🇮🇱🇱🇧В своей вчерашней речи Наим Касем – замгенсека Хезболлы – намекнул на готовность к перемирию с Израилем без перемирия в Секторе Газа. Весь год Хезболла отказывалась прекращать обстрелы Галилеи, пока Израиль не договорится с ХАМАС. Об этом не раз говорил Хасан Насралла – в том числе в своей последней речи; то, что перемирия в Газе и Ливане неотделимы друг от друга, на прошлой неделе повторил и глава МИД Ирана, посещая Бейрут.

В этой связи любопытно, что депутат парламента от Хезболлы Хусейн аль-Хадж Хасан накануне заявлял, что шиитская группировка продолжит «поддерживать и защищать» Газу. Но не стал отвечать, продолжает ли Хезболла настаивать на одновременном перемирии, отмечает корреспондентка аль-Джазиры Zeina Khodr. «Приоритет сейчас – закончить варварскую агрессию против Ливана и ливанцев», – считает аль-Хадж Хасан.

Во вчерашнем выступлении – втором с гибели Насраллы – Наим Касем также сказал, что бежать из домов из-за израильских обстрелов — это часть жертвы (taḍḥiya) и часть битвы. Хезболла знает, что её сторонникам тяжело, но так надо, и она обещает помогать. Из слов Касема следует, что нового генсека Хезболла ещё не выбрала.

Помимо этого, Касем отметил национальное единство со всеми конфессиями на фоне кризиса, особенно с шиитским Движением Амаль. «Ты как старший брат для всей Хезболлы», – заявил Касем, обращаюсь к Набиху Берри – спикеру парламента (с 1992) и лидеру Движения Амаль (с 1980; тогда крупнейшее шиитское ополчение, сегодня – одна из двух политических сил, представляющих шиитов). В своей речи Касем дал Берри зелёный свет на переговоры.

Берри давно выступает в качестве более умеренной шиитской силы, способной вести диалог с Западом (когда-то он даже жил в США). Эту роль он играл как в 1980-х, так и весь последний год, пока США и Франция пытались добиться перемирия. Избиратели Берри живут на юге Ливана, особенно в прибрежных районах, но также в пригородах Бейрута.

В то же время, по словам Касема, сейчас Хезболла готова говорить «только» о перемирии. По всей видимости, это ответ партиям и политикам, которые призывают выбрать президента. Этот пост вакантен уже два года, и пока выхода из тупика не видно: Хезболла и большинство союзников (кроме христианского СПД) поддерживают кандидатуру Сулеймана Франжье; с этим не согласна оппозиция, близкая к Ливанским силам; но ни у одного из этих лагерей нет большинства в парламенте.

Наим Касем также заверил слушателей, что Хезболла остаётся организованной силой, несмотря на болезненные удары последних недель. Информация и навыки есть у преемников убитых, координация между подразделениями продолжается. Это борьба на истощение, и Хезболла не планирует моргать первой, настаивает Касем.

«У нас один выход — сопротивление, стойкость и сплочённость. Это наш выбор ради победы. Мы победим Израиль иншалла. Он не добьётся своих целей. Неужели наш предводитель мученик сеййид Хасан Насралла не говорил, что минуло время поражений, настало время побед? Или вы не верите ему?»

За последние две недели как Израиль, так и Хезболла расширили географию обстрелов. Продолжаются удары по южным пригородам Бейрута, ставшие регулярными пару недель назад, а также бомбардировки Южного Ливана, северо-востока (Баальбек-Хермель), и периодически, районов без публичного присутствия Хезболлы. В Израиле сирены теперь регулярно звучат в Акко, Хайфе и южнее; за последнюю неделю ракеты из Ливана впервые долетели до Хадеры и даже агломерации Тель-Авива. По словам Касема, наземные бои идут уже неделю.

С начала войны на этом фронте (8 октября) в Ливане убито более 2 тыс. человек, большинство – за последние две недели. Гибнут и гражданские; с сентября Хезболла перестала отчитываться о погибших боевиках. В Израиле убито несколько десятков гражданских и несколько десятков военных. Раненых с обеих сторон в разы больше. В Ливане более миллиона человек покинули свои дома (как на юге страны, так и в пригородах столицы), спасаясь от бомбардировок/следуя указаниям ЦАХАЛ. Многие десятки тысяч израильтян из приграничных районов также не могут вернуться домой из-за обстрелов Хезболлы.

Вид на Средиземное море и Ливанские горы с кампуса Американского университета в Бейруте.

Столичный район Рас Бейрут, 1960 г.

🇱🇧🇮🇱Валид Джумблат призвал как можно скорее добиться перемирия при поддержке ООН, реализовать резолюцию Совбеза ООН 1701 и выбрать президента Ливана. В интервью ливанскому каналу LBCI Валид-бей первым делом подчеркнул, что «на юге помимо Хезболлы есть [мирные ливанские] граждане», и их деревни сейчас разрушаются огнём ЦАХАЛ. Джумблат упомянул кадры из Яруна – приграничной деревни со смешанным мусульманским и греко-православным населением, которая выглядит так.

Юг Ливана действительно весьма разнообразен конфессионально. Хотя большинство населения там составляют шииты, в городах и деревнях Южного Ливана столетиями живут христиане (православные и католики, включая маронитов) и сунниты. А юго-восток Ливана (особенно Вади ат-Тайм) – один из историечских центров расселения друзов. Хотя политически на юге доминируют Хезболла и Амаль, на последних выборах два мандата отошло независимой оппозиции (православному врачу Ильясу Жради и политактивисту-друзу по имени Фирас Хамдан).

Валид Джумблат также заявил, что Биньямин Нетаньяху ведёт регион к «хаосу, не больше и не меньше». Он даже сослался на мнение лидера израильской оппозиции Яира Лапида (партия Еш Атид), что Биби подвергает еврейское государство опасности.

