На «Полке» — новая статья! Валерий Шубинский рассказывает о «Записках сумасшедшего» Николая Гоголя. Образцовый «маленький человек» безответно любит дочь своего директора, перехватывает переписку двух собак и в конце концов понимает, что он — испанский король Фердинанд VIII, только вот Испания какая-то странная: вокруг бритые наголо люди, а инквизиторы бьют палкой и льют на голову холодную воду. О том, почему больное воображение забросило титулярного советника Поприщина именно в Испанию, о его культурном багаже и о том, что означало для писателей-романтиков безумие, читайте по ссылке!

https://polka.academy/articles/561

Поговорили с Колей Солодниковым https://youtu.be/GvqVow4e01E

По служебной необходимости окунулся ненадолго в мир советской научной фантастики; общее впечатление от биографий её героев — и без того причудливая вселенная, в которой они существовали в годы так называемого застоя, где-то около 1991 года резко срывается с катушек и летит к восхитительным чертям. Вот, например, Сергей Павлов, автор цикла «Лунная радуга» (по нему еще был фильм с Гостюхиным и Тараторкиным). Дебютирует в красноярском журнале «Енисей», печатается в журнале «Техника — молодежи», становится известным с повестью «Акванавты», дальше «Лунная радуга» — там тоже все относительно невинно: экспедиция на планету Оберон, «внезапно приобретённые экстрасенсорные способности позволяют косморазведчику пройти плоскогорье Огненных змей на Меркурии», ну ок. А дальше — в 1991 году, как сообщает Википедия, Павлов увлекается палеолингвистикой и разрабыватывает метод реконструкции археоморф, позволяющий «восстановить тайный смысл многочисленных древних названий и имен». Свои работы он публикует в книгах «Москва и железная «мощь» Святослава. О происхождении названия Москва» и «Богу — парус, кесарю — флот: Опыт палеолингвистики». В 2000-х Павлов публикует статьи «Звездной стае альтернативы нет», «К спасателям цивилизации» и «К вопросу о происхождении русского мата», в 2006-м на встрече с читателями в Музее экслибриса обещает вернуться в фантастику. Собственно, о том, что вся шизопалеоконспирология 2000-х напрямую вышла из советского научно-технического нью-эйджа 1960-х, написано уже много где, в частности, в прекрасной статье Ильи Кукулина «Неизбежность странного мира», но всякий раз завораживают конкретные проявления этого перехода. Снова цитата из Википедии: «Сергею Ивановичу Павлову принадлежит признанное авторство целого ряда фантастических идей (см. Регистр научно-фантастических идей Альтшуллера) и терминов (см. Глоссарий ВнеЗемелья и Глоссарий Мокрого космоса). Автор, использовав в своих фантастических произведениях, ввёл в обиход следующие термины (большинство из которых придумал): акванавт, безектор, безекция, видеотектор, гидрокомбовая оболочка, иглолёт, инкрет Буридана, космический катер, квантабер, космен, люстровик, медиколог, меркуролог, нортвен, акванавт|океанавт, омнижектор, пиролакс, пневмолыжи, сатурнолог, сектейнер, селенген, стелларатор, ступоходы, телефотер, теслит, трегер, уззун, эленарты, эйратер, экзоператор, геккоринги, ледорит и другие. Слово «внеземелье» с лёгкой руки фантаста, впервые употребившего его на страницах своего романа «Лунная радуга» (1978), прижилось»

На «Полке» новая статья — о романе Евгения Замятина «Мы», первой настоящей антиутопии в мировой литературе. В «Мы» Замятин предсказал многие практики и принципы тоталитарных государств — слежку, безальтернативные выборы диктатора, систему блата, газовые камеры (а также напророчил появление электрической зубной щётки). Варвара Бабицкая объясняет, почему роман написан в форме дневника, для чего в Едином Государстве строго регламентирована сексуальная жизнь, что означают буквы и цифры нумеров, которые носят герои, и как в романе отразились литературные войны эпохи.

https://polka.academy/articles/562

​​Новый выпуск подкаста «Полки» — о сексе в русской литературе! Скипетр страсти у Набокова, кидание на корму у Бунина, любовный сок у Хармса: почему эротические сцены в литературе почти всегда вызывают ощущение неловкости? Существует ли для них адекватный язык? Редакторы «Полки», героически сражаясь со смущением, обсуждают, есть ли секс в русской классике. Слушайте новый подкаст «Полки» в Apple Music, Soundcloud и ВКонтакте!

