Принял участие в дебютном выпуске программы "Дробышевский+", посвященном изменению климата. Получилось, кажется, с огоньком. В качестве главной звезды там выступает замдиректора Института физика атмосферы РАН Александр Чернокульский, а я оказываю ему посильную поддержку с позиций экономиста. Еще одна роль принадлежит Борису Ревичу из Института народнохозяйственного прогнозирования
YouTube
Дробышевский + Климат: изменения неизбежны — что делать?
Станислав Дробышевский примеряет новое амплуа — теперь он интервьюер! В первом выпуске нового проекта разбираемся, как меняется климат и как он меняет нас. Вместе с ученым-климатологом Александром Чернокульским, доктором медицинских наук Борисом Ревичем и…
🌇 Выступил на Форуме «Зеленые города БРИКС» о том, как вовлечение городов в борьбу с изменением климата сказывается на их экономике.
1. Города ответственны за 60-70% мировых выбросов парниковых газов. Но в городах во многом кроется и решение этой проблемы.
2. Оценка выбросов в городах – не то же самое, что в странах. Значительная часть инфраструктуры, обслуживающей города (энергетической, транспортной, мусорной) находится за их формальными границами, а значит в случае городов некорректно оценивать только территориальные выбросы. Надо оценивать выбросы по потреблению. И многие города уже начинают это делать.
3. Государства привыкли регулировать выбросы со стороны предложения (цена на углерод, поддержка ВИЭ и т.д.). Но в городах главные меры сосредоточены на стороне спроса: это то, что касается инфраструктуры, строительства, городского транспорта, ЖКХ и потребительского поведения. По оценкам МГЭИК, потенциал сокращения выбросов за счет таких мер – от 40 до 70%.
4. Наносят ли такие меры ущерб экономике? Конечно нет. Наоборот, возникают новые ее сегменты. Можно провести аналогию со здоровым образом жизни. Мода на ЗОЖ за последние пару десятилетий создала сектор wellness-экономики объемом 5-6 трлн долл. – от йоги и спа-центров до фитнес-трекеров и смузи.
5. Потенциал зеленого образа жизни как драйвера городской экономики еще выше. Некоторые крупные сектора типа шеринга или рециклинга уже очевидны. Но будут и другие. Мощный импульс дает цифровизация. В одной только Индии официально зарегистрировано более 60 тыс. стартапов, добрая половина из которых направлена на решение экологических проблем городов. Отдельная революция в потребительском поведении, а затем и в производственных практиках произойдет, когда распространится маркировка углеродного следа товаров. Думаю, это вопрос 5-6 лет.
Так что решение экологических проблем городов – это не просто снижение расходов на здравоохранение и рост привлекательности для жилья и туризма. Это новая городская экономика, которую города только начинают осознавать.
1. Города ответственны за 60-70% мировых выбросов парниковых газов. Но в городах во многом кроется и решение этой проблемы.
2. Оценка выбросов в городах – не то же самое, что в странах. Значительная часть инфраструктуры, обслуживающей города (энергетической, транспортной, мусорной) находится за их формальными границами, а значит в случае городов некорректно оценивать только территориальные выбросы. Надо оценивать выбросы по потреблению. И многие города уже начинают это делать.
3. Государства привыкли регулировать выбросы со стороны предложения (цена на углерод, поддержка ВИЭ и т.д.). Но в городах главные меры сосредоточены на стороне спроса: это то, что касается инфраструктуры, строительства, городского транспорта, ЖКХ и потребительского поведения. По оценкам МГЭИК, потенциал сокращения выбросов за счет таких мер – от 40 до 70%.
4. Наносят ли такие меры ущерб экономике? Конечно нет. Наоборот, возникают новые ее сегменты. Можно провести аналогию со здоровым образом жизни. Мода на ЗОЖ за последние пару десятилетий создала сектор wellness-экономики объемом 5-6 трлн долл. – от йоги и спа-центров до фитнес-трекеров и смузи.
5. Потенциал зеленого образа жизни как драйвера городской экономики еще выше. Некоторые крупные сектора типа шеринга или рециклинга уже очевидны. Но будут и другие. Мощный импульс дает цифровизация. В одной только Индии официально зарегистрировано более 60 тыс. стартапов, добрая половина из которых направлена на решение экологических проблем городов. Отдельная революция в потребительском поведении, а затем и в производственных практиках произойдет, когда распространится маркировка углеродного следа товаров. Думаю, это вопрос 5-6 лет.
Так что решение экологических проблем городов – это не просто снижение расходов на здравоохранение и рост привлекательности для жилья и туризма. Это новая городская экономика, которую города только начинают осознавать.