На вопрос LBCI, дойдёт ли ЦАХАЛ до Бейрута на этот раз, Валид-бей вновь призвал избрать президента и добиться перемирия. Он также советует «усилить государство, которое существует в лице армии, сил ЧС, некоторых министерств. Минздрав существует, социальные и иные службы есть. Вечные обвинения, что государства не существует — это самоуничижение. Существует, но его нужно усилить». Ливанские госструктуры действительно отличаются системной коррупцией и неэффективностью, и в политике есть даже выражение wen ed-dawle?! («Где государство?» на местном диалекте арабского). Из-за слабости социальной поддержки от государства граждане часто обращаются за такими услугами (включая медицину и образование) к политикам, которые в т.ч. таким образом обеспечивают политическую лояльность избирателей.

На вопрос ведущего, ослабнет ли Хезболла, бывший глава (1977–2023) Прогрессивно-социалистической партии ответил: «В конце концов в стране есть граждане-шииты… давайте будем очень ясными в том, что мы уважаем их чувства в этой величайшей катастрофе, постигшей Ливан и шиитов… и всех других, кто принимает основные удары по югу и южным пригородам».

«Это катастрофа для Ливана, хотя некоторые и считают, что сторонники Хезболлы — это не часть ливанского общества».

Про Хасана Насраллу экс-глава ПСП вновь сказал, что тот стал «мучеником за Палестину», но добавил, что не хочет сейчас поминать прошлое. «Есть ошибки или участие в союзах, которые были… неподобающими». Видимо, речь о таких эпизодах, как союз Хезболлы с режимом Асадов (в своё время убившим и Камаля Джумблата, отца Валид-бея), участие в убийстве экс-премьера Рафика аль-Харири, а также нападения боевиков Хезболлы на западный Бейрут и друзские районы Горного Ливана в мае 2008 года.

На вопрос, является ли нынешний кризис худшим из тех, что видел Валид-бей, тот посоветовал не тревожить «раны прошлого» и в очередной раз призвал к перемирию и избранию президента.

В другом недавнем выступлении Джумблат призвал реализовать не только резолюцию 1701, но и «все предыдущие решения». Это, конечно, прозрачный намёк на разоружение Хезболлы в соответствии с резолюцией 1559. С середины 2000-х Валид Джумблат был ближе к лагерю критиков Хезболлы и Сирии, хотя в начале нынешней войны занял осторожную позицию. В частности, он поддерживал «сопротивление» Хезболлы в пригриничных районах, дистанцировался от некоторых инициатив её критиков, спорил с духовным лидером друзов Израиля, но также призывал «не дать втянуть» Ливан в большую войну, а теперь, когда она началась, призывает к перемирию.

📸 Бейрут в 1895 году

Невысокое здание с черепичной крышей – знаменитое кафе al-Qazzāz, расположенное на углу Башенной площади (ныне известнее как Площадь мучеников). Сейчас на месте кафе – мечеть Мухаммад аль-Амин.

На фото много повозок, но уже в 1909 г. в Бейруте заработал трамвай.

За кафе виднеется маронитский Собор Св. Георгия. Эту большую католическую церковь построили в конце XIX в. – на фоне миграции маронитов из Горного Ливана в Бейрут.

al-Qazzāz по-арабски – это ткач или продавец шёлка. В XIX в. в Европе вырос спрос на ливанский шёлк, и экономика Ливанских гор сосредоточилась на его производстве и экспорте. Бейрут стал главным портом для этой торговли. Рост Бейрута способствовал тому, что к началу XX в. город был важным центром образования, прессы и культуры. А у ливанцев встречаются фамилии, связанные с шёлковой промышленностью (Хаек, Каззаз), окончательно сгинувшей ещё в Великую депрессию.

•И.о. премьер-министра Наджиб Микати обвинил Иран во вмешательстве во внутренние дела Ливана. Так Микати отреагировал (18.10) на слова спикера парламента Ирана: посещая Бейрут, тот заявил, что Тегеран готов говорить о реализации резолюции Совбеза ООН 1701. Иран ответил Микати, что ни в чьи дела не вмешивается.

•Влиятельный друзский политик Валид Джумблат продолжает требовать прекращения огня и избрания компромиссного президента.

•В начале октября Микати и Джумблат делали совместное заявление с Набихом Берри – спикером парламента с 1992г. и лидером шиитского Движения Амаль с 1980 г. Все трое призвали к прекращению огня и исполнению резолюции СБ ООН 1701.

Сегодня Берри – не только влиятельный политик, партнёр Хезболлы и посредник в переговорах о перемирии. На фоне политического кризиса он оказался самым высокопоставленным госслужащим в Ливане, ведь там уже два года нет ни президента, ни полноправного правительства. Неслучайно встреча с Микати и Джумблатом проходила у Берри в бейрутском районе Эйн эт-Тине.

•12 октября христианские Ливанские силы снова собрали конференцию в своей штаб-квартире в Меарабе в Горном Ливане. Как и на съезде «В защиту Ливана» минувшей весной, критики Хезболлы потребовали прекратить войну и добиться соблюдения 1701. На этот раз к лозунгам прибавились резолюции 1559 и 1680 (1701 также призывает к их исполнению). 1559, в частности, требует разоружения Хезболлы. Об этом же много лет говорят и Ливансике силы.

Но, как и весной, партия не смогла объединить оппозицию. В Меараб приехали только близкие союзники Ливанских сил (в основном христиане). Отчасти это связано с тем, что встреча проходила не на нейтральной территории, а в штаб-квартире ЛС. Вдобавок, Ливанские силы возглавляет Самир Джаджа, который в гражданскую войну был полевым командиром. Он воевал с мусульманами и христианами Ливана, а также палестинцами и сирийцами. Так что политики не спешат придавать Джаджа ауру лидера оппозиции. В парламенте у Ливанских сил – крупнейшая фракция среди оппонентов Хезболлы (а также христиан).

