Не так давно я постил южноливанский рэп, посвящённый влиятельному политику Набиху Берри. Сегодня хочу поделиться песней из другого политического лагеря.

23 августа ливанские националисты справляли важную дату. 1982 год. В Ливане идёт гражданская война, часть страны оккупирована сирийцами, часть – израильтянами. Парламент собирается в здании военной академии в осаждённом Израилем Бейруте, чтобы выбрать нового президента. Им стал молодой политик и полевой командир Башир Жмайель, предводитель ополчения Ливанские силы. В среде ливанских националистов он остаётся культовой фигурой, а на его наследие претендуют сразу две партии: аль-Кятаеб (партия его семьи) и Ливанские силы (в середине 1980-х контроль над ополчением перешёл от семьи Жмайелей к молодым полевым командирам).

Башир Жмайель был убит через три недели после избрания президентом, до официального вступления в должность. Его взорвал член ливанской Сирийской социальной националистической партии (ССНП) Хабиб Шартуни, возможно, связанный с сирийскими спецслужбами (в годы гражданской войны ССНП была одним из союзников Дамаска).

Баширу посвящено множество песен. Одна из них – yā rayyisnā al-qāʼid («О, наш президент-предводитель/ведущий [нас] лидер/президент»). В качестве видеоряда – бесконечные фото Башира (благо, персонаж был фотогеничный), как бы подтверждающие текст песни: поётся о молодёжи – вот вам Башир в окружении молодых христианских боевиков, о детях – и вот он гладит мальчика по щеке.

Арабские субтитры прилагаются. Вот мой перевод некоторых особо характерных частей:

«О, символ героизма, о, мечта детства,
Мученик Ливана!»

«В чём смысл свободы, если мы живём без тебя?
Наш вечный* предводитель, невозможно забыть тебя!
Твоё имя стало вечным, мы идём по твоим стопам!
О, символ мученичества, о, спаситель моей страны,
О, мученик Ливана!»

«О, наш президент-предводитель,
О, гордость человечества,
О, вечный герой на все времена,
После тебя Башир, ты живёшь, Башир,
В сердцах молодёжи и ливанском кедре»

https://youtu.be/Bkjw_l_QxFo

* ḥāḍir – буквально «присутствующий»

О культе Башира писал тут: https://t.iss.one/gunsncamels/862

«Можем повторить» по-ливански (христианская версия). Ребёнок в форме Ливанских сил на ежегодной церемонии в память об убийстве Башира Жмайеля.

Мероприятие организовано партией Ливанские силы, но на церемонии присутствует и семья Башира, как минимум его племянник Сами, лидер партии аль-Кятаеб (Ливанская фаланга).

Бейрут, христианский район Ашрафия, сентябрь 2019

«Правление партии аль-Кятаеб: Башир-разрушение и Амин-доллар (Bašīr ad-damār wa-Amīn ad-dūlār). Участвуйте в великом марше, который начнётся перед Арабским университетом Бейрута 17.02.1985 после фестиваля исламского сопротивления». Амин – сверху, Башир – в звезде Давида. Плакат Объединения мусульманских богословов (связано с Хезболлой).

Плакат высмеивает сотрудничество фалангистов с Израилем и США, а также коррупцию при президенте Амине Жмайеле (1982-1988). Ливанский историк Фавваз Трабулси утверждает, что когда Амин вступал в должность, у него уже было прозвище «мистер 2%» (из-за взяток и откатов), а по ходу 80-х его стали называть уже «мистер 20%». Кстати, президент Амин Жмайель – последний по-настоящему влиятельный политик из семьи Жмайелей: к концу войны популярность партии рухнула и остаётся относительно невысокой до сих пор.

Любопытный эпизод из книги Pity the Nation: The Abduction of Lebanon английского журналиста Роберта Фиска, который много лет прожил в Бейруте. Летом 1982 года он встретился с шейхом Пьером Жмайелем – влиятельным христианским (маронитским) политиком, основателем партии Ливанская фаланга (аль-Кятаеб). В 1982 году партия находилась на пике своего влияния, а младший сын шейха Пьера – 34-летний полевой командир Башир – вскоре был избран президентом (и убит). Вот как Фиск описывает встречу с 77-летним Жмайелем:

«Он не ожидал, что я спрошу о поездке в нацистскую Германию в 1936 году. В конце концов теперь его Фаланга была тесным союзником Израиля. Так что прежде чем ответить, он подождал секунд восемь. “Я был капитаном ливанской футбольной команды и президентом Ливанской федерации футбола, – сказал он. – Мы поехали на Олимпийские игры в Берлине. И тогда я увидел эту дисциплину и порядок. И я подумал: “Почему мы не можем сделать то же самое в Ливане?” Так что по возвращении в Ливан мы создали это молодёжное движение”. Жмайель не упомянул Адольфа Гитлера. Он также не предположил, что правительство Третьего Рейха использовало Олимпиаду-1936 как средство пропаганды для немецкой нацистской партии. Немецким евреям запретили участвовать, а когда Осси Оуэнс – чёрный американец – выиграл стометровку, Гитлер покинул стадион.