Последний абзац - самый обнадёживающий (и очень правдоподобный) прогноз на будущее, тоже об этом думаю

​​Толстой или Достоевский, Ахматова и Цветаева, чай-собака-Пастернак или кофе-кошка-Мандельштам? «Полка» даёт точный ответ — опираясь на анализ больших данных (и уже давнишнюю игрушку Google). Сравниваем упоминаемость русских писателей в книгах и периодике — с 1840-х до наших дней.

Стивен Пинкер ничего плохого не говорит, только хорошее. Почему его проповедь ценностей прогресса и развития вызывает столько критики и даже ненависти? Вот тут, в попытке разобраться, излагаются основные претензии к гарвардскому психологу.
- Две книжки Пинкера, которые особенно хорошо продавались и вызвали особенно много гнева, даже называются позитивно и красиво - "Лучшее в нас" (The Better Angels of Our Nature, 2011) и «Просвещение сегодня» (Enlightenment Now: The Case for Reason, Science, Humanism, and Progress, 2018). На русский не переведены, вот изложение последней https://republic.ru/posts/91064
- Философ Джон Грей говорит, что Пинкер просто предлагает прочитать в (советском) словаре, что религия это предрассудок и на этом закрыть вопрос; говорит, что Пинкер отбирает удобных философов Просвещения (Кант) и закрывает глаза на неудобных (Юм); называет книгу Пинкера об идеях просвещения "непросвещенной".
- Нассим Талеб, автор "Черного лебедя", считает, что Пинкер не понимает статистики. Когда Пинкер говорит, что человечество живет в самую продолжительную эпоху мира, он забывает, что ядерный катаклизм может похоронить это статистическое наблюдение вместе со всеми людьми. В меньшем масштабе такое происходило на финансовых рынках, пишет Талеб.
- Похожим образом историк Нил Фергюсон говорит: "У меня ужасное чувство, что мы, сидя однажды в бомбоубежище, будем вспоминать оптимистичные книжки Пинкера".
- Пинкеру постоянно напоминают о книге Нормана Энджелла "Великая иллюзия", опубликованной накануне Первой мировой войны. В книге говорилось, что страны Европы настолько связаны взаимовыгодными интересами, что просто не могут в здравом уме начать воевать друг с другом.
- Сэмюел Мойн, историк из Йеля (в частности известный книжкой об истории понятия "права человека"), говорит, что Пинкер отлично суммирует исследования других ученых, но закрывает глаза на сложности и упрощает современную картину мира.
- Пинкер отвечает, что его неправильно понимают. "Если мы будем продолжать решать проблемы, то будем жить лучше, если остановимся, то не будем". У нас есть возможность светлого будущего, а не гарантия. Я не оптимист, говорит он, а "поссибилист". Но это слово не приживается и его всего равно все обзывают оптимистом.
- При том, что основные факты у Пинкера сущая правда и его противники, споря с ним, не соглашаются на операции без анестезии, не отказываются от своих немыслимо высоких доходов, своего немыслимо свободного времени, от удобных современных технологий и т.д. И все-таки, оптимистом быть трудно. «Оптимист» в наше время - на Западе по крайней мере - ругательство

https://www.chronicle.com/interactives/hating-pinker

​​8 апреля на площадке InLiberty Рассвет пройдет открытая запись подкаста «Полки» на тему «Русский срач»! Приглашаются все желающие — послушать, обсудить, возможно даже, разыграть один из примеров по теме прямо во время записи. Всё это происходит в рамках специального проекта «Подкасты на Рассвете»: каждую неделю лучшие и любимые подкасты России — «Так вышло», «Читатель», «Урубамба» и другие — будут записываться прямо в зале InLiberty Рассвет при большом (надеемся) стечении публики. Послушать уже записанные подкасты «Полки» можно здесь: Apple Music, YouTube, SoundCloud и ВКонтакте. Особое внимание — последнему выпуску о том, есть ли секс в русской литературе, и почему он так часто такой неловкий.

На «Полке» новая статья! Как отразилась советская история XX века в абхазском плутовском романе, кто такие абреки и существовал ли Чегем на самом деле — разбирается Иван Чувиляев. https://polka.academy/articles/563

Головокружительное интервью (из журнала «Носорог») с философом Оксаной Тимофеевой, автором книги «История животных» — про душу и желание животного, утопическое движение зверя к горизонту, солидарность с нечеловеками, печальных животных Андрея Платонова и отождествление с Другими (вирусами, зомби, мигрантами, зверьми).