Написал для "Валдая" короткую заметку о перспективах российско-африканского сотрудничества и о том, как России эффективно выстроить взаимодействия с африканскими странами. Нужны три компонента:
1️⃣ Проактивная стратегия, стыкующая ключевые вызовы, которые стоят перед африканскими странами, с российскими возможностями - в привязке к каждому конкретному субрегиону.Пора переставать воспринимать Африку как пространство единых проблем и возможностей. Настало время осваивать колоссальное разнообразие континента.
2️⃣ Новые инструменты взаимодействия. Ранее российско-африканская торговля зависела от глобальных трейдеров, сейчас нужно организовывать логистику, страхование и финансовое обеспечение сделок самостоятельно. Необходимо создавать условия для расчётов в национальных валютах, подписания двусторонних соглашений о свободной торговле и организации «точек входа» в африканское экономическое пространство.
3️⃣ Культурно-гуманитарная и кадровая основа долгосрочного взаимодействия с африканскими странами. Во многих из них ещё остался пласт представителей политической и интеллектуальной элиты, тесно связанных с Советским Союзом и традиционно симпатизирующих России, но он постепенно исчезает. Выстраивание нового через расширение научного, образовательного и культурного взаимодействия – это задача государственного масштаба.
1️⃣ Проактивная стратегия, стыкующая ключевые вызовы, которые стоят перед африканскими странами, с российскими возможностями - в привязке к каждому конкретному субрегиону.Пора переставать воспринимать Африку как пространство единых проблем и возможностей. Настало время осваивать колоссальное разнообразие континента.
2️⃣ Новые инструменты взаимодействия. Ранее российско-африканская торговля зависела от глобальных трейдеров, сейчас нужно организовывать логистику, страхование и финансовое обеспечение сделок самостоятельно. Необходимо создавать условия для расчётов в национальных валютах, подписания двусторонних соглашений о свободной торговле и организации «точек входа» в африканское экономическое пространство.
3️⃣ Культурно-гуманитарная и кадровая основа долгосрочного взаимодействия с африканскими странами. Во многих из них ещё остался пласт представителей политической и интеллектуальной элиты, тесно связанных с Советским Союзом и традиционно симпатизирующих России, но он постепенно исчезает. Выстраивание нового через расширение научного, образовательного и культурного взаимодействия – это задача государственного масштаба.
Клуб «Валдай»
Россия – Африка: будет ли использован импульс последних лет для системного расширения сотрудничества
Африка – это олицетворение мирового большинства, которое Россия видит в качестве центрального субъекта нового мирового порядка. И страны континента (не все, но многие) постепенно обретают эту субъектность, развивая отношения с теми, кто важен для их социального…
Вышел очередной мониторинг мировой экономики HSE GlobBaro - за август-первую половину сентября 2024 г.
Глобальная экономическая активность продолжает расширяться за счет сектора услуг, поддержанного сезоном отпусков, однако в глобальной промышленности закрепились негативные тенденции: впервые с декабря 2023 г. она стала вносить отрицательный вклад в общую глобальную динамику. В первую очередь это связано с замедлением промышленного сектора в США и КНР.
В динамике мировой торговли пока сохраняются позитивные тенденции, но вероятно замедление динамики в будущем. Риски в глобальной логистике остаются повышенными, но пока не сопряжены с критическими сбоями: логистическая система адаптировалась к снижению роли Суэцкого канала в мировых морских перевозках ценой кратного увеличения стоимости транспортных издержек.
С сентября центральные банки большинства развитых стран перешли к смягчению ДКП. ФРС США впервые за 4,5 года снизила ставку на 0,5 п.п., также замедлив скорость количественного ужесточения в последние 3 месяца. ЕЦБ в сентябре пошел уже на второе снижение ставки. Осенью и в 2025 г. ожидается продолжение смягчения ДКП в США, Еврозоне и Великобритании. Это несколько смягчит условия заимствований для реального и госсектора в ближайшие годы, будет оказывать поддержку фондовому рынку, но эти условия все еще будут более жесткими, чем в 2009-2021 гг.
Об этих сюжетах, а кроме них - о влиянии геополитики и других факторов на изменение роли Швейцарии в качестве мирового финансового центра, о динамике привлечения инвестиций в специальные административные районы России, об изменении страновой структуры населения мира к 2100 г., динамике сырьевых рынков, а также о новых рисках эскалации конфликта на Украине, обострении на Ближнем Востоке и выборах в США – см. основной текст выпуска.
Текст выпуска доступен на странице проекта: https://wec.hse.ru/globbarohse
Глобальная экономическая активность продолжает расширяться за счет сектора услуг, поддержанного сезоном отпусков, однако в глобальной промышленности закрепились негативные тенденции: впервые с декабря 2023 г. она стала вносить отрицательный вклад в общую глобальную динамику. В первую очередь это связано с замедлением промышленного сектора в США и КНР.
