[ Album ]
Распродажа на EUPRESS продолжается!

До 9 мая на сайте Издательства Европейского университета на все печатные и электронные издания действует скидка 10%!

Рекомендуем 5 электронных книг:

— монографию Вадима Волкова «Силовое предпринимательство», которая посвящена анализу ОПГ 1990-х гг. и их сращиванию с властью в 2000-е;

— книгу Дмитрия Травина «Почему Россия отстала?», труд в сфере пока еще необычной для нашей страны науки — исторической социологии, где автор анализирует расхождение развитых европейских стран с плохо развивающимися странами другой части мира;

— сборник статей «Слова и конфликты: язык противостояния и эскалация гражданской войны в России», авторы которого анализируют эмоционально нагруженные и многозначные понятия, сопоставляют тексты разного характера, предлагают свои ответы на вопрос о том, как происходит легитимация масштабного военизированного насилия;

— коллективную монографию «Память о Второй мировой войне за пределами Европы», подготовленную «Центром изучения культурной памяти и символической политики» — одиннадцать глав монографии написаны специалистами-страноведами и/или специалистами в сфере международных отношений, они смотрят на политику памяти о Второй мировой войне в Японии, Китае, Северной и Южной Корее, Монголии, Индии, Иране, Турции, странах арабского мира, Бразилии, Аргентине и Мексике;

— книгу Владимира Гельмана «Недостойное правление», из которой вы узнаете почему персоналистский электоральный авторитаризм, «капитализм для друзей», высокий уровень коррупции и низкий уровень политической и экономической конкуренции — не случайные дефекты «недостойного правления», а его фундаментальные свойства.

Все электронные книги издательства: https://eupress.ru/books/ebooks.

Готовя новую книгу, познакомился с недавно вышедшим The Routledge Handbook of Russian International Relations Studies – 462-страничным обзором state of the art российской науки о международных отношениях, написанным 36 авторами, почти все они – россияне. Для дилетантов типа меня, это хороший способ узнать, в чем состоят достижения этой самой науки. Главные выводы, которые я сделал, таковы:
1.Российская наука о международных отношениях – это по большей части наука без исследований. То есть, внешнеполитическая мысль в России прямо-таки бьет ключом: тут тебе и реализм всех мастей, и евразийство, и, само собой, неолиберализм (а то!). Но вот на эмпирические исследования российских авторов (да и не только российских) все это богатство мысли по большей части не опирается. У меня сложилось впечатление, что таких исследований, скорее всего, не ведется вообще (если бы таковые имели место быть, то они бы, наверное, попали в обзор). Строго говоря, российская версия comparative politics на протяжении долгого времени также была наукой без исследований, но в 2010-е годы ситуация начинала меняться к лучшему. В изучении международных отношений этого не произошло, и, похоже, вряд ли произойдет на моем веку.
2.Если описывать положение дел в российской науке о международных отношениях в категориях М.Соколова и К.Титаева, которые делили российскую науку на «провинциальную» и «туземную», то главным результатом развития дисциплины стоит считать поворот от «провинциальной» науки к «туземной». Собственно, провинциальность – это не обзывание, а норма в рамках дисциплины. Нравится это кому-то или нет, но мир политической науки однополярен: он делится на США и все остальное, причем вклад всего остального вместе взятого, меньше, чем у США. Однако некоторые из авторов Handbook как раз считают «туземство» достижением своей науки (типа ведущие научные школы и все такое прочее)
3.В некоторых главах Handbook в качестве недостатка российской науки о международных отношениях рассматривается низкий policy impact – невостребованность достижений этой самой науки при выработке российской внешней политики. При этом одна из проблем российской внешней политики состоит в том, что она в какой-либо науке, опирающейся на исследования, не нуждается вообще, да и внешнеполитическая мысль (хоть российская, хоть не-российская) в лучшем случае используется в качестве обоснований заданного начальством внешнеполитического курса. Примечательно, что глав, посвященных критическому анализу российской внешней политики, Handbook не содержит вообще – возможно, такого рода работа в рамках российской науки о международных отношениях просто не проводится. https://www.routledge.com/The-Routledge-Handbook-of-Russian-International-Relations-Studies/Lagutina-Tsvetkova-Sergunin/p/book/9781032189956

