Мечеть в Северной Македонии, недалеко от границы с Косово

​​⚡⚡⚡ В Тегеране убит иранский учёный-ядерщик, один из руководителей ядерной программы Мохсен Фахризаде.

Его автомобиль расстреляли на дороге в районе Дамаванд. Сообщается, что в покушении участвовали группа вооружённых людей. Подозревают спецслужбы Израиля и США.

Фахризаде у них проходил как один их ключевых людей в развитии иранской ядерной программы с 2018 года, когда Штаты вышли из ядерного соглашения с Ираном.

Убийство учёного - это серьёзная эскалация в отношениях Ирана с США и Израилем. В Тегеране снова будут призывать к ответным действиям. Думаю, что это событие следует рассматривать в контексте последних действий администрации Трампа после выборов.

#Иран

«Наш Ливан нуждается в ТЕБЕ», – говорит нам Башир Жмайель. Плакат ливанско-националистического движения «Ливанские силы» времён гражданской войны 1975-1990 гг.

Глава МИД Кувейта заявил, что Саудовская Аравия откроет границы с Катаром после 3,5 лет блокады. Саудиты и их ближайшие союзники (ОАЭ, Бахрейн и Египет) начали её в 2017 году, выдвинув неприемлемый для Катара ультиматум. В частности, от Дохи требовали закрыть «аль-Джазиру» – одну из самых успешных и популярных арабских медиакомпаний.

Саудиты и ко мотивировали свои действия тем, что Катар поддерживает террористов, в частности, движение Братья-мусульмане. Подозреваю, что проблема была не в только в поддержке конкретных исламистов (хотя Братья-мусульмане – заклятые враги того же египетского режима Абдель-Фаттаха ас-Сиси), сколько в целом в том, что маленький эмират проводит слишком активную и независимую внешнюю политику.

Для маленького и богатого Катара поддержка подобных политических сил – это отличная возможность стать незаменимым посредником, без которого невозможно решать важные в регионе вопросы. Поддержка исламистской оппозиции из разных стран выражается в основном в финансировании и предоставлении политического убежища и эфирного времени активистам и идеологам. Исторически Катару выгодно было принимать политэмигрантов ещё и потому, что своё население маленькое (несколько сотен тысяч подданных), а квалифицированные кадры где-то брать нужно.

https://t.iss.one/ajMubasher/79611

Камиль Галеев, автор дружественного нам канала "Высокая порта" (@sublimeporte), сегодня получил 10 суток ареста по итогам недавних митингов. Мы выступаем против любых политических преследований, Камилю желаем скорейшего освобождения, а все дружественные каналы просим распространить эту информацию - максимальная огласка в таких делах точно не навредит.

Вчера посмотрел крутейшую документалку про Шин-Бет (он же Шабак). Это израильская служба внутренней безопасности, по типу ФСБ и ФБР.

В фильме 6 бывших руководителей спецслужбы рассказывают об истории её появление и развития, самых громких успехах и провалах. Всё это сопровождается документальной хроникой, графикой, видеоинтервью, съёмкой в поле. Самое важное в ней то, что объясняются причины палестинского террора, идеологические ошибки израильтян, рассказывается об еврейском терроре и подстрекательстве к нему со стороны правых и религиозных политиков, а также звучат призывы к сотрудничеству и пониманию палестинцев, прекращению оккупации и поддержки поселенцев, что довольно неожиданно от бывших глав контрразведки.

Фильм в целом получился довольно левым, так как показывает, что оба народа в этом конфликте - жертвы предрассудков и экстремистов, а все успехи в мирном процессе были достигнуты именно за счёт взаимодействия, а не применения силы. Многое рассказывается про причины Интифады, а их очень важно понимать в контексте конфликта и нынешней риторики про поселения и расширение оккупации.

https://www.kinopoisk.ru/film/701736

(1/3) В интернете наконец-то появилась книга «Сосуществование в войне: распад государства и рождение нации в Ливане» (Koexistenz im Krieg: Staatszerfall und Entstehen einer Nation im Libanon) – 700-страничный труд немецкого исследователя Теодора Ханфа, который мне уже давно советовали почитать. Из своих наблюдений в охваченном гражданской войной (1975-1990) Ливане Ханф сделал вывод, что общая катастрофа сблизила ливанцев разных конфессий, несмотря на прежние обиды. Введение показалось мне очень интересным, так что вот мой перевод [с примечаниями]:

Одним народом больше нужного в Леванте? Предварительные замечания о причинах конфликта в Ливане

«Правила игры: стульев меньше, чем игроков. Стулья стоят в два ряда, спиной друг к другу. Пока играет музыка, игроки ходят вокруг стульев. Когда музыка замолкает, каждый должен сесть – и как можно быстрее. Тот, кто остался без стула, выбывает.

