Плакат палестинской группировки «Львиное логово» (ʿArīn al-Usūd). Наблус, 2023

Насколько я понимаю, на местах деление на те или иные организации бывает довольно условным. Часть палестинской молодёжи разочарована политикой руководства что ФАТХ, что ХАМАС, и предпочитает сообща действовать с оружием в руках, атакуя израильских солдат и гражданских.

Сверху цитата из Корана: «Не считайте мёртвыми убитых на пути Аллаха, нет, они живые у своего Господа получают удел» (3:169)

На плакате – «воин-мученик» Хусам Ислим. 22 февраля 2023 года он был «трусливо убит вероломными сионистскими силами» в Наблусе. Вместе с ним погиб руководитель Бригады Наблус группировки Исламский джихад в Палестине.

Израильские военные разыскивали Хусама Ислима за убийство израильского солдата Идо Баруха в октябре 2022 года. В результате операции в Наблусе 22 февраля погибло 11 палестинцев, больше ста были ранены, сообщает палестинский минздрав.

Итоги израильской операции против Львиного логова, в которой погиб Хусам Ислим, палестинское информагенство Вафа охарактеризовало как «резню» (maǧzira).

По данным израильского Центра информации по разведке и терроризму, только 6 из 11 убитых 22 февраля 2023 г. были членами Львиного логова. У других связей с радикалами не нашли.

Из шести погибших, связанных с Львиным логовом, двое были членами Исламского джихада, а один состоял в Бригадах мучеников аль-Аксы (связаны с ФАТХ, на местах не всегда подчиняются руководству ФАТХ).

Среди погибших были старики и 16-летний Мухаммад Фарид Шаабан. Я не нашёл информации о его связях с террористами. В пресс-релизе ХАМАС он обозначен как «ребёнок-мученик» (aš-šahīd aṭ-ṭifl) — в отличие от Хусама Ислима, который значится как «воин-мученик» (aš-šahīd al-muǧāhid).

На фото: плакат в память о Мухаммаде Шаабане. Плакат повесил ФАТХ, то есть по факту местные власти. В отличие от плаката Львиного логова, цитат из Корана нет, зато есть Ясир Арафат, основатель ФАТХ.

Свадьба в синагоге Бхамдуна. Ливан, 1950-е

Как и другие состоятельные ливанцы, бейрутские евреи из среднего класса спасались от летней жары в живописных Ливанских горах.

Те, кто был побогаче, останавливались в горном городке Бхамдун, а остальные предпочитали Алей. Оба расположены недалеко от Бейрута.

Синагога в Алей действовала с 1890 года, а синагога Бхамдуна, украшенная итальянскими люстрами, открылась в 1940-х. Работали эти синагоги в основном летом и на праздники.

(Kirsten E. Schulze, The Jews of Lebanon: Between Coexistence and Conflict)

Вышел мой перевод мемуаров ливанской феминистки Анбары Салам аль-Халиди (1897–1986) для журнала Неприкосновенный запас! Полный текст досупен по этой ссылке.

Анбара Салам родилась в Бейруте в 1897 году, училась в Ливане и Англии и состояла в первых женских объединениях, которые боролись за образование для девочек и бóльшую роль женщин в общественной жизни.

Анбара Салам происходила из влиятельной семьи бейрутских мусульман (Аль Салам): её отец активно занимался бизнесом и политикой в 1900-1930-х, а её брат неоднократно был премьер-министром Ливана в 1950-70-х; идеологически оба были прагматиками с пан-арабскими наклонностями. Так что в переводе немало интересных деталей о жизни высших слоев Ливана в начале XX века и тогдашнем Бейруте. Тут вам и ранние браки, и множество детей, и смерть брата Анбары от тифа (современную медицину уже несколько десятилетий как изучают в Американском университете в Бейруте*, но многие болезни остаются смертельными – даже для элит).

Она также пишет, что в позднем османском Бейруте заметную роль в движении за права женщин сыграл Ахмад Мухтар Бейхум – общественный деятель из суннитской семьи успешных торговцев и политиков. Он финансировал и всячески поддерживал одно из первых женских обществ в Бейруте. Оно устраивало публичные лекции для женщин и превратилось в «настоящий литературный и социальный салон: довольно скоро в Бейруте не осталось ни одного видного ученого, литератора или врача, которого мы не пригласили бы к себе». Мемуары рассказывают об этом клубе и других арабских женских организациях, а также их (успешных) попытках координироваться и проводить международные конгрессы (уже в 1920-30-х).

В конце 1920-х Анбара Салам вышла замуж за палестинского просветителя по имени Ахмад Самех аль-Халиди. Он принадлежал к видной палестинской семье и возглавлял педагогический колледж в Иерусалиме, который готовил учителей для арабских школ. После женитьбы Анбара Салам Халиди уехала туда вслед за супругом. Семья покинула Иерусалим, когда в конце 1947 года конфликт между арабами и евреями в Палестине перешёл в горячую фазу.