Заявление российского зам.министра юстиции о необходимости дополнить закон «об иностранных агентах» категорией «третьих лиц» и их ответственностью за содействие «иностранным агентам» – наглядное свидетельство того, что закон не выполняет функций стигматизации «иностранных агентов», ради чего он, собственно, принимался и дополнялся. То есть, он создает массу проблем для самих «иностранных агентов» (и физических лиц, и организаций), но вот исключить их из российской публичной сферы и дискредитировать в глазах широкой публики властям так и не удалось. Те, кто и раньше с «иностранными агентами» дел не имел, так их и не имеют, а остальные ставят плашку на имена/названия «иностранных агентов» и дальше продолжают их упоминать более-менее как и раньше. Более того, по мере расширения списка «иностранных агентов» эффекты воздействия этих мер становятся все менее существенными. Отсюда – стремление заткнуть рот не столько самим «иностранным агентам», сколько тем, кто связывает их с широкой публикой.
Ближайшим эквивалентом мер в отношении «третьих лиц» выступает практика позднего СССР, когда имена уехавших из страны артистов и спортсменов переставали публично упоминать, изымали из титров кинофильмов, а Корчного так и вовсе называли в СМИ не иначе как «претендент» без указания имени. При этом те же «Джентльмены удачи» с Крамаровым регулярно крутили по телевидению, а записи партий с участием Корчного публиковались с указанием имени шахматиста. Эта практика продолжалась вплоть до перестройки. Угроза штрафов, по всей вероятности, призвана пресечь публичное исполнение песен Макаревича на российских радиостанциях (только тихонько дома под гитару, так чтобы соседи не услышали) и создать стимулы к тому, чтобы осторожные редакторы не пропускали ссылки на работы Гуриева в российских научных журналах. При этом зам.министра даже не скрывает намерений применять новые нормы селективно – не с тем, чтобы штрафовать всех и каждого (на это не хватит ресурсов), а с тем, чтобы при необходимости создавать препятствия одним россиянам (условно говоря, тем, кто когда-то ранее ссылался на работы Гуриева) и запугать других россиян подобными перспективами.
https://www.youtube.com/watch?v=dcJeEk4nGKI

Попытки разноообразных начальников официально утвердить некую государственную идеологию связаны не с потребностью с идеологии как таковой, а со стремлением закрепить свое право произвольно назначать кому угодно "пять розог без целования за невосторженный образ мыслей". О том, что однажды розгами высекут кого-то из этих самых начальников, они то ли не догадываются, то ли стараются не думать

Один из самых неприятных аспектов редактирования научных текстов – необходимость их сокращения. Как водится, первыми под нож идут ссылки и список литературы, затем другие предложения и параграфы… но все равно word limit пока что остается превышен. Вспоминаю в этой связи одного коллегу, который вместо требуемого текста в 9000 слов однажды представил текст на 18000 слов, а в ответ на просьбу сократить свой текст предложил мне как редактору не включать в книгу текст кого-то из других авторов, а вместо этого опубликовать целиком его работу. Я вежливо осведомился у коллеги, чей именно текст он предлагает исключить из книги, и сообщил, что с радостью обсужу его предложение с соответствующим автором. Тот на мое предложение не ответил, и мне в итоге пришлось сокращать его текст самому. Никаких комментариев и возражений со стороны коллеги так и не последовало – не исключаю, что он свою итоговую публикацию даже не прочел…

