Над Израилем стоит плач Ярославны – на кого ты, Дональд Трамп, нас покинул? Бывший президент США считается самым произраильским политиком в истории. Джо Байдена, наоборот, почему-то изображают чуть ли не антисемитом и готовятся затянуть пояса.

Между тем, это очень далеко от правды. Джо Байден на протяжении всей карьеры занимал произраильскую позицию. Одним из его первых зарубежных визитов в качестве новоизбранного сенатора была поездка в Израиль — тогда он встретился с премьер-министром Голдой Меир. Было это незадолго до Войны Судного дня, потом Байден неоднократно вспоминал  о той встрече. Кажется, именно тогда он осознал хрупкость существования еврейского государства в регионе и стал его ярым защитником. Не будучи евреем, он называет себя сионистом. 

Продолжительные отношения связывают Байдена и Нетанияху. Будучи вице-президентом в администрации Обамы, Байден представлял более произраильское крыло демократов. А во время одного из визитов Нетанияху в Белый дом даже воскликнул: «Биби, я твой лучший друг здесь!» (конечно, это было до президентства Дональда Трампа).

Байден последовательно поддерживает формулу «два государства для двух народов», неоднократно высказывался против расширения израильских поселений и критиковал «сделку века» Трампа. В то же время он отверг предложение более радикального крыла демократов, в частности, Берни Сандерса, ограничить военную поддержку Израиля. «Сама идея, что я отзову военную помощь Израилю, как некоторые предлагают — немыслима. Я не собираюсь этого делать. Это как сказать Франции: “Поскольку вы с нами не согласны, мы вышвырнем вас из НАТО”», — заявил Байден. 

Кроме того, он часто подчеркивает, что на палестинцах лежит часть вины за сложившуюся ситуацию, и призывает их прекратить насилие против израильтян, а также остановить призывы к насилию в системе палестинского образования. 

С шагами Трампа, которые считаются произраильскими, он не всегда был согласен, но отменять их не станет: посольство США останется в Иерусалиме (правда, ожидается открытие американского консульства в Восточном Иерусалиме для палестинцев), признание за Израилем Голанских высот (если об этом кто-то еще помнит: шаг столь же бессмысленный, сколь в свое время громкий) тоже останется. «Соглашения Авраама» о нормализации отношений между Израилем и ОАЭ и Бахрейном тоже в безопасности (по крайней мере до тех пор, пока американцы продают арабам оружие).  

Байден также считает борьбу с антисемитизмом внутри и за пределами США одной из своих первоочередных задач. «Как президент, я буду постоянно об этом говорить, — заявил он, и добавил: — это начинается с евреев, но евреями никогда не заканчивается». Он неоднократно подвергал критике Дональда Трампа за поддержку праворадикальных и антисемитских групп. В то же время Байден осуждает и левое крыло Демократической партии за нападки на Израиль и приверженность движению BDS.

Кроме того, есть мнение, что даже Биби не смог бы из второго срока Трампа выжать больше, чем уже выжал. С этой точки зрения первый срок Байдена даже для него, может быть, предпочтительнее. В конце концов, с ним Нетанияху уже работал, ключевые израильские игроки и дипломаты знают и Байдена, и его команду; есть надежда на некоторую стабильность и предсказуемость, в отличие от администрации Трампа, в которой высокопоставленные лица сменялись еще до того, как кто-то успевал запомнить их имена. 

Ну и вообще – считать, что благополучие государства Израиль завязано на одном человеке (и даже не израильтянине) – это как-то немножко унизительно.

Скончался премьер-министр Бахрейна Халифа ибн Салман Аль Халифа, который занимал пост главы правительства полвека – с 1970 года. Халифа бин Салман был братом бывшего эмира Бахрейна, Исы ибн Салмана, и дядей действующего эмира, Хамада ибн Исы.

2020 год выдался траурным уже для нескольких правящих домов Персидского залива. В январе скончался султан Омана Кабус бин Саид, руководивший страной с 1970 года. В последние годы многие интересовались тем, кто же унаследует оманский престол, ведь сыновей у Кабуса бин Саида не было. В итоге передача власти прошла вроде бы успешно: Кабуса бин Саида сменил его двоюродный брат Хайсам бин Тарик. За полвека правления Кабуса ибн Саида Оман превратился в современное государство, которое динамично развивалось благодаря доходам от экспорта нефти и при этом поддерживало хорошие отношения с разными региональными игроками, включая одновременно Саудовскую Аравию и Иран. Осенью 2018 года в Оман прилетел даже премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху, который встречался лично с султаном Кабусом. Последние месяцы ходят слухи, что Оман скоро последует примеру ОАЭ, Бахрейна и Судана и нормализует отношения с Израилем.