У Жмайеля был свой взгляд. “Когда я был в Берлине, у нацизма ещё не было той репутации, которая у него есть сейчас, – сказал он. – Нацизм? В любой системе в мире можно найти что-то хорошее. Но тогда нацизм ещё вовсе не был нацизмом. Слово появилось позднее. В их системе я увидел дисциплину. А нам на Ближнем Востоке дисциплина нужна больше, чем что-либо ещё”.»

Этот пассаж особенно интересен тем, что, как утверждает немецкий исследователь партии фалангистов Christian Thuselt (FAU), это наш единственный источник информации о том, чем руководствовался молодой Пьер Жмайель в 1936 году, когда основывал фалангистское движение.

В целом, европейские крайне-правые радикалы произвели сильное впечатление на некоторых в арабском мире. В одном только Ливане фашисты и нацисты вдохновили три партии: христианско-маронитскую Ливанскую фалангу (аль-Кятаеб), радикально светскую Сирийскую социальную националистическую партию (ССНП) и мусульманское (суннитское) движение ан-Нажжаде. Причём первые две организации активны до сих пор.

Впрочем, фашизм в арабском мире не прижился. Молодые радикалы, знакомые с европейской интеллектуальной традицией и политикой, создавали разные интересные движения в 1930-х, но они либо ничего не добились (как Нажжаде или Молодой Египет Фатхи Радвана), либо сменили идеологию: фалангисты остались ливанскими националистами, но позиционировали себя как социал-демократическую партию, а ССНП из крайне-правой превратилась в крайне-левую. Фатхи Радван, кстати, тоже вскоре после Второй мировой стал исламским социалистом, хотя ещё незадолго до того рассказывал, что единственные подлинно демократические страны в Европе – это Германия при Гитлере и Италия при Муссолини.

Новое ливанское правительство возглавит посол Ливана в Германии Мустафа Адиб. Его кандидатуру поддержали 90 депутатов парламента из примерно 120*. Предполагается, что это будет независимое правительство технократов, которое попробует провести реформы и вывести страну из глубочайшего кризиса с окончания гражданской войны (1975-1990).

Мустафу Адиба хорошо знают в высоких кабинетах. С начала двухтысячных он работал советником Наджиба Микати – видного политика и бизнесмена из североливанского города Триполи. Позже Адиб возглавлял канцелярию Микати, когда тот был премьер-министром, а также входил в руководство пары общественных организаций, аффилированных с Микати. За хорошую службу Микати пролоббировал назначение Адиба послом в Берлин.

Источники газеты ан-Нахар утверждают, что, несмотря на тесное сотрудничество с Микати, Адиб не связан с политическими партиями, включая партию самого Микати al-ʿAzm. Журналисты, общавшиеся с Адибом, отмечают, что это образованный, достойный и компетентный человек. Кроме того, это специалист, который умеет находить общий язык с людьми.

При этом Мустафа Адиб устраивает влиятельных политиков. О поддержке в элитах говорит уже то, что кандидатуру Мустафы Адиба выдвинула группа бывших премьер-министров.

Также важно, что Адиб – уроженец Триполи. По мнению ан-Нахар это значит, что он не будет угрожать базе поддержки другого влиятельного политика – экс-премьера Саада аль-Харири, чьё влияние сосредоточено в Бейруте**. Зато, если Адиб будет успешен, то он сможет потеснить общего соперника Харири и Микати – триполитанский клан Аль Карами, из которого происходили премьер-министры Рашид аль-Карами и Омар аль-Карами, а также Абд аль-Хамид аль-Карами – муфтий Триполи и один из пионеров арабского национализма в Ливане в 1920-х.

На сайте берлинского посольства также перечислены научные интересы доктора Мустафы Адиба. К ним относятся, например, парламентский контроль над госбезопасностью, децентрализация и демократия на муниципальном уровне, а также электоральное законодательство.

Мустафа Адиб был назначен премьер-министром за несколько часов до визита президента Франции Эммануэля Макрона. Ранее Макрон посетил Ливан после разрушительного взрыва в порту Бейрута 4 августа и заявил, что страна нуждается в реформах.

Предыдущее ливанское правительство просуществовало около полугода – с конца января по начало августа. Оно тоже создавалось как независимое правительство технократов, которое должно было провести реформы и спасти экономику. При этом с самого начала было известно, что на самом деле правительство связано с рядом правящих партий. С тех пор политическая система не сумела вернуть себе доверие граждан, а экономический кризис стал только хуже. А в последние недели в Ливане ещё и угрожающе выросло число заразившихся коронавирусом.

*В ливанском парламенте 128 депутатов, но после взрыва в порту порядка 8 депутатов подали в отставку. Если бы их примеру последовало достаточно коллег, парламент мог бы автоматически самораспуститься.

