Дмитрий Конаныхин 🇷🇺

#навылет
Мой дед, Василий Филиппович Конаныхин, был живучий. На Пятачке он лишился нескольких пальцев, но успел подбить танк и завалить пятерых немцев. Ещё мой дед знал, где на месте сгоревших Бадаевских складов раскопать снег, надолбить земли, где сгорел сахар, и как заваривать чёрную сладкую землю. И люди пили чёрную сладкую землю. Его жена погибла в бомбёжку. Двухлетний сын пропал. И люди были разными в Блокаду.
Но они не были зомби.
Об этом я написал в своём первом романе, за который меня возненавидела московская книжная публика с сытыми лицами.
Потому что ленинградцы не были зомби.
А ещё я очень люблю великого русского писателя Виктора Конецкого, пережившего Блокаду. И в том, что мне рассказывал о Блокаде отец, и в том, что я прочитал у Конецкого, нет никаких зомби. А у сытых столичных кинематографистов зомби есть. В голове. Потому что в сытую голову столичных кинематографистов не укладывается, как можно не быть зомби.
Сытый голодному не товарищ.
А вот как об очереди за хлебом писал Конецкий:

""...Ремесленник открыл глаза и сказал шепотом:

— Граждане, я вчера здесь, в булочной, карточки потерял, пустите, граждане, не вру, граждане, помираю.

Никто ему не ответил.

«Если карточки потерял, зачем тебе в булочную, — думала Тамара. — Нет, ты не двигайся, ничего у тебя не выйдет. Я тебе не верю. А может быть, я тебе верю, но лучше мне тебе не верить. Это так страшно — потерять карточки. Лучше пускай бомба упадет прямо в кровать. Только немцы мало бомбят зимой. И лучше бы наши не стреляли из зениток. Как только наши начинают стрельбу, так они и бросают бомбы».

Дверь отворилась, и кто-то сказал:

— Следующие двадцать.

В булочной пар от дыхания витал над огоньками коптилок. Коптилки горели возле продавщиц. За спинами продавщиц на полках лежали буханки. Длинные ножи, одним концом прикрепленные к прилавку, поднимались над очередной буханкой, опускались на нее, зажимали и медленно проходили насквозь. И края разреза лоснились от нажима ножа. А вокруг было, как в храме, приглушенно. И все смотрели на хлеб, на нож, на весы, на руки продавщиц, на крошки, на кучки карточных талонов и на ножницы, которые быстрым зигзагом выхватывали из карточек талоны.

Тамара получила хлеб на один день, потому что на завтра не давали. Норма могла вот-вот измениться. И никто не знал, в какую сторону.

Тронуть добавок она не решилась. Положила хлеб на ладонь левой руки и прикрыла его сверху правой.

До дома близко — три квартала, и хлеб не должен был замерзнуть. Она открыла ногой дверь из булочной, потом просунула в щель голову, потом плечо, потом шагнула в умятый снег, блестевший от утреннего солнца. И сразу черная очередь, белые сугробы и фонарный столб помчались мимо нее в сверкающее утреннее небо. Ремесленник толкнул Тамару, прыгнул на нее, вырвал хлеб, закусил его и скорчился на снегу, поджимая коленки к самой голове.

Очередь медленно приблизилась к ремесленнику, и он исчез под валенками, сапогами, калошами и ботинками. Люди из очереди держались за плечи друг друга. Ремесленник не отбивался, только старался прятать лицо в снег, чтобы можно было глотать хлеб. Потом закричал.

Очередь тихо вернулась на свои места. А Тамара вытащила из костлявых пальцев ремесленника остаток хлеба, заслюнявленный, со следами зубов. «Анна Николаевна мне не поверит, — подумала она с безразличием. — Она велела мне взять авоську, а я не взяла, забыла».

Ремесленник пошевелился и сел на снегу. Кровь каплями падала изо рта на сизый ватник. Кепку его втоптали в снег, и бледные волосы мальчишки шевелил ветер. Но его широкое во лбу и узкое в подбородке, с морщинистой кожей, лицо было смиренным..."

Смиренным. Как в храме. Это и есть русские люди, а не нынешние сытые зомби.

https://t.iss.one/MedvedevVesti/3299

Андрей Медведев

Фильм про блокадный Лениград я , конечно, не смотрел. И по трейлеру судить о том, хорош он или нет, трудно. "Не читал, но осуждаю", так не правильно.
Однако что можно сказать про трейлер?

Он очевидно очень понравился бы по стилистике Джорджу Ромеро. И…

2.65K views16:36