«— Давай пофантазируем: вот мир, где уже не существует скотобоен, никто не убивает животных, зоопарков тоже нет, «вредные» животные не уничтожаются и не изгоняются из человеческих сред, животные наделены особенными правами (причем сама система права как животных, так и людей радикально пересмотрена). Какие способы сожительства и взаимодействия существ ты видишь в утопическом будущем?

— Я не думаю, что мы успеем построить такой дивный новый мир. Скорее всего, большинство известных нам видов не смогут дожить до этих счастливых времен. Белые медведи, например. Ну какое без них утопическое будущее? Никакого. А их становится все меньше. Льдины тают, медведи покидают свои привычные места обитания и подходят все ближе к людям. На Ямале и Чукотке они уже, как бродячие собаки, изголодавшиеся, подъедают за людьми мусор с помоек. Мне об этом думать больно. Так бывает, что мысль и боль совпадают. Я узнала, что белые медведи на грани вымирания, двадцать лет назад. Тогда я еще не занималась животными, но вот с тех пор эта тупая боль всегда со мной. Не только за медведей, но и за других исчезающих или уже исчезнувших животных: за морскую корову, за белого носорога, последний самец которого умер в зоопарке в Кении в прошлом году. Джон Берджер, очень близкий мне автор, пишет о том, что животные постепенно исчезают, что процесс их исчезновения как-то связан с появлением зоопарков, в которые мы приходим на них посмотреть, уже как в музей, как на какие-то артефакты, как в буквальном смысле на уходящую натуру. Мне мысль об этом как-то очень сильно мешает думать о счастливом будущем, в котором волк, как у Франциска Ассизского, из злого вдруг станет добрым и возляжет с ягненком»

https://nosorog.media/interview/utopicheskoe_zhivotnoe

​​К популярной дискуссии о том, что такое чувства, можно ли воспитывать эмпатию, как меняется с течением времени понимание то, что ты чувствовал в прошлом и т д.

1. Чувства — и даже эмпатия, способность чувствовать другого — не привилегия человека: например, Франц де Вааль, голландский исследователь исследователь приматов, только что издал целую книжку о чувствах у животных «Mama’s Last Hug» (отрывок из нее опубликован на LitHub). Де Вааль со своими шимпанзе систематически подрывают представление об уникальности человеческих способностей: согласно его исследованиям, представление о том, что животные заняты голой борьбой за существование — ошибочное и устаревшее, им свойственны некие идеалы (или как минимум представление о правильности того, что они делают), они способны кооперироваться и дружить, они (по крайней мере, высшие социальные животные) могут понимать чувства друг друга и уважать эти чувства. Животные умеют хитрить. Животные умеют мириться. Проблема в том, что о чувствах животных мы мало что можем сказать: для их изъяснения нужен язык, а когда язык появляется, он сразу начинает эти чувства искажать, даже для самого их носителя; человек — невероятный маэстро подавленного страха, фальшивого счастья и заблудившейся любви. О чувствах животных мы можем утверждать лишь то, что они есть (в терминологии де Вааля чувства — не то же, что эмоции, последние мы можем наблюдать по внешним проявлениям, первые остаются внутри) — но сам факт их наличия сокращает (если не уничтожает вовсе) дистанцию между человеком и животным: именно чувства, при всей их текучести, придают жизни смысл, окрашивают ее в те или иные цвета, и именно чувства лежат в основании всех социальных институций — от правительств до больниц. У шимпанзе, возможно, нет своего премьер-министра или благотворительных фондов — но есть примерно те же переживания, из которых выросли эти институты в человеческом обществе, и уж точно их жизнь не лишена какого-то ощущения смысла или значимости — подобного тому, что люди постоянно теряют и ищут в себе.
2. Уже безотносительно к животным — статья Андрея Зорина о природе человека в тематическом онлайн-журнале, собранном в InLiberty. Споры о человеке (не исключая нынешних дискуссий об эмпатии) столетиями вьюся вокруг одной и той же разделительной линии: что определяет человека — природа и культура, гены или воспитание, nature or nurture. В обоих крайностях есть риски: доведенное до предела представление о том, что все решают гены, приводит к расизму и нацизму; уверенность в том, все определяет среда, и поменяв её, человека можно полностью переделать, была свойственна большевикам (а также русскому авангарду, Мишелю Фуко и много кому ещё; это более славная традиция). Истина, вероятно, посередине: в человеке многое запрограммировано, но культура, в которой ты воспитан и живешь, создает особые декорации, в которых разыгрывается твоя частная психодрама, позволяет по-разному переживать или интерпретировать одни и те же чувства. Скажем, на одни и те же обиды в разных культурах принято отвечать по-разному: можно вломить в челюсть справа, вызвать на дуэль, ответить колкостью или гордо проигнорировать. История о том, что 10 лет назад тебе казалось, что у тебя был роман, а теперь становится понятно, что это был абьюз, тоже естественна: изменилась заданная культурой оптика. Немножко смущает, что меняющаяся культура все больше заставляет уходить от переживания себя активным субъектом в сторону переживания себя жертвой — но вообще-то, и в этом нет обязательности; выбор есть всегда.