Многое из того, за что боролись Анбара Салам аль-Халиди и ее соратницы, осуществилось. Сегодня в Ливане девочки учатся в школах и поступают в вузы, женщины могут заседать в правительстве и парламенте, преподавать в университетах и вести телеэфиры – даже на каналах, близких к исламистам, вроде al-Manār (канал Хезболлы). А старую и уважаемую газету an-Nahār и связанное с ней издательство возглавляет Наиля Туэйни – наследница семьи выдающихся журналистов и издателей.

В то же время, обычно видные женщины-политики – выходцы из политических династий (например, маронитка Наиля Моавад, суннитка Бахия аль-Харири, православная Мирна эль-Мурр) или зависимые представительницы партий (Иная Из ад-Дин от шиитского Движения Амаль, Рая аль-Хасан и другие от суннитского аль-Мустакбаль). К тому же, подавляющее большинство политиков, бизнесменов и медиамагнатов – это по-прежнему мужчины (в том числе все самые влиятельные люди в Ливане).

И всё же женщины повсеместно участвуют в общественной и политической жизни, причём по всему политическому спектру: тут и шиитские Хезболла** с Движением Амаль, и христианские Ливанские силы с суннитским аль-Мустакбаль, и просто некоторые политические династии. А на последних выборах в парламент прошли сразу несколько женщин, не связанных с традиционными партиями и династиями – например, выдающийся химик Наджат Аун Салиба (христианка) и юристка Халима Каакур (суннитка).

Разумеется, неравенство сохраняется, и не только в политике. Самый известный пример – это то, что ливанское гражданство передаётся детям только по отцу.

*До ~1920 он назывался Сирийский протестанстский колледж.
**Про женщин и Хезболлу есть потрясающее исследование Lara Deeb An Enchanted Modern: Gender and Public Piety in Shii Lebanon (2006).

🇱🇧🇵🇸 В лагере беженцев Эйн аль-Хильве снова вооруженные столкновения между движением ФАТХ и радикальными исламистами. Перестрелки с применением гранатометов и пулеметов продолжались неделю. Вчера было подписано очередное соглашение огня, и пока что оно держится.

На @detalynews как раз вышла моя статья о конфликте в Эйн аль-Хильве и возможном участии ХАМАС и Ирана. Но ситуация меняется быстро, так что вот несколько интересных деталей, которые не попали в статью (источник):

🔸Спикер парламента Набих Берри (Движение Амаль) встретился с представителями ХАМАС (в том числе вице-главой движения Мусой Абу Марзуком) и ФАТХ (включая члена ЦК ФАТХ Аззама аль-Ахмада и палестинского посла Ашрафа Дабура).

ХАМАС в столкновениях не участвует, однако у движения хорошие отношения с исламистами в Эйн аль-Хильве, и оно играет заметную роль в переговорах.

🔸Известно, что вчера утром генерал Жозеф Аун посещал военную базу, расположенную в городе Сайда/Сидон (там же находится Эйн аль-Хильве). Генерал Аун возглавляет ливанскую армию, и его имя всплывает в связи с президентскими выборами (Ливан почти год живет без президента).

В силу своей должности Жозеф Аун может стать компромиссным кандидатом. Однако против выступают несколько ключевых игроков: шиитские партии Движение Амаль и Хезболла, а также христианское Свободное патриотическое движение. Шансы генерала Ауна стать президентом зависят в том числе от того, как армия реагирует на подобные вызовы.

🔸Муса Абу Марзук (ХАМАС) также встретился с генералом Тони Кахваджи, главой ливанской военной разведки. По итогам встречи ХАМАС опубликовал заявление, в котором признал роль «армии, военной разведки и всех государственных институтов Ливана» в борьбе за «безопасность и стабильность в палестинских лагеря».

🔸Член ЦК ФАТХ Аззам аль-Ахмад заявил прессе, что от ситуации попахивает «иностранным заговором».

🔸Наследственный депутат от Сидона Усама Саад подтвердил, что за столкновениями стоят радикальные исламисты. Он описал их следующим образом: «Незаконные вооруженные группы разыскиваемые властями, [которые действуют] вне палестинского национального консенсуса и вне ливанского политического консенсуса и угрожают безопасности лагеря, безопасности Сайды и национальной безопасности Ливана».

Усама Саад также заявил, что ответственность лежит как на палестинских движениях, так и на ливанских властях и политических партиях.

Всё это ослабляет ФАТХ и усиливает ХАМАС. ХАМАС всё чаще выступает представителем палестинцев в диалоге с ливанскими властями, пока их соперники из ФАТХ теряют людей и ресурсы.

Подобные столкновения уже происходили в конце июля – начале августа. Тогда исламисты убили Абу Ашрафа аль-Армуши – регионального начальника сил безопасности ФАТХ. Движение ФАТХ требует выдать подозреваемых. Всего с конца июля в результате боёв погибло больше 30 человек.

Между тем, в Пробковом Шлеме уже больше 15 тысяч подписчиков. Мы с вами примерно в два раза превосходим по численности Королевскую армию Бутана. По сложившейся традиции подобные юбилеи мы сопровождаем хаотичной подборкой интересных каналов. В этот раз их будет много, некоторые не слишком широко известны.

