Ибн Араби о том, почему мы лучшая община
«Вы являетесь лучшей из общин, появившейся на благо человечества…» – Коран, 3:110
Аль-Шейх аль-Акбар рассуждает о лучшей общине – общине Мухаммада – в двух плоскостях: Коранической и Суфийской.
Роль Мухаммада (да благословит его Аллах и приветствует) в этих рассуждениях центральная. Мухаммад лучшее творение Всевышнего, он был пророком ещё до рождения Адама (Мир ему!), и согласно Ибн Араби источником «духовной поддержки» каждого совершенного человека (аль-инсан аль-камиль), Пророков до физического проявления самого Мухаммада.
То есть Мухаммад был источником духовной поддержки и Мусы (Мир ему!), и Исы (Мир ему!) – но именно наша община, была благословлена Всевышнем тем, что духовная и физическая реальность нашего Наби слилась воедино, проявившись во времени и истории. Этого были лишены другие общины, которым досталось только духовная поддержка.
Наш Пророк отменил законы прошлых общин, восстановил согласно космологии Ибн Араби примордиальное время Вселенной, отменив доисламскую практику переноса месяца, а также дал власть над другими общинами – христиан и иудеев – которых аль-Шейх аль-Акбар называет «людьми налога».
«Вы являетесь лучшей из общин, появившейся на благо человечества…» – Коран, 3:110
Аль-Шейх аль-Акбар рассуждает о лучшей общине – общине Мухаммада – в двух плоскостях: Коранической и Суфийской.
Роль Мухаммада (да благословит его Аллах и приветствует) в этих рассуждениях центральная. Мухаммад лучшее творение Всевышнего, он был пророком ещё до рождения Адама (Мир ему!), и согласно Ибн Араби источником «духовной поддержки» каждого совершенного человека (аль-инсан аль-камиль), Пророков до физического проявления самого Мухаммада.
То есть Мухаммад был источником духовной поддержки и Мусы (Мир ему!), и Исы (Мир ему!) – но именно наша община, была благословлена Всевышнем тем, что духовная и физическая реальность нашего Наби слилась воедино, проявившись во времени и истории. Этого были лишены другие общины, которым досталось только духовная поддержка.
Наш Пророк отменил законы прошлых общин, восстановил согласно космологии Ибн Араби примордиальное время Вселенной, отменив доисламскую практику переноса месяца, а также дал власть над другими общинами – христиан и иудеев – которых аль-Шейх аль-Акбар называет «людьми налога».
Жұма мүбәрәк! Арафа оразасын ұстап жүргендер қабыл болсын!
Жума Мубарак! Пусть Аллах примет ваш пост Арафат
Жума Мубарак! Пусть Аллах примет ваш пост Арафат
Поздравляю брата по чёткам с достижением 500 подписчиков. Мало кто знает, но этот человек сподвиг меня создать канал в телеграмме
https://t.iss.one/transmawla/1089
https://t.iss.one/transmawla/1089
Telegram
Kulturrevolution 📿
Сегодня был пройден рубеж в 500 человек. Спасибо всем большое, я очень ценю ваш вклад в распространение моего дискурса в массы. И по старой традиции телеграмма, я составлю свой список интересных каналов:
1. Обаятельный представитель исламской интеллигенции.…
1. Обаятельный представитель исламской интеллигенции.…
Из исследований по смешанным бракам между уйгурами и ханьцами:
«Другим фактором, часто лежащим в основе смешанных союзов, является маргинализация одного или обоих партнеров. В бывшей советской Центральной Азии тюркские члены коммунистической элиты часто были сиротами или другими маргинальными людьми, не имевшими большой родственной сети. Поэтому для мужчин-коммунистов из Центральной Азии было вполне обычным делом жениться на русских женщинах, поскольку для такого типа "совершенно дерацинированных граждан" советская идентичность всегда превалировала над принадлежностью к семье или группе меньшинств (Edgar 2007: 593)»
На фото: революционер казахского происхождения Алиби Джангильдин (после крещения Николай Степнов) со своей русской женой.
«Другим фактором, часто лежащим в основе смешанных союзов, является маргинализация одного или обоих партнеров. В бывшей советской Центральной Азии тюркские члены коммунистической элиты часто были сиротами или другими маргинальными людьми, не имевшими большой родственной сети. Поэтому для мужчин-коммунистов из Центральной Азии было вполне обычным делом жениться на русских женщинах, поскольку для такого типа "совершенно дерацинированных граждан" советская идентичность всегда превалировала над принадлежностью к семье или группе меньшинств (Edgar 2007: 593)»
На фото: революционер казахского происхождения Алиби Джангильдин (после крещения Николай Степнов) со своей русской женой.
О чистоте намерений при джихаде
Один из таких хикаятов из главы, посвященной чистоте намерений, описывает менее достойное поведение суфия, который сражается с неверными. Суфий участвовал в военной кампании, когда один из его спутников показал ему мешок с кормом для лошади. Он решил купить этот мешок, сказав себе, что сможет использовать его до конца похода, а затем продать и получить прибыль. В ту ночь он увидел, словно во сне, двух людей, спустившихся с небес, и один из них сказал другому:
“Напиши, что такой-то и такой-то отправился на джихад, чтобы развлечься; такой-то и такой-то – лицемер; такой-то и такой-то – купец; такой-то и такой-то отправился вести джихад на пути Аллаха”. Затем он посмотрел на суфия и сказал: “Напиши, что этот парень отправился в путь как торговец”. На это суфий совсем растерялся и сказал двум небесным фигурам, что он отправился на джихад не как торговец и что единственным его побуждением была война против неверных. На это первый из небесных фигур ответил: “О шейх, вчера ты купил мешок с кормом в надежде получить прибыль”. Суфий заплакал и воскликнул: “Пожалуйста, не пиши, что я отправился в путь как торговец!”. Тогда первый сказал второму: “Напиши, что этот человек отправился в путь как воин, но по дороге купил мешок с кормом, надеясь получить прибыль. Бог рассудит его по своему усмотрению”.
Как и многие другие рассмотренные нами хикаяты о джихаде, этот также служит примером необходимости вести военные действия против неверных, не думая о материальной выгоде или славе. Хотя суфий в этом анекдоте принял участие в джихаде, его усилия запятнаны желанием денег, что указывает на то, что он не смог успешно преодолеть свое низшее “я”.
P. 107 Harry S. Neale, Jihad in Premodern Sufi Writings
Один из таких хикаятов из главы, посвященной чистоте намерений, описывает менее достойное поведение суфия, который сражается с неверными. Суфий участвовал в военной кампании, когда один из его спутников показал ему мешок с кормом для лошади. Он решил купить этот мешок, сказав себе, что сможет использовать его до конца похода, а затем продать и получить прибыль. В ту ночь он увидел, словно во сне, двух людей, спустившихся с небес, и один из них сказал другому:
“Напиши, что такой-то и такой-то отправился на джихад, чтобы развлечься; такой-то и такой-то – лицемер; такой-то и такой-то – купец; такой-то и такой-то отправился вести джихад на пути Аллаха”. Затем он посмотрел на суфия и сказал: “Напиши, что этот парень отправился в путь как торговец”. На это суфий совсем растерялся и сказал двум небесным фигурам, что он отправился на джихад не как торговец и что единственным его побуждением была война против неверных. На это первый из небесных фигур ответил: “О шейх, вчера ты купил мешок с кормом в надежде получить прибыль”. Суфий заплакал и воскликнул: “Пожалуйста, не пиши, что я отправился в путь как торговец!”. Тогда первый сказал второму: “Напиши, что этот человек отправился в путь как воин, но по дороге купил мешок с кормом, надеясь получить прибыль. Бог рассудит его по своему усмотрению”.
