В шахте взорвался рудничный газ, и там оказались заживо погребены человек двенадцать шахтёров... Через неделю, не надеясь больше и понимая, что обречены, они ударились вдруг в своеобразное публичное покаяние. Представляете: "Ладно, раз всё равно умирать, я могу признаться..."

Против всякого ожидания, их спасли... С той поры они никогда не встречались друг с другом... Каждый инстинктивно избегал свидетелей, которые знали о нём слишком много.

​— Ты действительно думаешь, что человек поднялся в результате эволюции выше животных?

— Конечно, — ответил я. — А разве нет?

— Нет, — сказал он. — Он опустился гораздо ниже. Сегодня только ушедший от дел миллионер может позволить себе образ жизни животного: жить на природе в самых подходящих для организма климатических условиях, много двигаться, есть экологически чистую пищу, и при этом вообще никогда ни о чем не волноваться. Подумайте: ведь никто из животных не работает.

— А белочки? — спросила Гера. — Они ведь собирают орехи.

— Милая, это не работа. Вот если бы белочки с утра до ночи впаривали друг другу прокисшее медвежье говно, это была бы работа. А собирать орехи — это бесплатный шопинг.

Шрам является свидетельством того, что я оказалась сильнее тех сил, которые хотели сделать мне больно.

У меня не было ответов на все эти вопросы, я твёрдо знала одно - я живу в мире, где пожар может начаться в любой момент. Значит, я всегда должна быть начеку.

- В каждом человеке есть что-то хорошее,— убеждала мама.— Надо найти эти положительные качества и любить человека именно за них.
- Интересно, — возразила я, — а что хорошего было в Гитлере?
- Гитлер был вегетарианцем и любил собак, — не колеблясь ни секунды, ответила мама.

Люди ничего не делают просто так, не надеясь получить что-то взамен.

Можно не подвозить никого (он так и делал), можно поставить охранную систему в доме (и это он сделал), но всё равно вокруг жестокий мир, где самолеты иногда падают с неба и сумасшедшие способны появиться где угодно, так что небольшая дополнительная страховка никогда не помешает.

...увидела, что ширинка его штанов расстёгнута, он вынул член и теребит его. <...>
... вышла из комнаты и обратилась к маме: "Дядя Стэнли ведёт себя неприлично".

"Ты, наверное, что-то придумываешь", — возразила мама.

"Нет, он правда меня лапал! И дрочил!".

Мама, как птичка, наклонила голову, и на её лице появилось озабоченное выражение: "Бедный Стэнли! Он такой одинокий!"

Мама спросила, причинил ли он мне какой-либо ущерб. Я отрицательно покачала головой.
"Ну, вот видишь, — сказала мама, которая всегда говорила, что преступления на сексуальной почве являются преступлениями восприятия.— Если ты считаешь, что не пострадала, значит, ты не пострадала. Многие женщины слишком раздувают эту проблему. Ты гораздо сильнее многих".

И она снова вернулась к разгадыванию кроссворда.

И он сказал себе, что за шесть лет всё в нас действительно меняется. Можно узнать только общие черты, да и те иногда исчезают. Кровь, волосы, кожа — всё обновляется, всё меняется. И когда долго не видишь человека, то встречаешь новое существо, хотя оно всё то же и носит прежнее имя.

Могут меняться и сердце, и мысли, так что, прожив сорок лет, путём этих медленных, но постоянных изменений мы можем стать четырьмя или пятью безусловно новыми и различными существами.

- Дружок! — строго произнёс Король Призраков.
- Дружок? Его зовут Дружок?! — Между рыданиями и смехом — единственными вариантами, которые оставались у Илла,— он всё же выбрал смех.<...>

- Хозяин, почему никому не нравится моё имя? — обиженно завыл дракон. Такое явно происходило не впервые.

Король Призраков чуть сощурил глаза и ответил:
- Им нравится, это всё от зависти. К тому же они всё равно умирают, так что не расстраивайся.

Самая смешная из моих проблем — моё имя. Она возникает у меня только в России. Но, поскольку я здесь живу, приходится признать, что это очень реальная проблема.
Меня зовут А Хули.

Я отправился покупать для неё самый лучший велосипед и не смог удержаться от искушения проверить его, сделать несколько кругов по магазину. Продавцу, который спросил, сколько мне лет, ответил с кокетством старости: скоро исполняется девяносто один. Он сказал именно то, что я хотел услышать: выглядите на двадцать лет моложе. Я и сам не понимал, как могли сохраниться у меня школьные замашки, но почувствовал, что радость бьёт из меня ключом. И я запел.
<...>

На той же неделе, в честь декабря, я написал ещё одну отчаянную статью: "Как быть счастливым на велосипеде в девяносто лет".