Южная Азия

Индия сегодня - ежедневные новости
Девять рас - канал Татьяны Дубянской про индийскую культуру
Gandhara - интереснейший канал про индийскую древность
Индийская библиотека - обзоры на современную литературу региона

Восток

Дежурный по Ирану - не такие уж и дальние соседи
Zangaro Today - лучший канал про современную Африку
Повестка дня Турции - читал там про недавние выборы
Junger Orientalist - про Ливан
Минареты, автоматы - Израиль и близлежащие страны
Oleg Bazaleev - повседневная жизнь Курдистана
Записки из Аравии - друзья из Эр-Рияда
Tezeta - интересное про эфиопскую культуру
Капитан Фалькас - Китай и уйгуры
Записки на досуге - наши давние друзья-японисты
где твой хиджаб, сестра? - канал Дарьи Сапрынской про восточные культуры
Центральное Болото - археологи в Ираке
восточные обложки - книжный ориентализм

Просто интересные каналы

Стальной шлем - Интербеллум и окрестности
Пшеничные поля Терезы Мэй - бывшая метрополия
USSResearch - жизнь СССР
Блог историка и отщепенца - народники, эсеры и эсдеки
ЦАРЬ КАЗАНСКИЙ - краеведение и не только
Starcheolog - новгородская археология
Knigsovet - книжные обзоры

В 1896-98 гг. российско-украинский востоковед Агафангел Крымский жил в Ливане. Он переписывался со своей семьей в Российской империи, и впоследствии письма были опубликованы.

Вот как Агафангел Крымский описывал Бейрут 1896 года:

«Бейрут — замечательно красивый город. Он весь то­нет в садах (пальмы, фиги, апельсины); улицы в нем поч­ти европейские; чудесный вид на море; изящные здания. Стиль зданий преимущественно мавританский. Однако жители в массе не мусульмане, а преимущественно христиане*. Они легко поддаются европейской культуре».

А вот, какое впечатление на Агафангела Ефимовича произвела местная кухня:

«Но пока что не это горе, а непривычная пища. Чаю здесь нет, супу нет, борщу нет. Говядины здесь не едят, не любят, а едят баранину, и то в самом малом-малом количестве. Почти вся пища растительная. Первые дни (два дня) мне это очень нравилось, но наконец я заболел самым страшным расслаблением желудка и в настоящую секунду нахожусь в полуотчаянии. Как же далее быть? Все эти капустные зразы с рисом, баклажаны, на­битые рисом, гарбузики — кабачки, начиненные рисом, бобы с сливками и перцем — все это очень вкусно, но, оказывается, что этого мне есть нельзя [...].

На тре­тий день я отправился к доктору-европейцу, и дело выяснилось. В России я привык пить чай, т. е. кипяченую воду. Здесь чаю не пьют (утром пьют чашечку кофе, в полдень завтракают, в 6 часов обедают), супу тоже нет, поэтому за горячей нежидкой едой приходится пить мно­го воды (некипяченой и холодной) [...]. Доктор ска­зал мне пить ежедневно вместо воды красное вино (бу­тылка здесь стоит, если вино хорошее, 2,5 пиастра, т. е. 18—19 копеек)».

«Говядины здесь не любят, она гораздо дешевле бара­нины, и я без труда упросил хозяйку [квартиры] жарить мне говяди­ну. Никто не может здесь понять, что можно больше лю­бить говядину, чем баранину. Умная моя хозяйка, воображая, что я совсем ничего не понимаю по-новоарабски**, объяснила гостям (собравшимся смотреть, как интересно я ем вилкой), что у нас в России баранов нет, баранину привозят издали, она в дороге портится и не бывает у нас вкусна, и оттого мы любим больше говядину. Вообще я не дотрагиваюсь к некоторым здешним наиболее люби­мым блюдам (есть, между прочим, тут большая мер­зость, субстанция которой — оливки, и ее запивают холодной водой). Зато большинство блюд (правда, арабами менее любимых) — превкусные.

Главная же моя пища — прекрасный виноград после обеда и ужина. Я его ем с хлебом... Виноват! Не с хлебом! Здесь того, что мы называем хлебом, нет ведь. Я ем виноград с «хубзом». Слово «хубз» переводится, пожалуй, словарями, как «panis», но на самом деле «хубз» — это корж, очень вязкий. С сочным виноградом «хубз», однако, очень недурен. Ем я три раза в день: утром кофе, в полдень обед, в 6 часов ужин: и я никогда не голоден. Первые дни мне казалось, что я пропаду без чая, но теперь я не чувствую никакого лишения».

«Плоды здесь необыкновенно дешевы. Око винограда (три фунта) стоит полпиастра, т. е. 3,5 копейки. Вино­град прекрасный. Апельсины уж и теперь по копейке, но еще подешевеют. Бананы (необычайно приятный плод), которые в России в Москве продаются полтора рубля, здесь стоят полкопейки. Яблоки здешние вовсе не так плохи, как говорил в Москве М. О. Аттая, а напротив. Груш я еще не пробовал, да и не видел их. Но я плоды решался есть только в первые дни, пока жил в отеле и не страдал желудком».