Как и многие другие рассмотренные нами хикаяты о джихаде, этот также служит примером необходимости вести военные действия против неверных, не думая о материальной выгоде или славе. Хотя суфий в этом анекдоте принял участие в джихаде, его усилия запятнаны желанием денег, что указывает на то, что он не смог успешно преодолеть свое низшее “я”.
P. 107 Harry S. Neale, Jihad in Premodern Sufi Writings
Немного размышлений по политическому Исламу (1 часть)
Как известно в Исламе нет определенного и единодушно принятого понимания политического Ислама. Вы найдете и оправдание халифата бейта Османов, где шарт курайшитства отрицается учеными, так и найдете оправдания падения Аббасидов, переход к Сельджукским правителям, чью легитимность будут признавать затем юристы. Почему так?
В западной академии – как замечает исламовед Sohaira Z. M. Siddiquq – исламская политическая мысль рассматривается, как не развитая дисциплина без четкой теории пророческой модели правления, или идеального устройства исламского государства, и кажется ситуативной, реагирующей только на исторические обстоятельства. Гамильтон Гибб пишет:
«Исламская идеология никогда не находила своего надлежащего и четко сформулированного выражения в политических институтах исламских государств, – пишет Гибб, добавляя, что институт халифата, вместо того, чтобы отражать подлинно исламскую идеологию, был просто ”культом традиции Сасанидов", особенно в период Аббасидов»
Вы найдете в исламской политической мысли идеи абсолютистского государства, конституционного, так и суфийского, где халиф отожествлен кутбом. Возьмем к примеру ашаритского мутакаллима Фахруддина ар-Рази и восточного неоплатоника аль-Фараби, у обоих есть политические трактаты. Фахруддин еще до Гоббса сформулировал "естественное состояние" людей в отсутствии Суверена, говоря о войне всех против всех, где утверждение государства является обязательным для достижения безопасности; аль-Фараби же наоборот теоретизировал аль-Мадина аль-фадила (добродетельный город) и оценивал естественное состояние людей совершенно иначе. О разительном расхождении обоих ученых к примеру пишет Ayman Shihadeh:
«Гоббсовская политическая теория ар-Рази резко контрастирует с утопическим оптимизмом аль-Фараби, согласно которому люди объединяются в первую очередь для достижения различных совершенств и только во вторую очередь для защиты себя от зла социального государства. утверждает, что человеческая природа природа побуждает человека взаимодействовать и сотрудничать в социальном плане, чтобы совершенствовать себя и условия своего существования с целью достижения счастья».
Закончу цитатой Sohaira Z. M. Siddiquq:
«Вместо того, чтобы сформулировать политическую теорию, которая была бы одновременно верна раннему идеалу и отвечала меняющимся политическим потребностям контекста, юристы просто оправдывали политические механизмы, которые они нашли перед собой. Овамир Анжум классифицирует различные оценки исламской политической мысли западными учеными на два типа: те, которые утверждают, что ранний идеал был слишком громоздким, чтобы поддерживать его, несмотря на постоянные усилия, и те, которые рассматривают исламскую политическую мысль как обреченную на провал с самого начала»
Как известно в Исламе нет определенного и единодушно принятого понимания политического Ислама. Вы найдете и оправдание халифата бейта Османов, где шарт курайшитства отрицается учеными, так и найдете оправдания падения Аббасидов, переход к Сельджукским правителям, чью легитимность будут признавать затем юристы. Почему так?
В западной академии – как замечает исламовед Sohaira Z. M. Siddiquq – исламская политическая мысль рассматривается, как не развитая дисциплина без четкой теории пророческой модели правления, или идеального устройства исламского государства, и кажется ситуативной, реагирующей только на исторические обстоятельства. Гамильтон Гибб пишет:
«Исламская идеология никогда не находила своего надлежащего и четко сформулированного выражения в политических институтах исламских государств, – пишет Гибб, добавляя, что институт халифата, вместо того, чтобы отражать подлинно исламскую идеологию, был просто ”культом традиции Сасанидов", особенно в период Аббасидов»
Вы найдете в исламской политической мысли идеи абсолютистского государства, конституционного, так и суфийского, где халиф отожествлен кутбом. Возьмем к примеру ашаритского мутакаллима Фахруддина ар-Рази и восточного неоплатоника аль-Фараби, у обоих есть политические трактаты. Фахруддин еще до Гоббса сформулировал "естественное состояние" людей в отсутствии Суверена, говоря о войне всех против всех, где утверждение государства является обязательным для достижения безопасности; аль-Фараби же наоборот теоретизировал аль-Мадина аль-фадила (добродетельный город) и оценивал естественное состояние людей совершенно иначе. О разительном расхождении обоих ученых к примеру пишет Ayman Shihadeh:
«Гоббсовская политическая теория ар-Рази резко контрастирует с утопическим оптимизмом аль-Фараби, согласно которому люди объединяются в первую очередь для достижения различных совершенств и только во вторую очередь для защиты себя от зла социального государства. утверждает, что человеческая природа природа побуждает человека взаимодействовать и сотрудничать в социальном плане, чтобы совершенствовать себя и условия своего существования с целью достижения счастья».
Закончу цитатой Sohaira Z. M. Siddiquq:
«Вместо того, чтобы сформулировать политическую теорию, которая была бы одновременно верна раннему идеалу и отвечала меняющимся политическим потребностям контекста, юристы просто оправдывали политические механизмы, которые они нашли перед собой. Овамир Анжум классифицирует различные оценки исламской политической мысли западными учеными на два типа: те, которые утверждают, что ранний идеал был слишком громоздким, чтобы поддерживать его, несмотря на постоянные усилия, и те, которые рассматривают исламскую политическую мысль как обреченную на провал с самого начала»
Forwarded from Mad Mullah
🇦🇪Еще на днях удалось побывать в очень интересном месте - Quranic Park. Находится в эмирате Дубай (почти на самой границе с эмиратом Шарджа).
Это большой сад (около 60 гектаров), который посвящён различным кораническим чудесам Пророков от Ибрахима (ас) до Мухаммада (савс).
Я уже приводил как-то эту цитату Доктора Сайида Хоссейна Насра:
"Я часто писал о том, что ни в одном другом писании не говорится так много о природе, как в Коране. Возможно исключением будет только Дао Дзэ Цзин. Обращаясь к нам, Бог использует в Коране луну, звезды, оливки, фиговое дерево, муравьев, пчёл в качестве свидетелей истины. Это само по себе уже указывает на особую роль природы в исламской традиции"
В этот раз я смог убедиться в этом наглядно в специальной оранжерее этого парка, где под одной крышей собраны все растения упомянутые в Коране. Масштабы поразили. Еще есть оборудованная пещера, где на стенах при помощи световых эффектов показываются сюжеты с чудесами различных Пророков.
