Эх, надо бы промолчать, но не могу. Прочел два текста от старых добрых знакомых из петербургской ученой среды. Ни в коей мере не хочу их заклеймить, но больно уж показательны и поучительны эти тексты.
Первый – абсолютно ястребиный. О кризисе западной демократии, капитализма и т.д. В духе последней речи Путина. Написал его ректор, у которого я работал в «лихие девяностые». Он пригласил меня тогда, поскольку знал по статьям, как демократа и рыночника. Институт свой он создавал с нуля для преподавания «буржуазной лженауки», клеймившейся ранее в советских учебниках философии. Работать мне там очень нравилось. Прекрасный был институт с множеством умных, демократичных профессоров, сумевших раньше других преодолеть советское мракобесие. Колебаться мой ректор стал вместе с «генеральной линией» уже при Путине. И доколебался до такой позиции, которая поможет сохранить институт при любом развитии событий. Ничего личного, только бизнес.
Второй текст демонстрирует противоположную картину. В «лихие нулевые» был у меня лишь один знакомый, целиком поддерживавший Путина. Я очень ценил это знакомство, поскольку работал тогда редактором аналитического еженедельника, стимулировал острые дискуссии и нуждался в том, чтобы кто-то хоть изредка писал запутинские статьи, над которыми не смеялись бы мои умные читатели. Вы не поверите, но этот знакомый был единственным человеком в Петербурге, способным написать подобный текст. Все остальные запутинцы умели разве что воспроизвести официальную пропаганду, а я не хотел унижать своих читателей подобной дрянью.
Мой знакомый не был убежденным сторонником режима: он хотел найти в нем место для себя. Но не нашел, поскольку интеллектуалы режиму не требовались. В какой-то момент он перестал играть в политические игры и стал проповедовать собственные взгляды. Либертарианские!!! А сейчас он живет за границей и пишет, что российские интеллектуалы погубили страну своим наивным непротивлением злу.
В общем, не человек красит место, а место – человека. В разные цвета: красные, белые, коричневые. Декларируются обычно не те идеи, что наполняют головы, а те, что наполняют карманы.

Второй мой «таинственный герой» из вчерашней публикации решил раскрыться. Это Алексей Шустов. В 1990-х он был одним из ведущих политтехнологов Петербурга и советником губернатора. Публикую ниже его текст (обращенный ко мне). Сократил лишь ссылки на других людей, поскольку обсуждать это не хочу. Если Алексей сейчас говорит искренне, то его утверждение о наивности интеллектуалов относится в первую очередь к нему самому. Среди моих петербургских друзей нулевых годов не было столь наивных, чтобы надеяться на Путина аж до 2007 – 2011 гг. Но я и сейчас Алексею не очень верю (при всем моем уважении). Он был уже тогда настолько опытным, умным и квалифицированным человеком, что не мог жить так долго с «лапшой на ушах». Поэтому мой тезис остается в силе: большая часть того, что мы слышим по сей день от властных и провластных интеллектуалов отражает не их реальные взгляды, а то, что они по разным причинам хотят сказать наивному обывателю. А теперь читайте:

«Примерно до конца 2007 года (окончания думской кампании) я всерьёз надеялся, что страна во главе с Путиным сможет пойти путём эффективного развития (именно тогда я писал колонку в "Дело"). В период до думских выборов 2011 года эта вера стала серьёзно колебаться. После съезда ЕР в сентябре 2011, где была объявлена рокировочка, у меня уже никаких надежд не осталось. Кстати, уже тогда я назвал участников съезда орками (текст висит здесь, в Фейсбуке, все могут посмотреть). После того, как думские выборы 2011 закончились массовыми фальсификациями, власть я больше никогда не поддерживал, а наоборот, публично критиковал (хоть и не так яростно, как многие). В феврале 2012 года организовал и провёл в Петербурге "Гражданские выборы" в качестве переголосования декабрьских ЗакСовских (слабая попытка, но я хотя бы попытался). Таким образом, видно, что мои взгляды в середине 2000-х, действительно, были одними, а к началу 2010-х стали другими и более не менялись по знаку, но становились ярче по модулю. Причём ты, насколько знаю по нашему общению, о смене моих взглядов с пропутинских на оппозиционные знал всё это время. Взгляды человека могут меняться в зависимости от того, как меняется мир вокруг него, и это нормально. Разве нет? <…>
Что касается критики российских интеллектуалов, то ею я занимаюсь тоже давно, и ты это тоже знаешь. Я считаю, что вера большинства интеллектуалов в идеалы эпохи Просвещения в их чистом и наивном виде приводит к бессмысленным действиям и тем самым позволяет жуликам, ворам и бандитам дурить голову наивным гражданам, каковые к числу интеллектуалов (по роду деятельности, а не уровню IQ) не относятся. Ещё раз повторю: виноваты жулики. Но люди умственного труда в сферах общественно-политической деятельности могли бы жуликам и бандитам помешать. Но не мешают, потому что отчаянно уткнулись носом в философию дворян-фантазёров XVIII века и не понимают, что мир меняется, и социальная философия должна тоже меняться.
