Свидетель Строганов говорит, что Дима никогда никого не обманывал. На вопрос Марии Эйсмонт о том, испытывал ли Дима к кому-либо неприязнь, свидетель Строганов отвечает отрицательно. «Дима всегда объединял вокруг себя светлых ребят».

Свидетель Строганов подчеркивает, что читал канал «Протестный МГУ» в том числе потому, что знает, насколько тщательно Дима проверяет источники.

«Давно не виделись, очень рад», — говорит Дима из аквариума.

Прокурорка очень удивляется, что информация Минобороны для свидетеля менее авторитетна чем та, которую выкладывал Дима.

Переходят к допросу священнослужителя Григория Михнова-Вайтенко.

Он читал канал «Протестный МГУ» и является членом правозащитного совета Санкт-Петербурга. Эйсмонт спрашивает свидетеля о том, что он узнал от людей, наблюдавших военные действия на территории Украины.
Свидетель рассказывает о том, что в качестве правозащитника и священника активно общается с жителями Мариуполя, Херсона, Запорожья и других областей, переселенных в Ленинградскую область в результате военных действий.

Михнов-Вайтенко рассказывает, что военные действия, по рассказам очевидцев, начались внезапно. По его словам, в отличие от того, что происходило в 2015 году, они активно велись в черте города. Один из его подопечных получил пулевое ранение, выйдя за водой. Свидетели рассказывали ему о разрушенных коммуникациях, о бомбежках. Мариуполь, даже по официальной информации Смольного, должен быть отстроен заново.

Свидетель Михнов-Вайтенко говорит, что из его работы ясно, что можно говорить о сотнях погибших в Мариуполе. Мария Эйсмонт спрашивает о разбомбленном мариупольском роддоме. Священник рассказывает о семье Шишкиных.

«Виктория Шишкина была на сохранении, когда ее перевели в подвальное помещение. Там она застала взрыв, в результате которого одна из ее соседок погибла, а сама она потеряла ребенка. Ее муж, побежав к ней на звук взрыва, попал под минометный обстрел. Виктория нашла его в больнице Донецка спустя долгое время. Сейчас они находятся в Германии».

Эйсмонт уточняет, действительно ли это здание функционировало как роддом. Священник подтверждает.

Адвокат Эйсмонт спрашивает о событиях в Харькове. Свидетель рассказывает, что очевидцы наблюдали, как российские военные размещали системы залпового огня. «Когда я услышала, как работает ‘Солнцепек’, никакие памперсы меня бы не спасли».

Свидетели, с которыми говорил священник, подтверждали в разговорах с ним, что российская армия производила артобстрелы Мариуполя, Азовстали и других мест.

Дима благодарит священника за то, что он нашел время стать свидетелем по его делу.

Священник говорит, что большинство людей, шокированных началом боевых действий, не распространяли дискредитацию намеренно.

Прокурорка настаивает, что «законопослушные» граждане Российской Федерации должны сверять информацию с официальными источниками. Священник отвечает, что авторы личного блога могут писать то, что считают нужным и не следует предъявлять им те же требования, что и к СМИ.

Переходят к допросу доцента МГУ Михаила Сергеевича Лобанова. Он знаком с Димой с тех пор, когда Дима учился на первом курсе. Лобанов рассказывает о том, что Дима вел очень важный для МГУ блог и много думал о проблемах университета.
По его словам, Дима очень тщательно подходит к отбору информации.

Лобанов отмечает, что Дима Иванов — человек очень отзывчивый и бесконфликтный.

«Дима уникальным образом не ожесточался, даже будучи преследуемым за свои взгляды… Я убежден, что все, что он писал в своем канале, он писал искренне. Я с уважением отношусь к Диме и к тем людям, которые в это непростое время делают то, что считают важным и нужным».

Эйсмонт спрашивает о свидетельнице обвинения Людмилы Григорьевой. Лобанов рассказывает о том, что она была замдеканом ФФФХИ МГУ и о том, что на своем посту не раз вызывала возмущение студентов своими одиозными высказываниями и репрессиями в отношении студентов, в результате чего и была уволена. Лобанов рассказывает, что у Григорьевой после увольнения ее и ее приспешников появился мотив сведения счетов с Ивановым и другими активными студентами.

Прокурорка оживленно интересуется, создал ли Лобанов «Инициативную группу МГУ» и входил ли в нее Дима.

«Я надеюсь, что Дима Иванов как можно скорее вернется в МГУ. В отличие от Людмилы Григорьевой, его там ждут», — говорит Лобанов.