Этот парк не является каким-то сакральным местом, а скорее наоборот - нацелен на то, чтобы в лёгкой, приятной и доступной форме донести посетителям какие-то коранические сюжеты и просто интересные факты о Коране и в целом об исламе. Вход бесплатный.
Фотограф из меня никакой, поэтому я лучше поделюсь уже имеющимся в сети качественным видеороликом: https://youtu.be/FKOJlUSqXXk
Это большой сад (около 60 гектаров), который посвящён различным кораническим чудесам Пророков от Ибрахима (ас) до Мухаммада (савс).
Я уже приводил как-то эту цитату Доктора Сайида Хоссейна Насра:
"Я часто писал о том, что ни в одном другом писании не говорится так много о природе, как в Коране. Возможно исключением будет только Дао Дзэ Цзин. Обращаясь к нам, Бог использует в Коране луну, звезды, оливки, фиговое дерево, муравьев, пчёл в качестве свидетелей истины. Это само по себе уже указывает на особую роль природы в исламской традиции"
В этот раз я смог убедиться в этом наглядно в специальной оранжерее этого парка, где под одной крышей собраны все растения упомянутые в Коране. Масштабы поразили. Еще есть оборудованная пещера, где на стенах при помощи световых эффектов показываются сюжеты с чудесами различных Пророков.
Этот парк не является каким-то сакральным местом, а скорее наоборот - нацелен на то, чтобы в лёгкой, приятной и доступной форме донести посетителям какие-то коранические сюжеты и просто интересные факты о Коране и в целом об исламе. Вход бесплатный.
Фотограф из меня никакой, поэтому я лучше поделюсь уже имеющимся в сети качественным видеороликом: https://youtu.be/FKOJlUSqXXk
YouTube
WHAT'S A QURANIC PARK?
The Dubai Quranic Park just made Time's list of 'The World's Greatest Places', here is a look inside the park, which is open and free to everyone, and how it is helping share who we truly are as Muslims.
Instagram: https://www.instagram.com/khalidalameri…
Instagram: https://www.instagram.com/khalidalameri…
Интересные слова богослова Уильяма Кавано о восприятии ближнего востока западными СМИ и политиками США:
«Секуляристский дискурс о религии и политике — как помогает формировать политику США в отношении незападного мира, так и формируется ею. Однако это не просто намеренно направленная пропаганда, а работа в рамках системы семиотических знаков, которая устанавливает границы того, что считается нормальным. Как отметил выдающийся исследователь ислама Джон Эспозито (John Esposito), использование западного термина “религия” для описания ислама сразу же маркирует ислам как “ненормальную” религию, именно потому, что он не соответствует западному стандарту религии как системы личных убеждений:
“Однако современные представления о религии как системе убеждений для личной жизни и об отделении церкви от государства стали настолько принятыми и усвоенными, что они заслонили прошлые убеждения, практику и стали для многих представлять собой самоочевидную и вечную истину. В результате, с современной светской точки зрения (форма “светского фундаментализма”), смешение религии и политики рассматривается как обязательно ненормальное (отклоняющееся от нормы), иррациональное, опасное и экстремистское”.
В дополнение к ненормализации Другого, секуляристский дискурс — и миф о религиозном насилии в частности — помогает сформировать согласие с внешней политикой, отвлекая внимание от изучения прошлой политики и ее последствий. Например, Макалистер (McAlister) рассматривает отношение западных СМИ и представителей правительства США к иранскому кризису с заложниками 1979-1981 годов. Большинство сообщений СМИ придерживались не-исторического подхода и концентрировались на личных рассказах заложников и их семей. Когда вставал вопрос об объяснении захвата заложников, стандартным ответом было недоумения, либо попытка объяснить это событие с помощью религии. Макалистер показывает, что “ислам”, а не нефтяные богатства, стал главным признаком Ближнего Востока во время и после кризиса с заложниками. Объяснения кризиса с заложниками в СМИ и представителями правительства США давались через призму религии, в частности, опасной и изначально насильственной природы ислама из-за его склонности смешивать религию и политику.
При этом игнорировалась история американо-иранских отношений.Как только был упомянут миф о религиозном насилии, отпала необходимость изучать конкретную политику США в отношении Ирана — такую, как переворот и поддержка шаха, — потому что было найдено более глубокое объяснение. После того как был выявлен основной корень проблемы, отношение к истории стало, в лучшем случае, второстепенным. В 1979 году все в Соединенных Штатах знали, что аятолла Хомейни ввел в Иране строгий исламский дресс-код. Почти никто не знал, что первый шах (1925-1941 гг.) ввел не менее строгий светский дресс-код, который предписывал западную одежду для мужчин, ограничивал одежду духовенства и запрещал хиджаб для женщин. Обсуждение основных качеств религии наложило удобный туман амнезии на любой серьезный публичный анализ корней иранской оппозиции политике США и их поддержки модернизации и вестернизации Ирана».
— p. 207-208. The Myth of Religious Violence, William Cavanaugh
«Секуляристский дискурс о религии и политике — как помогает формировать политику США в отношении незападного мира, так и формируется ею. Однако это не просто намеренно направленная пропаганда, а работа в рамках системы семиотических знаков, которая устанавливает границы того, что считается нормальным. Как отметил выдающийся исследователь ислама Джон Эспозито (John Esposito), использование западного термина “религия” для описания ислама сразу же маркирует ислам как “ненормальную” религию, именно потому, что он не соответствует западному стандарту религии как системы личных убеждений:
“Однако современные представления о религии как системе убеждений для личной жизни и об отделении церкви от государства стали настолько принятыми и усвоенными, что они заслонили прошлые убеждения, практику и стали для многих представлять собой самоочевидную и вечную истину. В результате, с современной светской точки зрения (форма “светского фундаментализма”), смешение религии и политики рассматривается как обязательно ненормальное (отклоняющееся от нормы), иррациональное, опасное и экстремистское”.
В дополнение к ненормализации Другого, секуляристский дискурс — и миф о религиозном насилии в частности — помогает сформировать согласие с внешней политикой, отвлекая внимание от изучения прошлой политики и ее последствий. Например, Макалистер (McAlister) рассматривает отношение западных СМИ и представителей правительства США к иранскому кризису с заложниками 1979-1981 годов. Большинство сообщений СМИ придерживались не-исторического подхода и концентрировались на личных рассказах заложников и их семей. Когда вставал вопрос об объяснении захвата заложников, стандартным ответом было недоумения, либо попытка объяснить это событие с помощью религии. Макалистер показывает, что “ислам”, а не нефтяные богатства, стал главным признаком Ближнего Востока во время и после кризиса с заложниками. Объяснения кризиса с заложниками в СМИ и представителями правительства США давались через призму религии, в частности, опасной и изначально насильственной природы ислама из-за его склонности смешивать религию и политику.