У меня есть понимание, в чём ошибки. Но я не умею это доказать таким умным людям, как ты. Любой наш разговор заканчивался тем, что я не понимал твоих возражений, а ты моих аргументов. Это очень печально».

Фигура покойного Глеба Павловского очень важна для понимания постоянно дискутируемого вопроса о системных либералах. Именно он был настоящим сислибом – чистым, без примесей. Я не буду судить о личных мотивах Глеба Олеговича, поскольку знал его крайне поверхностно (пусть выскажутся те, кто знал близко!), но объективно именно он оказался тем человеком, который долгое время делал ставку на автократию, как конструктивную систему, способную работать лучше демократии, приводящей порой к хаосу, революциям и разрушениям.
Те, кого у нас часто называют типичными сислибами (от Гайдара и Чубайса до Кудрина и Набиуллиной) приходили во власть, чтобы решить конкретную, локальную задачу. Как правило экономическую. От проведения масштабных реформ в начале 1990-х до поддержания финансовой и монетарной стабильности в ту эпоху, когда о реформах даже мечтать уже не приходилось. Не будем сейчас спорить о важности этих задач и эффективности их решения. Применительно к вопросу о «сислибости» важно то, что их политические взгляды могли не вытекать из конкретного положения в бюрократической системе. Проще говоря, они в локальной сфере делали то, что им позволяли президенты, но могли при этом стремиться к более привлекательной системе в целом. Гайдар для этого создал «Выбор России», но оказался в политическом плане неудачлив. И именно эти неудачи, а вовсе не убеждения, оставили его в нашей памяти лишь сислибом. Что касается убеждений, то Гайдар однозначно заявлял о невозможности в наших условиях «пиночетовского сценария».
Павловский же работал именно на «пиночетовский сценарий», укрепляя по мере сил автократию, а не решая локальные задачи в экономике, культуре или внешней политике. Наверное, хотел, как лучше, но получилось, как всегда… Хотя, нет. Если профессионально подойти к изучению истории, то благонамеренные деспоты, конечно, встречались неоднократно. Но судьба этих деспотов и вскормленных ими «сислибов» почти всегда была печальной. «Свой среди чужих, чужой среди своих» часто теряет власть, силы, здоровье и даже саму жизнь, сохраняя о себе не лучшую память в широких, малообразованных массах населения.

Интересно, как быстро могут разваливаться привычные мифы, когда обращаешься к серьезной научной литературе. Я это неоднократно обнаруживал в собственной научной работе и вынужден был пересматривать взгляды, сформировавшиеся у меня ранее. А замечательный петербургский германист Николай Власов показывает, как отличалась мифическая картина послевоенной Германии с ее "перевоспитанием плохих немцев" путем денацификации от реальной картины сплочения общества для совместного преодоления последствий нацистской катастрофы. Очень советую почитать.