В конце сентября скончался и 91-летний эмир Кувейта, другого богатого нефтью княжества на берегах Персидского залива. Шейх Сабах аль-Ахмад аль-Джабер ас-Сабах занимал кувейтский престол 14 лет, хотя фактически стал ключевым руководителем ещё в последние годы правления своего предшественника. И если Оман, расположенный на отдалённом краю Аравийского полуострова, мог замкнуться в себе и тихо модернизироваться, то вот у Кувейта и соседство непростое (Ирак, уже пытавшийся захватить Кувейт в 1990-91, и Иран), и политическая система посложнее: тут вам и регулярные выборы в парламент, проходящие с первых лет независимости, и правительство, ответственное перед парламентом, да и СМИ посвободнее. Эмир Сабах ас-Сабах провёл Кувейт через непростое начало XXI века, когда в соседнем Ираке бушевали антиамериканские восстания, а во всём регионе обострялись межконфессиональные противоречия. Один из эпизодов, который вспоминали СМИ после смерти эмира Сабаха ас-Сабаха, связан с терактом в шиитской мечети в Кувейте (2015) (большинство кувейтцев исповедуют суннитский ислам). Сразу после взрыва эмир Сабах ас-Сабах поехал осматривать место трагедии, чтобы подчеркнуть свою заботу о подданных. В целом Кувейту удаётся сохранять нейтралитет во внешней политике, хотя внутри страны последние месяцы выдались тяжёлыми – всё больше разговоров о коррупции и проблемах в экономике.

Не будем забывать, что и прямо сейчас несколькими ближневосточными государствами руководят люди преклонного возраста. Пост Верховного лидера Ирана с 1989 года занимает Али Хаменеи (81 год); король Салман бин Абдульазиз (84 года) стоит во главе Саудовской Аравии с 2015; а президенту Ливана с 2016 года Мишелю Ауну уже 85, и страна прямо сейчас переживает худший экономический и политический кризис со времён гражданской войны (1975-90). У господина Хаменеи есть все шансы покинуть свой (пожизненный) пост уже в этом десятилетии; кто будет преемником мы пока не знаем, но в соответствии с конституцией Исламской республики Иран выбирать его будет Совет экспертов – совет шиитских муджтахидов (богословов-правоведов), избираемый гражданами.

Предполагается, что Салману бин Абдульазизу будет наследовать его сын Мухаммад бин Салман. Это весьма радикальное новшество, о котором стало известно лишь несколько лет назад. До недавнего времени власть передавалась не от отца к сыну, а от брата к брату в кругу сыновей основателя Саудовской Аравии (1932) Абдельазиза Аль Сауда (1876-1953); Салман бин Абдульазиз – тоже сын основателя государства. Нынешний наследный принц молод (35 лет) и энергичен, однако предположительно именно с его неуёмной энергией связаны скандалы последних лет, такие как убийство оппозиционного журналиста Джамаля Хашокджи в саудовском консульстве в Стамбуле.

Ну а что будет в Ливане нам знать не дано. По плану парламент должен избрать нового президента в 2022 году, но на практике этот процесс может затянуться на месяцы и годы.

С обретения независимости Бахрейном в 1971 году Халифа бин Салман был одним из ключевых двигателей политического развития королевства. ХбС обладал гибким умом, был компетентным и влиятельным, кроме того был ключевым защитником статуса-кво, царившего в стране.

В 1970-х годах возглавлял подавление оппозиционных движений в королевстве, в особенности среди шиитской части населения. Был одним из инициаторов роспуска Национальной Ассамблеи Бахрейна в 1975 году, впервые созванной в 1973 году, в результате нежелания парламента принимать закон о внутренней безопасности страны (репрессивный закон, действовавший до конца правления первого эмира страны Исы бин Салмана). В 1980-х годах отвечал за кампанию по массовому аресту шиитских активистов и простых подданных, и их последующую депортацию в Иран.

Что касается региональных взаимоотношений, то он был одним из ключевых акторов, ориентировавшихся на КСА, чье влияние до сих пор остается наиболее значимым на внешнюю политику Бахрейна.

