". Первая презентация по ссылке ("Влияние глобальной декарбонизации на российскую экономику: опыт CGE-моделирования") - моя. Дискуссия вокруг нее тоже получилась интересная. Обсудили, в частности, что теперь для России представляют переходные климатические риски. Да и вообще семинар отличный получился - очень рекомендую

По мотивам недавней реплики в телеграме написал колонку в «Профиль». Несмотря на мою довольную физиономию на картинке, колонка очень грустная: о том, что трансформацию мировой энергетики становится все сложнее называть низкоуглеродной, а декарбонизация рискует потеряться в клубке противостояния сверхдержав, каскаде непродуманных политических решений и хаосе перестройки энергетических потоков

​Слетал я на T20 в Индонезии – встречу исследовательских центров, работающих на генерацию идей для Большой двадцатки. Это удивительное мероприятие: после бесконечных обсуждений остановок газопроводов, санкционной войны, потолков цен на нефть и вообще того, как весь мир летит в тартарары, как будто возвращаешься на три дня в старое доброе время, где в центре внимания перспективы декарбонизации до 2050 года, архитектура международного финансового регулирования, последствия диджитализации или узость традиционных представлений о благосостоянии, а название конференции звучит как “Recover together, recover stronger”, где восстанавливаться предполагается от пандемии коронавируса.

Конечно, такая повестка связана с длинным циклом работы T20 – темы обсуждаются загодя, по ним идет долгая подготовка аналитических записок, а уже затем – презентация идей на совместном мероприятии. Возможно, это стало причиной, а возможно – и поводом для организаторов T20 (формально индонезийцев, но реально конечно большого конгломерата исследовательских центров, в том числе западных) сделать акцент на обсуждении фундаментальных проблем, а не текущей конъюнктуры. С другой стороны, проблемы-то эти и правда никуда не делись, и обсуждать их где-то надо.

Я теснее всего следил за тематикой зеленой трансформации, что было несложно, так как обсуждалась она примерно на трети сессий. И был весьма впечатлен: тон задавали представители развивающихся стран, и налицо было понимание не только необходимости декарбонизации (это этап пройденный и необратимый), но и важности увязки ее с другими проблемами, и реалистичное указание на узких мест на этом пути. Это и сложность разработки системных решений (из-за этого, в частности, буксуют фискальные маневры от субсидий ископаемому топливу в сторону зеленых стимулов), и наличие широких групп интересов, выступающих против декарбонизации (а с ними надо договариваться, ища win-win стратегии, а не игнорировать), и разная стоимость сокращения выбросов в разных странах на фоне асимметрии в доступности финансирования и технологий. Звучали разумные идеи дать синхронизованные правительственные оценки издержек целевого сокращения выбросов по странам и необходимых для этого ресурсов. А отсюда почти автоматически встает идея создания глобальных институтов уровня Бреттон-Вудсских, имеющих задачей эти ресурсы предоставлять.

Происходящее на Украине все в основном дипломатично игнорировали, периодически вспоминая лишь в контексте высоких энергетических цен. Но на одной из завершающих сессий зажег старый добрый Джеффри Сакс, который в своем онлайн-выступлении внезапно заявил, что украинский кризис надо решать только путем переговоров, ждать поражения российской армии на поле боя – это глупость, что от американских и европейских санкций мировая экономика уже получила такой бумеранг, что мало не покажется, и кстати вообще ничего не было бы, если бы НАТО не расширялась на Восток. В общем, надо садиться за стол переговоров, искать выход любой ценой и снимать санкции, а дальше снова садиться за стол и вместе решать глобальные проблемы – экологический кризис, бедность и инфляцию. Не знаю уж, как случилось, что Джеффри Сакс превратился в кота Леопольда, но в кулуарах ему за это косточки конечно перемыли. Зато сразу же поддержал индонезийский председатель T20 Бамбанг Броджонегоро, добавив, что не помешало бы заодно и начать восстановление многосторонней торговой системы, подбитой торговыми войнами, а потом санкциями.

В общем, в таком духе и поговорили. Понятно, что от обсуждений на T20 до политических решений путь мягко говоря извилистый, и на встречах лидеров Двадцатки будет продолжаться (это уже происходит) политическая грызня без особых перспектив для долгосрочных структурных решений. Но хорошо хотя бы, что площадка, такие решения вырабатывать пытающаяся, все-таки есть. С учетом того, что в следующие годы процессом руководят Индия и Бразилия, Россия тоже вполне имеет возможности в этом участвовать.