Прокурорка спрашивает, за что Лобанов привлекался к административной ответственности.
«Перечислить? Хорошо, с удовольствием», — говорит Лобанов.
Лобанов рассказывает об административке за пост, критикующий власти за заботу о сверхбогатых и пренебрежение к простым людям. Прокурорка рассерженно прерывает его. Она спрашивает Лобанова об административке за несанкционированные мероприятия. Лобанов рассказывает о штрафе за одиночный пикет в поддержку политзаключенного аспиранта МГУ Азата Мифтахова. «О чем не жалею», — отмечает Лобанов.

Свидетель защиты, отвечая на вопрос Димы, отмечает, что у Григорьевой очевидно есть личная неприязнь к Иванову.

Лобанов добавляет, что говорит громче обычного в знак признательности к людям, которые слушают заседание в зале трансляции.

⚡️ Заседание завершено. Следующее — 1 февраля в 12 часов.

Дима Иванов в свитшоте, выпущенном в поддержку фигурантов «Тюменского дела» присоединился к требованию освобождения Алексея Навального перед началом заседания.

На сегодняшнем заседании были допрошены свидетели защиты. Ближайшие заседания — 1 и 8 февраля.
Если у вас есть возможность, приходите в Тимирязевский суд Москвы.

Если вы хотите поддержать Диму финансово, то можете перечислить любую сумму по реквизитам:


Сбербанк: 2202 2003 6957 5434
Райффайзен: 4476 2461 7537 7726

BTC: 1EsrjCDNwozBxqi1MN8E1QNnMsk63cGMZF

ERC-20 (ETH/USDT/USDC/DAI): 0x25F85c6d138e531F6C766598b6bC53B085F4D5CE

TRC-20 (USDT/USDC): TJdcHXWtTwXafzaX7i3gZkdD4Db48eNvrT

⚡️Вчера Диму Иванова избили после заседания по собственному делу. Он был избит конвоиром на фото.

Конвоир нанёс множественные удары дубинкой по голове и рёбрам, сильно затянул наручники (остались гематомы на запястьях), угрожал изнасилованием.

Формальной причиной стал отказ Димы давать руки для заковывания в наручники в тот момент, когда адвокат Мария Эйсмонт ещё общалась с судьёй. Из-за этого конвоир вызвал подкрепление по рации и Диму уволокли в конвойное помещение.

Вчера Дима прошёл осмотр у врача в СИЗО, но тот обнаружил только гематомы на запястьях и посоветовал «обратиться завтра».

Сегодня адвокат Мария Эйсмонт посетила Диму и передала, что жизни и здоровью Димы ничего не угрожает.

Говорят, во времена большого террора приговоры приводились в исполнение прямо в подвалах судов. Сегодня в этих подвалах пытают и бьют подсудимых.
***

Привет, это Дима. Живой и здоровый, но слегка помятый и очень злой. То, о чем я расскажу вам, — не вопиющий случай, а стандартная практика, существование которой не хочется замечать, пока она не коснется вас лично.

— Руки! — конвоир протянул наручники в окошечко аквариума.

— Старшой, повремени, не закончили же еще.

— Подошёл сюда, я сказал, руки давай, заседание окончено.

— Да подожди ты, судья в зале еще, а мне надо с адвокатом пообщаться.

Аквариум открывается, конвоир силой заковывает меня в наручники за спиной и утаскивает за дверь. Это то, что вы могли видеть, а за дверью — другой мир. Изнанка здания суда, скрытая от посторонних глаз: сеть коридоров и лестниц, связывающая все залы с камерным блоком в подвальном помещении или на цокольном этаже. В камерах — арестанты, ожидающие своего заседания или возвращения в тюрьму. В пустых коридорах — тишина, нарушаемая обычно только звуком шагов конвоя и лязгом дверей, но с пугающей частотой заполняемая криками.

С заломаными за спиной руками меня спустили по лестнице. Когда дверь камерного блока закрылась за нами, конвоир выключил свой видеорегистратор, и мне прилетел удар кулаком поддых.