*О том, как менялось население Бейрута в XIX веке, я писал тут и тут.

**Т.е. на диалекте, а не литературном арабском.

Ливанская коммунистическая партия появилась в 1924 году. Одним из первых её лидеров был журналист и переводчик Юсуф Ибрахим Язбек*. В начале 1920-х Язбек и его единомышленники писали о нищете и страданиях в Ливане после Первой мировой и призывали ограничить рабочие часы и ввести пенсии.

Они также с большим интересом следили за революцией в России и тамошними реформами. В то же время, тогда ливанские коммунисты ещё не зависели от Москвы и подчас открыто критиковали большевиков.

Изначально ливанские коммунисты действовали под названием Ливанская народная партия. Отчасти это было сделано, чтобы было проще получить регистрацию и действовать публично.

В ноябре 1924 с Юсуфом Язбеком связался некий Джозеф Бергер, представившийся журналистом. При встрече выяснилось, что Бергер — агент (преимущественно еврейской) Палестинской компартии, который прибыл помочь ливанским товарищам организовать партийную работу. Так у коммунистов в Ливане появились связи с коммунистическим движением за рубежом и финансирование.

В 1925 году партия провела первое публичное мероприятие. Десятки коммунистов отпраздновали 1 мая в кинотеатре «Кристалл» в Бейруте.

В том же году в партии произошли серьёзные перемены. Коммунисты из Народной партии объединились с армянским коммунистическим движением Спартак. Так в руководстве компартии оказался Артин Мадоян — один из основателей Спартака. Товарищ Мадоян оставался видным лидером коммунистов вплоть до 1970-80-х. Слияние со спартакистами также сделало компартию заметным игроком среди ливанских армян.

Тогда же (1925) ливанские коммунисты объединились с сирийскими. Этот союз просуществовал в разных формах до начала 1960-х гг.

Наконец, партия стала организовывать профсоюзы и издавать газету al-Insāniyya. Однако французские мандатные власти закрыли её после нескольких выпусков. Из-за того, что ливанские коммунисты поддержали антиколониальное восстание в Сирии, в 1925 году их стали преследовать. На протяжении последующих десятилетий партия то действовала открыто, то уходила в подполье.

В 1926 году Ливанскую компартию возглавил Фуад аш-Шимали. В отличие от большинства ранних коммунистов, у Шимали был опыт работы на заводе и профсоюзной борьбы. Юсуф Язбек был исключён из партии, но продолжил поддерживать её.

При Шимали партия продожила расти. У неё появились отделения в разных городах, в том числе в Триполи – крупном порту на севере Ливана, где коммунисты оставались заметной силой до 1980-х.

В 1930 году в партию вступил 18-летний Халед Багдаш. Образованный и харизматичный, он был наследником влиятельного курдского племени из Сирии. В начале 1930-х молодой кадр отправляется в Москву изучать марксизм-ленинизм.

В 1932/36/37 году Халед Багдаш обвинил Фуада Шимали в работе на Францию. Шимали исключили из партии, и сталинист Багдаш стал вождём коммунистов Сирии и Ливана. Сирийскую компартию он возглавлял до своей смерти в 1995 году. Фуад Шимали умер в нищете и безвестности.

*UPD: По другой версии, партию сразу возглавлял Фуад аш-Шимали.

(Michael Suleiman, The Lebanese Communist Party)

Из бейрутских писем Агафангела Крымского (1896):

«Приучаюсь вразумительно говорить по-новоарабски. До сих пор, однако, не могу отвыкнуть от языка IX—X вв., и оттого курьезы еще встречаются на каждом шагу. Вче­ра ещё, когда уличный чистильщик сапог, мальчишка, предложил мне свои услуги, я ему сказал: “иф'аль, ма важиб", т. е. «сотвори, еже есть на потребу» (язык мой ведь вроде нашего церковнославянского), и он, поду­мавши, решил, что я его прогоняю.

Но “образованные” люди приходят в восторг от моего архаического языка и стараются меня затащить почаще к себе, чтобы услы­шать, как “москоб" говорит по-древнему. Я поставил “образованные” в кавычках, так как я еще не видел подлинно образованных арабов старшего поколения. Я на­блюдал наиболее богатые дома (например, Традов): все члены семьи одеты по-европейски, все болтают по-фран­цузски даже между собою, но неразвитость и малая интеллигентность поражают. Любимое времяпровождение— собраться вечером большой компанией и петь песни, при­везённые из Египта. Поют хором, гнусят невыносимо. Я записал одну из модных песен: бесцветная или баналь­ная по содержанию, важна она для певцов как набор красивых слов и словосочетаний. Посредине сядет еги­петский певец, одетый еще по-азиатски; богачи третиру­ют его, но тем не менее очень прилежно учатся у него песням.

О чтении книг частенько и понятия не имеют, кроме мальчиков, воспитавшихся у иезуитов [в миссионерских школах]. Это будет новое поколение.

У более старых людей разговор вертит­ся на торговле и на религии: православные ругают маронитов, описывают гнусность пропаганды иезуитов, ждут много благ от России. Международной политикой интересуются все усердно.