Фигура значимая для Бахрейна, но совсем неоднозначная, хотя таких фигур, пожалуй, во всем регионе отыскать сложно.

Баас в Сирии. Часть 5

Изначально объединение Сирии с Египтом (1958) было весьма популярно. Но Объединённая арабская республика (ОАР) быстро разочаровала многих сирийцев, потому что все решения теперь принимались в Каире.

С сороковых политическая жизнь в Сирии била ключом, но республика была очень нестабильной. За власть боролась старая городская верхушка, сформировавшиеся ещё при Османской империи; при этом велось противостояние между городскими notables из Дамаска и из Алеппо. А с 1949 года в политику стали активно вмешиваться разные фракции офицеров: военные регулярно свергали неугодные гражданское правительства, некоторые офицеры периодически пытались установить военную диктатуру, а их потом свергали другие военные.

Нельзя забывать, что за влияние в Сирии активно боролись Египет и Ирак, ещё когда Египет и Ирак были про-британскими монархиями (до своих военных переворотов в 1952 и 1958 соответственно). Свою роль в политической нестабильности уже начинала играть Холодная война: американцы очень боялись распространение коммунизма в Сирии в 1950-х. Эти опасения отчасти объясняются тем, что в 1940-50-х на политическую арену вышли новые политические движения, в том числе Компартия Сирии. Но помимо коммунистов заметные роли начинали играть другие идеологические движения: Сирийская социальная националистическая партия (ССНП), Партия арабского социалистического возрождения (Баас) и Исламский социалистический фронт (тогдашняя партия сирийских Братьев-мусульман). Не будем забывать и об Акраме Хаурани, который как раз тогда стал видным политиком, опираясь на крестьян в районе города Хама, и в начале 50-х объединился с Баас.

Но в 1958 году всё это закончилось. Египетский президент Гамаль Абдель Насер настоял на том, чтобы Объединённая арабская республика была жёстко централизована. Прежней свободе слова пришёл конец, как и праву на политическую самоорганизацию. После создания ОАР сирийские политики, госслужащие и офицеры стали лишь исполнителями решений, которые принимались в Каире; несогласные отправлялись в тюрьму или в посольства ОАР (т.е. в изгнание). Предпринимателей и землевладельцев пугало растущее вмешательство государства в экономику – а ведь до объединения Сирия отличалась экономической свободой.

По рядовым сирийцам била в первую очередь бюрократизация всего и вся по египетским стандартам. В процессе выяснилось, что в Сирии было недостаточно чиновников, чтобы контролировать соблюдение всех новых правил. Так что бюрократов стали завозить из Египта. Пострадали и сирийские офицеры: политически неблагонадёжных переводили служить в Египет, подальше от соблазна устроить военный переворот; над всеми остальными, насколько я понимаю, тоже в конечном счёте стояли египетские офицеры.

Наконец, новой власти не хватало легитимности. Политика в Египте Насера была построена по такому принципу: есть египетский народ, Насер напрямую представляет интересы и чаяния народа, без этих ваших дебатов в парламенте, плюрализма в прессе, политических партий и т.д. Ведь у Насера всё это ассоциировалось с монархическим режимом в Египте (до 1952), который был коррумпированным, неэффективным и слишком зависимым от Запада; правда, по итогам правления Насера Египет почему-то так и остался коррумпированным, неэффективным в экономике и стал активно дружить с США. На смену старым сирийским партиям пришёл единый Национальный союз. Но поскольку претенденты на все значимые посты отбирались Насером чуть ли не лично, члены новой партии никого особо не представляли, а потому не пользовались большой популярностью. При этом важно отметить, что и в сирийском обществе в целом, и в офицерском корпусе было немало идеологических сторонников Насера.

И всё же в 1961 году в Дамаске произошёл военный переворот, положивший конец единству Египта и Сирии. Насер отправил десантников для подавления путча, но когда гарнизоны Алеппо и Латакии поддержали отделение Сирии, Насер отказался от применения силы. Впрочем, он не признал новую Сирию и начал пропагандистскую кампанию против нового правительства в Дамаске. Египет продолжил называть себя ОАР до смерти Насера в 1970.

Мечеть в Северной Македонии, недалеко от границы с Косово

​​⚡⚡⚡ В Тегеране убит иранский учёный-ядерщик, один из руководителей ядерной программы Мохсен Фахризаде.