В динамике мировой торговли пока сохраняются позитивные тенденции, но вероятно замедление динамики в будущем. Риски в глобальной логистике остаются повышенными, но пока не сопряжены с критическими сбоями: логистическая система адаптировалась к снижению роли Суэцкого канала в мировых морских перевозках ценой кратного увеличения стоимости транспортных издержек.
С сентября центральные банки большинства развитых стран перешли к смягчению ДКП. ФРС США впервые за 4,5 года снизила ставку на 0,5 п.п., также замедлив скорость количественного ужесточения в последние 3 месяца. ЕЦБ в сентябре пошел уже на второе снижение ставки. Осенью и в 2025 г. ожидается продолжение смягчения ДКП в США, Еврозоне и Великобритании. Это несколько смягчит условия заимствований для реального и госсектора в ближайшие годы, будет оказывать поддержку фондовому рынку, но эти условия все еще будут более жесткими, чем в 2009-2021 гг.
Об этих сюжетах, а кроме них - о влиянии геополитики и других факторов на изменение роли Швейцарии в качестве мирового финансового центра, о динамике привлечения инвестиций в специальные административные районы России, об изменении страновой структуры населения мира к 2100 г., динамике сырьевых рынков, а также о новых рисках эскалации конфликта на Украине, обострении на Ближнем Востоке и выборах в США – см. основной текст выпуска.
Текст выпуска доступен на странице проекта: https://wec.hse.ru/globbarohse
wec.hse.ru
Ежемесячный мониторинг мировой экономики
Факультет мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ представляет ежемесячные мониторинги мировой экономики «GlobBaro HSE: Барометр мировой экономики»
Дарон Ацемоглу уже давно наработал на Нобелевскую премию. Причем он мог ее получить и за исследования в области экономического роста (теория направленных технологических изменений), и в области политической экономики, и в области институциональной экономики. Получил за последнюю, а значит безальтернативно вместе со своими постоянными соавторами Саймоном Джонсоном и Джеймсом Робинсоном.
«Почему одни страны богатые, а другие бедные?» – один из самых интригующих вопросов в экономической науке. Неудивительно, что именно так перевели на русский главный бестселлер Ацемоглу и Робинсона «Why nations fail?». Но исходное название точнее. Развивающиеся страны в теории должны догонять развитые – это следует из теории экономического роста Солоу. Но не догоняют. А почему? А потому что государства проваливаются, будучи неспособны сделать то, что современные развитые страны сделали в прошлом: выстроить институты, способствующие экономическому росту.
Методологическая рамка современной институциональной экономики, выстроенная Ацемоглу, Джонсоном и Робинсоном, интуитивно предельно понятна.
Экономические институты имеют ключевое значение для экономического роста. Тот или иной набор институтов – это выбор общества, совершаемый в условиях конфликта интересов между различными политическими группами. Когда баланс сил смещается в пользу групп, заинтересованных в защите прав собственности и ограничениях рентоориентированного поведения, рождаются инклюзивные экономические институты, способствующие развитию предпринимательства, инноваций и технологического прогресса. Если баланс политических сил смещается в пользу тех, кто заинтересован лишь в защите своих привилегий, рождаются экстрактивные экономические институты, которые могут обеспечить быстрый экономический рост лишь временно, за счет экстенсивных факторов типа эксплуатации труда или вооружения его капиталом. Возможен и третий крайний вариант: когда конфликт интересов приобретает постоянный характер и построить централизованное управление в стране не получается, возникают failed states в духе Сомали или Афганистана.
На основе этой методологической рамки можно бесконечно заниматься классификациями государств современных и прошлых и проводить исторические мысленные эксперименты (от сравнения двух Корей до рассуждений о том, почему испанские колонии в Америке, в момент завоевания бывшие гораздо более богатыми, оказались затем далеко позади британских колоний).
Современная институциональная экономика набрала огромную популярность в последние десятилетия (в том числе благодаря активной популяризации новоиспеченными лауреатами), особенно в западных странах, где она широко используется в дискуссии о пользе демократии. И все же я вижу в ней два крупных изъяна (с которыми, кстати, и сами институциональные экономисты обычно не спорят).
Первый – феномен Китая. Конечно, авторы пишут, что и экстрактивные институты могут давать экономический рост, а в Китае при Дэн Сяопине институты были не в пример более инклюзивными, чем при Мао Цзэдуне, а сейчас экономический рост логично замедляется… И все же, почти 50 лет экономического роста в среднем по 10% в год требуют более фундаментального объяснения, чем констатация того, что это временно.