Я не хожу в церковь, и это производит сенсацию. Моя хозяйка заставляла меня перекреститься перед ней, что­бы убедиться, христианин ли я. Прошлое воскресенье я утром занимался, вдруг какая-то девочка подходит и сту­чит мне в окно. Я подымаю голову: “Шу битриди?” (Чего тебе?) — спрашиваю. А она: “Йахуди” [иудей] — и по шла дальше. Я остался с разинутым ртом.

«Мне обещано, что через десять дней хозяева отыщут другую квартиру, где я буду иметь совсем особую комнату. Увы! Мои русские знако­мые уверяют меня, что на языке арабов “10 дней” значит “два месяца”, да и то лишь тогда, когда я буду ежеднев­но напоминать об обещании.

[...]

Многое печально. Ничем, кроме практического араб­ского языка, не занимаюсь теперь: негде сосредоточиться. Моя комната — это гостиная хозяев. Более важные го­сти обязательно идут в мою комнату. Впрочем, и вся окрестность, по собственному побуждению, стекается ежедневно смотреть на “москоба” (т. е. меня). Придет то тот араб, то другой, станет возле меня и молча любуется мною. Ходят арабы-бейрутинцы (кроме стариков) обыч­но в европейских костюмах, но лоск европейский — чисто внешний [...]. По-французски болтают многие, ска­зал бы, большинство [...]. По мнению здешних детей-школьников, la langue frangaise se partage en grammaire, geographie et arithmetique [французский язык делится на грамматику, географию и арифметику] Из этой фразки (одного малого ученика иезуитов) видишь, кстати, насколько здесь сильно влияние французов: понятие «lа langue frangaise» [французский язык] равносильно с понятием “наука”.

Нравы. Тут во дворе есть один эпилептик. Когда с ним припадок, тогда весь двор сходится смотреть: преимущественно дети, женщины; из них некоторые с груд­ными детьми. Так как каждый поросенок во дворе счи­тает своей обязанностью при встрече со мною показывать на какой-нибудь предмет и называть его по-арабски, то, понятно, при первом же припадке этого эпилептика вспо­мнили меня, чтобы научить меня, как по-арабски называется тот или другой болезненный симптом. Я, понятно, умчался со всех ног от подобного урока, бьющего по нервам, но матери с младенцами преспокойно любовались эпилепсией».

В «золотой век» Бейрута (в ~1950-70-х) улица Хамра была одним из культурных и деловых центров ливанской столицы.

Хамра с её высотной застройкой, неоновыми вывесками, кафе и кинотеатрами никогда не спала, и там можно было встретить людей всех возрастов и конфессий. Художники, студенты и журналисты собирались в свободной атмосфере бейрутских кафе и дебатировали о поэзии и политике.

Фото: улица Хамра, Бейрут, ~1975

Два обстоятельства работали на эту космополитичную атмосферу.

В десяти минутах ходьбы от улицы Хамра, в том же районе Рас Бейрут, расположен кампус Американского университета в Бейруте (AUB). Один из первых современных вузов в арабском мире (основан в 1866), в 1950-60-х гг. AUB был важнейшим центром как науки и образования, так и студенческого активизма. В этом престижном университете учились арабские студенты из разных стран, и на кампусе были сильны пан-арабские националисты.

В частности, в 1950-х там появились первые ячейки партии Баас в Ливане. Среди баасистов в Бейруте был иракский студент Саадун Хаммади. Впоследствии он стал одним из руководителей Ирака при режиме Баас.

Помимо студентов, в Рас Бейрут селились иностранцы со всего мира. В дополненном введении к своему классическому исследованию The Precarious Republic (1968) политолог Michael Hudson пишет, что атмосфера Рас Бейрут мешала ему представить, что уже в 1975 году противоречия в обществе приведут к гражданской войне.

📷Хамра, Бейрут, 1970-е

🇱🇧🇪🇹Последователи шейха из Эфиопии, которые ругаются с суннитскими исламистами, дружат с Сирией и Хезболлой, заведуют сетью школ и заседают в ливанском парламенте… Поистине, аль-Ахбаш (араб. «эфиопы») — одно из самых необычных движений в Ливане.

Как общественная организация аль-Ахбаш появились в 1980-х на фоне гражданской войны и роста исламизма. В 1983 сторонники суфийского шейха Абдаллы аль-Харари аль-Хабаши перехватили руководство Исламским обществом благотворительных проектов, которое было основано в Бейруте ещё в 1920-х. Однако идейные корни хабашитов уходят в эфиопский город Харар.

Именно там где-то между 1910 и 1920 гг. родился Абдалла ибн Мухаммад аль-Харари. Харар был важным центром ислама на востоке Африки, и город отличался богатой традицией местных исламских верований. В частнсоти, город был центром суфизма (исламского мистицизма).

Зачастую верования были связаны с мифами о праведниках прошлого (Харар даже называли «город праведников», араб. madīnat al-awliyāʾ). Были и ритуалы, связанные с посещением захоронений.