Ровно восемь лет назад, 15 мая 2015 года, моя книга Authoritarian Russia: Analyzing Post-Soviet Regime Changes, увидела свет в University of Pittsburgh Press. Спустя восемь лет она во многом устарела фактически, но ее аргументы отнюдь не утратили актуальности. За эти восемь лет стало меньше тех, кому надо доказывать и то, что авторитаризм - это норма, а демократия - исключение, и то, что не связанные ограничениями политики стремятся установить персоналистские диктатуры (у одних это получается, а у других нет), и то, что российский опыт после 1991 года - не специфика этой страны, а, скорее, "история успеха" реализации стратегии строительства авторитаризма. Но осознание собственной правоты, что называется, mixed blessing. Как гражданину мне (и не мне одному), наверное, было бы лучше, если бы как scholar я оказался неправ... А книгу по-прежнему читают - продано свыше 1700 экземпляров, на нее 388 ссылок по google scholar. И да, книгу можно приобрести (по ссылке) https://upittpress.org/books/9780822963684/

Многочисленные претензии к широким массам россиян, которые, пусть и не приемля «специальную военную операцию», пассивно к ней адаптируются и стремятся кое-как втихую пережить трудные времена, не учитывают два важных аспекта. Во-первых, нравится это кому-то или нет, но большинство людей в мире (а не только в России) – это конформисты и приспособленцы, которые в иных контекстах примерно так же пассивно адаптируются к иным нормам и правилам. Во-вторых, массы в политике чаще всего значимы постольку, поскольку их в ту или иную сторону направляют (или не направляют) элиты либо контрэлиты. Если же массы не направляет никто, то ими в политике до поры до времени можно пренебречь. That’s it…

Импортозамещение сродни самогоноварению – пить можно, если больше ничего не доступно, а также если закрыть глаза на качество того, что пьется, и не заботиться о последствиях. Но получается не всегда. «Вкусно и точка» вроде похожа на «Макдональдс». Но уже в магазинах бытовой химии бросаются в глаза ядовитые краски разноцветных гелей для душа, заменивших на российском рынке Nivea и Procter & Gamble. А в аптеках сотрудницы так и вовсе сами заботливо предупреждают посетителей, что отечественные эквиваленты популярных лекарств хуже зарубежных аналогов. Словом, «вагончик жизни покатился под уклончик…» https://www.youtube.com/watch?v=0z4asgWn2mc

Who wants to be an editor?
В архиве центра "Прожито" при ЕУСПб хранится текст моих авторских записок об участии в избирательной кампании по выборам 1990 года на съезд народных депутатов РСФСР и местных Советов Ленинграда (я был тогда активистом и членом городской избирательной комиссии). Текст, написанный по горячим следам в конце 1990 - начале 1991 года, нуждается в содержательной редактуре
https://corpus.prozhito.org/person/8561

В издании Russian Analytical Digest (№294) опубликован мой текст Why Predictions Fail: Forecasting Russia's Future, где я обсуждаю проблемы политического прогнозирования в России и не только, и предлагаю отвергать заведомо неверные прогнозы:
"If someone is able to make assumptions that prove to be factually correct over time, then he/she may be rewarded irrespective of the substantive grounds for his/her predictions... The problem, however, is not only that experts’ forecasts of Russia’s future are no more precise or substantively grounded than predictions made by taxi drivers" https://css.ethz.ch/content/dam/ethz/special-interest/gess/cis/center-for-securities-studies/pdfs/Russian_Analytical_Digest_294.pdf