Второй – переход от позитивной к нормативной составляющей: а что собственно надо делать? Все согласны с тем, что инклюзивные институты хороши, но переход к ним должны по идее осуществлять те самые элиты, которые эксплуатируют для своей выгоды экстрактивные институты. Боязнь революции, мобилизация масс и внешнее вмешательство – вот каналы изменения институтов, которые рассматривают авторы, но взгляд в прошлое говорит о том, что на каждую историю успеха применения каждого из этих каналов приходится десяток провалов. Когда современные институционалисты ответят на вопрос, как целенаправленно изменить институты к лучшему, это будет Нобелевская премия на все времена.
«Почему одни страны богатые, а другие бедные?» – один из самых интригующих вопросов в экономической науке. Неудивительно, что именно так перевели на русский главный бестселлер Ацемоглу и Робинсона «Why nations fail?». Но исходное название точнее. Развивающиеся страны в теории должны догонять развитые – это следует из теории экономического роста Солоу. Но не догоняют. А почему? А потому что государства проваливаются, будучи неспособны сделать то, что современные развитые страны сделали в прошлом: выстроить институты, способствующие экономическому росту.
Методологическая рамка современной институциональной экономики, выстроенная Ацемоглу, Джонсоном и Робинсоном, интуитивно предельно понятна.
Экономические институты имеют ключевое значение для экономического роста. Тот или иной набор институтов – это выбор общества, совершаемый в условиях конфликта интересов между различными политическими группами. Когда баланс сил смещается в пользу групп, заинтересованных в защите прав собственности и ограничениях рентоориентированного поведения, рождаются инклюзивные экономические институты, способствующие развитию предпринимательства, инноваций и технологического прогресса. Если баланс политических сил смещается в пользу тех, кто заинтересован лишь в защите своих привилегий, рождаются экстрактивные экономические институты, которые могут обеспечить быстрый экономический рост лишь временно, за счет экстенсивных факторов типа эксплуатации труда или вооружения его капиталом. Возможен и третий крайний вариант: когда конфликт интересов приобретает постоянный характер и построить централизованное управление в стране не получается, возникают failed states в духе Сомали или Афганистана.
На основе этой методологической рамки можно бесконечно заниматься классификациями государств современных и прошлых и проводить исторические мысленные эксперименты (от сравнения двух Корей до рассуждений о том, почему испанские колонии в Америке, в момент завоевания бывшие гораздо более богатыми, оказались затем далеко позади британских колоний).
Современная институциональная экономика набрала огромную популярность в последние десятилетия (в том числе благодаря активной популяризации новоиспеченными лауреатами), особенно в западных странах, где она широко используется в дискуссии о пользе демократии. И все же я вижу в ней два крупных изъяна (с которыми, кстати, и сами институциональные экономисты обычно не спорят).
Первый – феномен Китая. Конечно, авторы пишут, что и экстрактивные институты могут давать экономический рост, а в Китае при Дэн Сяопине институты были не в пример более инклюзивными, чем при Мао Цзэдуне, а сейчас экономический рост логично замедляется… И все же, почти 50 лет экономического роста в среднем по 10% в год требуют более фундаментального объяснения, чем констатация того, что это временно.
Второй – переход от позитивной к нормативной составляющей: а что собственно надо делать? Все согласны с тем, что инклюзивные институты хороши, но переход к ним должны по идее осуществлять те самые элиты, которые эксплуатируют для своей выгоды экстрактивные институты. Боязнь революции, мобилизация масс и внешнее вмешательство – вот каналы изменения институтов, которые рассматривают авторы, но взгляд в прошлое говорит о том, что на каждую историю успеха применения каждого из этих каналов приходится десяток провалов. Когда современные институционалисты ответят на вопрос, как целенаправленно изменить институты к лучшему, это будет Нобелевская премия на все времена.
В открытый доступ выложен новый номер журнала "Современная мировая экономика". Вячеслав Кулагин с коллегами (ИНЭИ РАН) дают прогноз развития ключевых энергетических технологий. Андрей Гнидченко (ЦМАКП и НИУ ВШЭ) протоколирует перемены в торговых потоках Китая и США в пятилетку бурных перемен. Иван Тимофеев и Полина Чуприянова (РСМД) описывают специфику и эволюцию европейских санкций против России после начала СВО. Полина Носко (НИУ ВШЭ) сравнивает между собой ESG-рейтинги, существующие на российском рынке. Егор Сергеев (МГИМО) демонстрирует трансформацию внешнеэкономического инструментария Европейского союза. Наконец, Илья Орлов (ИВ РАН и НИУ ВШЭ) и Андрей Уфимцев (Институт Африки РАН и НИУ ВШЭ) рассматривают иностранное участие в египетских инфраструктурных мегапроектах.