Его автомобиль расстреляли на дороге в районе Дамаванд. Сообщается, что в покушении участвовали группа вооружённых людей. Подозревают спецслужбы Израиля и США.

Фахризаде у них проходил как один их ключевых людей в развитии иранской ядерной программы с 2018 года, когда Штаты вышли из ядерного соглашения с Ираном.

Убийство учёного - это серьёзная эскалация в отношениях Ирана с США и Израилем. В Тегеране снова будут призывать к ответным действиям. Думаю, что это событие следует рассматривать в контексте последних действий администрации Трампа после выборов.

#Иран

«Наш Ливан нуждается в ТЕБЕ», – говорит нам Башир Жмайель. Плакат ливанско-националистического движения «Ливанские силы» времён гражданской войны 1975-1990 гг.

Глава МИД Кувейта заявил, что Саудовская Аравия откроет границы с Катаром после 3,5 лет блокады. Саудиты и их ближайшие союзники (ОАЭ, Бахрейн и Египет) начали её в 2017 году, выдвинув неприемлемый для Катара ультиматум. В частности, от Дохи требовали закрыть «аль-Джазиру» – одну из самых успешных и популярных арабских медиакомпаний.

Саудиты и ко мотивировали свои действия тем, что Катар поддерживает террористов, в частности, движение Братья-мусульмане. Подозреваю, что проблема была не в только в поддержке конкретных исламистов (хотя Братья-мусульмане – заклятые враги того же египетского режима Абдель-Фаттаха ас-Сиси), сколько в целом в том, что маленький эмират проводит слишком активную и независимую внешнюю политику.

Для маленького и богатого Катара поддержка подобных политических сил – это отличная возможность стать незаменимым посредником, без которого невозможно решать важные в регионе вопросы. Поддержка исламистской оппозиции из разных стран выражается в основном в финансировании и предоставлении политического убежища и эфирного времени активистам и идеологам. Исторически Катару выгодно было принимать политэмигрантов ещё и потому, что своё население маленькое (несколько сотен тысяч подданных), а квалифицированные кадры где-то брать нужно.

https://t.iss.one/ajMubasher/79611

Камиль Галеев, автор дружественного нам канала "Высокая порта" (@sublimeporte), сегодня получил 10 суток ареста по итогам недавних митингов. Мы выступаем против любых политических преследований, Камилю желаем скорейшего освобождения, а все дружественные каналы просим распространить эту информацию - максимальная огласка в таких делах точно не навредит.

Вчера посмотрел крутейшую документалку про Шин-Бет (он же Шабак). Это израильская служба внутренней безопасности, по типу ФСБ и ФБР.

В фильме 6 бывших руководителей спецслужбы рассказывают об истории её появление и развития, самых громких успехах и провалах. Всё это сопровождается документальной хроникой, графикой, видеоинтервью, съёмкой в поле. Самое важное в ней то, что объясняются причины палестинского террора, идеологические ошибки израильтян, рассказывается об еврейском терроре и подстрекательстве к нему со стороны правых и религиозных политиков, а также звучат призывы к сотрудничеству и пониманию палестинцев, прекращению оккупации и поддержки поселенцев, что довольно неожиданно от бывших глав контрразведки.

Фильм в целом получился довольно левым, так как показывает, что оба народа в этом конфликте - жертвы предрассудков и экстремистов, а все успехи в мирном процессе были достигнуты именно за счёт взаимодействия, а не применения силы. Многое рассказывается про причины Интифады, а их очень важно понимать в контексте конфликта и нынешней риторики про поселения и расширение оккупации.

https://www.kinopoisk.ru/film/701736

(1/3) В интернете наконец-то появилась книга «Сосуществование в войне: распад государства и рождение нации в Ливане» (Koexistenz im Krieg: Staatszerfall und Entstehen einer Nation im Libanon) – 700-страничный труд немецкого исследователя Теодора Ханфа, который мне уже давно советовали почитать. Из своих наблюдений в охваченном гражданской войной (1975-1990) Ливане Ханф сделал вывод, что общая катастрофа сблизила ливанцев разных конфессий, несмотря на прежние обиды. Введение показалось мне очень интересным, так что вот мой перевод [с примечаниями]:

Одним народом больше нужного в Леванте? Предварительные замечания о причинах конфликта в Ливане

«Правила игры: стульев меньше, чем игроков. Стулья стоят в два ряда, спиной друг к другу. Пока играет музыка, игроки ходят вокруг стульев. Когда музыка замолкает, каждый должен сесть – и как можно быстрее. Тот, кто остался без стула, выбывает.