При этом игнорировалась история американо-иранских отношений.Как только был упомянут миф о религиозном насилии, отпала необходимость изучать конкретную политику США в отношении Ирана — такую, как переворот и поддержка шаха, — потому что было найдено более глубокое объяснение. После того как был выявлен основной корень проблемы, отношение к истории стало, в лучшем случае, второстепенным. В 1979 году все в Соединенных Штатах знали, что аятолла Хомейни ввел в Иране строгий исламский дресс-код. Почти никто не знал, что первый шах (1925-1941 гг.) ввел не менее строгий светский дресс-код, который предписывал западную одежду для мужчин, ограничивал одежду духовенства и запрещал хиджаб для женщин. Обсуждение основных качеств религии наложило удобный туман амнезии на любой серьезный публичный анализ корней иранской оппозиции политике США и их поддержки модернизации и вестернизации Ирана».
— p. 207-208. The Myth of Religious Violence, William Cavanaugh
Запилил 10 часов назад известный психолог Джордан Питерсон видео специально для мусульман – “Messages to Muslims” (Послание мусульманам).
Видео длится 6 минут и состоит из, если не идиотских, то наивных тезисов и призыва к единству а-ля «Мусульмане перестаньте убивать друг друга», «объединяйтесь с христианами, перестаньте ненавидеть евреев», «у нас общий враг – сатанизм, материализм, неомарксизм». То есть одни мусульмане корень зла и раздора нашем мире.
Но казалось бы все радужно, действительно, верим мы в Бога, считаем врагом Иблиса (он же Сатана), нужно объединяться!
Но что, если я скажу, что это не призыв к единству, универсализму, а замаскированный партикуляризм (империализм) с властными механизмами для того, чтобы «одошашнить» мусульман, и ассимилировать внутри Западного дискурса?
Есть такой исследователь Грегори Липтон (Gregory Lipton) он эти механизмы проясняет через понятия mapping/cartography и понятия, введённые Талалом Асадом и В. Миньоло: (в книге “rethinking Ibn Arabi” – первые главы посвящены этому, советую прочесть)
«Даже если универсальные перспективы полезны как модели объединения, они также неизбежно вызывают раскол как дискурсы, с помощью которых конкретные сообщества, действующие в конкретное время и в конкретном месте, заявляют о своих претензиях. В этом смысле, как выразился Эрнесто Лаклау, "универсальное - это не более чем конкретное, которое стало доминирующим". В случае универсализирующих религий, таких как христианство или ислам, исторические частности составляют большую часть самого откровения. Но утверждать, что такие частности могут стать универсально применимыми, вовсе не означает утверждать, что они выходят за рамки своей особенности. Скорее, часть парадокса универсализма заключается в присущей ему путанице между универсальным и партикулярным, как отмечает Лаклау: "Что это - универсальное или партикулярное? Если второе, то универсальность может быть только особенностью, которая определяет себя в терминах безграничного исключения; если первое, то особенное само становится частью универсального, и разделительная линия снова размывается"»
К чему же призывает Питерсон объединением с ахлю китаб, перестань делиться и убивать? Странно…ведёт все к либеральному дискурсу, западным семиотическим знакам, где опять таки исламский дискурс или иной другой вдруг исчезает. Что значат семиотические знаки? Вот Питерсон использует западное понимание Сатаны, говорит о некоем общем Боге (в Коране христиане это неверующие), который совпадает с западными пониманием внутренней веры, говорит о борьбе с низшем «Я» – и так и сяк игнорирует «исламское».
Представьте, что я запилю видео «Послание христианам»:
«Перестаньте братья христиане воевать! Католики, православные, протестанты – объединяйтесь, хватит устраивать погромы евреев и считать мусульман неверными! У нас общий враг Иблис, куфр и ширк. Диалог можно построить благодаря общим усилиям в государстве общем – пусть это будет халифат, низкие налоги и безопасное мирное небо! Спасибо, что выслушали, братья!»
Видео длится 6 минут и состоит из, если не идиотских, то наивных тезисов и призыва к единству а-ля «Мусульмане перестаньте убивать друг друга», «объединяйтесь с христианами, перестаньте ненавидеть евреев», «у нас общий враг – сатанизм, материализм, неомарксизм». То есть одни мусульмане корень зла и раздора нашем мире.
Но казалось бы все радужно, действительно, верим мы в Бога, считаем врагом Иблиса (он же Сатана), нужно объединяться!
Но что, если я скажу, что это не призыв к единству, универсализму, а замаскированный партикуляризм (империализм) с властными механизмами для того, чтобы «одошашнить» мусульман, и ассимилировать внутри Западного дискурса?
Есть такой исследователь Грегори Липтон (Gregory Lipton) он эти механизмы проясняет через понятия mapping/cartography и понятия, введённые Талалом Асадом и В. Миньоло: (в книге “rethinking Ibn Arabi” – первые главы посвящены этому, советую прочесть)
«Даже если универсальные перспективы полезны как модели объединения, они также неизбежно вызывают раскол как дискурсы, с помощью которых конкретные сообщества, действующие в конкретное время и в конкретном месте, заявляют о своих претензиях. В этом смысле, как выразился Эрнесто Лаклау, "универсальное - это не более чем конкретное, которое стало доминирующим". В случае универсализирующих религий, таких как христианство или ислам, исторические частности составляют большую часть самого откровения. Но утверждать, что такие частности могут стать универсально применимыми, вовсе не означает утверждать, что они выходят за рамки своей особенности. Скорее, часть парадокса универсализма заключается в присущей ему путанице между универсальным и партикулярным, как отмечает Лаклау: "Что это - универсальное или партикулярное? Если второе, то универсальность может быть только особенностью, которая определяет себя в терминах безграничного исключения; если первое, то особенное само становится частью универсального, и разделительная линия снова размывается"»
К чему же призывает Питерсон объединением с ахлю китаб, перестань делиться и убивать? Странно…ведёт все к либеральному дискурсу, западным семиотическим знакам, где опять таки исламский дискурс или иной другой вдруг исчезает. Что значат семиотические знаки? Вот Питерсон использует западное понимание Сатаны, говорит о некоем общем Боге (в Коране христиане это неверующие), который совпадает с западными пониманием внутренней веры, говорит о борьбе с низшем «Я» – и так и сяк игнорирует «исламское».
Представьте, что я запилю видео «Послание христианам»:
«Перестаньте братья христиане воевать! Католики, православные, протестанты – объединяйтесь, хватит устраивать погромы евреев и считать мусульман неверными! У нас общий враг Иблис, куфр и ширк. Диалог можно построить благодаря общим усилиям в государстве общем – пусть это будет халифат, низкие налоги и безопасное мирное небо! Спасибо, что выслушали, братья!»
YouTube
Article: Message to Muslims
In the aftermath of the Abraham Accords, Dr Jordan B Peterson suggests that the Muslim community can set a historical example by reaching across the aisle and making contact with whom they regard as "the enemy."
