Фракционная борьба офицеров в 1950-60-х определила историю Сирии. Но почему к концу 1960-х именно алавитские офицеры оказались на ключевых должностях?

Поначалу после получения независимости (1946) большинство офицеров в Сирии были суннитами. Однако между ними было множество различий. Одним из главных было деление на выходцев из городов и сельской местности. Однако даже офицеры из одного города часто принадлежали к разным фракциям.

Большую роль сыграло то, что меньшинства (алавиты и друзы) проживали более-менее скученно на сельской периферии. Это способствовало тому, что у них были схожие представления о прекрасном – вдобавок к региональной, семейной и конфессиональной солидарности внутри общин. Личные мотивы, однако, зачастую перечёркивали все эти соображения.

Особенно заметными и политически активными были офицеры из Дамаска и Хамы, пишет палестинский историк Hanna Batatu. Среди выходцев из столицы некоторые симпатизировали Гамалю Абдель Насеру. В то же время, многие их сослуживцы-земляки поддержали переворот 1961 года, положивший конец Объединённой арабской республике Сирии и Египта. За сентябрьским путчем 1961 г. стояли и офицеры, связанные со старой элитой землевладельцев и коммерсантов, но также левые, исламисты и в целом выходцы из менее привилегированных социальных групп.

Среди офицеров из Хамы встречались сторонники старой элиты, но особо популярен был их земляк Акрам Хаурани. В окрестностях Хамы земля была сосредоточена в руках влиятельных семей вроде Азмов и Барази, и Хаурани сделал карьеру именно на борьбе с такими землевладельцами. Вдобавок, он рано осознал потенциал армии и стал советовать сторонникам поступать в военное училище в Хомсе. Во многом именно связи Хаурани увеличили влияние Баас в армии в 1950-х, когда тот объединился с партией и стал одним из её лидеров.

Ханна Батату также отмечает, что офицеры из Дейр эз-Зора (на северо-востоке Сирии) и Хаурана (юг) нередко симпатизировали Насеру, но многие из них всё же предпочитали Баас.

«Несколько упрощая очень сложную картину», Батату пишет, что сунниты разных убеждений и происхождений зачистили друг друга. Это происходило на фоне политизации армии после путча Хусни аз-Заима (март 1949), с которого началась эпоха военных переворотов. Сам аз-Заим был свергнут и убит в августе того же года.

В ходе фракционной борьбы суннитские офицеры из менее благополучных слоёв подчас объединялись с друзами и алавитами против суннитов, связанных с элитой. Сельские офицеры-сунниты, в свою очередь, могли интриговать против городских совместно с алавитами и друзами (также обычно выходцами из деревень), с которыми они могли быть сопартийцами.

В 1963 году партия Баас захватила власть в результате очередного путча. Сделала она это при поддержке некоторых других фракций (включая насеристов), но очень скоро в армии начались чистки. Сначала убрали тех, кто ассоциировался с переворотом 1961г. Потом избавлялись от сторонников Акрама Хаурани, Насера и сирийского офицера Зияда Харири.

Когда в 1966 г. одна фракция Баас свергла другую, последовали увольнения из армии, кто-то отправился в изгнание. Каждая такая чистка снижала численность и влияние фракций с преобладанием суннитов – а заодно и боеспособность сирийской армии накануне Шестидневной войны (1967). Последний блок сельских суннитов из Хаурана (вокруг Ахмада Сувейдани) был зачищен уже в феврале 1968.

Не то чтобы алавиты и друзы были монолитными группами. Внутри них тоже бывали противоречия, которые подчас заканчивались убийствами (М.Умран) или пожизненным заточением (Салах Джадид). Но, как считает Батату, среди них было меньше структурных противоречий – в силу компактного проживания (отсюда региональная и локальная солидарность) в похожих условиях (на нищей сельской периферии), схожего опыта (меньшинство) и социального бэкграунда (родители многих офицеров из круга Асада были малыми/средними крестьянами-землевладельцами или малыми нотаблями на уровне деревни). Всё это не исключало личных, идеологических и семейных противоречий.

(Batatu, Syria's Peasantry,the Descendants of Its Lesser Rural Notables, and Their Politics)

Описывая историю Ближнего Востока, мы часто говорим о «крестьянах». Однако важно помнить, что это «зонтичный» термин, и на практике землепашцы жили и живут очень по-разному. Палестинский историк Hanna Batatu выделяет несколько параметров, по которым можно разделить крестьян Сирии в XIX-ХХ в.

