#календарь #книжная_полка
завтра день рождения у Натальи Лясковской

На Кирилла и Мефодия вообще рождаются одарённые люди: не забудем, что 24 мая появилисm на свет два нобелиата русской словесности, Шолохов и Бродский.
Видимо, так звёзды стоят в этот день.

Так вот сегодня от Натальи Викторовны Лясковской, одно из самых-самых.
* * *

Д. Ю.

интеллигент далёкой юности моей
был трубко-бородат хэмингуэен
носил он праздник при себе мечтой овеян
на лодке с марлином сразиться средь морей
стирался свитер если мамы нет раз в год
свитероносец же был впрочем томасманок
крутил романы с тучей мелких графоманок
великий гэтсби ночь нежна ну в общем скотт
как агни-йог он без трусов летал в астрал
и там гурджиева гонял и кастанеду
но возвращался утомившийся к обеду
и проституткам про буддын шажаны врал
над ними чайки лингвистон носился стон
улисс бродил в районе первой градской
а мой герой то матерился по-блаватски
то пил бальзам и кукурузный самогон
поскольку часто набегали на москву
с посильной данью латыши и киевляне
а то грузины привозили мукузани
а то армяне ароматную траву
ну кто-то фарцевал а кто-то не
а кто-то хвастался завязкой с криминалом
всего-то ручкался с заломщиком-менялой
но понту понту как дипломов на стене
что мол участник входит в сотню мировых
супер-умов и гениальнейших и даже
перформанс дерзкий отчебучил в эрмитаже
читал чухне марию петровых
зимой квартирники стихи часов по шесть
а летом в крым босяцким автостопом
и ну трындеть литинститутским хронотопам
мол приходилось и помои в жизни есть
и на платформах угольных в буран
любовью заниматься без стоп-крана
но вспоминал не поздно и не рано
про панацею для сердечных ран
пора жениться если весь в долгах
полно желающих с мамашей шуры-муры
поскольку дочери всегда почти что дуры
а мамы молоды ещё и при деньгах
кто почестней тот спился и погас
и умер или без вести уехал
я слышу их неслышимое эхо
я вижу то что недоступно зренью глаз
я экзистенциальный рою ил
что за морока с этой фрейдо-подоплёкой
интеллигент моей поры далёкой
пропрустил жизнь
прокафкал
промуньил

#книжная_полка
Три года назад в Морской библиотеке имени Лазарева я взяла в руки книгу, которую давно хотела прочесть.

"...Ступили в Залу Приёмов.
Народу было много. Все у стен. Пустое пространство сквозной галереей уходил в глубь Залы. У стен много тёмных морских сюртуков, военных ментиков и зелёных с красными воротниками вицмундиров чиновников Иностранной коллегии. И было много дам. Но Казарскому пока было не до тех, кто у стен. Он шёл первым из прибывших за Скороходом, церемонимейстерами, гофмаршалом, министром двора. Но вдруг эта первая волна шествия остановилась, расступилась, отошла, оставив его впереди. Так в море отлив отходит, оставляя корабль на мокром донном песке.
Два царя в костюмах кавалергардов сдержанно и приветливо улыбались герою Босфора. Один со стены, с портрета. Второй с возвышения, похожего на корабельные шканцы. Николай и Казарский были почти ровесниками. Флигель-адъютант отметил редеющие, не по возрасту, волосы, светлые, похожие на северное небо, глаза и лосины неправдоподобной белизны. Зоркость собственного взгляда, памятливость к подробностям, особенно, вот к этим лосинам невероятной белизны, свидетельствовала о том, что он, офицер из заштатного Севастополя, из далёкой провинции, с дальних, окраинных российских берегов, в п о л н о м п о р я д к е.
Отступи дед, Кузьма Иванович Казарский.
Внуку твоему не быть сброшенным в придворцовую лужу.
Ничтожно малая "держава", именуемая "офицер флота Александр Иванович Казарский", встретила милостивый монарший взгляд со спокойным достоинством.
<...>
Николай взглянул на черноморца взглядом быстрым и метким. проговорил с некоторым вопросом в голосе:
- Помнится, бриг "Меркурий" строился на севастопольской верфи?
- Так точно, ваше величество. Ваша память вызывает зависть.
Но он видел, зависть вызывал он сам. Зал Приёмов был буквально пьян завистью. Ах, как на него смотрели! Как ели его глазами! Как длинно вытягивали к нему и государю шеи из шитых золотом сановных воротников! Как внимали каждому слову, произносимому под грохот орудий! Как мучались от того, что не всё могли расслышать!
И только один Пушкин, поэт, проникновенный ум, заметит не монаршие милости, а человека, запишет в дневнике: "Сегодня двору был представлен блистательный Казарский".
И ниже загадочное, летящим пером:
"Держава в державе".
Валентина Фролова, "Ветры Босфора", (1996)

***
Этой книги вы в электронных библиотеках не найдёте.
А тот экземпляр в моих руках вообще был уникален.
Он был подарен автором с автографом Александру Аркадьевичу Татаринову. При отъезде из Севастополя адмирал, командовавший Черноморским флотом с 2005 по 2007 год, передал свою книжную коллекцию в дар Морской библиотеке.
А теперь вопрос. Как вы думаете (вернувшись к тексту): в каком мундире был на том приёме Пушкин?