Кроме того, в городе и окрестностях преобладали мирные отношения между мусульманами и христианами. Антрополог Patrick Desplat отмечал*, что люди посещали религиозные празднества друг друга, а также сообщал о христианках, молившихся у мусульманских святынь.

Согласно официальной биографии, Абдалла аль-Харари изучал исламское право (фикх) разных юридических школ (мазхабов) в Эфиопии и Сомали и уже в раннем возрасте стал муфтием и специалистом по хадисам. По всей видимости, уже в 1930-х аль-Харари был учителем и муфтием в родном Хараре и окрестностях.

В начале 1940-х Абдалла аль-Харари вступает в конфликт, который продлится до его смерти в 2008 г. Группа паломников возвращается из Мекки и приносит с собой идеи ваххабизма – официальной трактовки ислама в Саудовской Аравии. Ваххабиты отличаются буквальным (без метафор) толкованием Корана и критикуют многие практики, сложившиеся в исламе на протяжении веков, как вредные «нововведения».

В частности, ваххабизм запрещает многие ритуалы, связанные с суфизмом, – например, посещение могил праведников (ziyārat al-qubūr). С точки зрения ваххабитов, люди начинают поклоняться могилам вместо того, чтобы поклоняться только Аллаху.

Абдалла аль-Харари добился, чтобы эфиопские власти начали преследовать ваххабитов, но в какой-то момент в результате всех этих интриг он покинул Эфиопию. Данные о том, когда он приехал в Ливан, рознятся, но, вероятно, это было в 1950-60-х гг. Будучи специалистом в исламском праве, в Ливане аль-Харари начал преподавать в системе образования под контролем официального муфтията (Dār al-Fatwā).

Это было золотое время Ливана. Бейрут был центром бизнеса, науки и культуры, а суннитские исламисты были даже маргинальнее, чем сейчас. Ваххабизм и похожие пуританские течения в исламе были ещё явно вне мейнстрима. А шейх аль-Харари преподавал право, был суфийским шейхом и общался с другими богословами. Постепенно множились его ученики и последователи, но в целом он оставался малозаметным и малоизвестным шейхом.

Хабашиты стали известны в 1980-х, и с самого начала у них была противоречивая репутация. Благотворительность, жесточайшая полемика против исламистов, осуждение насилия и призывы к диалогу с шиитами и христианами шли в комплекте с обвинениями в захвате мечетей, чрезмерном преклонении перед шейхом аль-Харари и связях с сирийской разведкой.

Так или иначе, с 1992 года хабашиты иногда представлены в парламенте, а на прошлогодних выборах они получили беспрецедентные два мандата (Аднан Трабулси от Бейрута и Таха Наджи от Триполи). Кроме того, у них есть определённое влияние в диаспоре. В частности, ученик аль-Харари по имени Ахмад Тамим возглавляет Духовное управление мусульман Украины.

*The Articulation of Religious Identities and Their Boundaries in Ethiopia: Labelling Difference and Processes of Contextualization in Islam (2005)

Израильский внутренний паспорт (teʿūdat zehūt) палестинского национального поэта Махмуда Дарвиша. Музей Дарвиша, Рамалла.

Махмуд Дарвиш родился в 1941 г. в деревне аль-Бирве в Галилее. В ходе арабо-израильской войны 1948 г. его семья бежала в Ливан, а аль-Бирва была разрушена. Однако спустя год семья Дарвиша тайно вернулась и получила израильские документы.

Окончив школу, Махмуд Дарвиш вступил в Израильскую компартию и стал писать тексты для её арабской газеты al-Ittiḥād. В партии Дарвиш познакомился с молодой еврейкой, и у них завязался роман. Их расставанию посвящено одно из самых известных стихотворений Дарвиша – «Рита и винтовка».

В 1960-х произведения Дарвиша появились в авангардистском поэтическом журнале aš-Šiʿr (араб. «Поэзия»), который выходил в Бейруте. К концу 1960-х Дарвиш был уже довольно известным молодым поэтом, и в 1970-х он перебрался в ливанскую столицу, которая как раз в те годы стала центром палестинского национализма и фактической штаб-квартирой Организации освобождения Палестины.

Ленинская премия палестинского поэта Махмуда Дарвиша за «выдающиеся заслуги в деле борьбы за сохранение и укрепление мира» (1983). Музей Дарвиша, Рамалла.

В 1970 году Махмуд Дарвиш покинул Хайфу, где он был активистом и журналистом компартии Израиля. Прежде чем обосноваться в Бейруте, поэт побывал в Москве и Каире. В ливанской столице он оставался вплоть до израильского вторжения 1982 года и осады Западного Бейрута. Посетив Кипр и Тунис, Махмуд Дарвиш поселился в Париже, где и пробыл до середины 1990-х.

В 1987–1993 гг. Дарвиш, будучи знаковым поэтом, входил в исполком Организации освобождения Палестины (ООП), написал несколько речей для Ясира Арафата и приложил руку к тексту палестинской декларации независимости (1988).

После соглашений в Осло (1993–4) Израиль и ООП договорились о создании Палестинской национальной администрации на Западном берегу р. Иордан и в Секторе Газа. Махмуду Дарвишу позволили посетить семью в Израиле, но вплоть до своей смерти он проживал в Рамалле и Аммане.

