Октябрь – последняя возможность насладиться уходящим теплом и ярким солнцем. Это как сорок лет у человека: ты уже знаешь, что молодость с ее необузданностью и спонтанностью прошла, но еще остается безграничная уверенность в себе, своих силах, своем жизненном опыте.

Я крепче обняла нашего кота Дон-Кихота, у которого не было одного уха. Дон-Кихот недовольно заворчал и поцарапал мне лицо. «Да тише же, Дон-Кихот!» – сказала я коту.

«Кошки не любят ездить в машине», – объяснила мама.

Папа заявил, что тем, кто не любит путешествовать, с нами не место. Он остановил машину, бесцеремонно схватил Дон-Кихота за шкирку и выбросил в окно. Кот глухо ударился о землю с жалобным «Мяу!», папа нажал на газ, а я расплакалась.

"Не расстраивайся", — утешила меня мама. Она сказала, что мы всегда можем взять другого кота, а Дон-Кихоту сейчас будет даже лучше, потому что он станет диким котом, а это гораздо интереснее, чем быть послушным домашним животным.

Зато кошек у нас было много. Если честно, даже больше, чем нужно. После того как папа выбросил Дон-Кихота в окно, мы спасли много котов и кошек, у которых потом появились котята.

В общем, кошек стало так много, что нам пришлось от них избавляться. <...>... папа собрал кошек в холщовый мешок и решил отвезти их к пруду...<...>

Я смотрела на мешок, содержимое которого мяукало и царапалось. "Мне кажется, что это неправильно, — заявила я маме. — Мы же их спасли, а сейчас убьём". "Мы подарили им дополнительное время жизни, — ответила мама. — Пусть будут нам за это благодарны".

Истинные учителя используют себя как мосты, по которым они приглашают своих учеников перейти; затем, облегчив их переход, радостно рушатся, побуждая их создавать свои собственные.

Живут, как и родители, будто на ощупь, не понимая, какой хотели бы видеть страну.

Я сижу, смотрю кино, как вдруг чувствую во рту дикую боль — зуб остался в ириске, и теперь десна болит так, что терпеть невозможно. Но конфету-то жалко, поэтому я выковыриваю зуб из конфеты, кладу его в карман, а ириску жую на другой стороне рта вперемешку с кровью.

С одной стороны больно, с другой — сладко. У моего дяди Па Китинга на такой случай есть поговорка: "То ли радоваться, что просрался, то ль горевать — что в штаны".

Человек беззащитнее всего, когда сидит голый на унитазе. Нет более жалкого зрелища, чем это. Особенно ранним утром. Голое, растекшееся после сна, ссутулившееся тело, которое бессильно перед такими примитивными законами природы, как необходимость испражняться.

... Марта однажды очнулась: она увидела себя в 8.30 утра в центре Москвы, среди тысячи безликих людей. Город в это время наполнял лишь один звук: дружный марш дорогой брендированной обуви...<...> Каждому из этих тысяч безликих людей предстоял сегодня свой бой — за место под солнцем, за деньги, за признание. В этом сражении не было места любви, солнцу, детям, кофе из турки, вкусной домашней еде.

Дмитрий Сергеевич Лихачёв рассказывал неоднократно и писал о том, как в лагере, на Соловках, он случайно узнал, что ночью отберут на расстрел такое-то количество заключённых, и среди них, в списке этом — его фамилия. И он спрятался в дровах, его не нашли, но цифра — закон, количество смертников было определено, и кого-то в эту ночь расстреляли вместо него. Это сопровождало его всю его жизнь.

Это была глупая ошибка. Но разве вся наша жизнь не состоит из подобных ошибок?

— Знаете, — произнёс Фрэнк, — подобно тому, что существует инстинкт выживания, должен быть и инстинкт смерти. Некоторые люди почтенного возраста жаждут освобождения так же, как большинство жаждет дальнейшего существования.

Вероятно, в будущем это явление распространится. И так же, как некоторые насекомые, проработав всю жизнь, умирают без сожалений ввиду истощения всякого желания жить, люди, вероятно, тоже разовьют в себе подобное отношение к смерти. И тогда она перестанет нести ужас, ибо мы будем подходить к ней с такой же радостью, с какой ложимся спать после тяжёлого дня.

Жизнь тем и хороша, что не всегда соответствует ожиданиям.

Дружба не измеряется числом совместных обедов... Хотя обеды дружбе, безусловно, не вредят, кто бы спорил.

Только в математике две половины составляют одно целое. В жизни совсем не так: например, полоумный муж и полоумная жена — несомненно, две половины, но в сложности они дают двух сумасшедших и никогда не составят одного полного умного.

Он давал любовнице ровно столько, чтоб хватало на жизнь. <.....> И дамочка не работала. Но вечно уверяла, что моих денег ей никак не хватает. Я ей говорю: "Пошла бы работать на полдня, избавила бы меня от мелких расходов. Я тебе в этом месяце купил костюм, я тебе даю 20 франков в день, я плачу за твою комнату. А ты ещё среди дня распиваешь с приятельницами кофе, угощаешь их кофе с сахаром, и всё на мои деньги!"
<.....> Но она не работала, только знай твердила, что денег ей никак не хватает.

Я не буду менять линолеум. Я передумал, ибо мир обречён.