#книжная_полка
#проза

Алексея Ивакина не стало 18 августа 2020 года.
Что-то из написанного им ещё при жизни опубликовали издательства, которые специализируются на фантастике.
Реализм остался на странице автора на Окопке да в нескольких озвученных рассказах на youtube.
И теперь не у кого узнавать про права на издание его рассказов и повестей (но если вы вдруг знаете, к кому обратиться, напишите, пожалуйста).

Читайте.
«Флора и Березка»

Тот, который в «березке», шёл со старым «Калашом». Тот, который во "флоре", шёл со связанными руками.
Между ними и вокруг них пахла полынью степь. Впереди была балка. Позади был допрос…
https://okopka.ru/i/iwakin_a_g/text_0940.shtml

И всё же про этот день.

Дмитрий Мельников:
На темной стороне Луны,
как в лагерном бараке,
те, кто не вышел из тюрьмы,
живут в извечном страхе.

А рядом - на планете Марс
бестрепетно-спокойно
стоят погибшие за нас
во всех российских войнах.

И дальше - по орбитам тьмы
плывут родные тени,
и так распространимся мы
по Солнечной системе.

Знаменитый снимок "На работу в космос."
Альберт Пушкарев, 1983 год, Казахская ССР, из архива МАММ/МДФ, ТАСС.

#книжная_полка #дмитрий_мельников

#книжная_полка
Илья СЕЛЬВИНСКИЙ

БАЛЛАДА О ТАНКЕ KB
Посвящается героическому экипажу тт. Тимофееву, Останину, Горбунову, Чернышеву и Черкову, пробывшим 17 дней в осажденном танке.

По куполу танка ударил снаряд.
Сквозь щель прорывается дым и газ.
Волосы у бойцов горят,
От гари — слёзы из глаз,
А танк, развив наступательный пыл,
В минное поле вступил.

И вдруг подымается дымный клуб…
Танк оседает. Толчки коротки.
Гребень трака зарылся вглубь,
Кружил впустую катки, —
И танк, одною правой гребя,
Вертелся вокруг себя.

А между тем наш удар отбит.
Пехота опять залегла в траве,
И вот начинается странный быт
У танка марки «КВ»:
Вдруг, оборвав огневой заслон,
Мёртвым прикинулся он.

Мины его обдавали днём,
Прямой наводкой била картечь;
Ночью бутылки метали по нём,
Пытаясь его зажечь,
А он стоял среди вражьих троп,
Словно запаянный гроб.

Когда-то была его страшная сталь
Окрашена цехом под зелень и дым.
Теперь же, купаясь в пулях, он стал
Серебряно-седым
И по утрам исчезал, как во сне,
Тая в голубизне…

И лишь орудийная маска его.
Засалив свирепые скулы свои,
Недвижно глядела — но не мертво,
А предрекая бои!
И так эта маска была страшна,
Как если б дышала она.

Дни проходили, но танк был нем.
Он стал, как этот пейзаж, знаком.
К чему тогда его жечь? Зачем?
Не лучше ли взять целиком?
Когда батальоны пройдут вперёд,
Сапёр его отопрёт.

И мёртвый танк пощажён огнём.
Много ль таких валяется глыб?
А если кто и остался в нём,
Конечно, давно погиб.
И давши фото в газете своей,
Враги написали: «Трофей».

Однако в «трофее» пять сердец
Бились по-боевому в лад.
Однако в «трофее» каждый боец
Втянулся в железный уклад:
Держа в порядке военный металл,
Он напряжённо ждал.

Отёки. Отдышка. Дробь у виска.
Весь костяк изломан, измят…
Но жаркою верой в свои войска
Жил броневой каземат —
И дни эти были для всех пятерых
Лучшими в жизни их.

Когда ты брошен самой судьбой
Туда, где дымит боевая тропа,
И вся страна следит за тобой
И подвига ждёт от тебя —
Высокая гордость волною морской
Над тёмной ходит тоской.

Они завели даже некий уют:
Если курить воспрещается (дым!),
Зато они шёпотом поют,
Бреются по выходным,
И каждую ночь, приоткрывши люк,
Вдыхают весенний луг.

И каждую ночь Большая Земля,
Как мать, окликала своих сынов:
По радио Спасская башня Кремля
Била 12 часов,
И чудились в мире ночной синевы
Родные рубины Москвы.

Прошло уже ровно пятнадцать дней.
Шестнадцатый был день как день.
Но стало ребятам дышать трудней,
В глазах — кровавая тень…
И вдруг одна из германских колонн
Вышла под их заслон.

Бояться ли пленников? Трупы они.
Танк безжизнен. Ну, ну! Бодрей!
Ведь в ярких ямах его брони,
Изрытых огнём батарей,
Спокойно гниёт дождевая вода…
Слетаются птицы сюда…

Итак, деревню взять на прицел.
И вдруг в тиши услыхал офицер,
Как засмеялся танк.
И чуть ли не маска, влитая в бронь,
Тихо сказала: «Огонь!»