•Джебран Басиль – лидер христианского Свободного патриотического движения (СПД) – заявил, что (больше) не является союзником Хезболлы. Он вновь обвинил её в том, что она втянула Ливан в войну, которая не затрагивает ливанские интересы. Противоречия между СПД и Хезболлой проявились ещё до войны.

• Депутат Ваддах Садек критикует Хезболлу за то, что ей понадобились целый год и «разрушение половины Ливана», чтобы заговорить о перемирии без привязки к Газе. В интервью 11.10 Садек также припомнил Хезболле политические убийства в 2000-х и столкновения в мае 2008г. Депутат заявил, что Хезболла в союзе с Набихом Берри и СПД обанкротили Ливан. Садек призвал собрать парламент и выбрать президента.

Он также отметил, что теперь уже поздно говорить о 1701, поскольку Израиль заговорил о 1559. С точки зрения депутата, «ликвидировать Хезболлу сложно, поскольку у неё свои [социальная] среда, общество, политическое движение, но [цель Израиля] – положить конец военному существованию Хезболлы». Садек полагает, что Вашингтон поддерживает еврейское государство в этом начинании.

Садек подчеркнул, что решения о войне и мире может принимать только парламент, но фактически это делает «вооружённая милиция».

«Израиль – это враг. Мы знаем, что он не уважает права человека и совершает военные преступления. […] Давайте посмотрим на врага, который реализует демократию у себя, где [правительство] голосует [об ответной атаке на Иран], а потом вернёмся в Ливан, где одна партия претендует на то, что у Сопротивления есть право объявлять войну. И какой результат у этой войны? […] Сегодня миллион человек – из среды партии [Хезболлы] – находятся в центрах ЧП, не могут вернуться домой, находятся в очень тяжёлом состоянии, их дома разрушают».

Суннит Ваддах Садек избрался от Бейрута в 2022г. Кандидат подавал себя как представитель гражданского общества и массовых протестов осени 2019 г. На демонстрантов тогда нападали сторонники Хезболлы и Амаль с палками, а Хасан Насралла заявлял, что за протестами стоят «иностранные посольства».

Борьба за власть между офицерами и гражданскими политиками, взлёт и падение радикальных партий, демократические выборы и объединение с Египтом (1958–61) – лишь часть того, что определяло политику Сирии в 1950-х. Нестабильность началась ещё на фоне неудачной войны с Израилем (1948-9), которая обострила противоречия между политиками и военным руководством. Это способствовало военному перевороту Хусни аз-Заима в марте 1949 г.

Однако режим «маршала» оказался недолговечным. За несколько месяцев Хусни аз-Заим настроил против себя весь политический спектр. Последней каплей стало то, что в июле он выдал ливанским властям Антуна Сааде – основателя и «вождя» пан-сиристской Сирийской социальной националистической партии (ССНП). В Ливане Сааде поспешно казнили, а сторонники ССНП в рядах сирийской армии помогли свергнуть и убить аз-Заима в августе 1949.

Сам лидер переворота Сами аль-Хиннауи к власти не стремился. Он уступил её гражданским, а те провели выборы в Учредительное собрание. На них победили сторонники Народной партии – одной из двух ведущих сил в демократической/олигархической Сирии до режима Баас (1963). Народная партия базировалась в Алеппо и славилась симпатиями к хашимитской монархии в Ираке (1921-58).

Но уже в декабре 1949 г. бразды правления перехватил Адиб Шишакли. Он был хитрее аз-Заима и поначалу оставался в тени. Занимая пост заместителя начальника генштаба, Шишакли был самым влиятельным офицером и де факто имел право вето на решения правительства. Даже когда Шишакли открыто положил конец парламентскому режиму, сначала Сирию формально возглавил его ставленник Фаузи Селло. До того Селло возглавлял генштаб (пока Шишакли был его «заместителем») и минобороны.

В итоге Шишакли сам стал президентом, установил авторитарный режим и провёл некоторые реформы. Во главе армии он поставил ливанского друза по имени Шаукат Шукейр (т.е. иностранца из меньшинства, чтобы тот не мог претендовать на власть).

Несмотря на пропаганду о величии президента, недовольство режимом Шишакли нарастало. К началу 1954 года многие старые политики, которых больше не пускали в парламент и правительство, вместе требовали отставки президента. А на юге страны – в Джабаль ад-Дуруз – попытки Шишакли «навести порядок» жёсткими методами привели к восстанию друзов.

В феврале начались мятежи в военных частях по всей Сирии. Опасаясь гражданской войны, Адиб Шишакли бежал из страны.

Осенью 1954 года прошли самые демократические выборы в истории Сирии. Хотя ведущими силами остались Национальная и Народная партии, в парламенте было ещё несколько блоков старой элиты. Вдобавок, депутатами стали больше 20 баасистов и даже Халед Багдаш – лидер сирийских коммунистов.

Однако и годы парламентского правления (1954-58) оказались полны конфликтов, заговоров и нестабильности. Новым фактором стало растущее влияние Египта: после Суэцкого кризиса президент Гамаль Абдель Насер стал кумиром миллионов в арабском мире, и в Сирии началась борьба между его сторонниками и оппонентами.

Выросло и влияние радикальных партий: в 1956-58 гг. МИД Сирии возглавлял Салах ад-Дин аль-Битар – один из основателей Баас. А в 1957 г. под влиянием Насера главу генштаба Абд аль-Бакы Низам ад-Дина заменили на Афифа аль-Бизри. В то время как Низам ад-Дин был политически нейтральным, аль-Бизри симпатизировал коммунистам и Насеру.

Немалое влияние на сирийскую политику оказывала Холодная война. В середине 1950-х Сирия обратилась за военной и экономической помощью к СССР. Это предсказуемо не понравилось США, и Вашингтон вынашивал планы свержения сирийской демократии (в 1948 г. США также приложили руку к путчу Заима). Но в 1950-х коммунистической угрозы боялись уже не только США, но и… баасисты, конкурировавшие за власть с компартией. Страх перед сирийскими коммунистами способствовал тому, что руководство Баас поддержало слияние с Египтом (1958) и согласилось распустить партию. Коммунисты же отвергли требование Насера распустить все партии (кроме правящей), ушли в подполье и вскоре стали обвинять Насера в диктатуре. Режим ответил репрессиями, и некоторые коммунисты погибли под пытками.