Диктатура в стране лжецов

Классические диктатуры сталкиваются с тем, что в отсутствие свободы слова диктатору трудно получить необходимую для принятия решений информацию о положении дел как в своей стране, так и в других странах. Среди информации, которую диктатору представляют его подчиненные, есть и достоверные сведения, и недостоверные – одни подчиненные служат диктатору добросовестно, другие преследуют прежде всего собственные интересы, и поэтому заведомо искажают сведения. Отличить правду от лжи – задача нелегкая, и некоторые диктаторы готовы поверить в ложь или, хуже того, не поверить в правду (как Сталин, игнорировавший достоверные сведения о готовящемся нападении Гитлера на СССР). Часто диктаторы склонны решать эту проблему путем дублирования источников информации, тем самым минимизируя риски ошибочных решений и заодно проводя политику «разделяй и властвуй» в своем окружении. Появляются какие-нибудь органы спецнадзора, руководимые приближенными к диктатору лицами, через какое-то время и они начинают гнать диктатору заведомо ложные сведения, стремясь увеличить свой бюджет и расширить влияние. В ответ диктаторы создают органы спецконтроля над спецнадзором с теми же функциями, и в итоге кое-как справляются с минимизацией рисков, хотя и не всегда.
Но проблемы классических диктаторов не идут ни в какое сравнение с проблемами «информационных автократий» (термин С.Гуриева и Д.Трейсмана), для которых ложь является краеугольным камнем существования. Информационный автократ не только лжет и самому себе, и окружающим – в его картине мира правды не существует вообще. Соответственно, у него нет нужды особо заботиться о получении достоверной информации при принятии решений. При этом среди получаемой диктатором информации может оказаться и вполне себе достоверная, но она все равно воспринимается как еще одна ложь наряду с другими. Соответственно, система подготовки решений подстраивается под условия, когда выбор для информационного автократа стоит между опорой на разные виды лжи. Неудивительно, что этот выбор чаще всего делается на основе личных предпочтений автократа в отношении источников информации. Тем самым риски ошибочных решений не минимизируются, а, наоборот, максимизируются. Более того, даже однажды приняв заведомо ошибочные и пагубные решения, информационные автократы (в отличие от некоторых своих коллег – классических диктаторов) продолжают вести себя точно так же, как и прежде, усугубляя проблемы своих стран и всего мира.

Преподавательское – про Каспарова, Лимонова, Асемоглу и Робинсона
Вспомнил тут эпизод своей преподавательской деятельности: осенью 2008 года мне довелось прочесть лекцию для группы российских оппозиционеров, среди которых были Каспаров, Касьянов, Лимонов и Немцов. Это мероприятие организовал Илларионов, который в ту пору пытался выступать своего рода интегратором разных сегментов противников Кремля. В разгар экономического кризиса он позвал на общую встречу политических активистов, с одной стороны, и политических аналитиков, с другой. Помню, что в ней участвовали Шевцова, Фурман и Рогов, но кого-то мог позабыть. Вообще-то, такие мероприятия полезны – политиков надо просвещать не меньше, а больше, нежели обычных граждан. Ну а для меня эта встреча, помимо прочего, стала возможностью посмотреть вблизи на объекты собственных исследований – тем более, что ни раньше, ни позже мне не приходилось выступать перед столь публично известными слушателями. Надо сказать, что типологически мои слушатели не сильно отличались от обычной студенческой аудитории.
Мне довелось выступать первым и рассказать про эффекты воздействия экономических кризисов на недемократические политические режимы. Со ссылкой на Геддес и других авторов говорил о том, что глубокий, но краткосрочный экономический спад менее опасен для таких режимов, нежели длительная рецессия, и потому не стоит испытывать чрезмерные ожидания того, что кризис прямо здесь и теперь приведет к падению российского режима (так в итоге и случилось). Мои слушатели реагировали по-разному. Касьянов молча сидел и записывал, и никакой реакции с его стороны на свое выступление я не заметил. Немцову мое выступление было откровенно неинтересно – он постоянно отвлекался, неоднократно выходил в коридор для телефонных разговоров, и слушал меня, что называется, между прочим. Справедливости ради, лектор я довольно скучный, говорил долго, и привлечь внимание столь яркого слушателя, как Немцов, мне было, скорее всего, не под силу (в перерыв я пытался побеседовать с неудавшимся слушателем, но Немцов все время находился в окружении других участников, и поговорить нам так и не удалось – теперь, увы, уже не удастся). Каспаров, напротив, неоднократно перебивал мое выступление всевозможными репликами и возражениями – кажется, не столько по существу дела, сколько стремясь привлечь внимание к своей персоне. В конце концов мне пришлось остановить не в меру активного слушателя и сообщить аудитории, что сейчас выступаю я, а время для вопросов и реплик наступит потом (но потом Каспаров выступать не стал). Зато самым благодарным моим слушателем оказался Лимонов, который близко к сердцу воспринял тезис Асемоглу и Робинсона о том, что средний класс отнюдь не всегда заинтересован в демократии, и в странах с высоким уровнем неравенства он склонен поддерживать авторитаризм, в то время как рабочий класс как раз в демократии заинтересован. Эти слова настолько согрели душу Лимонова, что он эмоционально воскликнул «вот что настоящая наука говорит!» и в перерыве даже пожал мне руку.
«Но те, которым в дружной встрече
Я строфы первые читал…
Иных уж нет, а те далече,
Как Сади некогда сказал»