На Востоке или на одну страну меньше нужного, или на один народ больше».

Шарль Малик [христианский философ и ливанский националист]

«Дорога на Иерусалим пролегает через ливанские горы и Джунию» [портовый город Джуния был фактической столицей христианского Горного Ливана в годы гражданской войны]

Абу Ияд [aka Салах Халаф, один из основателей палестинского националистического движения ФАТХ]

На восточных берегах Средиземного моря игра в музыкальные стулья уже несколько десятилетий как стала чудовищной реальностью. Когда музыка дипломатии стихает, за стулья бьются с оружием в руках. В первый раз музыка стихла в 1947/48 [1-я арабо-израильская война], потом в 1956 [Суэцкий кризис], 1967 [Шестидневная война], 1973 [Война Судного дня; столкновения между палестинскими боевиками и ливанской армией], 1975 [начало гражданской войны в Ливане] и, наконец, в 1982 [израильское вторжение в Ливан; осада Бейрута].

Сначала боролись за палестинский стул, а с 1975 играют вокруг ливанского. Но поскольку реальность – не игра, ни один игрок не намерен играть по правилам: никто не смирится с уничтожением и, похоже, никто не хочет делиться своим стулом. Израильтяне забрали стул палестинцев. Палестинцы попытались взять стул ливанцев, но – по их собственным словам – лишь как этап на пути в Иерусалим; а многие ливанцы – прежде всего христиане – захотели компенсации за потерю своего стула.

До 1975 года христиане и мусульмане в Ливане делили свой стул с известной степенью гармонии, но с 1975 они отчаянно бьются за каждую пядь, и каждый – в ужасе от мысли о поражении. С тех пор сменилось несколько арбитров – кого-то выбирали, кто-то назначал себя сам. Ни один из них не был беспристрастным и каждый укреплял решимость игроков сохранить своё место любой ценой. Ведь, по сути, потеря стула означает подчинение, изгнание, жизнь в лагерях беженцев или эмиграции, а может и физическое уничтожение. Страх оказаться главным проигравшим – ведущая сила в странах, которые борются за стулья вокруг Иерусалима.

У посторонних наблюдателей тоже есть свои страхи: великие державы переживали за свои сферы влияния, страны рангом пониже думали о своих экономических активах. Но у непосредственных участников событий – и слабых, и сильных – есть общий страх: что державы не придадут значения именно их страху.

Страх движет израильской политикой. Пережившие нацистский геноцид и беженцы из арабских стран, приехавшие из сионистских убеждений или от безысходности, – для всех них еврейское государство в Палестине является единственной надёжной защитой от нового Холокоста и бесконечной дискриминации...»

(2/3) «...Страх движет сирийской политикой. Последние два десятилетия [сейчас уже полвека] власть удерживают выходцы из алавитского меньшинства [имеется в виду режим Хафеза аль-Асада]. После веков социальной и экономической дискриминации алавиты – впервые в истории Сирии – наслаждаются благами власти. Страх потерять всё и снова оказаться дискриминируемым меньшинством вынудил их создать новую, самую жёсткую и стабильную систему в истории Сирии. Внутренняя политика этого режима предельно прямолинейна и последовательна: удерживать власть, чтобы подчинённое большинство не могло отомстить. С любой оппозицией режим обращается безжалостно: для подавления восстания Братьев-мусульман [организация признана террористической в РФ] в 1982 сирийская артиллерия и авиация стёрли с лица земли центр города Хама, четвёртого крупнейшего города страны; считается, что погибли десятки тысяч человек. Их внешняя политика может быть не менее сурова, если они считают, что обстоятельства оправдывают это. Претензии нынешних сирийских правителей на лидерство в арабском мире, а также контроль над Ливаном и палестинскими организациями продиктованы панарабизмом в той же степени, что и стратегией по выживанию их этнической группы. Потеря регионального влияния и ограничение их власти только Сирией может привести к потере власти в самой Сирии.