В конце 1935 г. власти колониального Ливана обнаружили Сирийскую националистическую партию (СНП, будущую ССНП). Французов настораживал не только радикальный национализм группы, но и символика, из-за которой партию заподозрили в симпатиях к фашистам в Германии и Италии. Сверх того, информанты утверждали, что слышали о тайниках с оружием и агентах ССНП в полиции и армии (Les Troupes spéciales du Levant).

Эта подпольная партия появилась в 1932 году, и в первые пару лет росла небыстро. На партийных встречах образованная молодёжь читала стихи, выступала с речами, обсуждала литературу, историю, а также идеи основателя ССНП Антуна Сааде.

К осени 1935 года в ССНП состояло порядка 2-3 тысяч человек, причём не меньше половины из них – в Бейруте. К этому моменту у партии уже была «униформа», хотя период уличных столкновений молодых националистов в одноцветных рубашках настанет лишь спустя пару лет, с появлением Катаиб и Нажжаде (стычки с коммунистами тоже случались).

📸Сааде выступает в форме ССНП, середина 1930-х

Важным центром активности ССНП был Американский университет в Бейруте. Там среди студентов Сааде набирал своих первых сторонников. Помимо Бейрута, у партии были ячейки в Горном Ливане, в Дамаске, на северо-западе Сирии, а также в Хайфе, Яфе и Иерусалиме.

Нередко новые ячейки появлялись благодаря выпускникам бейрутских университетов, которые возвращались в родные города и деревни и набирали сторонников среди друзей и знакомых.

Светская пан-сиристская идеология ССНП находила отклик у радикальной интеллигенции из разных конфессиональных групп – православных и католиков, суннитов и друзов, алавитов и, впоследствии, шиитов.

📸Социал-националисты демонстрируют партийное приветствие: поднятая правая рука, согнутая в локте. 1936 г.

В ноябре 1935 года начались аресты руководителей и активистов ССНП. Одним из первых был задержан сам «Вождь» (az-zaʿīm) Антун Сааде. Дело Сааде и однопартийцев освещалось в бейрутских газетах на протяжении многих месяцев.

Некоторые издания высмеивали молодость Сааде (чуть больше 30) и его товарищей. Газета Je Jour называла ССНП опасным явлением, в то время как an-Nahār отмечала смелость и спокойствие ответчиков в суде. ar-Rābiṭa же описывала ССНП как «инструмент итальянского фашизма».

А у al-Maʿrid вышел целый спецвыпуск о партии, причём со статьями от членов ССНП. Редактором издания был Мишель Заккур – союзник Бишары аль-Хури, лидера христианской антиколониальной оппозиции (аль-Хури впоследствии стал первым президентом независимого Ливана). Вдобавок, Заккур публично высказывался в поддержку ССНП.

📸На скамье подсудимых слева направо: Нееме Табет, Антун Сааде, Заки Наккаш. Табет возглавлял партию, когда Сааде был в изгнании в Южной Америке (1938-1947). Фото из al-Maʿrid

Антуна Сааде приговорили к полугоду тюремного заключения и штрафу. Другие задержанные по делу ССНП были приговорены к более коротким срокам (часто условным) и штрафам. Всего осудили порядка 30 человек, нескольких оправдали. Власти не нашли доказательств того, что партия Сааде работала на фашистские режимы.

Адвокатом был Хамид Франжье – выходец из влиятельной маронитской семьи и один из отцов-основателей независимого Ливана. Возможно, дело в том, что Франжье дружил с Салахом Лабаки – одним из лидеров ССНП.

Суд над Сааде прибавил партии узнаваемости. В частности, ССНП пригласили на 2-ю Конференцию побережья, прошедшую в Бейруте в 1936 году. Там собрались политики из Ливана, которые требовали объединить свои регионы с Сирией. В основном это были мусульмане, но не только. Мероприятие проходило в доме Али Салима Салама – уважаемого суннитского нотабля из Бейрута.

Делегация ССНП включала в том числе Салаха Лабаки, который выступай там с речью. Участие в Конференции расширило контакты партии среди ливанских суннитов. Однако сближения радикальной партии с ведущими политиками по итогам встречи не произошло.

Антун Сааде вышел из тюрьмы 12 мая 1936 года. Власти давили на активистов ССНП, чтобы избежать публичных мероприятий в честь освобождения Сааде. Дело дошло до арестов.

Однако Сааде недолго пробыл на свободе. Его сторонники напали на редактора издания al-Masāʾ, который активно критиковал Сааде и его партию. Члены ССНП также попытались сжечь редакцию газеты ar-Rābiṭa, обвинявшую ССНП в связях с европейским фашистами. Возможно, партия также готовила покушение на её редактора, пишет Carl Yonker в The Rise and Fall of Greater Syria. Антуна Сааде задержали, но к концу года снова отпустили.

Очередная волна арестов последовала весной 1937 года. 21 февраля 1937 года несколько сотен сторонников ССНП съехались в христианскую деревню Бикфая в Ливанских горах, восточнее Бейрута. Бикфае была не чужда политика: в середине 1920-х там работал лидер коммунистов Фуад Шимали и его товарищи по профсоюзу табачников, а к концу 1930-х в деревне обосновались фалангисты (Катаиб) – ливанские националисты. Семья их лидера Пьера Жмайеля уже несколько веков проживает в Бикфае.

Полагаю, это добавляло провокационности демонстрации 21 февраля 1937 г. ССНП принялись размахивать флагами с «красным вихрем» и выкрикивать лозунги против независимости Ливана. Разгонять их отправили жандармов. Последовали столкновения, несколько человек с обеих сторон получили ранения.