— Ты че, сука, охуел? — вырвался у меня сам собой вполне резонный риторический вопрос. Такой наглости и глупости я, признаться, был удивлен. В ответ последовало несколько более сильных ударов, сопровождаемые оскорблениями и бравадой о том, что ему за это ничего не будет, а я занимаюсь херней и совсем страх потерял. Я, переводя дух от ударов, на понятном языке объяснял собеседнику, что он не прав в частной ситуации, да и в целом так себе человек. С каждым ударом делать это становилось сложнее и сложнее, вскоре я повалился на пол, а мент поволок меня в сторону туалета. На шум прибежал второй конвоир, но никакого участия в процессе не принял, а просто стал наблюдать, заодно прикрывая собой камеры. Первый, дотащив меня к туалету, резко вывернул вверх левую руку. Я закричал от боли и со стороны камер послышались удары в двери — арестантская солидарность. Происходящего они не видели, но прекрасно понимали, что значат эти звуки. Боль в плече и в запястьях была невыносимой, наручники глубоко врезались в кожу, пальцы онемели. Я кричал, что было сил, мужики колотили в двери камер, а конвоир продолжал сыпать оскорблениями и угрозами, пытаясь окунуть меня головой в унитаз. Я отчаянно вырывался, работая ногами, головой, зубами, словно загнанный зверь.

Спустя сколько-то минут или секунд — сказать невозможно — он оставил эти безуспешные попытки, уложил меня на пол и перешел к любимой теме всех извращенцев в погонах.

— Сейчас выебу тебя дубинкой и обоссу, — медленно проговорил он, замахиваясь, поочередно нанося удары по затылку и ягодицам.

Сил отвечать уже не было, и я только тяжело дышал, уткнувшись лицом в пол.

— Заканчивай там, а, и иди сюда, — послышался голос старшего смены из коридора. Он повиновался зову начальника, и мы остались со вторым конвоиром. Тот расстегнул мне наручники, предложил мне умыться, усадил на лавку и пристегнул меня к ней, наставляя, что распоряжения надо было выполнять сразу, и что оскорблять сотрудников не хорошо. Хорошо ли всё остальное, он сказать затруднялся: ничего не видел и не слышал.

Через несколько минут вернулся первый мент — весь красный, с круглыми глазами навыкате. Он молча отвел меня в камеру, где я сходу выложил все немного обеспокоенным, но не сильно удивленным арестантам: они конечно, выслушали и поддержали, но то, что в московских судах работают беспредельщики для них не стало новостью.

В СИЗО ситуацию также восприняли как дежурную. По приезде я сразу же обратится к врачу, который зафиксировал побои, выдал обезболивающих и посоветовал разрабатывать большие пальцы: по его словам , защемление нервов — типичное последствие «применения спецсредств».

— Из какого суда приехал? Ну да, слышал, они там не церемонятся... — заключил доктор то ли с сочувствием, то ли с одобрением подобных практик.

Когда война только началась, я ходила на все митинги – пока ментов там не стало больше, чем людей. Весенние протесты были столь малочисленны, что на улице не было никого, кроме ментов. А так как митинги приходились на выходные, когда я обычно ездила к маме, выбор стал очевиден.

В один из таких дней, 5 марта, со мной поехал Дима – моя мама знает его, и он хотел с ней пообщаться, увидеть, как сильно она изменилась, когда её буквально вытащили с того света – последний раз он видел её в инвалидной коляске в больнице и подумал, что это конец.

Дима собирался уехать с утра на митинг (который ожидался таким же безлюдным, как и предыдущий), но опоздал на электричку – а следующая была только через два часа. Я уговаривала его остаться, но он грустно посмотрел на меня и сказал: «Я не могу призывать людей на митинг, на который не приду сам».

В итоге Дима поехал на следующей электричке, приехал на митинг на час или два позже, но это было неважно – в центре города не было никого, кроме ментов. Он пофотографировал происходящее и с чувством исполненного долга уехал – нет, не домой, дома он не ночевал с самого начала войны.

К чему я всё это говорю? К тому, что Дима – прекрасный, самоотверженный человек. Вчера у него был суд, в конце которого он поругался с конвойным (тот хотел надеть на него наручники до окончания суда, Дима отказался, в итоге конвоир надел их насильно, оставив синяки на запястьях), его отвели в подвал суда и избили дубинками, угрожая изнасиловать.

Такое с Димой происходит не первый раз – в декабре 2018 года мент Окопный уже пытал его, по классике угрожая изнасилованием.

Но Диму так легко не запугать. Он поднял шум в СИЗО, требовал врача, в итоге синяки зафиксировали, но по поводу остального сказали приходить завтра – а завтра ему скажут, что сотрясение устроили сокамерники.

В общем, сейчас важна максимальная огласка. Если менты увидят, как много людей поддерживают Диму, они, надеюсь, не посмеют повторить такое. И приходите на его суды.

Потому что Дима сделал бы то же самое для любого из вас.

Студенческий журнал «Гроза» выпустил большой текст об активистском и учебном пути Димы, а также о нашей кампании за его освобождение.

«Мы делаем кампанию, чтобы про Диму не забывали. Понятно, что мы не добьемся его освобождения, но добьемся публичности этого дела».