ОТЦЫ И ДЕТИ, TURKMEN STYLE

Династическая преемственность власти в персоналистских автократиях чаще всего не срабатывает оттого, что детям автократов далеко не всегда удается удержать власть, полученную ими от отцов. Однако даже на этом фоне случай Туркменистана выделяется как пример конфликта отцов и детей. Некоторое время назад Гурбангулы Бердымухамедов после 15 лет президентства решил отойти от дел, передав пост президента своему сыну Сердару, а сам возглавил специально созданную под него верхнюю палату парламента. Но, вопреки отцовским ожиданиям, Бердымухамедов-младший в роли президента не стал тенью своего отца, а воспользовался властью, переформировал правительство и отодвинул от рентных потоков часть родственников и силовиков. Тут уже в дело вмешался Бердымухамедов-старший, который инициировал конституционные изменения в стране. Взамен верхней палаты парламента был создан новый высший орган – Халк Маслахаты (Народный совет), обладающий правом вето на все решения всех других органов власти, включая и президента (собственно, ex officio в этот орган входят президент, члены парламента, члены правительства, председатель Верховного суда, генеральный прокурор и руководители регионов). Как нетрудно догадаться, председателем Халк Маслахаты стал Бердымухамедов-старший, который теперь официально является начальником Бердымухамедова-младшего…
https://carnegieendowment.org/politika/89556

Секрет успеха книги - правильное изображение на обложке. Джордж Буш - старший и Витаутас Ландсбергис на обложке книги Una Bergmane

КАКОВ ВОПРОС - ТАКОВ И ОТВЕТ
Пока ехал в электричке, позвонила финская журналистка и спросила, сможет ли Пригожин прийти на смену Путину. Я уверенно ответил "нет" и кратко объяснил: "потому что он лысый". В этот самый момент связь прервалась, оставив мою собеседницу в полном недоумении (потом она перезвонила, и я объяснил ей "bald-hairy rule").
Каков вопрос - таков и ответ... :)

В издании Republic опубликована моя статья с критическими оценками политических процессов в России 1990-х годов - периода, когда были созданы предпосылки для последующего авторитарного поворота https://republic.ru/posts/108535