1) Принадлежность к крупному племени или клану. Это было особенно важно на периферии, особенно в долине Евфрата. В Хауране, на юге Сирии, долго сохранялась клановая система; поскольку там было не так много крупных землевладельцев, общественные отношения во многом определялись через отношениями между кланами и семьями. Поскольку такая группа старательно блюла свою коллективную честь, члены племени/клана не давали в обиду своих родственников – иначе это скажется на репутации всей группы. Однако не все крестьяне и скотоводы принадлежали к таким сообществам. Хотя значение этих связей постепенно снижалось, в конце ХХ в. Батату отмечал, что они сохраняются.

Нередко деревни на периферии платили бедуинам за протекцию (ḫuwwa, от uḫuwwa –«братство»).

2) Батату различает крестьян «мирных» и «воинского происхождения».На деле это сильно пересекается с делением на жителей равнин и гор. К «мирным». Батату относил равнинных алавитов или садоводов вокруг Дамаска, к «воинственным» – горных алавитов с их традициями набегов или друзов, заселивших Хауран в XVIII в. в т.ч. силой.

Видимо, ландшафт в целом сказывался на отношениях с властями. Равнинные деревни часто избегали конфликтов, предпочитая хитрость, в то время как жители гор чаще бросали вызов открыто.

3) Разумеется, жизнь крестьянина сильно зависит от того, принадлежит ли ему земля, которую он пашет. Однако владеть куском земли – даже большим – недостаточно, ведь важны также климат, вода, особенности почвы и, скажем так, политическая география (с соседями придётся договариваться, будь то бедуины или губернатор). Безземельные крестьяне обычно становились наёмными работниками в городах или на деревне, сезонными рабочими или эмигрировали. Впрочем, к 1970-х сириец без земли в теории мог добиться успеха, заработав денег за границей (например, в Заливе) и став инвестором дома.

При этом к концу XIX в. значительная часть земли была сосредоточена в руках крупных землевладельцев, которые сумели воспользоваться османскими реформами XIX в. Помимо большей, чем у крестьян, правовой грамотности, влиятельным семьями помогло то, что часто именно из их них набирались чиновники. Но кое-где – как в области Хауран – крупных «латифундий» толком не сложилось, и землевладельцы оставались средними и мелкими (хотя была та же друзская семья аль-Атраш).

Хотя крестьяне не были крепостными, часто они фактически зависели от крупных землевладельцев – в т.ч. из-за кредитов под высокий процент. Чтобы попасть в долговую кабалу, было достаточно одного неурожая. Неудивительно, что в 1950-х заговорили о земельной реформе.

4) Свою роль играла и конфессия: будучи общей чертой, отличающей от соседей, принадлежность к общине способствовала определённой солидарности. Ведь в теории нельзя стать ни друзом, ни алавитом, ни езидом – можно только родиться. Впрочем, внутри общин были разные племена и семьи (и конкуренция в них), местные лидеры, а подчас и религиозные течения. Вдобавок, мусульманские не-суннитские конфессии (шииты, алавиты, друзы, исмаилиты) часто проживали компактно, так что локальная (деревня, город) идентичность накладывалась на региональную и конфессиональную.

Исторически конфессиональные меньшинства нередко заселяли горы: марониты и друзы в Горном Ливане, друзы в Хауране, на Кармеле, Хермоне и Джабаль аль-Аъля, алавиты в Алавитских горах. Это не значит, что в – преимущественно суннитских – городах меньшинств не было. Вспомним хоть греко-православных и евреев в Дамаске, Триполи и Бейруте, маронитов в Алеппо, алавитов в Латакии, самаритян в Наблусе и т.д. и т.п.

5) Помимо полей, встречались фруктовые сады и огороды (вокруг городов). Самый яркий пример – Дамаск с оазисом Гута. Положение и образ жизни земледельцев-садоводов имели свои особенности.

(Syria's Peasantry,the Descendants of Its Lesser Rural Notables,...)

Реклама Башни эль-Мурр. Предполагалось, что 40-этажное здание недалеко от центра Бейрута вместит сотни офисов, кинозал и кафетерий. Второй этап работ начался 3 апреля 1975, утверждает реклама. Завершить его планировали в мае, но в середине апреля в Ливане началась гражданская война. Она продолжалась 15 лет.