// WATCH MORE //
Dr. Peterson's extensive…
// WATCH MORE //
Dr. Peterson's extensive…
Dervish seri📿
Запилил 10 часов назад известный психолог Джордан Питерсон видео специально для мусульман – “Messages to Muslims” (Послание мусульманам). Видео длится 6 минут и состоит из, если не идиотских, то наивных тезисов и призыва к единству а-ля «Мусульмане перестаньте…
YouTube
I was wrong about Jordan Peterson. Muslim reaction to his Message to Muslims #shorts #jordanpeterson
Россия глазами деколониального исследователя?
Продолжая читать книгу деколониального исследователя Вальтера Миньолу (W. Mignolo) “The Darker Side Of Western Modernity” я заметил, что Россия не числится в упоминаемых Вальтером стран имперского запада, но и нет упоминаний обратного. К примеру русский язык Вальтером относится к языкам, которых лишили, так скажем, научного статуса:
«Лингвистическая иерархия, на которой основан европоцентризм, оставляющий вне игры арабский, хинди, русский, урду, аймара, кечуа, бамбара, иврит и так далее…»
Так Россия описывается, как оспаривающая гегемонию западных стран, которая имела имперское прошлое (Российская Империя, Советский Союз, и как мне кажется продолжающая это в нынешней Федерации). Сразу идеи Александра Дугина в голову приходят.
Также интересно, что Вальтер пишет, что Россию и Китай (все, кроме сердца Европы – Франция, Германия, Англия) – описывали, как отстающих во времени, но не примитивных согласно другим империям.
Ещё заслуживает упоминания эти слова:
«Эти цивилизации Россия и Китай не были колонизированы, как Африка или Америка, но они стали неполноценными в глазах Запада – первая за то, что имела кириллицу, православие и славянское происхождение…»
Продолжим читать.
Продолжая читать книгу деколониального исследователя Вальтера Миньолу (W. Mignolo) “The Darker Side Of Western Modernity” я заметил, что Россия не числится в упоминаемых Вальтером стран имперского запада, но и нет упоминаний обратного. К примеру русский язык Вальтером относится к языкам, которых лишили, так скажем, научного статуса:
«Лингвистическая иерархия, на которой основан европоцентризм, оставляющий вне игры арабский, хинди, русский, урду, аймара, кечуа, бамбара, иврит и так далее…»
Так Россия описывается, как оспаривающая гегемонию западных стран, которая имела имперское прошлое (Российская Империя, Советский Союз, и как мне кажется продолжающая это в нынешней Федерации). Сразу идеи Александра Дугина в голову приходят.
Также интересно, что Вальтер пишет, что Россию и Китай (все, кроме сердца Европы – Франция, Германия, Англия) – описывали, как отстающих во времени, но не примитивных согласно другим империям.
Ещё заслуживает упоминания эти слова:
«Эти цивилизации Россия и Китай не были колонизированы, как Африка или Америка, но они стали неполноценными в глазах Запада – первая за то, что имела кириллицу, православие и славянское происхождение…»
Продолжим читать.
Пока казахские либералы, выступая за псевдо-деколонизацию, деруссификацию не поймут, что находятся в тех же самых рамках колониализма, но уже не «русского», а «западного» – их путь останется враждебным тем, кто представляет по настоящему казахский народ.
Какой смысл агитации за язык, если этот язык лишён исконного референта? Какой смысл ваших деколонизаций, если призываете к феминизму, либерализму, а не патриархальным устоям казахам? Разве не понимаете, что феминизм и ЛГБТ это колониальные проекты, разве не знаете как феминистки в Алжире сливали инфу французским колониалистам?
Пока не поймут, что за принятыми традициями, хорошим поведением (әдеп от слова адаб) – скрывается референт к Исламу, они толком не ощутят, что значит принадлежность к бытию казахского народа. Есть на полу сидя, правой рукой, произносить бата – это традиции казахов, которые пропитаны шариатом, упованием Аллаху Тааля, следованию Сунне Пророка, салялЛаху алейхи уасалям.
Пісімілә, Әумин, әдеп, парыз, мектеп, ғылым, білім – за этими словами скрывается наша принадлежность к огромной исламской цивилизации (поведению, обязанностям, знанию).
Будут казахи говорить на казахском, но какой смысл, если из уст накрашенного non-binary they/them выходит слова әдеп, білім, парыз, ақиқат, берекет, әумин без осознания, откуда они взялись и к чему отсылают?
Я убеждён, что возвращение к исламской традиции – возродит и Дин, и Язык. Я не говорю, что нужно отказываться от нашего языка.
P.S Долго думал стоит ли это выкладывать, ибо ценной информации в этом нет. Чисто рефлексия над либералами Казахстана
Какой смысл агитации за язык, если этот язык лишён исконного референта? Какой смысл ваших деколонизаций, если призываете к феминизму, либерализму, а не патриархальным устоям казахам? Разве не понимаете, что феминизм и ЛГБТ это колониальные проекты, разве не знаете как феминистки в Алжире сливали инфу французским колониалистам?
Пока не поймут, что за принятыми традициями, хорошим поведением (әдеп от слова адаб) – скрывается референт к Исламу, они толком не ощутят, что значит принадлежность к бытию казахского народа. Есть на полу сидя, правой рукой, произносить бата – это традиции казахов, которые пропитаны шариатом, упованием Аллаху Тааля, следованию Сунне Пророка, салялЛаху алейхи уасалям.
Пісімілә, Әумин, әдеп, парыз, мектеп, ғылым, білім – за этими словами скрывается наша принадлежность к огромной исламской цивилизации (поведению, обязанностям, знанию).
Будут казахи говорить на казахском, но какой смысл, если из уст накрашенного non-binary they/them выходит слова әдеп, білім, парыз, ақиқат, берекет, әумин без осознания, откуда они взялись и к чему отсылают?
Я убеждён, что возвращение к исламской традиции – возродит и Дин, и Язык. Я не говорю, что нужно отказываться от нашего языка.
P.S Долго думал стоит ли это выкладывать, ибо ценной информации в этом нет. Чисто рефлексия над либералами Казахстана
Интересное видео о распространении ислама в центральном Кавказе от уважаемого брата apologist
https://t.iss.one/apolo_gist/254
https://t.iss.one/apolo_gist/254
Telegram
apolo_gist 📿
Как типичные представители феодальной знати, верхние слои адыгского общества абсолютизировали свои обычаи и этические кодексы (хабзэ), регулировавшие любые формы социального взаимодействия и транслировали их соседним народам, у которых мы изначально не находим…
Австралийский историк современного Китая Дэвид Брофи (David Brophy) пишет об интересном восприятии Китая мусульманами России и Османской империи.