На Востоке или на одну страну меньше нужного, или на один народ больше».

Шарль Малик [христианский философ и ливанский националист]

«Дорога на Иерусалим пролегает через ливанские горы и Джунию» [портовый город Джуния был фактической столицей христианского Горного Ливана в годы гражданской войны]

Абу Ияд [aka Салах Халаф, один из основателей палестинского националистического движения ФАТХ]

На восточных берегах Средиземного моря игра в музыкальные стулья уже несколько десятилетий как стала чудовищной реальностью. Когда музыка дипломатии стихает, за стулья бьются с оружием в руках. В первый раз музыка стихла в 1947/48 [1-я арабо-израильская война], потом в 1956 [Суэцкий кризис], 1967 [Шестидневная война], 1973 [Война Судного дня; столкновения между палестинскими боевиками и ливанской армией], 1975 [начало гражданской войны в Ливане] и, наконец, в 1982 [израильское вторжение в Ливан; осада Бейрута].

Сначала боролись за палестинский стул, а с 1975 играют вокруг ливанского. Но поскольку реальность – не игра, ни один игрок не намерен играть по правилам: никто не смирится с уничтожением и, похоже, никто не хочет делиться своим стулом. Израильтяне забрали стул палестинцев. Палестинцы попытались взять стул ливанцев, но – по их собственным словам – лишь как этап на пути в Иерусалим; а многие ливанцы – прежде всего христиане – захотели компенсации за потерю своего стула.

До 1975 года христиане и мусульмане в Ливане делили свой стул с известной степенью гармонии, но с 1975 они отчаянно бьются за каждую пядь, и каждый – в ужасе от мысли о поражении. С тех пор сменилось несколько арбитров – кого-то выбирали, кто-то назначал себя сам. Ни один из них не был беспристрастным и каждый укреплял решимость игроков сохранить своё место любой ценой. Ведь, по сути, потеря стула означает подчинение, изгнание, жизнь в лагерях беженцев или эмиграции, а может и физическое уничтожение. Страх оказаться главным проигравшим – ведущая сила в странах, которые борются за стулья вокруг Иерусалима.

У посторонних наблюдателей тоже есть свои страхи: великие державы переживали за свои сферы влияния, страны рангом пониже думали о своих экономических активах. Но у непосредственных участников событий – и слабых, и сильных – есть общий страх: что державы не придадут значения именно их страху.

Страх движет израильской политикой. Пережившие нацистский геноцид и беженцы из арабских стран, приехавшие из сионистских убеждений или от безысходности, – для всех них еврейское государство в Палестине является единственной надёжной защитой от нового Холокоста и бесконечной дискриминации...»

(2/3) «...Страх движет сирийской политикой. Последние два десятилетия [сейчас уже полвека] власть удерживают выходцы из алавитского меньшинства [имеется в виду режим Хафеза аль-Асада]. После веков социальной и экономической дискриминации алавиты – впервые в истории Сирии – наслаждаются благами власти. Страх потерять всё и снова оказаться дискриминируемым меньшинством вынудил их создать новую, самую жёсткую и стабильную систему в истории Сирии. Внутренняя политика этого режима предельно прямолинейна и последовательна: удерживать власть, чтобы подчинённое большинство не могло отомстить. С любой оппозицией режим обращается безжалостно: для подавления восстания Братьев-мусульман [организация признана террористической в РФ] в 1982 сирийская артиллерия и авиация стёрли с лица земли центр города Хама, четвёртого крупнейшего города страны; считается, что погибли десятки тысяч человек. Их внешняя политика может быть не менее сурова, если они считают, что обстоятельства оправдывают это. Претензии нынешних сирийских правителей на лидерство в арабском мире, а также контроль над Ливаном и палестинскими организациями продиктованы панарабизмом в той же степени, что и стратегией по выживанию их этнической группы. Потеря регионального влияния и ограничение их власти только Сирией может привести к потере власти в самой Сирии.