**На парламентских выборах 2018 года список движения Саада аль-Харири (Tayyār al-Mustaqbal) занял первое место в избирательном округе Север-2, где расположен город Триполи. Однако, судя по именам в списке, в Триполи Харири вынужден опираться на местные кланы, т.к. многие прошедшие в парламент кандидаты принадлежат к влиятельным триполитанским семьям, таким как Алямуддин, Кяббара и Джиср. Роль этих семей в политике описывал Khaled Ziade в статье Ṭarābulus: al-ʿĀʾila wa-s-Siyāsa.

https://www.annahar.com/article/1268158-%D9%85%D9%86-%D9%87%D9%88-%D9%85%D8%B5%D8%B7%D9%81%D9%89-%D8%A3%D8%AF%D9%8A%D8%A8-%D8%AF%D9%88%D9%84%D8%A9-%D8%A7%D9%84%D8%B1%D8%A6%D9%8A%D8%B3

Более ранние исследования CAP "...показали, что большинство избирателей AKP не политические исламисты, хотя они и составляют значимое меньшинство, а большой их блок даже не религиозно консервативны. Исследование показало, что нативизм и ура-патриотизм, подпитываемые войной в Сирии, конфликтом с РПК и проблемой беженцев, являются более мощными силами, чем религиозный консерватизм. Традиционная основная база религиозных консерваторов ПСР включает небольшую часть тех, кого лучше всего назвать "сострадательными исламистами", из которых выросли многие партийные активисты; эта фракция хочет, чтобы Турция возглавила и защитила умму - или сообщество мусульман, например, в Сирии - и расширила религиозное образование. Но эта звучная база противоречит антикосмополитическим и анти-беженским импульсам многих турецких правых - сторонников "Турции прежде всего" - которые хотят, чтобы беженцы ушли, и выступают против других исламистских приоритетов, таких как расширение религиозного образования.

Чтобы уравновесить эти балансирующие силы, президент Эрдоган подчеркивает сферы, в которых эти фракции согласны. Внешняя политика и турецкий национализм лежат в основе этого шага, основанного на жесткой антикурдской политике и напористом, конфронтационном подходе к Западу, особенно к США. И "сострадательные исламисты", и сторонники "Турции прежде всего" разделяют глубокую антипатию к Западу и убежденность в том, что США стремятся ослабить Турцию. Действительно, исследование CAP зафиксировало эту консолидацию правого крыла задолго до того, как она стала видимой - и формализована - в избирательной коалиции Cumhur İttifakı между ПСР и ультранационалистической Партией националистического движения (ПНД) . Исследование также показало, что наряду с идеологическими течениями среди "сострадательных исламистов" и сторонников "Турции прежде всего" есть широкий спектр менее идеологических, но в значительной степени консервативных - или, по крайней мере, придерживающихся традиций - турок, которые проголосовали за ПСР, но которые колеблются в этой поддержке, поскольку экономика замедляется и местная коррупция стал более заметной. Наконец, исследование выявило глубокое недовольство молодых избирателей, в том числе молодых сторонников AKP, курсом развития страны."

Ну и вывод очевиден - чтобы удерживаться у руля и дальше, надо держать всю националистическую коалицию, для чего нужен постоянный конфликт с Западом и нулевой компромисс в курдском вопросе.

В целом, по мнению автора, кто бы не возглавил турецкое правительство в ближайшие годы, и какое бы крыло турецких консерваторов не стало лидирующим (умеренное Бабаджана и Давутоглу, или воинственное, лидером которого может стать Сулейман Сойлу), "нативизм продолжит определять основное направление турецкой политики."

Когда пишешь о Ливане, невозможно не упомянуть его религиозное многообразие. Действительно, в стране проживают последователи различных течений ислама и весьма экзотических христианских конфессий (например, христиане-марониты или армяне-католики). Вся политическая система построена на распределении власти между представителями разных религий, а крупные партии, как правило, представляют какую-то конкретную общину. Однако далеко не всё в ливанской политике подчинено логике конфессионализма. Так, как минимум ещё два фактора играют очень большую роль – региональный и семейный. Разумеется, они пересекаются и друг с другом, и с религиозным фактором.

Ливан – страна маленькая (особенно если учитывать, что значительную его часть занимают высокие горы, малопригодные для жизни и земледелия), но в то же время это страна невероятного регионального разнообразия. Каждая область страны отличается не только по религиозному составу населения, но и по культуре и политической ориентации. К культурным различиям относится, в частности, местные диалекты арабского. Разнообразие политическое, как правило, связано с местными элитами и их преемственностью. Рассмотрим это на примере северных окраин Ливана.