«...даже в период ее расцвета маньчжурские императоры никогда не относились к своим подданным-мусульманам так же, как цари Российской Империи. Россия была конфессиональным государством, граничившим с Османской империей, и часто вступала с ней в столкновения на Кавказе, в Причерноморье и на Балканах. В своей дипломатии с османами Россия позиционировала себя как защитника православия, славянских интересов и рассматривала свое мусульманское население как часть исламского мира, в котором его лояльность потенциально была разделена. У Цинской империи был иной взгляд на ислам, не зависящий от геополитической стратегии или ориенталистских рассуждений о фанатизме или застое мусульманского общества. Для династии Цин, если мусульмане империи и представляли угрозу, то это было из-за неортодоксальных обычаев, таких как слепое следование харизматичным суфийским шейхам, а не из-за какой-либо связи с османским султаном или транс-имперскими сетями хаджа. В этой среде, хотя чиновники Цин внимательно следили за суфийскими братствами среди китайскоязычных хуэев (дунган), выражая духовную лояльность османскому султану как халифу всех мусульман, даже молясь за него во время общего богослужения по пятницам, это не рассматривалось как угроза. Начиная с 1880-х годов маньчжурские правители и китайские ученые-чиновники приняли меры “стоп-старт”, направленные на "национализацию" империи и привитие элементов китайской культуры ее мусульманам. Преобразование Синьцзяна в провинцию и введение китайского начального школьного образования (сюэтан) были аспектами этого китаизирующего возрождения. Однако к 1911 году все считали, что эти усилия потерпели неудачу.
<>
В случае с Китаем демонизация панисламизма и пантюркизма вдвойне неуместна. Будь то в Стамбуле или Казани, мусульмане, наблюдавшие за династией Цин, не видели там деспотической империи, которую можно было бы сравнить с угрозой, которую Россия или Великобритания представляли для исламского мира. <> Когда российские мусульмане и османы предписывали мусульманам Синьцзяна, как мусульманам, идти по пути к просвещению, они рассматривали это как совместный проект между мусульманами и китайцами по защите китайской нации от европейского империализма».
Uyghur Nation: Reform and Revolution on the Russia-China Frontier
«...даже в период ее расцвета маньчжурские императоры никогда не относились к своим подданным-мусульманам так же, как цари Российской Империи. Россия была конфессиональным государством, граничившим с Османской империей, и часто вступала с ней в столкновения на Кавказе, в Причерноморье и на Балканах. В своей дипломатии с османами Россия позиционировала себя как защитника православия, славянских интересов и рассматривала свое мусульманское население как часть исламского мира, в котором его лояльность потенциально была разделена. У Цинской империи был иной взгляд на ислам, не зависящий от геополитической стратегии или ориенталистских рассуждений о фанатизме или застое мусульманского общества. Для династии Цин, если мусульмане империи и представляли угрозу, то это было из-за неортодоксальных обычаев, таких как слепое следование харизматичным суфийским шейхам, а не из-за какой-либо связи с османским султаном или транс-имперскими сетями хаджа. В этой среде, хотя чиновники Цин внимательно следили за суфийскими братствами среди китайскоязычных хуэев (дунган), выражая духовную лояльность османскому султану как халифу всех мусульман, даже молясь за него во время общего богослужения по пятницам, это не рассматривалось как угроза. Начиная с 1880-х годов маньчжурские правители и китайские ученые-чиновники приняли меры “стоп-старт”, направленные на "национализацию" империи и привитие элементов китайской культуры ее мусульманам. Преобразование Синьцзяна в провинцию и введение китайского начального школьного образования (сюэтан) были аспектами этого китаизирующего возрождения. Однако к 1911 году все считали, что эти усилия потерпели неудачу.
<>
В случае с Китаем демонизация панисламизма и пантюркизма вдвойне неуместна. Будь то в Стамбуле или Казани, мусульмане, наблюдавшие за династией Цин, не видели там деспотической империи, которую можно было бы сравнить с угрозой, которую Россия или Великобритания представляли для исламского мира. <> Когда российские мусульмане и османы предписывали мусульманам Синьцзяна, как мусульманам, идти по пути к просвещению, они рассматривали это как совместный проект между мусульманами и китайцами по защите китайской нации от европейского империализма».
Uyghur Nation: Reform and Revolution on the Russia-China Frontier
В СМИ Казахстана, Узбекистана, Кыргызстана часто мелькают новости о возможных опасностях исламистов, о их деструктивном влиянии на жителей той или иной среднеазиатской страны. Мелькают они при определенных достижениях т.н исламистов — будь-то Талибан*, или ИГИЛ**.
Как же на самом деле обстоят дела?
«Таким образом, в относительном выражении число выходцев из Центральной Азии, воюющих в рядах ИГИЛ, было гораздо меньше, чем число европейских джихадистов. Таким образом, из примерно 25 000 иностранных боевиков ИГИЛ джихадисты из Центральной Азии составляют лишь незначительное меньшинство от общего числа мусульман. Даже если мы примем самую высокую оценку — около 4 000 центральноазиатских джихадистов, воюющих в Сирии и Ираке, это составит около 0,006 процента от общего населения мусульманской Центральной Азии, насчитывающего 66 миллионов человек. Это несравнимо меньше, чем число западноевропейских джихадистов, присоединившихся к ИГИЛ. Например, боевики ИГИЛ, родившиеся в Бельгии, составляют около 0,9 процента от общего мусульманского населения Бельгии — 672 000 человек; боевики ИГИЛ из Швеции составляют 0,06 процента от общего мусульманского населения Швеции — 500 000 человек; боевики ИГИЛ, родившиеся во Франции, составляют 0,03 процента от общего мусульманского населения Франции — 4,5 миллиона человек; а джихадисты, родившиеся в Великобритании, также составляют 0,03 процента от общего мусульманского населения Великобритании — 2,7 миллиона человек. Кроме того, многие центральноазиатские боевики ИГИЛ, за исключением казахов, прибыли не из Центральной Азии как таковой, а из центральноазиатских иммигрантских общин в немусульманских регионах. В качестве примера можно привести некоторых узбекских, таджикских и других трудовых мигрантов из Центральной Азии на Урале, где большинство населения составляют русские, которые стали радикализироваться в результате социокультурной сегрегации и дискриминации, которая не отличалась от дискриминации среди различных мусульманских мигрантов на Западе».
За исключением этой выдержки из исследования, другие исследования говорят о стабильности Казахстана, что он вряд ли будет под влиянием "джихадистов". То есть все эти новости нужны, чтоб припугивать читателей.
Для чего это делается? Моя догадка состоит в том, что выраженный секуляристской дискурс в Среднеазиатских государствах с властными механизмами — т.е репрессии против религиозных людей, общин и обстановка светского фундаментализма — создают обстановку того, что "мусульмане" в стране представляют угрозу для суверенитете страны, которым эти репрессии становятся уже легитимными.
*Талибан находится под санкциями ООН
**Признано международной террористической организацией.
Как же на самом деле обстоят дела?