Бетонный скелет башни облюбовали снайперы – ведь, как гласит реклама, это было «самое высокое здание в Ливане» (повыше появились лишь после войны). Снайперы стали бичом как боевиков, так и гражданских, покидавших подвалы в поисках хлеба.

Башня названа в честь православных бизнесменов братьев эль-Мурр. Впоследствии их пути разошлись. В 1990-х Мишель был видным союзником Дамаска и возглавлял минобороны. Габриэль же основал канал MTV (Murr TV), допускавший критику Сирии (в итоге на какое-то время MTV даже лишился лицензии). В частности, насколько я помню, по MTV впервые показали интервью с беглым генералом Мишелем Ауном (президент в 2016-22). В парламенте сейчас заседает внук Мишеля эль-Мурра

🇱🇧🇮🇱Карта израильских ударов по южным пригородам Бейрута от Beirut Urban Lab при Американском университете в Бейруте.

«Дахию часто упрощённо представляют как "шиитское гетто" или "бастион Хезболлы". Это обесчеловечивает её 700 тысяч жителей, представляет их через призму конфессионализма и использует против них живую и пёструю социо-экономическую ткань [Дахии]. Конкуренция за оформление [публичных] пространств и Дахия как спорная социо-политическая территория относительно Хезболлы и других заинтересованных сторон имеют сложную историю, изложенную по ссылке», – подчёркивают исследователи Beirut Urban Lab.

Они обвиняют Израиль в «урбициде», который в Beirut Urban Lab определяют как «намеренное уничтожение зданий и инфраструктуры таким образом, который также нарушает социальные, экономические и культурные связи, приводит к бегству населения и уничтожает коллективную память о месте».

Международный уголовный суд выдал ордеры на арест премьер министра Израиля Биньямина Нетаньяху и экс-министра обороны Йоава Галанта, а также лидера боевого крыла ХАМАС Мухаммада Дейфа, который вроде как уже мертв.

Подробности обвинений против Нетаньяху и Галанта

-- Предполагаемые преступления против человечности и военные преступления

-- Отказ в медицинской помощи гражданскому населению сектора Газа.

-- Ответственность за нападения, причинившие вред населению Газы.

-- Голод как метод борьбы и недостаток гуманитарной помощи.

🇮🇱🇱🇧Генсек Хезболлы Наим Касем во вчерашней речи подчеркнул, что «Израиль хочет через соглашение добиться того, чего не добился на поле боя. Это невозможно». То есть Хезболла не собирается отводить боевиков оттуда и демонтировать военную инфраструктуру там, где этого не сделают израильтяне.

Такую же позицию выражал 13 ноября Хасан Фадлалла (на фото) – депутат парламента от Хезболлы. Он заявил следующее: «У нашего народа нет выбора, кроме как продолжать сопротивление и стойкость перед лицом израильского зверства. Нетаньяху не получит политическими методами то, чего он не получил войной. Наша страна не склонится перед условиями врага».

При этом, по словам Касема, Хезболла согласна на непрямые переговоры, «если другая сторона хочет этого». Хезболла ознакомилась с предложениями посредников и представила свои замечания. Посредниками выступают американцы и спикер парламента (с 1992) Набих Берри – ключевой партнёр Хезболлы и один из самых влиятельных людей в Ливане.

СМИ пишут об умеренном оптимизме в Бейруте по итогу последних встреч с Амосом Хохштейном. В частности, Набих Берри назвал атмосферу позитивной в беседе с aš-Šarq al-Awsat. Помимо избирателей Хезболлы, свои дома в преимущественно шиитских районах покинули, спасаясь от бомбардировок, и сторонники Движения Амаль – партии Набиха Берри.

Хохштейн встречался также с и.о. премьер-министра Наджибом Микати и главнокомандующим ВС Ливана генералом Жозефом Ауном. На переговорах обсуждалось и то, как ливанская армия может гарантировать, что соглашение будет соблюдаться. Помимо переговоров на высоком уровне, американские специалисты встречались с ливанскими, чтобы выработать конкретные механизмы.

Ключевые требования Хезболлы – «полное прекращение агрессии» и уважение суверенитета Ливана. Иными словами, её не устраивают пункты, дающие Израилю право наносить удары по Ливану.