Страх движет палестинской политикой. Два десятилетия после бегства и изгнания политическая воля палестинцев казалась парализованной. Апатия царила в нищих лагерях беженцев. Те, у кого были средства или образование, сосредотачивались на своей жизни и карьере – в арабском мире или за его пределами. Палестинской политикой занимались арабские государства. Однако арабское поражение в Шестидневной войне 1967, последовавшая за ним оккупация остатков Палестины и очередная волна беженцев пробудили палестинцев. Убеждение, что не нужно ничего ни ждать, ни просить от арабских стран, способствовало взлёту палестинского движения сопротивления и распространению палестинского национального самосознания. Если до 1967 ещё существовали сомнения в существовании палестинского народа, то теперь они были опровергнуты. Угроза существованию палестинцев как группы породила в них чувство национального единства такой силы, что во всём Третьем мире его можно сравнить только с силой политического самосознания чернокожих в Южной Африке. Подъём палестинского сопротивления немедленно столкнулся с трудностями. Израиль отвечал так, как его научил опыт, – военной силой: ответные удары наносились не только по палестинским базам, но и по странам, в которых они располагались. В итоге, несмотря на симпатии арабских принимающих стран к палестинцам, свобода действий палестинского сопротивления была не в их государственных интересах. Терпение иорданцев кончилось кровопролитием 1970 года. Как израильтяне помнят Масаду, так палестинцы помнят «Чёрный сентябрь». Палестинцы боялись повторения этого сценария в Ливане, который они считали своим последним бастионом. Риск снова стать ничего не значащими пешками в руках арабских режимов, а также чувство загнанности в угол, определяли действия палестинцев в Ливане.

Страх движет и политикой ливанских христиан. Как и иорданцы, и как многие мусульманские сограждане, они боятся израильской мести за действия палестинцев, совершаемые с ливанской территории. Но есть у них и более глубокие страхи. Для них Ливан – это единственная страна в арабском мире, где христиане и юридически, и фактически не являются гражданами второго сорта, и единственная страна, где соблюдаются права граждан всех конфессий. Почти полмиллиона палестинцев – по большей части мусульмане – угрожают хрупкому балансу между христианами и мусульманами в пользу последних. Действия палестинских боевиков, неподконтрольные ливанскому правительству, создавали угрозу единственной либеральной демократии в арабском мире».

(3/3) «Страх и упорство ливанских христиан можно понять только обратившись к историческому опыту немусульманских меньшинств под исламским правлением. Традиционно ислам не разделяет мирское и духовное, государство и религию. Продвигать жизнь по законам ислама всегда и везде – долг каждого мусульманина; закон должен быть исламским, а правитель – мусульманином. Народ в таком исламском государстве – это община верующих мусульман; к «людям писания», то есть христианам и евреям, относятся терпимо, но только если они соглашаются на положение «находящихся под защитой» в исламском государстве. О равенстве между мусульманами и другими верующими речи не идёт. В Ливане – как и в других странах – регулярно раздаются призывы реализовать эти принципы на практике. Эти призывы напоминают христианам о не столь далёком прошлом, когда, как «защищаемые», они не имели права носить оружие, давать показания против мусульман или ездить на лошадях; подчас им предписывалось носить определенную одежду, чтобы их можно было быстро узнать. <...>

Наконец, страх движет и политикой мусульманских общин Ливана. Сунниты не боятся палестинцев самих по себе, ведь в основном они тоже сунниты. Их страх проистекает из медленной, но неуловимой потери власти. Вплоть до распада Османской империи они были частью большинства, неоспоримой опорой государства. В Ливанской Республике они стали меньшинством среди меньшинств, хоть их положение и позволяло существенно влиять на судьбы страны. Но в войнах сунниты не играют существенной роли; на фоне более многочисленных и более воинственных шиитов сунниты перестали быть большинством в Западном Бейруте, главном мусульманском бастионе. Сила шиитов выросла, но выросли и их страхи. На юге страны и в юго-западных пригородах Бейрута, где проживает большинство шиитов, они оказались между израильским молотом и палестинской наковальней. Четверти миллиона шиитов приходилось бежать – и не раз. На юге шииты страдают больше всех в противостоянии с Израилем. Действия даже самой маленькой из мусульманских общин – друзов – в конченом счёте объясняются страхом. В 1983 году они опасались, что вторжение христианских боевиков в Шуф представляет смертельную опасность для их общины. Почти половина взрослых мужчин-друзов взяли в руки оружие, разгромили христианских боевиков и фактически изгнали всё христианское население из Шуфа. Таким образом друзы существенно расширили своё присутствие на «ливанском стуле». Однако теперь люди, охотно заселившиеся на эти территории, живут в страхе, что кто-нибудь потребует вернуть то, что друзы забрали себе».