На севере страны, у границы с Сирией, расположена преимущественно мусульманская (суннитская) область Аккар. Ещё в первой половине прошлого столетия самой влиятельной семьёй региона был клан аль-Миръаби (al-Mirʿabī; часто транслитерируется как al-Merehbi). Антрополог Michael Gilsenan отмечал, что аль-Миръаби монополизировали политическое представительство региона в парламенте и правительстве и сохраняли эту монополию вплоть до выборов 1972 года – последних перед гражданской войной (1975-1990). Проще говоря, избраться депутатом от этой области можно было только при поддержке аль-Миръаби. Соответственно, совмещая роли латифундистов и политиков, семья контролировала распределение бюджетов, доступ к хорошей работе и образованию, а также строительство и содержание школ, больниц и даже колодцев (!).

В начале семидесятых адвокат Халед Сагия (Khalid Saghiya) попытался организовать местную оппозицию. Сагия опирался на крестьян, а также заключил союз с другим местным кланом – аль-Баарини (al-Baʿarīnī). У аль-Баарини были свои счёты с аль-Миръаби, а также собственная сфера влияния в горах на юго-востоке Аккара. На выборах 1972 года Халед Сагия даже сумел выставить список, полностью состоящий из кандидатов, не связанных с аль-Миръаби. Впрочем, особых успехов он не добился, а спустя несколько месяцев после голосования Сагия был убит.

Так вот, к вопросу о преемственности. В 2018 году в Ливане тоже проходили парламентские выборы. Как думаете, какая фамилия была у кандидата, набравшего больше всего голосов в избирательном округе Север-1 (Аккар)? Нет, не аль-Миръаби. На первом месте – Валид аль-Баарини с 20,5 тыс. голосов. Однако Мухаммад аль-Миръаби шёл по тому же списку, набрал больше 14 тысяч голосов и тоже прошёл в парламент.

Также интересно, что они шли по списку движения аль-Мустакбаль – партии экс-премьера Саада аль-Харири, который считается самым влиятельным суннитским политиком в стране. Впрочем, я пока не совсем разобрался, какие именно отношения у Харири с влиятельными семьями из периферийных регионов. В североливанском городе Триполи по его списку тоже шли представители фамилий, которые уже не первый век относятся к местной элите. Подозреваю, что сделка может заключаться примерно в следующем: местная «знать» приносит партии Харири голоса, а в новом парламенте фракция Харири не мешает местным элитам дальше рулить своими областями и распределяет бюджеты в их пользу. А они, в свою очередь, используют эти деньги для поддержки своего влияния на местах.

(Michael Gilsenan, ‘Akkar Before the Civil War, MERIP 162 (1990) + 2018 Lebanese Parliamentary Elections: Results and Figures (2018) https://aceproject.org/ero-en/regions/mideast/LB/lebanon-2018-lebanese-parliamentary-elections/view)

Итоги сербско-косовских переговоров в Вашингтоне: Сербия переносит посольство в Израиле из Тель-Авива в Иерусалим, а Косово "соглашается"* нормализовать отношения с Израилем и установить дипломатические отношения.

Так и не понял, каким боком Израиль касается сербско-албанского конфликта, но пока что именно он выглядит главным бенефициаром от переговоров Белграда и Приштины.

* странная формулировка, ибо Косова с самого первого дня было бы радо установить дипломатические отношения с Израилем, но Израиль не признавал Косова.

Зато сербофилии палестинцев видимо приходит конец.

В восточной Ливии расширяется разлом между племенами и ЛНА. Так, по данным исследователя ливийского кризиса Джалела Харшауи, наибольшего масштаба достигли протесты племен Каддафа в Сирте, Авакир и Магхарба в Бенгази, Убейдат в Тобруке.
При этом для купирования протестов и их подавления Хафтар вынужден все больше опираться на радикальных салафитов, так постепенно статус «преторианцев» военачальника приобретает салафитская бригада «Тарик бин Зияд», не зря самозванный фельдмаршал уделяет ей столько внимания, лично выступая перед личным составом и обещая всяческие привилегии для салафитов и наибольшее благоприятствование для распространения салафитской идеологии в Ливии. Таким образом, «Тарик бин Зияд» начинает играть и роль «мухабарата». В частности, именно боевики этой бригады проводили в Бенгази аресты боевиков из племенных подразделений ЛНА, которые вышли с требованием причитающихся им выплат за ранения.

Война в Нагорном Карабахе чувствуется уже и в Ливане, особенно в районе Бурж Хамуд (Burǧ Ḥamūd) на востоке Бейрута, где проживает множество армян. Армяне – одна из официально признанных этно-религиозных групп Ливана, и у них есть своя квота на представительство в парламенте – четыре депутата для прихожан Армянской апостольской церкви, ещё один – для армян-католиков. Всего в парламенте 128 депутатов.

Атмосферу, царящую в Бурж Хамуд на этой неделе, описала ливанская газета аль-Ахбáр. Как и во время первой войны в Карабахе в начале девяностых, на улицах района появляются анти-азербайджанские и антитурецкие плакаты и граффити, разносится песня «Вставайте, армяне! Арцах зовёт!» (Арцах – армянское название Нагорного Карабаха и непризнанной армянской Нагорно-Карабахской республики – НКР). Надписи на стенах повествуют о «битве за право и существование», национальном долге, а также утверждают, что «Азербайджан и [президент Турции] Эрдоган – преступники».