Как свежо и волнующе на фоне русскоязычных подкастов - слишком часто сделанных либо с ориентацией на подростков, либо с оглядкой на камеди клаб, на уровне интонации, форматов, тем, но чаще просто интонации - так вот, как свежо звучат размеренные первые фразы нового выпуска подкаста Times Literary Supplement: “Сегодня мы поговорим о трёх важных темах - старость, бог и смерть»

Отрывок из книги «Селфи», которая сегодня вновь попала в «Полку». Там еще много интересных данных.

«...перфекционизм сильно недооценен как «усилитель» суицидальных идей. Помимо прочих исследований, он ссылается на опрос, по результатам которого 56% друзей и родственников самоубийц называли покончивших с собой «перфекционистами», причем без каких-либо подсказок. В другом исследовании чуть более половины опрошенных сказали, что покончившие с жизнью студенты «боялись неудачи». В ходе других интервью с матерями самоубийц мужского пола выяснилось, что 71% из них считали, что их сыновья предъявляли к себе «слишком высокие» требования.

Разумеется, перфекционизм вовсе не является некоей объективной данностью, которая либо есть у человека, либо ее нет. Это не вирус и не сломанная кость. Это особенность мышления. Перфекционизм свойственен всем в большей или меньшей степени. Те, кому он свойственен больше, особенно чувствительны к признакам неудачи в своей среде. Даже если вы не считаете себя перфекционистом, вполне возможно, что у вас есть некое представление о том, каким человеком вы должны быть, и что вы испытываете угрызения совести, когда не дотягиваете до установленной планки. Щемящее тягостное огорчение в момент осознания, что вы потерпели неудачу, - вот о чем я».

(Исследователь) Гордон отмечает, что в наше время люди часто считают перфекционизм «неким идеалом», однако о его более мрачных последствиях известно мало, равно как и о его изменчивых формах. «Самоориентированный перфекционизм» не является социальным - требование совершенства приходит изнутри самого эго. Есть «нарциссический перфекционизм», при котором люди убеждены, что вполне способны достигнуть самых высоких вершин, но становятся уязвимы, когда в итоге понимают, что в действительности у них не получается добиться желаемого. И, наконец, «невротический перфекционизм», в категорию которого, вероятно, попадаем Дебби и я. Такие люди страдают от низкой самооценки и «просто чувствуют, что от них никакого толку». Это люди, склонные к тревоге и беспокойству, ощущающие «огромный разрыв» между тем, кем они являются и кем хотели бы быть. Они строят насчет себя широкие обобщения, поэтому когда они «непродуктивны» в чем-то конкретном, то считают это провалом всего своего «я». «Все дело в этом мышлении типа «все или ничего», - говорит Гордон. - А следом приходит и страшная ненависть к себе». Зачастую она начинается с простого убеждения, будто бы они ничего не значат, «но если чего-то добьются, то будут значимы. Идеальность либо исправит недостатки, либо заставит других думать, будто их вовсе нет».

Новая книга на «Полке» — «Дом на набережной» Юрия Трифонова. Чудом не замеченная цензурой в 1970-е повесть о сталинской Москве. Книга, построенная на воспоминаниях автора о собственном детстве, полная фигур умолчания — о запретных для эпохи застоя подробностях репрессий читатель должен догадаться сам, и вместе с тем убедительно реконструирующая моральный климат эпохи — атмосферу страха и предательства. Денис Ларионов об одной из главных книг позднесоветского времени: почему её пропустила цензура, зачем Трифонову два рассказчика и кто из них похож на автора, что заставляет главного героя пойти на предательство и почему читатели 1970-х узнавали себя в этой повести https://polka.academy/articles/564