Кстати, это первый номер, который выпущен нашим журналом после вхождения в РИНЦ.
Кстати, это первый номер, который выпущен нашим журналом после вхождения в РИНЦ.
Выпустили мониторинг климатического регулирования за третий квартал 2024 г. Как всегда, мониторинг охватывает российские и международные нормативные документы, касающиеся климатической проблематики, акты в разработке, результаты важных форумов и конференций.
Все предыдущие выпуски мониторинга можно найти здесь
Все предыдущие выпуски мониторинга можно найти здесь
Столько всего было в последние месяцы, что совсем забыл поделиться ссылкой на эпизод подкаста "Международная политика для чайников" с моим участием. Поговорили с ведущими о том, как изменение климата и борьба с ним влияют на международные отношения. Можно слушать на платформах Яндекс.Музыка, ВК, Apple Podcasts и Spotify
we.hse.ru
Вышел эпизод подкаста "Международная политика для чайников" с Игорем Макаровым
В финальном эпизоде второго сезона научно-популярного подкаста "Международная политика для чайинков" Игорь Макаров рассказал об экономических последствиях изменения климата и основных трендах…
Рад объявить, что департамент мировой экономики НИУ ВШЭ запустил новый регулярный продукт - ежеквартальный мониторинг международного бизнеса.
Вот здесь - третий выпуск (3-й квартал 2024 г.)
Компании развивающихся стран продолжают опережать развитые в большинстве отраслей мировой экономики. Исключение составляют три сегмента ИКТ-сектора - программное обеспечение, промышленное ИТ-оборудование и платформенный бизнес. Ключевыми факторами, формирующими тренды в ключевых отраслях, выступают санкции и геополитическая напряженность (наращивание импорта оборудования и ускоренное развитие ИТ-индустрии в Китае, перемещение производства электроники из КНР в Индию и другие страны, новые транспортные пути, интеграция платформенного бизнеса в логистику); ИИ-бум (расширение мощностей и субсидирование в полупроводниковой промышленности, новые продукты в электронике и оборудовании, партнерства в программном обеспечении); попытки западных стран защититься от конкуренция со стороны китайских производителей (назревание кризиса в европейском автопроме, сворачивание проектов и защитные меры в мировой сталелитейной отрасли).
Посмотреть все предыдущие выпуски мониторинга и подписаться на получение следующих можно здесь
Вот здесь - третий выпуск (3-й квартал 2024 г.)
Компании развивающихся стран продолжают опережать развитые в большинстве отраслей мировой экономики. Исключение составляют три сегмента ИКТ-сектора - программное обеспечение, промышленное ИТ-оборудование и платформенный бизнес. Ключевыми факторами, формирующими тренды в ключевых отраслях, выступают санкции и геополитическая напряженность (наращивание импорта оборудования и ускоренное развитие ИТ-индустрии в Китае, перемещение производства электроники из КНР в Индию и другие страны, новые транспортные пути, интеграция платформенного бизнеса в логистику); ИИ-бум (расширение мощностей и субсидирование в полупроводниковой промышленности, новые продукты в электронике и оборудовании, партнерства в программном обеспечении); попытки западных стран защититься от конкуренция со стороны китайских производителей (назревание кризиса в европейском автопроме, сворачивание проектов и защитные меры в мировой сталелитейной отрасли).
Посмотреть все предыдущие выпуски мониторинга и подписаться на получение следующих можно здесь
Иногда иностранцы спрашивают меня, как российская экономика умудряется так успешно справляться с санкциями. Тут нет особого секрета. Я писал об этом в апреле 2022 г., сейчас те ощущения подтвердились и уточнились. Есть три факта: 1) санкции в принципе работают очень плохо (что в литературе давно показано: раз и два), 2) Россия – это большая страна, в отношении которой санкции работают еще хуже, 3) санкции сделаны криво – без представлений о реалиях российской экономики, с ощущением собственной исключительности и преимущественно в целях решения внутриполитических задач санкционеров (показать избирателю, как они наказывают Россию). Санкционный экономикс когда-нибудь станет разделом учебника по международной экономике, и все это будет показано на моделях, но упрощенно логика следующая:
1. Большинство введенных против России ограничений (будь то запрет на поставку оборудования, уход Макдональдса или вторичные санкции против банков, обслуживающих платежи за российский импорт) закрывают каналы, по которым те или иные товары, услуги или технологии ранее поставлялись в Россию. Однако такие каналы никогда не являются эксклюзивными (оборудование можно купить где-то или как-то еще, Макдональдс заменить на аналог, а платежи проводить через другие банки или другими способами). По мере того, как некоторые из каналов перекрываются, спрос на оставшиеся растет, и они становятся дороже. Это стимулирует участников рынка инвестировать в построение новых каналов. Это может занять время (и стоит денег), но постоянная гонка между санкционером и поставщиками в долгосрочном плане всегда закончится победой последних, потому что их много, а мощности санкционера (особенно за пределами его юрисдикции) ограничены.