Начало текста Власова
«Я никогда не позиционировал себя в качестве специалиста по истории ФРГ. Послевоенная Германия всегда была не особенно интересным для меня сюжетом. Разумеется, общее представление об этом отрезке прошлого у меня присутствовало, и я четко понимал, что распространенные мифы вроде «поражение сделало всех немцев искренними демократами» или «победители перевоспитали немцев» очень далеки от реальности. Но именно в прошлом году я решил познакомиться с историей ранней ФРГ поближе. К сожалению, львиная доля немецкоязычной литературы мне сейчас недоступна, так что приходится довольствоваться англоязычными работами, включая переводы исследований германских авторов.
Начать я решил с книги Норберта Фрая, известного отечественному читателю благодаря монографии «Государство фюрера», которую перевели на русский язык. Фрай является одним из крупнейших специалистов по истории Третьего рейха, но занимался и послевоенной Германией. Книга «Политика прошлого» была опубликована в 1997 году; английский перевод вышел под названием Adenauer's Germany and the Nazi Past: The Politics of Amnesty and Integration. Книга очень интересная, и я сформулировал ее основные мысли в виде десяти тезисов. Получилось довольно длинно, но короче никак.
1. Отношение к людям с нацистским прошлым – в том числе преступникам – со стороны западногерманской политической элиты в начале 1950-х годов было весьма мягким. Главный вопрос – не что делали люди до 1945 года, а можно ли их интегрировать в новую систему. В глазах политиков одно было связано с другим, но приоритеты расставлялись именно так. Декларировалось так называемое «право на ошибку» - что бы кто ни делал при Гитлере, повинную голову меч не сечет. Одновременно стремление разбираться с собственным прошлым, существовавшее после войны (знаменитые тексты Ясперса и Майнеке – тому пример), к концу 1940-х годов в обществе практически испарилось. Широко распространился тезис об «обманутых» немцах, которые таким образом сами становились жертвами режима (даже если являлись функционерами этого режима). Политику наказания нацистских преступников называли «разжиганием холодной гражданской войны» и «охотой на ведьм».
2. После 1949 года был быстро принят ряд законов, позволявших чиновникам, ранее уволенным за нацистское прошлое, вернуться на службу. Более того, за ними напрямую признавалось право на рабочее место в органах власти, а до трудоустройства выплачивалась компенсация. Компенсация выплачивалась и за само увольнение – этот процесс назывался немецким словом, близким по смыслу к «репарациям». Получалось, что бывшие нацистские функционеры получали репарации за то, что их уволили после поражения нацизма. Уже к концу 1950 года восстановленные на работе составляли до четверти среднего руководящего состава в министерствах, и эта доля продолжала расти. Особенно высокой она была в МИДе и МВД. Аденауэр в 1950 году открыто заявил, что невозможно сформировать внешнеполитическое ведомство, не прибегая к услугам старых кадров, и что пора перестать «вынюхивать нацистов».
3. Бывшие нацисты также активно становились функционерами молодых политических партий ФРГ. В особенности «отличилась» в этом отношении Свободная демократическая партия (FDP), внутри которой в начале 1950-х годов была раскрыта группа нацистов, стремившихся установить полный контроль над партией и уже довольно далеко продвинувшихся в осуществлении этого плана.

Продолжение текста Н. Власова
4. Тезис о «чистом вермахте», просто выполнявшем свой долг, был предметом консенсуса. Более спорным, но, тем не менее, широко распространенным стал тезис о «чистых государственных служащих», которые просто выполняли административную работу и никак не участвовали в преступлениях нацизма. С точки зрения государства «он не мог отказаться выполнять приказ» было вполне достаточным основанием для того, чтобы снять с человека все обвинения. Индивидуальная ответственность за преступления режима возлагалась на небольшую группу высокопоставленных нацистов – это являлось предметом консенсуса в западногерманском обществе и политической элите.