Снова начались аресты. Сааде залёг на дно в Бейруте. Какое-то время он продолжал тайно навещать партийные ячейки и выпускать заявления с критикой ливанских властей, порой печатавшиеся в прессе. В итоге его вновь задержали, но через какое-то время дело закрыли, а Сааде отпустили после заверений, что его партия не работает на европейских фашистов.

Ливанское руководство также пыталось добиться поддержки Сааде и ССНП на выборах в парламент. Ведущие политики в те годы опирались на личные связи и влияние и обычно не создавали партий. Так что дисциплинированная сеть активистов ССНП была чем-то необычным. Неудивительно, что в 1930-40-х бывали эпизоды, когда влиятельные политики пытались заручиться поддержкой структур ССНП на выборах.

Отношения с властями оставались непростыми. На фоне очередного обострения в 1938 г. Сааде решил уехать за границу. Видимо, помимо проблем с законом, у ССНП были финансовые трудности. «Вождь» надеялся найти новых сторонников – в среде левантийских эмигрантов – и спонсоров. В итоге Сааде провёл в Южной Америке почти 10 лет.

Все эти годы партия продолжала действовать, но со временем перестала настаивать на единстве Ливана и Сирии. Это и другие противоречия привели к тому, что, когда Сааде вернулся в марте 1947 г., у него разразился конфликт с Нееме Табетом и его фракцией. Но это уже совсем другая история.

(Carl Yonker, The Rise and Fall of Greater Syria)

Башенная площадь, Бейрут, 1920 г. После того, как в 1916 г. османские власти казнили там арабских националистов, её стали также называть Площадью мучеников.

В центре – сад, разбитый ещё при османах, но переделанный французами. 1 мая 1925 г. вокруг него ездили автомобили с красными флагами, утверждает* историк-коммунист Мухаммад Дакруб. Это была первая публичная акция коммунистов в Ливане. После этого они собрались в кинотеатре Кристалл, где выступали с речами. По итогам встречи армянское коммунистическое движение Спартак объединилось с арабскими коммунистами, а нарождающуюся партию заметили еврейские коммунисты в Палестине и вышли на связь.

За садом – Малый дворец (снесён в 1950). При османах там была резиденция губернатора, а при французах там работали президент и правительство Ливана (французский Верховный комиссар заседал неподалёку на холме в Большом дворце).

*دكروب، جذور السنديانة الحمراء
📸Charbel Meer

Миграция на юг Сирии стала одним из главных явлений в истории друзов в XVIII-XIX вв. До того община проживала в основном в Ливанских горах и по соседству: у горы Хермон, на горе Кармель и в Вади ат-Тайм*. С начала XVIII в. друзы стали переселяться в Хауран – область южнее Дамаска, одну из «хлебных корзин» Леванта. В частности, друзы принялись заселять горы на юге Хаурана, которые к началу ХХ века стали называть Джабаль ад-Дуруз – Друзские горы.

Почему же друзы устремились в Хауран? Одним из факторов были многочисленные конфликты в Горном Ливане. Де факто автономный регион делился на районы, которыми правили династии друзских шейхов (не религиозных). Они собирали налоги и отправляли правосудие, а при необходимости могли мобилизовать крестьян для военных нужд. Во главе шейхов стоял эмир, теоретически назначавшийся османами и плативший им налоги.

Зенитом эмирата в Горном Ливане было правление Фахр ад-Дина II аль-Маани. На пике влияния он правил Ливаном в сегодняшних границах** и даже сирийскими городами вроде Хомса и Хамы и частью Галилеи. При нём друзская экспансия достигла пика. Были основаны такие деревни как Далият аль-Кармиль на г. Кармель.

XVIIIв. был полон конфликтов между шейхами друзов, в которые нередко вмешивались соседние губернаторы – Дамаска и Сайды. Видимо, среди первых друзских переселенцев в Хауран – ещё в конце XVIIв. –были те, кто проиграл во фракционной борьбе в Горном Ливане.

Помимо борьбы за пост эмира шла конкуренция внутри семей. Вдобавок, существовало деление на две фракции, обоснованное арабской племенной генеалогией. Принадлежность к той или иной фракции была политически обусловленной и не обязательно связана с реальным происхождением семьи. Но браки внутри фракций подкрепляли воображаемую генеалогию.

К тому же, постепенно менялась демография Ливанских гор. Фахр ад-Дин поощрял разведение шёлка, который можно было экспортировать в Европу. Это способствовало миграции христианских (особенно маронитских) крестьян из северной части Горного Ливана в южную. В XIX в. христиане составляли большинство почти во всех горных регионах (кроме Шуфа).

Эти процессы сопровождались ростом благосостояния христиан, так что в начале XIX в. друзские шейхи всё чаще оказывались должниками своих вчерашних крестьян. Росло и влияние Маронитской католической церкви, и некоторые друзские шейхи стали принимать христианство. Всё это ослабило друзов и создавало предпосылки для войн между друзами и маронитами в середине XIXв.

Особенно тяжёлые времена для друзов начались в 1770-х гг. После гибели шейха Захира аль-Омара, османским правителем Акки стал Ахмад-паша аль-Джаззар. В отношениях с соседями он был склонен опираться на силу. Джаззар-паша много воевал с шиитами юга Ливана и друзами. Вдобавок, при его поддержке эмиром Горного Ливана стал Башир II аш-Шихаби, правивший горным эмиратом полвека. Как и Фахр ад-Дин, он правил всем современным Ливаном, что также делает его особой фигурой в националистической историографии. Однако он и правда сыграл огромную роль в истории. Стремясь укрепить свою власть над своенравными шейхами, Башир II одного за другим уничтожал лидеров ведущих кланов – Имадов, Джумблатов и других. Опирался он при этом в т.ч. на христиан. А когда в 1831-40 гг. Левант оккупировал сын губернатора Египта, Башир перешёл на его сторону и помогал тому укрепить контроль над горами.