2. Часть санкций наложены на российский экспорт и предполагают отказ от него либо ведение хитрых механизмов вроде потолка цен на нефть. Тут действует та же логика, что в пункте 1, но появляется еще одно обстоятельство: Россия на рынках своих ключевых экспортных товаров (нефть и газ, удобрения, алюминий, зерно и др.) – это в экономическом смысле большая страна, то есть ее поставки оказывают влияние на мировые цены. Теоретически вы можете ограничить объем поставок из России, но это приведет к росту мировых цен, что компенсирует снижение российских экспортных доходов. Так как от роста цен пострадают сами страны-санкционеры, на деле они вынуждены мириться: например, покупать российскую нефть из Индии. Заметим, что это не работает в отношении товаров, где Россия – страна маленькая. Отсюда часть проблем российских угольщиков и сталеваров – они болезненны для конкретных отраслей, но не критичны в масштабах всей экономики.
3. Персональные и финансовые санкции. Фактически санкционеры сделали то, чего российские власти не могли добиться предыдущие три десятилетия: ограничили отток капитала из страны. Это естественным образом конвертировалось в рост инвестиций (выросли на 9,8% в 2023 г. и на 10,9% в первом полугодии 2024 г.). В основном отсюда и аномальное ускорение экономического роста.
Наконец, возможно, самое важное: санкции заставили Россию активно инвестировать в инфраструктуру взаимодействия со странами Востока и Юга (транспортно-логистическую, дипломатическую, компетентностную). О необходимости этого мы писали с начала 2010-х гг., но до недавних пор это шло со скрипом – по множеству причин, в основном – из-за инерции мышления. Именно на Востоке и Юге открываются новые рынки, там развиваются новые практики бизнеса и появляется новая инфраструктура, там – будущее мировой экономики и залог долгосрочного экономического развития страны. Россия долго не хотела поворачиваться в этом направлении сама, сейчас ее вынуждают. Что же, хотя бы так.
В завершение оговорюсь: я не считаю, что санкции не доставляют российской экономике проблем. Таких проблем множество, некоторые проявляются прямо сейчас (к примеру, высокая инфляция), другие имеют накопленный эффект, и для их преодоления потребуется еще много постоянно прилагаемых усилий. Но на сегодня да, российская экономика успешно с санкциями справляется.
1. Большинство введенных против России ограничений (будь то запрет на поставку оборудования, уход Макдональдса или вторичные санкции против банков, обслуживающих платежи за российский импорт) закрывают каналы, по которым те или иные товары, услуги или технологии ранее поставлялись в Россию. Однако такие каналы никогда не являются эксклюзивными (оборудование можно купить где-то или как-то еще, Макдональдс заменить на аналог, а платежи проводить через другие банки или другими способами). По мере того, как некоторые из каналов перекрываются, спрос на оставшиеся растет, и они становятся дороже. Это стимулирует участников рынка инвестировать в построение новых каналов. Это может занять время (и стоит денег), но постоянная гонка между санкционером и поставщиками в долгосрочном плане всегда закончится победой последних, потому что их много, а мощности санкционера (особенно за пределами его юрисдикции) ограничены.
2. Часть санкций наложены на российский экспорт и предполагают отказ от него либо ведение хитрых механизмов вроде потолка цен на нефть. Тут действует та же логика, что в пункте 1, но появляется еще одно обстоятельство: Россия на рынках своих ключевых экспортных товаров (нефть и газ, удобрения, алюминий, зерно и др.) – это в экономическом смысле большая страна, то есть ее поставки оказывают влияние на мировые цены. Теоретически вы можете ограничить объем поставок из России, но это приведет к росту мировых цен, что компенсирует снижение российских экспортных доходов. Так как от роста цен пострадают сами страны-санкционеры, на деле они вынуждены мириться: например, покупать российскую нефть из Индии. Заметим, что это не работает в отношении товаров, где Россия – страна маленькая. Отсюда часть проблем российских угольщиков и сталеваров – они болезненны для конкретных отраслей, но не критичны в масштабах всей экономики.
3. Персональные и финансовые санкции. Фактически санкционеры сделали то, чего российские власти не могли добиться предыдущие три десятилетия: ограничили отток капитала из страны. Это естественным образом конвертировалось в рост инвестиций (выросли на 9,8% в 2023 г. и на 10,9% в первом полугодии 2024 г.). В основном отсюда и аномальное ускорение экономического роста.