Выборы в Израиле: в предыдущих сериях

В этот вторник, 23 марта, в Израиле пройдут четвертые досрочные парламентские выборы за два года. По итогам предыдущих трёх раундов ни у премьер-министра Биньямина Нетаньяху, ни у его главного оппонента, экс-главы генштаба Бени Ганца, не получилось заручиться поддержкой большинства депутатов и сформировать правительство. Во многом камнем преткновения был сам Биби Нетаньяху, против которого выдвинуты обвинения по трём делам (об обмане общественного доверия и коррупции). Сам Нетаньяху утверждает, что судебные тяжбы – это заговор правоохранительной системы и левых журналистов, «чтобы свергнуть сильное правое правительство». Оппозиция опасается, что если Нетаньяху останется у власти, то он сделает всё, чтобы остановить суд. Открытая критика правоохранительной системы со стороны союзников Нетаньяху идёт рука об руку с призывами реформировать «слишком левую» судебную систему со стороны многих правых партий, которые представляют из себя разные комбинации из либералов, националистов и религиозных евреев всех сортов. С точки зрения многих в оппозиции –которая представляет из себя либералов, центристов, социалистов, националистов, арабские партии и светских евреев всех сортов – Нетаньяху должен был подать в отставку (как сделал его предшественник Эхуд Ольмерт, который в итоге даже отсидел), доказать свою невиновность в суде и не ломать сдержки и противовесы израильской демократии. Для Нетаньяху отставка означала бы не только невозможность пытаться влиять на суд, но, вероятно, и конец блестящей политической карьеры: Нетаньяху стал самым молодым премьером в 1996-1999, с 1999 года был то в оппозиции, то в правительстве, а в 2009 году снова стал главой правительства – и сохраняет этот пост по сей день.
 
Бени Ганц был кандидатом, который мог устроить израильтян разных взглядов. Опросы давали его партии 12 мест в Кнессете из 120 ещё до того, как он объявил о создании партии и выдвижении куда-либо. Популярность центристского блока Кахоль-Лаван, во главе которого встал Бени Ганц, во многом строилась на чистой биографии генерала и отсутствии у него антирейтинга. Раз за разом Кахоль-Лаван получал 33-35 мандатов и соперничал за первое место с партией Нетаньяху (Ликуд), которая проводила в парламент по 32-36 депутатов.
 
После третьих выборов подряд, которые прошли в марте 2020, у Ганца был шанс сформировать правительство при поддержке арабских партий. Объединённый список четырёх арабских партий получил тогда рекордные 15 мест в Кнессете из 120 и даже поддержал кандидатуру еврейского политика (Ганца) на пост премьера, чего арабские партии не делали с начала девяностых. Из-за сложного отношения еврейского населения к арабским партиям и сложного отношения арабского населения к тому, что государство позиционирует себя как еврейское, арабские партии никогда не входили в правительство (хотя арабы разных вероисповеданий из еврейских партией иногда получают министерские портфели). Поэтому о коалиции Ганца с арабскими партиями речи даже не шло: предполагалось, что их депутаты проголосуют за утверждение правительства, но в правительство не войдут, и будут просто поддерживать его при голосованиях в Кнессете. Но даже такой сценарий оказался слишком радикальным для некоторых политиков блока Ганца, так что они заявили, что поддерживать правительство с опорой на арабов не будут. Это лишило оппозицию её хрупкого большинства. Так что единственным выбором казались новые выборы. Но Бени Ганц – на фоне падающих рейтингов и начала пандемии –согласился войти в правительство национального единства под руководством Нетаньяху. По дороге в правительство он потерял половину своих депутатов и большинство избирателей.

Из-за взаимного недоверия правительство строилось на сложном соглашении о разделении полномочий. Примерно все считали, что Нетаньяху обойдёт свои договорённости с Ганцем, когда сочтёт нужным. Сомнительная эффективность и очевидная раздутость правительства способствовали тому, что его распад в конце 2020 многими воспринимался не как потеря, а как акт милосердия.