На всех этапах карьеры Башир II убил немало оппонентов, и не одна деревня была разграблена. Кто-то отправлялся в изгнание. Но если у шейха был шанс вернуться, крестьяне обычно оставались там, куда переселились – в Хауране. Там, в Джабаль ад-Дуруз, они сумели отстоять свою автономию под военно-политическим руководством семьи Хамдан (до1860) в борьбе с бедуинами из пустыни, иногда захватывая существующие деревни.

*Друзы также проживали в Джабаль аль-Аъля недалеко от Алеппо и немного в окрестностях Дамаска

**На этом основании ливанский националистический нарратив часто возводит современный Ливан, появившийся в сегодняшних границах в 1920, к эмирату Фахр ад-Дина

Firro, A History of the Druzes

«Мученик за мысль и свободу доктор Махди Амель “Хасан Хамдан”, член ЦК Ливанской компартии, подло убитый в Бейруте 18.5.87 пулями тиранов/мракобесов»

Родившийся в семье с юга Ливана Махди Амель (наст. имя – Х.Хамдан) стал доктором философии, окончив Университет Лиона. Во Франции Махди встретил спутницу жизни, и вместе они тайно помогали алжирцам в войне за независимость.

Тогда же начались связи Махди с коммунистами (французскими) и его увлечение французским марксизмом.

Пожив в Алжире, в 1960-х Амель вернулся в Ливан. Он работал учителем, а затем преподавал в Ливанском университете.

Сблизившись с ЛКП, Махди Амель стал одним из её идеологов и видным мыслителем-марксистом. Это произошло на фоне обновления ЛКП в конце 1960-х: из руководства выдавили сталинистов, лояльных Бакдашу, провели съезд и утвердили новый курс (больше независимости от Москвы в идеологии и местных вопросах, сближение с ООП и пан-арабистами, больше коллективного руководства).

М.Амель вошёл в ЦК в 1987г. В том же году убит исламистами.

Влияние Югославии на «арабский социализм»

Хотя режим Гамаля Абдель Насера у многих ассоциируется с пан-арабизмом и «арабским социализмом», сам он был прагматичным политиком, не склонным к теоретизированию и догматизму. В 1952 году, свергая египетскую монархию, Насер и другие Свободные офицеры едва ли собирались строить социализм. Среди лидеров переворота были люди как левых взглядов, так и близкие к исламистам. Сам Насер в юности (в 1930-х, ещё до армии) был членом крайне-правого движения Молодой Египет.

По всей видимости, Насером двигало в первую очередь желание сделать Египет сильным и по-настоящему независимым – по возможности под мудрым руководством самого Насера. К тому же, будучи сыном мелкого чиновника, он прекрасно знал о крайнем неравенстве в обществе и, вероятно, хотел что-то поменять. А вот под какими лозунгами делать всё это Насера волновало куда меньше.

Так что, прежде чем обратиться к Москве, Насер пытался получить деньги и оружие у США. У Вашингтона, однако, были свои условия. Но египетская хунта не хотела вступать ни в какие про-западные альянсы, памятуя о неравных договорах и прочих хитростях, с помощью которых Франция с Британией правили Ближним Востоком после Первой мировой.

СССР оказался сговорчивее. Соглашение о военных поставках из Чехословакии (1955) было, пожалуй, главным политическим триумфом Насера, укрепившим его позиции в Египте и арабском мире (до Суэцкого кризиса год спустя, когда его популярность взлетела уже совсем до небес). Ведь ни в какой Восточный блок Каир при этом не вступал. Более того, как раз в середине 1950-х появилось Движение неприсоединения, и Насер стал одним из его лидеров – наравне с маршалом Тито и Джавахарлалом Неру.

При этом с ~1957 г. Насер стал обращаться к слову «социализм». Среди возможных причин Rami Ginat называет стремление подорвать экономическое влияние старых элит и попытки задобрить Москву на фоне репрессий против египетских коммунистов.

Но масштабные национализации начались лишь летом 1961 года (за пару месяцев до распада Объединённой арабской республики). А окончательно курс на арабский социализм был закреплён в Хартии национального действия (1962).

Rami Ginat считает, что югославская модель повлияла на законы о национализации, принятые в июле 1961 г. Среди заимствований Ginat отмечает требование включать рабочих в руководство предприятий.

Западные посольства в Каире сообщали о консультациях ОАР с Белградом и создании совместной министерской комиссии по экономическому сотрудничеству. Вдобавок, в начале 1961 года в ОАР приехал Эдвард Кардель – один из лидеров Югославии и, впоследствии, автор конституции 1974 г. Арабскую республику также посетил Миялко Тодорович (по словам Rami Ginat – ведущий специалист по плановой экономике), а 18–23 апреля 1961 г. у Насера в ОАР гостил сам Йосип Броз Тито (это был уже не первый визит Тито в Египет). В конце июня того же года в Белград направилась парламентская делегация от ОАР. Возглавлял её Анвар Садат.

Среди прочего, Тито советовал не проводить коллективизацию сельского хозяйства, утверждает Rami Ginat. «У нас в Югославии есть социализм, но нет еды», – отметил маршал.

Но почему Югославия? Лично Насер знал Тито с 1954 г. Очевидно, президента ОАР интересовали два аспекта югославской политики: 1) вмешательство в экономику и 2) независимость от Вашингтона и Москвы. Консультации с Белградом позволяли меньше полагаться на советских партнёров, а также учиться на ошибках югославских товарищей в вопросах плановой экономики.

(Ginat, Egypt’s Incomplete Revolution)

📸Обратите внимание на портреты Неру и Тито у Насера на фото в посте по ссылке

Часто говорят, что конфликты на Ближнем Востоке вызваны границами, которые чертили европейцы, не особо считаясь с местными реалиями. Хотя в целом это так, не стоит делать поспешных выводов, что можно было просто нарезать границы по-другому, и вот тогда все бы жили дружно и счастливо.