Несмотря на то, что большинство ливанских армян никогда не были в Карабахе, из Ливана туда уже едут добровольцы. Один из собеседников газеты, Гаро, отмечает, что «множество бойцов с энтузиазмом и радостью едут защищать Армению». «Только с оружием в руках мы сможем защитить армян», – цитирует Гаро одну популярную песню. Последняя группа армянских добровольцев из Ливана уехала в Армению на прошлой неделе. Многие собеседники газеты с гордостью рассказывают о своих знакомых и друзьях, которые участвуют в войне. О количестве добровольцев из Ливана аль-Ахбар не пишет, но отмечает, что с июля на историческую родину переехало уже 800 армян. Причиной этой миграции стали глубочайший кризис в ливанской экономике и разрушительный взрыв в порту Бейрута 4 августа.

Жак Газарьян, один из собеседников газеты, держит пекарню с традиционной армянской едой; на стене в заведении висит флаг НКР. Для него Арцах – это «наше экзистенциальное право; мы вернули его себе [в войне 1988-1994], а теперь защищаем его». Впрочем, несмотря на это Жак спокойно обслуживает туристов из Турции и Азербайджана: «Я пекарь, а не боец». Жак с гордостью вспоминает, как один турецкий клиент после посещения его пекарни оставил комментарий, в котором признал, что «лахмаджун – это армянское блюдо» (споры о «национальной принадлежности» этого блюда продолжаются испокон веков).

Армяне на протяжении многих столетий живут в разных частях сиро-палестинского региона, в том числе на территории современного Ливана. Многие, однако, являются потомками армян, бежавших от геноцида 1915 года. Сейчас в Ливане проживает более 150 тысяч граждан армянского происхождения. Ливанские армяне успели отметиться в совершенно разных сферах. В середине ХХ века ряд армянских семей входили в т.н. «консорциум» – группу олигархов, состоявшую из десятков преимущественно христианских семей крупных предпринимателей и банкиров, которые играли ведущую роль в политике и входили в окружение первого президента Ливана, Бишары аль-Хури (1943-1952). Из армянских семей происходили также 6-й президент республики Ильяс Саркис (Ilyās Sarkīs; 1976-1982), лидер ливанско-националистической партии Кятаеб в 2001-2007 годах Карим Пакрадуни (Karīm Baqrādūnī), а также известная журналистка и депутатка Паула Якубьян (Bawlā Yaʿqūbyān).

https://al-akhbar.com/Community/294727

Арабский мир, Вьетнам и Израиль

В 1950-60-х гг. многие арабские политики и организации говорили о революции, антиимпериализме и социализме. Различные комбинации национализма и социализма доминировали в риторике египетского президента Гамаля Абдель Насера (1952/1956*-1970) и разных режимов в Сирии и Ираке, где военные перевороты стабильно происходили раз в три-четыре года.

К началу шестидесятых влияние Запада (в первую очередь британцев и французов) на Ближнем Востоке было подорвано. Ключевую роль в этом сыграли «революции»/военные перевороты в Египте (1952) и Ираке (1958). В Ливане проамериканского президента Камиля Шамуна (1952-1958) сменил Фуад Шехаб (1958-1954), настроенный на сотрудничество с Насером. В Сирии творился бардак – разные фракции офицеров регулярно смещали гражданское руководство страны – но в целом Дамаск дрейфовал в сторону сотрудничества с СССР.

Однако на карте Ближнего Востока ещё оставались «реакционные» монархические режимы вроде саудовского или иорданского. Но было кое-что и похуже. В глазах многих Израиль оставался символом западного вмешательства в дела арабского мира и неспособности арабов противостоять этому вмешательству. Поражение арабских армий в Палестине (1948-49) стало тяжёлой травмой. Ещё хуже было то, что у арабских стран не было возможности решить проблему Израиля военными методами. И несмотря на риторическую уверенность в скорой победе над сионистами, в арабских столицах понимали, что пока такой сценарий невозможен.

В начале шестидесятых эта проблема встала особенно остро из-за споров по поводу водных ресурсов реки Иордан. Malcom H. Kerr утверждает, что в 1963 году перед Насером стояла сложная задача: не дать сирийцам втянуть Египет в войну с Израилем, но при этом не потерять лицо из-за бездействия. Тогда Насер успешно избежал такого развития событий (ненадолго, как выяснилось в 1967), но принципиальная проблема – необходимость уничтожить Израиль/освободить Палестину и неспособность сделать это – никуда не делась.

А тем временем в далёком Вьетнаме шла война между коммунистами на севере и проамериканским режимом на юге. И бойцы Вьетконга показали всему миру, как партизаны могут дать отпор регулярной армии сверхдержавы. В арабском мире этот пример вдохновил многих и дал надежду на то, что партизанская война окажется эффективной в борьбе с Израилем.

