Илон Маск считает, что слишком много талантливых людей в США выбирают сферы экономики и юриспруденции. С одной стороны это хорошо, но проблема в том, что в США всегда ценилось производство, а теперь на это посматривают с пренебрежением: «Мне кажется, что нам нужно меньше людей, которые занимаются финансами и законами, и больше людей, которые создают что-то».

Постоянное использование смартфонов, по мнению Маска, уже привело к тому, что мы представляем собой симбиоз с искусственным интеллектом (ИИ): «В какой-то степени мы уже киборги. Посмотри на свой смартфон или ноутбук. Сегодня, если ты идёшь куда-то без телефона, то у тебя как будто возникают фантомные боли. Ощущение, будто чего-то сильно не хватает».

Проблема лишь в том, что мы слишком медленны для ИИ: «Мы печатаем пальцами, и скорость передачи данных в лучшем случае 100 бит в секунду. А твой компьютер может делать всё в миллионы раз быстрее».

«ИИ много где замешан, точнее искусственные нейронные сети. Нейросети всё больше заменяют обычное программирование. Использование голосовых помощников или распознавание изображения— это всё делает нейросеть. Ты уже в какой-то степени кибернетический симбиот».

Как я работала в Останкино во время пожара на башне
В тот день я ехала на работу в Останкино к 16, в ночную смену. Я работала тогда выпускающим на утренних новостях, которые начинались в 22.00 по Москве, потому что сначала выходили на Дальний Восток, а у них уже было утро. Последний выпуск был в 9 утра. Ехала на машине, как всегда на “автопилоте”: по Шереметьевской, Аргуновской, на Королёва… В тот момент я была беременна младшей.
Башня уже сильно дымилась. Я припарковалась прямо напротив входа в АСК-3. Наша комната была на 5-м этаже, а окна выходили прямо на башню. Пожар разгорался для нас в “прямом эфире”. По мере того, как смеркалось, зелёное пламя становилось всё сильней. К Останкинскому пруду метался пожарный вертолёт, но его усилия не приносили никаких результатов.
Когда стемнело, по нашему этажу прошли пожарные и попросили выключить свет в комнатах. Типа, все эвакуированы из здания. Мы выключили. Послушные. Вышли в эфир в 22, рассказали Дальнему Востоку, что у нас тут происходит.
От нашего окна до башни было около 400 метров. Нас было две беременных: я, выпускающий, и ведущая, Милена Симонова. Обе ждали третьего. Я сходила к сменному руководству, попросила перевести нас по крайней мере в комнату, которая не смотрит на башню. Подумала так: если башня упадёт в нашу сторону, то осколки полетят в разные стороны и могут влететь в окно. Если окна с другой стороны - риск меньше, как мне казалось. Перевели.
Обычно первые эфиры мы выходили прямо, в 22, 22.30, 23… Ночью их повторяли в записи, а утром уже снова вживую. В ту ночь мы выходили “вживую” на все Орбиты, потому что постоянно приходила новая информация: вот руководство сходило к башне, вот выработали стратегию тушения, вот пришли печальные новости о погибших.
Эфиры никто не отменял, всё работало, как работало. Не знаю, на резервном ли мы были энергообеспечении, или как, мы не спрашивали. В Москве новости видеть не могли, но страна, конечно, была в курсе, что происходит. Уже не помню, выходили ли мы утром на Москву. По-моему, уже нет. Но это не точно.
Апофеозом стал выход утром с работы, из АСК-3. К утру уже было выставлено оцепление вокруг всего Останкино. И меня не пустили к машине, которая стояла прямо напротив входа, в 20 метрах. Я спрашивала у милиции: “Почему я не могу забрать машину?” Они отвечали: “Опасно”. - “А сидеть всю ночь под горящей башней, изображая, что в здании никого нет, было не опасно?” - “Вопрос не по адресу.” Мне пришлось идти по большому кругу, заданному с помощью оцепления: через АСК-1, по Ботанической улице, чтобы сделав круг, вернуться к работе и забрать машину. Прочесала два километра в одну сторону и столько же обратно. В обычном состоянии - ерунда. Тогда это была очень тяжёлая дорога. Хорошо хоть утро было ясным. И по сравнению с теми, кто погиб в башне, это нужно было просто пережить.