Вероятно, жизнь в Леванте была б спокойнее, если бы границы и политические системы сложились сами по себе, без внешнего вмешательства. Но это всё, конечно, чистые спекуляции. Во-первых, как объективно замерить, где это «внешнее» влияние начинается? География? Язык? Религия? И т.д. Во-вторых, мы не знаем, насколько кровавым был бы этот процесс, если бы он шёл без вмешательства «извне». И я тут не о расистском стереотипе «они там все друг друга перережут без сильной руки», а скорее о реакции Османской империи на потенциальный арабский сепаратизм.

Да и, откровенно говоря, сложно представить сценарии, при которых европейские великие державы не попытались бы заполучить кусок Османской империи в случае распада последней. В том числе поэтому арабские (прото)националисты до Первой мировой всерьёз о независимости не говорили. Впрочем, это связано ещё и с тем, что арабская идентичность не исключала османской – чувства принадлежности к империи, которое было распространено в т.ч. среди политических элит и интеллигенции.

«Национальные» идентичности – арабская, сирийская, ливанская – уже формировались до ПМВ, но ещё не окончательно отмежевались друг от друга. Скажем, можно было верить в историческую особость Ливана, но считать его частью Сирии, а культуру Ливана – арабской (т.е. основанной на арабском языке и его литературной традиции). Конкурирующие идеологии и движения, основанные на этих трёх идентичностях, появились лишь в 1920-30-х. Во многом это объясняется как раз тем, что новые границы, в отличие от османских, не признавались большинством населения. Приемлемой для всех альтернативы также не просматривалось.

При этом, как часто повторяет ливанский историк Шарль Хаек, разговоры о том, что европейцы разделили некую Сирию в «естественных границах», несколько оторваны от реальности. Поскольку вечных границ – политических, лингвистических, религиозных и т.п. – не существует, разговоры о «естественных» границах – это удел националистической публицистики, а не историков.

Как я уже писал ранее, до стремительных перемен XIX в. сиро-палестинский регион (aka Левант, араб. Bilād aš-Šām) делился на множество областей, которые немецкий историк Thomas Philipp окрестил «локально интегрированными регионами». И в какие государства, страны и идентичности они развились бы при других обстоятельствах, мы не знаем. Но современные границы там не особо вырисовывались: под «Сирией» подразумевался весь Левант; под «Ливаном» – обычно Горный Ливан; «Палестина» (Filasṭīn) существовала как географическое название, чёткие границы которому придали уже британцы. При этом только Горный Ливан был единым районом, а Сирии и Палестины как административных единиц не существовало.

Под «правильными» границами нередко понимают конфессиональные. Но тут есть сразу несколько проблем. Во-первых, почему именно конфессиональный принцип должен быть решающим? Многие люди в регионе не согласны с такой постановкой вопроса, а сегодня и вовсе распространены идентичности с привязкой к Ливану, Сирии (и не обязательно режиму Асадов) и т.д. Вдобавок, в разных частях Леванта общины веками сосуществовали – и обычно вполне мирно.

И это не говоря о том, что разговоры об извечных конфессиональных конфликтах и фанатизме – это во многом стереотипы, через которые объясняется более сложная реальность. Ведь помимо конфликтов (в том же Горном Ливане 1840-61) были и продолжительные периоды мирного сосуществования (там же в 1861-1914), люди взаимодействовали на рынках и в театре, а подчас посещали одни и те же святые места (просто со своей мифологией у разных конфессий). А у тех же конфликтов середины XIX в. есть политические, экономические и дипломатические причины.

Сближение Сирии и СССР в 1950-х было вызвано отнюдь не симпатиями к коммунизму. По воспоминаниям Халеда аль-Азма, неоднократно занимавшего посты премьер-министра и министра обороны Сирии, «чтобы развивать нашу страну, у нас не было выбора, кроме как обратиться к Советскому Союзу».

аль-Азм стал министром обороны 31 декабря 1956 г. К этому моменту Сирия уже сотрудничала с Восточным блоком. Вот как описывает аль-Азм в своих мемуарах:

«Нет сомнений, что сделки о поставках оружия в Сирию из Советского Союза и Чехословакии были своего рода помощью. Нет, они были не бесплатными, но цены на вооружение были низкие, а выплата предусматривалась с рассрочкой. Беспристрастный человек не может обвинить Сирию и Египет, подписавших такие сделки, в том, что они отказались от части суверенитета или что они связали себя какими-то обязательствами перед поставщиками. Эти контракты сделали армии Сирии и Египта сильнее, чем когда-либо в прошлом.
[…]

В сущности, и у нас не было желания связывать себя соглашениями с коммунистическими государствами, поскольку это сделало бы нашу внешнюю, внутреннюю и социальную поли тику зависящей от их собственного курса.

Мы же по-прежнему верили в арабский национализм, и все, что происходило в мире, рассматривали с точки зрения влияния на наше существование, нашу независимость и нашу нацию. Что же до коммунистической идеологии, то она – несмотря на какое-то количество ее сторонников в стране – в Сирии не была популярна ни среди класса крупных землевладельцев, ни среди социалистов и представителей других течений».

Под «социалистами» аль-Азм подразумевает Баас и их тогдашнего союзника (с 1953) Акрама Хаурани. Хотя они тоже требовали социальных реформ и критиковали западную политику в регионе, ранние баасисты во многом расходились с коммунистами. Для идеологов вроде Мишеля Афляка коммунизм и марксизм с их материализмом были чужды арабам. Националистам не нравились ни разговоры о классовой борьбе, ни тем более ориентация на Москву, которая подтолкнула компартию к поддержке решения ООН о разделе Палестины (1947). А настоящее «политическое животное» Хаурани, сделавший карьеру на борьбе с землевладельцами вокруг Хамы, должно быть, просто не видел выгоды в чрезмерном сближении с коммунистами. К слову, в те годы даже исламисты заигрывали со словом «социализм».