В середине шестидесятых лидер Организации освобождения Палестины Ахмад аш-Шукейри посетил Пекин, где обсуждал отправку палестинских добровольцев во Вьетнам, чтобы вьетконговцы обучили их методам партизанской войны. Идея «народной войны освобождения» была популярна и у леворадикальной части сирийского руководства под лидерством Салаха Джадида (1966-1970). Впрочем, в 1970 году министр обороны Хафиз аль-Асад отстранил от власти Джадида и его коллег, отказался от радикального социализма и стал проводить более прагматичную политику – в частности, усилил контроль правительства над сирийским палестинским движением aṣ-Ṣāʿiqa.

После Шестидневной войны (1967) настал звёздный час Ясира Арафата, лидера движения ФАТХ, и других палестинских организаций, которые также выступали за партизанскую/террористическую борьбу с Израилем. И в то время как ФАТХ декларировал принцип невмешательства в дела арабских государств (принцип оказался нереалистичным и нереализуемым), многие другие движения не разделяли такой подход. В частности, как пишет Helena Cobban, некоторые палестинские организации прямо призывали свергнуть иорданскую монархию и «превратить Амман в палестинский Ханой, из которого начнётся атака на израильский Сайгон в Тель-Авиве».

(Malcolm H. Kerr, The Arab Cold War; Malcolm H. Kerr, Hafiz Asad and the Changing Patterns of Syrian Politics; Helena Cobban, The Palestinian Liberation Organisation)

*Формально Насер был избран президентом (на безальтернативной основе) в 1956 году. Однако фактически он играл ведущую роль в хунте с самой Июльской революции, а уже к концу 1954 года хунта ликвидировала или загнала в подполье все альтернативные центры силы.

ЕС – скорее враг, чем друг?
Друзья, сегодня в рамках института «Митвим», где я руковожу ближневосточным отделом, был опубликован годичный опрос общественного мнения по вопросам внешней политики. Представлю здесь несколько интересных данных, а по этой ссылке желающие смогут ознакомиться со всеми результатами.
Итак:

24% израильтян считают, что самой важной арабской страной с которой следует развивать отношения является Саудовская Аравия. За ней следуют ОАЭ, Египет, и всего 4% получила Иордания, невзирая на то, как существенны добрососедские отношение между Израилем и Хашемитским королевством.

Самой важной страной в мире, не считая США для Израиля является Россия – 35%, Германия - 31%, и Великобритания с Китаем – 20%

43% опрошенных заявили, что считают ЕС «скорее вражеской, чем дружеской структурой» - чуть меньше, чем в прошлом году. Тогда утвердительно на этот вопрос ответили 46%.

46% израильтян убеждены в том, что замораживание аннексии Западного Берега – положительный шаг для страны, и всего 21% считают иначе.

23% израильтян хотели бы посетить ОАЭ, тогда как 42% не хотят посещать арабские страны в целом

40% считают, что соглашение с Эмиратами никак не скажется на отношениях между Израилем и Палестинской Автономией, и в целом опрос показывает, что палестинская тема на сегодняшний день не находится в центре внимания , хотя 33% убеждены в том, что следующая война в Газе – неизбежна.

Партия Баас в Сирии. Часть 1

Партия арабского социалистического возрождения (Баас) – это, пожалуй, одно из самых известных политических движений в арабском мире. Она зародилась в 1940-х в Сирии, была правящей партией Ирака в 1968-2003 гг., где ей с конца семидесятых руководил небезызвестный Саддам Хусейн, диктатор из палаты мер и весов. Нынешний президент Сирии Башар Асад тоже принадлежит к Баас. Кроме того, она представлена в парламентах Ливана и Иордании.

За более чем 70 лет своей истории партия проделала драматический путь от националистического кружка, основанного двумя школьными учителями, до правящей партии в двух (враждующих) авторитарных режимах. Эта дорога была наполнена интригами, расколами, государственными переворотами и даже участием в конкурентных выборах и работой в коалиционных правительствах. Но обо всём по порядку.

Чтобы понимать, в какой среде зародилась партия Баас, нужно посмотреть, что из себя представляла Сирия в 1930-40-х гг. Больше четырёхсот лет сиро-палестинский регион входил в состав Османской империи – некогда могущественной, но к XVIII-XIX вв. пришедшей в упадок. С середины XIX столетия империя постепенно модернизируется: создаются современные армия, бюрократия и системы школьного и высшего образования, провозглашается равенство граждан всех вероисповеданий, а в 1876 году принимается конституция (правда, конституционный эксперимент быстро свернули; демократические нормы совсем ненадолго вернутся лишь после революции 1908 года). Однако Османское государство не пережило поражения в Первой Мировой войне (1914-18).

По итогам ПМВ бывшие османские владения в арабском мире были поделены между Великобританией и Францией. Сирия и Ливан достались последней. Французы силой разогнали Арабское королевство в Сирии, которое там создавал эмир Фейсал (сын шерифа Мекки, союзник британцев и будущий 1-й король Ирака), и стали править, руководствуясь своими представлениями о прекрасном.