30 сентября 1985 года четверо сотрудников советского посольства в Бейруте оказались в заложниках у исламистов. Согласно воспоминаниям посла Василия Колотуши:

«…похитители предъявляли ультиматум: либо Советский Союз, используя свое влияние на Дамаск, добивается прекращения военной операции сирийцев в Триполи, либо советские граждане, взятые в заложники, будут убиты! Срок исполнения ультиматума — 24 часа. […] На тот момент это был первый случай захвата советских граждан в качестве заложников за всю историю советской дипломатии! И где?! В арабском мире, где, как считалось, нас любят и уважают…

Под воздействием личного обращения М. С. Горбачева к президенту Хафезу Асаду сирийские войска прекратили обстрел Триполи и отошли от города. Тем не менее, похитители заложников не отпустили. Более того, в ночь на третий или четвертый день после захвата в посольство по телефону поступило устное сообщение о том, что тело одного из заложников можно найти в районе бейрутского стадиона».

Когда я читал воспоминания Колотуши, меня несколько удивило, что дипломат связывает исламистов в Триполи с Хезболлой. (В конце концов «сработал политический прессинг на организацию Хизбалла, стоявшую за похитителями».) Всё-таки сегодня Триполи ассоциируется скорее с политическими силами, враждебными Хезболле, особенно если говорить о радикальных исламистах. Но жизнь как всегда оказалась сложнее.

Хотя большинство иранцев — мусульмане-шииты, исламская революция 1979 года произвела огромное впечатление и на суннитских исламистов во всём мире. Победа фундаменталистов в Иране продемонстрировала, что идеологии, якобы основанные на исламе, могут использоваться для свержения авторитарных про-западных режимов и построения «исламского» общества.

Это осознание порадовало радикалов от Египта и Саудовской Аравии до Сирии и Ливана. Так что если в 1950-60-х годах арабские «революционные» идеологии в основном строились на национализме и социализме, в 1980-х на первый план выходят исламисты разной степени радикальности.

Одним из жителей Триполи, которых вдохновил пример Ирана, был Саид Шаабан. Основанное им Движение исламского таухида* даже ненадолго захватило власть в Триполи в 1980-х. Исламисты запретили алкоголь, стали следить за соблюдением норм морали и устроили резню местных коммунистов.

Как Движение Таухида захватило Триполи? В этом ему помогли иранская поддержка и объединение с вооружёнными группами, которые уже действовали в городе. В частности, к шейху Шаабану присоединились Народное сопротивление под руководством Халиля Аккауи (вооружённое формирование из района Баб ат-Таббане), исламистская группировка Джунд Аллах из района Аби Самра etc. Народное сопротивление и Джунд Аллах возникли в конце 1960-х, когда в стране проходили протесты и забастовки, объединявшие профсоюзы, студенческий активизм и солидарность с палестинцами.

Различные палестинские организации поддерживали ливанских союзников деньгами, оружием и военной подготовкой. Причём связи с палестинцами были у сил со всего политического спектра: от коммунистов до исламистов вроде Джунд Аллах. Халиль Аккави начинал политический активизм на лево-националистической повестке, но к началу 1980-х также обратился к исламу.

Убийства коммунистов в порту Триполи привели к тому, что часть полевых командиров покинули Таухид (включая Аккауи и Канаана Наджи, основателя Джунд Аллах). А конец исламскому эмирату шейха Шаабана положили сирийцы осенью 1985 года. Сирийская армия и про-сирийские ливанские и палестинские ополчения захватили город после нескольких недель боёв. Благодаря заступничеству Ирана, Сирия позволила шейху Шаабану остаться в городе при условии, что он будет сотрудничать с Дамаском. Сейчас Движение Таухида возглавляет его сын Биляль Шаабан, однако поддержкой Таухид не пользуется — во многом из-за связей с Хезболлой и Ираном.

(Bernard Rougier, The Sunni Tragedy in the Middle East; Tine Gade, Sunni City)

*tawḥīd — одна из центральных идей ислама, концепция единства и единости Аллаха. Можно переводить как «единобожие»

🇱🇧🇵🇸Смотрел видео из лагеря беженцев Эйн аль-Хильве и не смог пройти мимо этой детали. На фото — боевик-исламист из группировки аш-Шабаб аль-Муслим (или, возможно, Джунд аш-Шам) в маске с логотипом энергетика Monster Energy.

Ситуация в Эйн аль-Хильве остаётся напряжённой после очередного раунда боёв между движением ФАТХ и радикальными исламистами. С середины лета в столкновениях погибли по меньшей мере 30 человек.

Вчера Палестинские объединённые силы безопасности заняли школы ООН, расположенные в лагере Эйн аль-Хильве. Во время боёв школы использовались как укреплённые пункты. Объединённые силы состоят из вооружённых формирований ФАТХ, ХАМАС и других палестинских организаций.

