От дворца к деривативу: о смерти архитектуры как репрезентации

Тут в соседнем канале подняли тему смерти традиционной архитектуры в контексте того, что дворцы музеефицируются, в них больше не живут, ну и как следствие — всё это привело к нормализации модернистских коробочек. В ходе небольшой дискуссии в комментариях я высказала тейк, который мне бы хотелось развернуть.

Не будем отрицать, что историческая архитектура — это архитектура капитала. Особняки, дворцы, виллы — всё это создавалось для тех, у кого были деньги. Но важный момент: архитектура не просто обеспечивала комфорт, она репрезентовала владельца. Фасад, пропорции, отделка — всё работало на то, чтобы сообщить: «вот кто я, вот мой статус, вот мой вкус».

А откуда брался капитал? По большому счёту, вариантов было два: наследство или промышленность. Если первый — закрытый клуб, то второй можно было попасть. Люди поднимались на производстве и обработке сырья. То есть — на физическом взаимодействии с реальностью. Производство формировало определённую логику капитала: чтобы заработать — нужно создать, переработать, построить. А значит, и статус выражался через вещественное, трудоёмкое, труднодоступное (физически).

Но что происходит, когда исчезает сама необходимость в производстве? Когда капитал перестаёт быть привязанным к физическому миру?

Сейчас капитал не нуждается в вещественном производстве, в складе, в земле или даже в конкретной валюте. Он существует как абстракция, движение, оборот. Акции, опционы, деривативы, фонды, алгоритмы. Современный миллионер может и не знать, в какой именно отрасли у него активы. Он "зарабатывает" не на создании, а на разнице в стоимости между А и Б. Такой капитал перестает нуждаться в реперезентации самого себя через трудоемкое и вещественное, становятся важны лишь локации или громкие имена архитекторов, но не сама архитектура.

Архитектура умирает как репрезентация, потому что больше не нужно репрезентировать капитал: он растворён в цифрах, в облаке, в алгоритмах.

немного базы, шаблон в комменатриях, давайте подсказывайте, что мы еще тут делаем