Журналисты, обращающиеся ко мне как к политологу, чаще всего не вызывают у меня позитивных эмоций. По большей части они задают поверхностные и неинтересные вопросы, отвечать на которые всерьез либо скучно, либо невозможно (типичный вопрос: «правда ли, что Путин тяжело болен и скоро умрет?» - «не знаю, я не его лечащий врач»). При этом многим журналистам присуще неоправданно высокое мнение о самих себе и высокомерное отношение к тем, с кем они беседуют (типа «я тут четвертая власть», а ты вообще кто такой?»), и циничное отношение к предмету обсуждения, продиктованное, главным образом, коммерческими интересами изданий, которые они представляют. Но самое главное – это представление о том, что собеседники должны быть благодарны журналистам просто по факту упоминания их имени в СМИ, что на самом деле совсем не так (мне зарплату платят за преподавание и за научные публикации, а не за беседы с журналистами – хотя в Финляндии и считается, что scholars должны играть публичную роль и поэтому не вправе отказываться от взаимодействия со СМИ). Не в меру бойких, развязных и поверхностных представителей этой самой «четвертой власти» я презрительно именую «журками». К сожалению, доля таковых среди тех журналистов, с кем мне приходилось общаться и в России, и не только, неоправданно велика.
Но с недавних пор в общении русскоязычных журналистов с политологами, кажется, кое-что начинает меняться к лучшему. И причиной тому – замечательная Маргарита Лютова, которая нашла время и силы грамотно проанализировать научные работы высоко профессиональных политологов (таких, как Эрика Франц и Грэм Робертсон), с которыми она провела очень глубокие и содержательные интервью. Эти беседы простым и доступным языком отвечают на действительно важные вопросы о политических процессах в автократиях, и дают несоизмеримо больше для понимания современной политики, чем построенные на досужих домыслах громкие, но пустые заявления celebrities, которых журки склонны цитировать налево и направо. Маргарита делает очень большое и важное дело в плане политического просвещения русскоязычной публики, отчасти выполняя работу, которую некоторые политологи (включая меня самого) вели и ведут явно недостаточно. Большое спасибо за эту работу!

Уважаемый американский журнал попросил меня написать рецензию на статью, посвященную анализу рисков и возможных последствий легализации каннабиса в Евразии (не спрашивайте, почему именно меня). Так и хотелось написать редактору - "а у нас не каннабис, у нас куда забористее"

Ровно одиннадцать лет назад моя жизнь сильно изменилась. В этот день в 2012 году Academy of Finland со второй попытки назначила меня Finland Distinguished Professor в University of Helsinki. Сегодня со стороны кому-то эти перемены могут показаться моим стратегическим шагом в преддверии всего того, что произошло в России, в Украине и в мире в 2022 году. Но в 2012 году я ни о чем таком не думал, и начал работу в Финляндии, стремясь попробовать себя в новой роли, ну и заодно денег подзаработать. Вроде пока получается в этой роли не так чтобы плохо вот уже одиннадцать лет...

Фрагмент статьи, которая готовится к публикации (это глава в книге о реакции различных государств на пандемию, но имеет прямое отношение и к тому, что происходит сегодня):
“Why has involution, as the experience of the pandemic tells us, become the main, if not the only, mechanism of resilience in Russia, while any other varieties of response to exogenous shocks visibly remain off the agenda for the country? Of course, the self-interests of ruling groups and other actors, who tend towards avoiding major losses in the short term, played an important role in strategic choices under conditions of bad governance, with its institutions and incentives. But the choice of risk-aversive strategies under high uncertainty in Russia is also based upon the previous experience of dissatisfaction and disillusionment after transformative responses to exogenous shocks in the late 1980s and especially in the 1990s… The problem is that involution… may also only aggravate problems and postpone inevitable solutions, which may become more painful over time. This postponement means that Russia’s limited potential for proactive and transformative resilience may diminish over time, and its vulnerability to new exogenous shocks (perhaps of a different nature than those of the pandemic) will only increase… Sooner or later, Russian rulers as well as many Russian citizens will have to pay the bills which were issued as a result of the exogenous shocks”.

Между тем, Путин "в целях укрепления кадрового протенциала промышленности" поручил вернуть преподавание черчения в школьную программу, начиная с 2024 года. Наверное, учить будут по методичкам тех времен, когда в школе учился сам Путин, и когда Autocad и прочие программные средства попросту не существовали.
Как выпускник советского инженерного вуза скажу, что навыки черчения прививались основательно за счет низкого внимания к содержательной стороне обучения. Проще говоря, для инженера порой важнее было соблюсти правила оформления чертежей, нежели вычертить работающую конструкцию. На соблюдение ГОСТов уходило много времени и сил, которые не использовались на что-то более полезное, и многие инженеры, по сути, были не более чем чертежниками. Именно такой "кадровый потенциал промышленности" и предлагается укреплять https://www.kommersant.ru/doc/6028872