Из того же видео. Улыбчивый мужчина в центре — Хейсам аш-Шааби, полевой командир группировки аш-Шабаб аль-Муслим. Этот палестинский исламист воевал на стороне сирийской оппозиции и уже не первый год скрывается от ливанских властей то в лагерях беженцев, то в Сирии.

Вчера Хейсама Шааби спросили, выдадут ли исламисты тех, кого разыскивают ливанское правительство и движение ФАТХ (оно фактически отвечает за безопасность в лагерях палестинских беженцев). Ответы Шааби сводились к «иншалла» («если Аллах пожелает») и «бизнилла» («с разрешения Аллаха»).

Насколько я понимаю, экстремисты в Эйн аль-Хильве по-прежнему не выдали убийц Абу Ашрафа аль-Армуши. аль-Армуши возглавлял силы безопасности ФАТХ в Сидоне — городе, где расположен лагерь. Преемник убитого считает, что за засадой на аль-Армуши стоял палестинский исламист Биляль Бадр, у которого тоже есть связи с джихадистами в Сирии. Несколько лет назад аль-Армуши командовал операцией против боевиков Бадра в одном из районов Эйн аль-Хильве.

У Ливанской компартии в период её становления (1924–1932) было несколько особенностей. Во-первых, у её основателей были довольно смутные представления как об идеях Маркса, так и об идеологии большевиков. Один из ранних лидеров ливанских коммунистов (1924–25/6) Юсуф Ибрахим Язбек признавался:

«Был ли среди нас кто-то, кто читал Ленина? Хотя бы его эпохальное наставление “Что делать”? Кто кто-то из нас знал азы коммунизма? Я честно заявляю: нет.

Мне не стыдно признаться. Они говорили, что я самый образованный товарищ, который больше остальных знает о западной литературе. При всей скромности я бы сказал, что я был “интеллектуальным и политическим лидером”, и я признаюсь, что в течение 1925 года я во многих вопросах направлял нашу Партию против ленинских принципов. Мы действовали непоследовательно».

Первыми ливанскими коммунистами двигали желание улучшить положение бедноты и стремление бросить вызов богатым, священнослужителям и традиционным политическим лидерам. В годы до Второй мировой экономическое положение Ливана было весьма тяжёлым: за массовым голодом в Первую мировую последовали распад Османской империи, установление французского колониального режима, а уже в 1929 г. по стране ударила Великая депрессия. В Ливане этот кризис добил шёлковую индустрию, игравшую столь заметную роль в истории страны с XVII века.

В своей первой (недолговечной) газете al-Insāniyya (1925) коммунисты призывали ограничить рабочий день (не больше 8 часов), запретить детский труд, бороться с вмешательством священнослужителей в политику, ввести обязательное образование на арабском для обоих полов, а также требовали расширения прав женщин.

Во-вторых, поначалу у Ливанской компартии не было прямых связей с Москвой. Первым иностранным спонсором ливанских коммунистов была Палестинская компартия, которая состояла преимущественно из евреев-ашкеназов и хотела, чтобы ливанские коммунисты объединились с палестинскими. Однако в 1926 году Коминтерн сделал замечание палестинским товарищам за попытку контролировать коммунистов в соседних странах. К слову, ливанские евреи ни тогда, ни впоследствии не играли заметной роли в коммунистическом движении – в отличие от евреев Ирака или Египта.

В мае 1925 года ливанские коммунисты слились с армянским движением Спартак, и в том же году они объединились с коммунистами Сирии. Первая – тайная – конференция Компартии Сирии и Ливана состоялась в декабре 1925 г. На ней были представители из Бейрута, христианских городов Захле и Бикфая и сирийского Алеппо (думаю, армяне). Делегаты постановили бороться за независимость от Франции, права рабочих и конфискацию собственности землевладельцев, которые не поддерживали революцию. Коммунисты также выразили солидарность с анти-французским восстанием в Сирии (1925). За это власти принялись преследовать коммунистов. До амнистии в начале 1928 г. руководство партии сидело в тюрьме.

После отсидки коммунисты принялись восстанавливать партию. Они решили действовать полуподпольно. В том же 1928 году ливанские коммунисты были приняты в Коминтерн и приглашены в 6-й конгресс интернационала в Москве. После этого партия в очередной раз сменила название – теперь на Сирийскую компартию.

В 1930 году прошла вторая партийная конференция. 36 делегатов представляли в основном крупные города, такие как Бейрут, Триполи и Захле в Ливане и Дамаск, Алеппо и Хомс в Сирии.

В том же году профсоюзный активист и и председатель компартии (1925/6–1932) Фуад аш-Шимали переизбрался лидером Союза работников табачной промышленности. Этот Союз стал объединяться с другими профсоюзами, а коммунисты стали проводить подпольные встречи с рабочими, где обсуждались социальные проблемы. В про-коммунистичскую Федерацию профсоюзов вошли объединения электриков, работников порта, трамваев и топливной сферы, а также водителей.

В 1931 году профсоюзы добились снижения цен на электроэнергию на 40% и трамвай на 20%. В этом им помог бойкот электрической и трамвайной компаний, продлившийся три месяца.

(Tareq Ismael and Jacqueline Ismael, The Communist Movement in Syria and Lebanon)