Страх движет палестинской политикой. Два десятилетия после бегства и изгнания политическая воля палестинцев казалась парализованной. Апатия царила в нищих лагерях беженцев. Те, у кого были средства или образование, сосредотачивались на своей жизни и карьере – в арабском мире или за его пределами. Палестинской политикой занимались арабские государства. Однако арабское поражение в Шестидневной войне 1967, последовавшая за ним оккупация остатков Палестины и очередная волна беженцев пробудили палестинцев. Убеждение, что не нужно ничего ни ждать, ни просить от арабских стран, способствовало взлёту палестинского движения сопротивления и распространению палестинского национального самосознания. Если до 1967 ещё существовали сомнения в существовании палестинского народа, то теперь они были опровергнуты. Угроза существованию палестинцев как группы породила в них чувство национального единства такой силы, что во всём Третьем мире его можно сравнить только с силой политического самосознания чернокожих в Южной Африке. Подъём палестинского сопротивления немедленно столкнулся с трудностями. Израиль отвечал так, как его научил опыт, – военной силой: ответные удары наносились не только по палестинским базам, но и по странам, в которых они располагались. В итоге, несмотря на симпатии арабских принимающих стран к палестинцам, свобода действий палестинского сопротивления была не в их государственных интересах. Терпение иорданцев кончилось кровопролитием 1970 года. Как израильтяне помнят Масаду, так палестинцы помнят «Чёрный сентябрь». Палестинцы боялись повторения этого сценария в Ливане, который они считали своим последним бастионом. Риск снова стать ничего не значащими пешками в руках арабских режимов, а также чувство загнанности в угол, определяли действия палестинцев в Ливане.

Страх движет и политикой ливанских христиан. Как и иорданцы, и как многие мусульманские сограждане, они боятся израильской мести за действия палестинцев, совершаемые с ливанской территории. Но есть у них и более глубокие страхи. Для них Ливан – это единственная страна в арабском мире, где христиане и юридически, и фактически не являются гражданами второго сорта, и единственная страна, где соблюдаются права граждан всех конфессий. Почти полмиллиона палестинцев – по большей части мусульмане – угрожают хрупкому балансу между христианами и мусульманами в пользу последних. Действия палестинских боевиков, неподконтрольные ливанскому правительству, создавали угрозу единственной либеральной демократии в арабском мире».

(3/3) «Страх и упорство ливанских христиан можно понять только обратившись к историческому опыту немусульманских меньшинств под исламским правлением. Традиционно ислам не разделяет мирское и духовное, государство и религию. Продвигать жизнь по законам ислама всегда и везде – долг каждого мусульманина; закон должен быть исламским, а правитель – мусульманином. Народ в таком исламском государстве – это община верующих мусульман; к «людям писания», то есть христианам и евреям, относятся терпимо, но только если они соглашаются на положение «находящихся под защитой» в исламском государстве. О равенстве между мусульманами и другими верующими речи не идёт. В Ливане – как и в других странах – регулярно раздаются призывы реализовать эти принципы на практике. Эти призывы напоминают христианам о не столь далёком прошлом, когда, как «защищаемые», они не имели права носить оружие, давать показания против мусульман или ездить на лошадях; подчас им предписывалось носить определенную одежду, чтобы их можно было быстро узнать. <...>

Наконец, страх движет и политикой мусульманских общин Ливана. Сунниты не боятся палестинцев самих по себе, ведь в основном они тоже сунниты. Их страх проистекает из медленной, но неуловимой потери власти. Вплоть до распада Османской империи они были частью большинства, неоспоримой опорой государства. В Ливанской Республике они стали меньшинством среди меньшинств, хоть их положение и позволяло существенно влиять на судьбы страны. Но в войнах сунниты не играют существенной роли; на фоне более многочисленных и более воинственных шиитов сунниты перестали быть большинством в Западном Бейруте, главном мусульманском бастионе. Сила шиитов выросла, но выросли и их страхи. На юге страны и в юго-западных пригородах Бейрута, где проживает большинство шиитов, они оказались между израильским молотом и палестинской наковальней. Четверти миллиона шиитов приходилось бежать – и не раз. На юге шииты страдают больше всех в противостоянии с Израилем. Действия даже самой маленькой из мусульманских общин – друзов – в конченом счёте объясняются страхом. В 1983 году они опасались, что вторжение христианских боевиков в Шуф представляет смертельную опасность для их общины. Почти половина взрослых мужчин-друзов взяли в руки оружие, разгромили христианских боевиков и фактически изгнали всё христианское население из Шуфа. Таким образом друзы существенно расширили своё присутствие на «ливанском стуле». Однако теперь люди, охотно заселившиеся на эти территории, живут в страхе, что кто-нибудь потребует вернуть то, что друзы забрали себе».