Чем же была эта Сирия, которой правили французы? Это была бедная, преимущественно аграрная страна с населением в районе 3 млн. человек. На верхушке социальной пирамиды находилась старая элита, сформировавшаяся ещё в поздней Османской империи. В XIX веке эта верхушка воспользовалась земельными реформами и приходом капитализма: получила в собственность большую часть земли (зачастую по не совсем честным схемам), пользуясь своей близостью к администрации и неинформированностью крестьян. Поскольку страна была преимущественно аграрной, землевладельцы сосредоточили у себя в руках львиную долю национального богатства. К тому же они традиционно занимали ключевые административные и духовные должности. В начале ХХ века эти люди избирались в османский парламент; в 20-40-х занимали ключевые выборные должности при французах и вели переговоры о независимости; а когда Франция наконец-то ушла в 1946 году, стали депутатами, министрами и президентами независимой Сирии.

Помимо землевладельцев и крестьян, с конца XIX века на историческую сцену выходит новая группа населения – образованный городской средний класс. Создание более-менее массовой бюрократии требовало массового школьного образования, а для школьного образования нужны учителя. Учителя и чиновники низшего звена рекрутировались из менее привилегированных слоёв населения, потому что землевладельцы на такие работы не шли. Кроме того, множились врачи, юристы, журналисты, унтер-офицеры, университетский персонал. Эти люди получали образование по европейским стандартам и были знакомы с последними достижениями науки и общественно-политической мысли. При этом они видели, что социальный статус, власть и деньги продолжают передаваться по наследству. И многим это не нравилось. А главное, они могли ясно формулировать и убедительно аргументировать своё недовольство – и делиться им в кафе и прессе.

Партия Баас в Сирии. Часть 2

В 1934 году из Парижа в Дамаск вернулись два молодых человека, окончивших Сорбонну. Это были Мишель Афляк (1910-1989), православный христианин, и Салах ад-Дин аль-Битар (1912-1980), мусульманин-суннит. В Дамаске два друга устроились учителями в престижную школу ат-Таджхиз – Афляк стал учителем истории, а Битар – математики и физики (по другим данным – тоже истории).

Как и многие их сограждане, Афляк и Битар хотели добиться независимости от Франции. Однако, с их точки зрения, этого было недостаточно. Подобно множеству образованных сирийцев, они считали сирийское общество отсталым, а наследственную политическую элиту – неспособной справиться с вызовами эпохи. Афляк и Битар видели решение этих проблем в социальном, политическом и духовном реформировании Сирии и в объединении арабских стран.

В 1940 году два учителя основали кружок, в котором делились своими идеями. С их точки зрения, после столетий турецкого владычества арабская нация, нищая и неграмотная, пребывала в упадке. В 1939 году Французы отдали часть их родины (область Александретта на северо-западе Сирии, ныне – Хатай на юге Турции) туркам; на другую часть родины (Палестину) претендовали сионисты. Первым шагом на пути национального возрождения арабов должны стать гордость за свою великую историю и любовь к арабской нации, вечной и уникальной. История арабов уходит вглубь веков, а впереди её несомненно ждёт великое будущее. Наиболее ёмко эта мысль выражена в баасистском слогане «одна арабская нация с вечным посланием» (umma ʿarabiyya wāḥida ḏāt risāla ḫālida).

На пути к возрождению арабы должны отбросить пережитки прошлого: остатки племенного и кланового устройства, конфессиональные идентичности, угнетение женщин и господство помещиков. Афляк видел новое арабское общество светским, но к исламу относился почтительно, считая его высшим проявлением единства и величия арабов и важнейшим элементом арабского культурного наследия. Ислам как культура восхищал Афляка; впрочем, многих верующих мусульман задевало то, как он сводил божественное откровение к культуре. Для фундаментального преобразования общества Афляк считал необходимым изменить образ мышления и самовосприятие.

Уже в 1942 году Афляк и Битар ушли из школы, чтобы полностью посвятить себя политике. Свою группу они назвали Движением арабского оживления/возрождения (Ḥarakat al-ihyāʾ al-ʿarabī) и начали публиковать брошюры с изложением своих взглядов. Изначально львиную долю их последователей составляли школьники (в 1920-50-х гг. школы и университеты были центрами политической активности). Большинство учеников ат-Таджхиз были из Дамаска, но пара сотен приехали учиться из провинции. Зачастую они происходили из отсталых периферийных регионов и, оказавшись оторванными от семьи, охотно поддавались националистической агитации.