Во вчерашнем выступлении Наим Касем также подчеркнул, что Хезболла – это не регулярная армия. Поскольку она делает ставку на засады, нужно смотреть на потери ЦАХАЛ, а не до какой деревни он дошёл (накануне Израиль занял стратегически важную деревню Шамъа). Касем утверждает, что с обострения в конце сентября погибли 100 и ранены 1000 израильских военных.

Касем также прокомментировал убийство Мухаммада Афифа – высокопоставленного функционера в медийном аппарате Хезболлы (т.е. её гражданском/политическом крыле, из-за чего это можно токловать как намёк другим, в т.ч. депутатам и министрам). Поскольку его убили в центре Бейрута, а даже не в районе с большим присутствием Хезболлы, Касем намекнул, что ответом будут удары по Тель-Авиву.

Помимо осторожного оптимизма есть в Ливане и серьёзные опасения, что война затянется на долгие месяцы. В последние недели такими неутешительными прогнозами публично делились, например, экс-глава ПСП Валид Джумблат и преподаватель AUB Makram Rabah. Последний полагает, что конфликт легко может остаться без решения до весны, пока в Вашингтоне не заработает администрация Трампа.

Различные политические силы продолжают призывать к перемирию. В октябре Набих Берри, Валид Джумблат и Наджиб Микати вместе выступили с подобным заявлением. Крупнейший христианский партнёр Хезболлы – Свободное патриотическое движение – также требует перемирия и соблюдеиня резолюции 1701 без привязки к войне в Секторе Газа. Об этом недавно снова заявил председатель СПД Джибран Басиль. Война стала очередным яблоком раздора и ухудшила и без того сложные отношения между СПД и Хезболлой.

К соблюдению 1701 и иных резолюций, в т.ч. требующих разоружения всех вооружённых групп, призывают и оппоненты Хезболлы и СПД, такие как Ливанские силы и их христианские (Катаиб) и суннитские (Ашраф Рифи, Фуад Махзуми) партнёры.

А вот как описывает ситуацию на юге Ливана Mohanad Hage Ali, специалист по Хезболле из Бейрутского центра Карнеги:

«Уничтожаются инфраструктура, службы, государственные учреждения, дома, мосты, дороги… всё, что поддерживает жизнь в этих регионах было полностью уничтожено. […] Уничтожены рынки, целые кварталы в больших шиитских городах вроде ан-Набатие*, которая сильная пострадала.

Видимо, это значит, что если война продолжится ещё месяц, два, три или год… эти города будут полностью уничтожены вместе с окрестностями. Это влияет, конечно, на возможность [бежавших] вернуться домой. Такая реконструкция потребует денег, годы на завершение, учитывая масштаб разрушений. […]

Значит, израильское разрушение на юге, в долине Бекаа и в южных пригородах Бейрута создаёт долгосрочную проблему беженцев внутри Ливана. Это создаёт свои вызовы. Большое количество внутренне перемещённых лиц увеличивает давление на инфраструктуру в регионах, где они оказались, и создаёт почву для конфессиональной напряженности в этих районах

Ливан – многоконфессиональная страна, а бьют в первую очередь по шиитским районам на юге, в долине Бекаа и южных пригородах Бейрута. И это значит, что беженцы – это [в основном] шииты, которые являются базой Хезболлы – шиитской хомейнистской** организации».

Муханнад Хадж Али также обратил внимание на удары по населённым пунктам, где шиитов меньшинство, и в целом удары за пределами районов, где сильно публичное влияние Хезболлы. Израиль стал наносить их с конца сентября.

Уже в конце октября губернатор северного Ливана Рамзи Нахра признавал в интервью, что были случаи, когда местные жители отказывались принимать у себя шиитских беженцев. Он прямо сказал, что у этого бывают «политические» и «конфессиональные» причины. Вдобавок, люди могут бояться, что шиитские соседи принесут с собой оружие или что деревня станет целью израильских ВВС.

*Крупный город на юге Ливана, столица одноимённой провинции. Там в середине октября от авиаудара пострадало исторический (ещё османский) правительственный дворец. Израиль бомбит и другие преимущественно шиитские города, где сохранились уникальные исторические памятники, вроде римских храмов в Баальбеке и огромного ипподрома в Тире, которые мне посчастливилось увидеть своими глазами

**Действительно, следует различать шиитский ислам и исламистскую идеологию имама Хомейни (как и ислам и исламистские идеологии в целом). В конце концов, даже не все аятоллы в Иране в 1979 поддерживали этих экстремистов, установивших «режим аятолл». А у Хезболлы ещё своя ливанская специфика

— Почему Ливану в экономическом плане так и не удалось преодолеть последствия гражданской войны 1975–1990-х годов и построить эффективную экономику? Ведь до этого он считался чуть ли не «ближневосточной Швейцарией».