«Таким образом, в относительном выражении число выходцев из Центральной Азии, воюющих в рядах ИГИЛ, было гораздо меньше, чем число европейских джихадистов. Таким образом, из примерно 25 000 иностранных боевиков ИГИЛ джихадисты из Центральной Азии составляют лишь незначительное меньшинство от общего числа мусульман. Даже если мы примем самую высокую оценку — около 4 000 центральноазиатских джихадистов, воюющих в Сирии и Ираке, это составит около 0,006 процента от общего населения мусульманской Центральной Азии, насчитывающего 66 миллионов человек. Это несравнимо меньше, чем число западноевропейских джихадистов, присоединившихся к ИГИЛ. Например, боевики ИГИЛ, родившиеся в Бельгии, составляют около 0,9 процента от общего мусульманского населения Бельгии — 672 000 человек; боевики ИГИЛ из Швеции составляют 0,06 процента от общего мусульманского населения Швеции — 500 000 человек; боевики ИГИЛ, родившиеся во Франции, составляют 0,03 процента от общего мусульманского населения Франции — 4,5 миллиона человек; а джихадисты, родившиеся в Великобритании, также составляют 0,03 процента от общего мусульманского населения Великобритании — 2,7 миллиона человек. Кроме того, многие центральноазиатские боевики ИГИЛ, за исключением казахов, прибыли не из Центральной Азии как таковой, а из центральноазиатских иммигрантских общин в немусульманских регионах. В качестве примера можно привести некоторых узбекских, таджикских и других трудовых мигрантов из Центральной Азии на Урале, где большинство населения составляют русские, которые стали радикализироваться в результате социокультурной сегрегации и дискриминации, которая не отличалась от дискриминации среди различных мусульманских мигрантов на Западе».
За исключением этой выдержки из исследования, другие исследования говорят о стабильности Казахстана, что он вряд ли будет под влиянием "джихадистов". То есть все эти новости нужны, чтоб припугивать читателей.
Для чего это делается? Моя догадка состоит в том, что выраженный секуляристской дискурс в Среднеазиатских государствах с властными механизмами — т.е репрессии против религиозных людей, общин и обстановка светского фундаментализма — создают обстановку того, что "мусульмане" в стране представляют угрозу для суверенитете страны, которым эти репрессии становятся уже легитимными.
*Талибан находится под санкциями ООН
**Признано международной террористической организацией.
Нашел интересную книгу от любимого издательства brill — "The Turkic-Turkish Theme in Traditional Malay Literature", автор российский и британский востоковед Vladimir Braginsky. Начну читать скоро, и буду выкладывать интереснейшие выдержки из книги.
«Тюркско-турецкая тема в традиционной малайской литературе - это первое подробное исследование репрезентации тюркских народов и турок-османов в малайской литературе 14-19 веков. Опираясь на широкий круг текстов, Владимир Брагинский обнаруживает многообразные метаморфозы и различные формы локализации тюркско-турецкой темы. Эта тема оказала сильное влияние на религиозные и политические идеалы и политическую мифологию малайского общества. Создавая скорее вымышленные, чем реалистичные образы турок и Турции, представляя короля Рума как родоначальника малайских династий и мечтая о помощи Османской империи в джихаде против колониальных держав, малайские литераторы в конечном итоге стремились расширить возможности малайского "Я", сближая его с турецким "Другим"».
«Тюркско-турецкая тема в традиционной малайской литературе - это первое подробное исследование репрезентации тюркских народов и турок-османов в малайской литературе 14-19 веков. Опираясь на широкий круг текстов, Владимир Брагинский обнаруживает многообразные метаморфозы и различные формы локализации тюркско-турецкой темы. Эта тема оказала сильное влияние на религиозные и политические идеалы и политическую мифологию малайского общества. Создавая скорее вымышленные, чем реалистичные образы турок и Турции, представляя короля Рума как родоначальника малайских династий и мечтая о помощи Османской империи в джихаде против колониальных держав, малайские литераторы в конечном итоге стремились расширить возможности малайского "Я", сближая его с турецким "Другим"».
Суфии распространяли ислам среди тюркских и монгольских племен по всей степной части Центральной Азии, в Таримской впадине, а также в современном Казахстане и Синьцзяне. Некоторые приобрели большое политическое влияние благодаря организации тарикатов, суфийских школ или братств. Самые могущественные из прозелитистов происходили из тариката Накшбандийя, власть которого в конечном итоге соперничала с властью эмиров региона.
Орден Накшбандия получил свое название от Баха ад-Дина Накшбанда (1318-1389), суфийского мастера и ближайшего современника Тимура с северо-востока Бухары, который поощрял своих последователей участвовать в политической и коммерческой жизни. Многие суфии приобрели большое богатство, особенно в форме благотворительных пожертвований или вакфа, в то время как некоторые стали союзниками региональных лидеров. Как пишет Millward:
“Их заявления о происхождении от пророка Мухаммеда, цепи посвящения, сети лож, тесные связи с торговцами и правителями, гробницы, которые служили местами паломничества, и их часто значительное богатство сделали более крупные суфийские ордена (тарикаты), особенно Ясавийя и Накшбандийя, мощными институтами с растущим религиозным и политическим влиянием в период монгольской империи и после ”.
Особенно влиятельным в пятнадцатом веке был Накшбандийя Ходжа Ахрар (1404-1490). Первоначально крестьянин и торговец, Ходжа Ахрар стал влиятельным учителем и советником правителей Самарканда Тимуридов. Он доминировал в политической жизни города более 30 лет после 1457 года, правя сначала при военной поддержке узбекского хана Абул-Хайра, но затем от имени относительно слабых правителей Тимуридов Абу-Саида (1451-1469) и его сына Ахмада (1469-1494).
Как Шейхуль-Ислам, Ахрар стал самым важным теологом региона, и через суфийские сети его влияние распространилось глубоко в Моголистан. Отчасти привлекательность таких фигур заключалась в том, что многие из их практик имели смысл в степном мире шаманских религий. Характерна история, рассказанная о Ходже Исхаке Вали (ум. 1599), которые распространяли ислам в Таримской впадине, Джунгарии и Семиречье.
Услышав, что киргизский вождь серьезно болен, а его последователи делают подношения “идолам”, он послал одного из своих последователей, молитвы которого заставили вождя чихнуть, встать и заявить о своей приверженности Аллаху и его единственному слуге и пророку Мухаммеду. Киргизские последователи вождя немедленно приняли ислам, и серебро с одного из идолов было пожертвовано суфиям»
— David Christian, A History of Russia, Central Asia and Mongolia, Volume II: Inner Eurasia from the Mongol Empire to Today, 1260–2000
Орден Накшбандия получил свое название от Баха ад-Дина Накшбанда (1318-1389), суфийского мастера и ближайшего современника Тимура с северо-востока Бухары, который поощрял своих последователей участвовать в политической и коммерческой жизни. Многие суфии приобрели большое богатство, особенно в форме благотворительных пожертвований или вакфа, в то время как некоторые стали союзниками региональных лидеров. Как пишет Millward:
“Их заявления о происхождении от пророка Мухаммеда, цепи посвящения, сети лож, тесные связи с торговцами и правителями, гробницы, которые служили местами паломничества, и их часто значительное богатство сделали более крупные суфийские ордена (тарикаты), особенно Ясавийя и Накшбандийя, мощными институтами с растущим религиозным и политическим влиянием в период монгольской империи и после ”.
Особенно влиятельным в пятнадцатом веке был Накшбандийя Ходжа Ахрар (1404-1490). Первоначально крестьянин и торговец, Ходжа Ахрар стал влиятельным учителем и советником правителей Самарканда Тимуридов. Он доминировал в политической жизни города более 30 лет после 1457 года, правя сначала при военной поддержке узбекского хана Абул-Хайра, но затем от имени относительно слабых правителей Тимуридов Абу-Саида (1451-1469) и его сына Ахмада (1469-1494).