Наконец, возможно, самое важное: санкции заставили Россию активно инвестировать в инфраструктуру взаимодействия со странами Востока и Юга (транспортно-логистическую, дипломатическую, компетентностную). О необходимости этого мы писали с начала 2010-х гг., но до недавних пор это шло со скрипом – по множеству причин, в основном – из-за инерции мышления. Именно на Востоке и Юге открываются новые рынки, там развиваются новые практики бизнеса и появляется новая инфраструктура, там – будущее мировой экономики и залог долгосрочного экономического развития страны. Россия долго не хотела поворачиваться в этом направлении сама, сейчас ее вынуждают. Что же, хотя бы так.
В завершение оговорюсь: я не считаю, что санкции не доставляют российской экономике проблем. Таких проблем множество, некоторые проявляются прямо сейчас (к примеру, высокая инфляция), другие имеют накопленный эффект, и для их преодоления потребуется еще много постоянно прилагаемых усилий. Но на сегодня да, российская экономика успешно с санкциями справляется.
Вышел новый выпуск нашего мониторинга мировой экономики HSE GlobBaro
Мировая экономика продолжает находиться под давлением все еще жесткой монетарной политики (несмотря на ее постепенное смягчение в последние месяцы), геополитических рисков, повышенных производственных (в первую очередь в ЕС) и транспортных издержек. Оценки динамики глобального ВВП остаются без пересмотра (+3,2% в 2024 г. по оценкам МВФ), но на более низкой траектории роста, чем в прошлое десятилетие.
Темпы расширения глобальной экономической активности на месячном уровне продолжают замедляться с июня 2024 г. на фоне спада в обрабатывающей промышленности (уже второй месяц подряд) – в первую очередь в США, КНР и Еврозоне. Слабая промышленная активность и глобальный спрос негативно сказываются на мировой торговле – индекс новых экспортных заказов находится на 11-месячном минимуме.
Монетарная политика в развитых странах продолжает постепенно смягчаться на фоне замедляющейся инфляции и охлаждения экономической активности. В сентябре-октябре ЕЦБ дважды снизил ставку. В ноябре ожидается второе по счету снижение ставки ФРС США. Банк России продолжает ужесточать монетарную политику, подняв ставку в октябре до 21%, в связи с сохранением высоких инфляционных ожиданий и перегревом экономики.
Впервые с конца 2021 г. цена не нефть марки Brent опустилась ниже $70 за баррель на фоне снижения импорта нефти КНР, слабой динамики глобального промышленного производства и высокого уровня добычи странами, не входящими в ОПЕК+.
Почитать предыдущие выпуски и подписаться на получение следующих можно на странице проекта
Мировая экономика продолжает находиться под давлением все еще жесткой монетарной политики (несмотря на ее постепенное смягчение в последние месяцы), геополитических рисков, повышенных производственных (в первую очередь в ЕС) и транспортных издержек. Оценки динамики глобального ВВП остаются без пересмотра (+3,2% в 2024 г. по оценкам МВФ), но на более низкой траектории роста, чем в прошлое десятилетие.
Темпы расширения глобальной экономической активности на месячном уровне продолжают замедляться с июня 2024 г. на фоне спада в обрабатывающей промышленности (уже второй месяц подряд) – в первую очередь в США, КНР и Еврозоне. Слабая промышленная активность и глобальный спрос негативно сказываются на мировой торговле – индекс новых экспортных заказов находится на 11-месячном минимуме.
Монетарная политика в развитых странах продолжает постепенно смягчаться на фоне замедляющейся инфляции и охлаждения экономической активности. В сентябре-октябре ЕЦБ дважды снизил ставку. В ноябре ожидается второе по счету снижение ставки ФРС США. Банк России продолжает ужесточать монетарную политику, подняв ставку в октябре до 21%, в связи с сохранением высоких инфляционных ожиданий и перегревом экономики.
Впервые с конца 2021 г. цена не нефть марки Brent опустилась ниже $70 за баррель на фоне снижения импорта нефти КНР, слабой динамики глобального промышленного производства и высокого уровня добычи странами, не входящими в ОПЕК+.
Почитать предыдущие выпуски и подписаться на получение следующих можно на странице проекта
Выступил на ежегодном заседании Валдайского клуба на сессии под названием "Среда обитания: у каждого своя, у всех общая" - на представительной сессии с Русланом Эдельгериевым, Александром Дынкиным, участниками из Азербайджана, Венесуэлы и ЮАР.