— Причины в политической и экономической модели. Ливан ничего особенно не производит для внешних рынков. На протяжении нескольких десятилетий после гражданской войны развивалась фактически рентная модель экономики: раздутый коррумпированный госаппарат набирает кредиты и привлекает дотации, банковский сектор привлекает вклады многомиллионной диаспоры. Также были попытки развивать туристический сектор и спекулировать недвижимостью. Банковская система выстраивалась так, чтобы привлекать в нее средства для вкладов под высокий процент

Но это была крайне неэффективная система. С одной стороны, была попытка вернуться к свободной торговле, с другой — разросся государственный аппарат, где процветает кумовство. Как пример неэффективности — национальная электрическая компания, которая дает свет в некоторых [многих] регионах только на несколько часов в день. Поэтому жителям приходится оплачивать два счета: государственный и от местных держателей электрогенераторов. К концу 2010-х годов уже были серьезные проблемы в экономике, а затем ее добил ковид. Например, за пару лет резко обесценивалась валюта: с полутора тысяч лир за доллар до 90–100 тыс. Это привело к оттоку населения, а в начале 2020-х граждане вообще потеряли доступы к вкладам в банках.[…]

— Как в итоге изменился баланс политических сил?

— Вообще можно говорить об остром политическом кризисе. В Ливане уже два года нет ни президента, ни премьер-министра — только исполняющий обязанности премьера, а президентский дворец пустует. Причины связаны с выборами в парламент в мае 2022 года, именно он проводит назначения на эти должности. Незадолго до выборов [экс-премьер Саад] Харири заявил, что его партия «Аль-Мустакбаль» не будет участвовать в них. В итоге суннитские мандаты разошлись по всему политическому спектру, включая критиков и союзников «Хезболлы», а также представителей протестного движения против «политического класса». Блок «Хезболлы» лишился большинства (чуть больше половины), полученного на выборах 2018 года. Их главными оппонентами стали христианские «Ливанские силы» Самира Джаджа, выросшие из ополчения эпохи гражданской войны. На должность президента «Хезболла» продвигает маронита Сулеймана Франжье из династии, представитель которой также занимал этот пост в 1970–1976 годы. Сулейман Франжье близок к Сирии, однако у него толком нет фракции в парламенте (кроме его сына Тони и пары близких союзников). Вдобавок он не пользуется поддержкой христианских партий — с ним враждуют даже союзники «Хезболлы» из СПД.[…]

— Почему в октябре 2023 года «Хезболла» ограничилась обстрелами, а не повторила действия ХАМАС?

— Судя по всему, атака ХАМАС 7 октября не была скоординирована с «Хезболлой» и застала ее врасплох. Действительно, ее военная инфраструктура на юге Ливана предполагала, что ударная сила — «силы Радван» — сможет внезапно проникнуть в Израиль. Однако, видимо, Хасан Насралла, лидер «Хезболлы», [и Иран] боялся неконтролируемой эскалации и полагал, что эта война будет похожа на предыдущие противостояния Израиля с ХАМАС. Показательно, что в первые недели он вообще отмалчивался, видимо, не желая занимать четкую позицию и в случае чего потерять лицо. Не будем забывать, что уже 7 октября вторгнуться было сложно: если ХАМАС атаковал на юге, то, естественно, ЦАХАЛ будет начеку на севере.

— В чем тогда заключалась стратегия «Хезболлы»?[…]

— Думаю, ставка была сделана на то, чтобы оттягивать часть сил, при этом участвовать ограниченно. То есть демонстрировать силу и готовность давить на Израиль. Официальная позиция «Хезболлы» заключалась в том, что они не прекратят обстрелов и не дадут вернуться мирным израильтянам в свои дома до тех пор, пока в Газе не заключат перемирие. Поскольку в первые месяцы войны Израиль сам не атаковал «Хезболлу» серьезно, то она также не хотела переходить «красные линии».

Из интервью @RepublicMag https://republic.ru/posts/114230

Пшеница в окрестностях христианской деревни Бшарри. Север Ливанских гор, начало 1940-х