Но почему СССР? Потому что страны Запада требовали либо политических уступок, либо оплаты по рыночной цене. Первое было унизительно – особенно на фоне свежих воспоминаний как о французском мандате (1920–1946), так и о поддержке Западом Израиля и Суэцком кризисе (1956). Так что даже если бы политики были готовы уступить, продать это решение избирателям (и офицерам) было бы очень сложно – особенно в свете политической нестабильности 1950-х и постоянной угрозы военных переворотов. Попытки США и Британии втянуть арабские страны в анти-советский Багдадский пакт привели к обратному эффекту, мобилизовав общественное мнение против этого альянса (скорее из-за ассоциаций с неравными «договорами» колониальной эпохи, чем из сипматий к СССР). Это способствовало росту популярности баасистов, коммунистов и египетского автократа Гамаля Абдель Насера.

Москва таких условий не выдвигала. Неудивительно, что арабы воспользовались помощью СССР, а Москва – возможностью распространить влияние на Ближний Восток.

У аль-Азма, впрочем, были свои (антисемитские) соображения по поводу того, ((((почему)))) страны Запада не хотят помогать арабам. Вот как аль-Азм описывает свои впечатления от встречи с гендиректором немецкого минэкономики:

«Генеральный директор и его помощники слушали с интересом, но дали понять, что их правительство не готово предоставить нам заем, а немецкий бизнес не горит желанием сотрудничать с сирийским капиталом. Однако они готовы продать нам необходимую технику при условии, что она будет оплачена в течение года. Разумеется, наш ответ был отрицательным. США, которые определяют политику ФРГ, и евреи, контролирующие их экономики, не позволяли помочь Сирии и облегчить ее участь, если она не склонится перед ними».

📸Халед аль-Азм чокается с маршалом Жуковым (1957); посередине, насколько я понимаю, стоит Даниил Солод – экс-посол СССР в Сирии и Египте, сопровождавший сирийскую делегацию.

Когда летом 1957 г. в Москву прилетели министры аль-Азм (оборона) и Фахер аль-Каяли (общественные работы), приветствовали их высокие сановники. Как вспоминал аль-Азм,

«в аэропорту нас встречали министр обороны Георгий Жуков, вице-премьер [Иосиф] Кузьмин и несколько министров и послов, включая нашего посла, господина Джамаля аль-Фарра, и сотрудников посольства. Там было множество офицеров и чиновников, а также группа сирийской молодежи, которая приехала в Москву на [VI Всемирный] фестиваль [молодежи и студентов]. Спустившись с трапа и поздоровавшись с встречающими, мы с министром обороны поднялись на трибуну, над которой реяли сирийский и советский флаги. Заиграли национальные гимны. [...] мы направились в подготовленный к нашему приезду дом на улице А. Толстого.[...] там были спальни, гостиные, столовые залы, кинотеатр и бильярд»

Южные пригороды Бейрута часто называют Ḍāḥiya, но это не официальное название. Более того, Ḍāḥiya – не совсем «район Бейрута», ведь 1) это не один муниципалитет, а несколько, 2) и расположены они де-юре за границами Бейрута. Хотя по факту это один большой город.

Шииты стали массово селиться южнее столицы в середине XXв. До того там были отдельные дома и особняки, вокруг – фруктовые сады, огороды, рощи и пустыри. Характерно, что открытый в 1950-х аэропорт был за городом, а сегодня к нему прилегает жилая застройка.

Шииты ехали туда из-за нищеты на периферии и изменений в сельском хозяйстве, а с 1968 Израиль стал бомбить юг Ливана в ответ на атаки ООП оттуда. Трущобы южнее столицы прозвали «поясом нищеты» вокруг Бейрута кафе, отелей и ночных клубов.

Урбанизация шиитов, подстёгнутая израильским вторжением (1982), продолжалась и в гражданскую войну(1975-90).

Уже далеко не вся Дахия выглядит как трущобы. Но теперь десятки/сотни тысяч её жителей бежали из-за войны, и некоторые живут на улицах

🗺️by Issa al-Hajj

По этому фото видно, как сильно вырос Бейрут за полвека. Вот старый аэродром Бир Хасан в 1937 г, тогдашний Бейрут – справа сверху. К концу ХХ века на месте аэродрома вырос одноимённый район, где сейчас немало высотной жилой застройки (на карте выше см. север муниципалитета Гобейри, юго-западнее стадиона, примерно где красный квадрат).

Поскольку в 1950-х несколько южнее возвели новый аэропорт, действующий и поныне, район Бир Хасан стали потихоньку застраивать.

Вдалеке виднеются мыс и район Рас Бейрут на северо-западе города. В XIX веке там уже работал Американский университет в Бейруте (до 1920 – Сирийский протестантский колледж). Но вместо высоток были малоэтажные дома и фруктовые сады.

В 1950-60-х, когда шииты уже начали селиться в южных пригородах, в Рас Бейрут вырос новый коммерческий культурный центр столицы вокруг улицы Хамра с её кафе, книжными и банками.

via Old Beirut

📸Бейрут, окрестности порта в 1960-х

Насколько я понимаю, в XIX в. Бейрут активно рос именно на восток – вдоль моря. Дело в том, что порт, игравший огромную роль в торговле с Европой, располагается восточнее исторического центра.

При этом первый «пояс бедности», появившийся ещё в XIX в., населяли не шииты, а в основном христиане – особенно католики-марониты. В порту мигранты из деревень Горного Ливана могли найти работу – или пароход в Египет или Америки. Многие, однако, оказывались в Западной Африке: кого-то обманывали, а кому-то не хватало денег на билет до Нью-Йорка или Сан-Паоло.

К середине XX века вокруг порта и южнее всё было застроено. Вероятно, поэтому многие шиитские крестьяне в 1950-60-х селились в основном в южных пригородах Бейрута. Вдобавок, часто там у них уже были родственники или земляки, переехавшие в столицу.