Я говорил о том, что миру необходим справедливый низкоуглеродный переход. И даже о некоторых шагах к тому, чтобы его обеспечить. Подробности будут дальше, а видео можно посмотреть вот здесь
Я говорил о том, что миру необходим справедливый низкоуглеродный переход. И даже о некоторых шагах к тому, чтобы его обеспечить. Подробности будут дальше, а видео можно посмотреть вот здесь
Нахожусь на Экспертной двадцатке в Рио-де-Жанейро. Вместе с коллегами из других стран, среди прочего, стараемся осмыслить окружающую экономическую реальность и понять, где место экономических методов в ее анализе.
На ум приходит ситуация, описанная в трилогии Лю Цысиня «Воспоминания о прошлом Земли» (кстати, с большим отрывом лучшее фантастическое произведение XXI века, и далее будет немножко спойлеров). Там физики массово оканчивают жизнь самоубийствами. Опыты на ускорителях элементарных частиц каждый раз демонстрируют разные результаты, не давая установить в их движении никаких закономерностей. В глазах ученых физика как наука более не существует. Как выясняется чуть позже, это инопланетная цивилизация, пытаясь замедлить развитие науки на Земле, вмешивается в ход экспериментов с помощью так называемых софонов – элементарных частиц с искусственным интеллектом.
Примерно то же самое происходит сейчас с мировой экономикой. Стремление максимизировать благосостояние всегда лежало в основе предпосылок, используемых в экономико-математических методах анализа. Но когда на смену эффективности и рациональности в качестве ключевого мотива экономического поведения приходят обеспечение безопасности, ментальная инерция и общественные эмоции, закономерности рассыпаются, а с ними – и традиционное экономическое мышление как способ осмысления мира и предсказания будущего. Ровно это мы наблюдаем в последние годы в мире.
Ближе к концу повествования один из героев задается вопросом: а почему мы уверены, что только софоны создают иллюзии, нарушая чистоту физики, и делают это только в ускорителях элементарных частиц? Почему мы уверены, что остальная вселенная чиста и была чиста прежде? Сколько в мире иллюзий, о которых мы даже не знаем? От этого понимания можно впасть в уныние, а можно прыгать от радости – какой простор открывается для расширения горизонтов и выхода за пределы прежнего познания.
Так и с мировой экономикой – а кто сказал, что неэкономические мотивы не определяли ее прежде, а мы не рассматривали в качестве рациональной экономической картины «иллюзию», создаваемую произвольными политическими решениями? Экономист, вооруженный только лишь экономической техникой, будет подобен тем физикам, которые, игнорируя знания о софонах, тщетно продолжают искать истину в результатах работы ускорителей. Напротив, экономике пора расширять свои границы – на политику, культуру, общественную психологию… Только так она и сможет по-прежнему объяснять окружающий нас мир.
На ум приходит ситуация, описанная в трилогии Лю Цысиня «Воспоминания о прошлом Земли» (кстати, с большим отрывом лучшее фантастическое произведение XXI века, и далее будет немножко спойлеров). Там физики массово оканчивают жизнь самоубийствами. Опыты на ускорителях элементарных частиц каждый раз демонстрируют разные результаты, не давая установить в их движении никаких закономерностей. В глазах ученых физика как наука более не существует. Как выясняется чуть позже, это инопланетная цивилизация, пытаясь замедлить развитие науки на Земле, вмешивается в ход экспериментов с помощью так называемых софонов – элементарных частиц с искусственным интеллектом.
Примерно то же самое происходит сейчас с мировой экономикой. Стремление максимизировать благосостояние всегда лежало в основе предпосылок, используемых в экономико-математических методах анализа. Но когда на смену эффективности и рациональности в качестве ключевого мотива экономического поведения приходят обеспечение безопасности, ментальная инерция и общественные эмоции, закономерности рассыпаются, а с ними – и традиционное экономическое мышление как способ осмысления мира и предсказания будущего. Ровно это мы наблюдаем в последние годы в мире.
Ближе к концу повествования один из героев задается вопросом: а почему мы уверены, что только софоны создают иллюзии, нарушая чистоту физики, и делают это только в ускорителях элементарных частиц? Почему мы уверены, что остальная вселенная чиста и была чиста прежде? Сколько в мире иллюзий, о которых мы даже не знаем? От этого понимания можно впасть в уныние, а можно прыгать от радости – какой простор открывается для расширения горизонтов и выхода за пределы прежнего познания.
Так и с мировой экономикой – а кто сказал, что неэкономические мотивы не определяли ее прежде, а мы не рассматривали в качестве рациональной экономической картины «иллюзию», создаваемую произвольными политическими решениями? Экономист, вооруженный только лишь экономической техникой, будет подобен тем физикам, которые, игнорируя знания о софонах, тщетно продолжают искать истину в результатах работы ускорителей. Напротив, экономике пора расширять свои границы – на политику, культуру, общественную психологию… Только так она и сможет по-прежнему объяснять окружающий нас мир.