Как Шейхуль-Ислам, Ахрар стал самым важным теологом региона, и через суфийские сети его влияние распространилось глубоко в Моголистан. Отчасти привлекательность таких фигур заключалась в том, что многие из их практик имели смысл в степном мире шаманских религий. Характерна история, рассказанная о Ходже Исхаке Вали (ум. 1599), которые распространяли ислам в Таримской впадине, Джунгарии и Семиречье.
Услышав, что киргизский вождь серьезно болен, а его последователи делают подношения “идолам”, он послал одного из своих последователей, молитвы которого заставили вождя чихнуть, встать и заявить о своей приверженности Аллаху и его единственному слуге и пророку Мухаммеду. Киргизские последователи вождя немедленно приняли ислам, и серебро с одного из идолов было пожертвовано суфиям»
— David Christian, A History of Russia, Central Asia and Mongolia, Volume II: Inner Eurasia from the Mongol Empire to Today, 1260–2000
«Гази ступает на путь мученичества.
Не зная, что мученик любви превосходит его.
Как может один походить на другого в день ахира?
Ибо один убит врагом, а другой — другом»
Abu Said Abul-Khayr, Sukhanan-i manzum (Tehran: Kitabkhana- yi
Shams, 1955), p. 16
Шарх от Dervish SerI:
Любовь важная у суфиев концепция, называемая Ишк, который считается у суфиев сущностным атрибутом Всевышнего, который манифестируется в тварный мир.
Мученик в смысле того, кто достиг маарифа и был уничтожен (фана) Всевышним. Такое состояние тесно связано с шариатом, то есть суфий в таком состоянии лишен страстей и полностью посвящен Богу.
Другом (халил) в стихе зовут Всевышнего, отсылая к тому, что Ибрахим (Алейхи салям) в Коране называется "другом Всевышнего". Таким образом Гази убит врагом, а мученик Любви убит Всевышним.
Иногда буду постить понравившиеся стихи.
Не зная, что мученик любви превосходит его.
Как может один походить на другого в день ахира?
Ибо один убит врагом, а другой — другом»
Abu Said Abul-Khayr, Sukhanan-i manzum (Tehran: Kitabkhana- yi
Shams, 1955), p. 16
Шарх от Dervish SerI:
Любовь важная у суфиев концепция, называемая Ишк, который считается у суфиев сущностным атрибутом Всевышнего, который манифестируется в тварный мир.
Мученик в смысле того, кто достиг маарифа и был уничтожен (фана) Всевышним. Такое состояние тесно связано с шариатом, то есть суфий в таком состоянии лишен страстей и полностью посвящен Богу.
Другом (халил) в стихе зовут Всевышнего, отсылая к тому, что Ибрахим (Алейхи салям) в Коране называется "другом Всевышнего". Таким образом Гази убит врагом, а мученик Любви убит Всевышним.
Иногда буду постить понравившиеся стихи.
Когда ориентализм действует не так, как хотелось бы :)
Всех этих современных мусульманских ученых объединяет стремление отвоевать суфизм у востоковедов (мусташрикун), которые, по их словам, исказили образ суфиев, игнорируя их центральную роль в военном джихаде. Иронично, что эти западные ученые критикуют других западных ученых — многие из которых приняли идеологию Эдварда Саида и сами осуждают ранних европейских востоковедов как агентов колониализма — за то, что они злонамеренно оскорбляют суфизм, утверждая, что это мирная и пассивная интерпретация ислама Примечание от Dervish Seri: тем самым опять ориентализируя.
<>
Можно также почувствовать возмущение, которое эти мусульманские ученые испытывают по отношению к общей западной интерпретации суфизма как мирного явления; например, "ориенталисты" описываются как "разбавившие исламский суфизм" и "игнорирующие боевой суфийский джихад, как будто его не существует ".
"Их критикуют за то, что они изображают суфиев "бегущими с поля боя вглубь суфийских домиков" и избегающими конфронтации с врагом, а также "искажают суфийское движение и джихад суфиев". Из высказываний этих ученых постколониального периода, пишущих на арабском языке, следует, что они хотят вернуть суфизм от западной науки и ее культурных предубеждений. Одним из способов, с помощью которого они это делают, является концентрация на важном аспекте суфизма, который обычно вызывает неудобство у западных ученых и западной читательской аудитории, а именно на участии суфиев в военном джихаде. Типичным примером такого подхода к изучению суфизма на арабском языке является следующее описание суфизма из книги современного сирийского исследователя суфизма Асада аль-Хатиба. Во введении к своему исследованию о суфиях и военном джихаде под названием "Аль-Бутула ва'л-фида' 'инда ас-суфийя" ("Храбрость и преданность среди суфиев") Хатиб пишет, что для понимания суфизма необходимо вернуться к "фундаментальным источникам" и избегать современных исследований, поскольку большинство из них носит "ориенталистский" характер.
(см: Neale, Harry S. Jihad in premodern Sufi writings. New York, NY: Palgrave Macmillan, 2017. pp.28)
Всех этих современных мусульманских ученых объединяет стремление отвоевать суфизм у востоковедов (мусташрикун), которые, по их словам, исказили образ суфиев, игнорируя их центральную роль в военном джихаде. Иронично, что эти западные ученые критикуют других западных ученых — многие из которых приняли идеологию Эдварда Саида и сами осуждают ранних европейских востоковедов как агентов колониализма — за то, что они злонамеренно оскорбляют суфизм, утверждая, что это мирная и пассивная интерпретация ислама Примечание от Dervish Seri: тем самым опять ориентализируя.
<>
Можно также почувствовать возмущение, которое эти мусульманские ученые испытывают по отношению к общей западной интерпретации суфизма как мирного явления; например, "ориенталисты" описываются как "разбавившие исламский суфизм" и "игнорирующие боевой суфийский джихад, как будто его не существует ".
"Их критикуют за то, что они изображают суфиев "бегущими с поля боя вглубь суфийских домиков" и избегающими конфронтации с врагом, а также "искажают суфийское движение и джихад суфиев". Из высказываний этих ученых постколониального периода, пишущих на арабском языке, следует, что они хотят вернуть суфизм от западной науки и ее культурных предубеждений. Одним из способов, с помощью которого они это делают, является концентрация на важном аспекте суфизма, который обычно вызывает неудобство у западных ученых и западной читательской аудитории, а именно на участии суфиев в военном джихаде. Типичным примером такого подхода к изучению суфизма на арабском языке является следующее описание суфизма из книги современного сирийского исследователя суфизма Асада аль-Хатиба. Во введении к своему исследованию о суфиях и военном джихаде под названием "Аль-Бутула ва'л-фида' 'инда ас-суфийя" ("Храбрость и преданность среди суфиев") Хатиб пишет, что для понимания суфизма необходимо вернуться к "фундаментальным источникам" и избегать современных исследований, поскольку большинство из них носит "ориенталистский" характер.
(см: Neale, Harry S. Jihad in premodern Sufi writings. New York, NY: Palgrave Macmillan, 2017. pp.28)