В середине сороковых Афляк и Битар начали преобразовывать своё движение в партию. Вскоре после ухода французов (1946) они получили лицензию. Затем они начали переговоры с группой арабских националистов с севера Сирии. Это были последователи школьного учителя Заки аль-Арсузи, которого нередко называют одним из отцов-основателей Баас. Арсузи формулировал идеи созвучные мыслям Афляка, также был арабским националистом и рассуждал о национальном возрождении (baʿṯ), но политическая карьера у него не сложилась: Patrick Seale отмечает, что жестокие преследования колониальных властей загнали его в нищету и депрессию (Арсузи запретили работать в школе и даже давать частные уроки).

В начале апреля 1947 г. молодые националисты (в основном из Сирии) собрались в кафе Рашид в Дамаске. Это был учредительный съезд Партии арабского возрождения (Ḥizb al-baʿṯ al-ʿarabī). Главой партии избрали Мишеля Афляка, генсеком – Салах ад-Дина аль-Битара.

В исполком партии также избрался доктор Вахиб аль-Ганим, последователь Заки аль-Арсузи. После съезда он вернулся в Латакию и основал там отделение Баас. Одним из первых вступивших был юноша из бедной деревни Кардаха в горах восточнее Латакии, куда Ганим заезжал как врач. Юношу звали Хафиз аль-Асад.

Баас в Сирии. Часть 3

Весной 1949 года в Сирии произошёл первый военный переворот, который положил начало регулярному вмешательству офицеров в политику. Только в 1949 году военных переворотов было три. Последнему путчисту, полковнику Адибу Шишакли, удалось не только захватить власть, но и удерживать её четыре года – до февраля 1954.

Военные диктатуры 1949-1954 подавляли оппозицию, так что Мишель Афляк и Салах ад-Дин аль-Битар были вынуждены бежать – в Бейрут, пристанище политэмигрантов всего арабского востока. Именно там Афляк и Битар познакомились с другим сирийским политиком в бегах, Акрамом Хаурáни (~1914-1996).

Хаурани происходил из разорившейся семьи землевладельцев-суннитов. Он был одним из первых политиков, осознавших, как плохо живут крестьяне – и какой потенциал скрывает в себе борьба за их права. Около 1950 года он и его сторонники объединились в Арабскую социалистическую партию и начали кампанию под лозунгом «земля принадлежит тому, кто на ней работает». Центром их активности стала консервативная Хама, родной город Акрама Хаурани. В те годы 91 окрестная деревня из 113 была поделена между четырьмя семьями. Хаурани вступил в союз с наименее богатой – Тайфурами – и, опираясь на их крестьян, начал терроризировать три других семьи.

Сторонники Хаурани открывали молодёжные клубы и устраивали митинги в деревнях. Лозунги и акции становились всё более радикальными; разъяренные крестьяне поджигали урожай на полях помещиков, которых они обвиняли в краже земли, иногда стреляли по их домам. Землевладельцы уже не решались посещать некоторые деревни.

Акрам Хаурани впервые избрался в парламент от Хамы в 1943 году. Из семи депутатов в этом округе все шесть кроме Хаурани представляли землевладельцев. После свержения Шишакли в 1954 шесть мест из семи получат уже Хаурани и его сторонники. Malcom H. Kerr отмечал, что Хаурани не был ярким философом или идеологом, но ему не было равных в практической политике. На это указывает и то, что он рано осознал политический потенциал сирийской армии: начал водить дружбу с кадетами военной академии в Хомсе и помогал молодым людям поступать туда.

Но в 1952-54 гг. Хаурани оказался в изгнании в Бейруте. Там он встретил Афляка и Битара, лидеров Партии арабского возрождения. В 1953 партии Афляка-Битара и Хаурани объединились в Партию арабского социалистического возрождения. Вместе с Хаурани Баас получила не только новых членов и избирателей, но и связи в армии. В следующем году полковника Шишакли отстранили от власти, а в Сирии прошли самые демократические выборы в её истории. Обновлённая Баас выступила весьма успешно, получив 22 места в парламенте из 142. Перед партией открылась дверь в большую политику: Битар стал министром иностранных дел в 1956, Хаурани - спикером парламента в 1957.

А тем временем в 600 километрах от Дамаска восходила звезда Гамаля Абдель Насера. В 1952 году группа офицеров под его руководством свергла египетскую монархию. Насер стремился избавиться от британского влияния, что закономерно столкнуло его с британцами и их региональными союзниками (в первую очередь – Ираком). В 1955 году Насер нарушил западную монополию на поставки оружия на Ближний Восток, купив оружие у Чехословакии, а в 1956 национализировал Суэцкий канал. За национализацией последовало франко-британско-израильское вторжение. У египетской армии не было шансов, но и США, и СССР осудили нападение; вскоре войска были выведены. Суэцкий кризис обернулся политической победой Насера. Его лозунги об арабской солидарности вдохновляли арабских националистов во всём регионе. Они начали видеть в Насере лидера в борьбе с империализмом и искусственными границами, начерченными британцами и французами после Первой мировой.

На этом фоне в начале 1958 года в Каир прибыла группа сирийских офицеров – без ведома президента Сирии. Неожиданно для самого Насера они предложили ему то, о чём он так много говорил: объединение.