5. На рубеже 1940-50-х годов политики, церковные деятели и общественники ФРГ развернули массированное «наступление» на представителей держав-победительниц с требованием немедленно помиловать и отпустить военных преступников, сидевших в английских, французских и американских военных тюрьмах. Узников называли «невинными жертвами несправедливости», которые «вынуждены страдать за весь германский народ». Пресса смаковала недостатки «правосудия победителей» и утверждала, что настоящая цель оного – не покарать злодеев, а обезглавить и унизить немецкий народ. Доходило до абсурдных и шокирующих вещей: так, «жертвами произвола и террора» называли эсэсовцев, которых судили во Франции за резню гражданского населения в Орадуре! Стоит отметить, что речь идет о высказываниях не правых радикалов, а вполне респектабельных «центристских» политиков и газет. Присутствовали и элементы слегка завуалированного шантажа: говорилось о том, что все эти расследования и наказания мешают настоящему примирению народов. А когда речь зашла о создании западногерманских вооруженных сил как части совместной обороны Запада, распространился тезис о том, что ни один немецкий солдат не наденет униформу, пока его боевые товарищи несправедливо сидят за решеткой.
6. Борьбу за скорейшее помилование всех военных преступников поддерживало подавляющее большинство западных немцев. «Правосудие победителей» считалось неправедным, продиктованным местью и произвольным. Как это ни парадоксально, но, по мнению Фрая, проводимые западными державами-победительницами процессы над военными преступниками способствовали скорее не осознанию и проработке западногерманским обществом своего прошлого, а сплочению на базе «борьбы за несправедливо осужденных». Один характерный пример: в 1952 году в небольшом западногерманском городке местный политик опознал на улице военного преступника мелкого масштаба, бежавшего из английской военной тюрьмы, и сообщил об этом в соответствующие органы. Полиция схватила преступника, но потом фактически позволила ему бежать из-под стражи. Горожане едва не разгромили дом политика, называя его «доносчиком» и «предателем», ему самому пришлось уехать из городка, опасаясь за свою безопасность. Западногерманская пресса в массе своей оказалась на стороне преступника.
7. В западногерманском обществе начала 1950-х годов националистические взгляды все еще были распространены настолько широко, что основные политические партии оказались вынуждены учитывать их в своей риторике и деятельности, дабы привлечь соответствующего избирателя и тем самым не допустить усиления правых радикалов. Аденауэр в преддверии выборов 1953 года демонстративно встречался с незадолго до этого освобожденными генералами вермахта. Как у социал-демократов, так и у христианских демократов можно в этот период обнаружить явный крен в сторону немецкого национализма – не только тактический ход, но и отражение искренних воззрений многих функционеров указанных партий. Это даже приводило к трениям в отношениях с западными державами-победительницами.

Окончание текста Н. Власова
8. При всем том, консенсус в рамках политической элиты заключался в открытом признании преступлений Третьего рейха. «Отбеливали» конкретных людей и коллективы, но не режим как таковой. Получалась парадоксальная картина «нацизма без нацистов – преступления без преступников». С теми, кто открыто не желал интегрироваться и тосковал по прошлому, особо не церемонились. Быстрой и жесткой была, в частности, реакция на антисемитские выходки – когда в 1950 году депутат парламента от правой Немецкой партии Хедлер позволил себе речь с одобрением нацистской расовой политики, его мгновенно лишили иммунитета и начали судебный процесс. Его также выгнали из партии, что фактически поставило точку в его политической карьере. Суд закончился ничем ввиду противоречивости доказательств (речь не записывалась, имелись только устные свидетельства), что вызвало возмущение в первую очередь у социал-демократов; на повторном процессе Хедлера приговорили к девяти месяцам тюрьмы. Этот случай также привел к активной разработке законов о защите демократического устройства ФРГ. При этом надо отметить, что по ходу пьесы законопроекты, ориентированные в первую очередь на правых радикалов, приобрели преимущественно антикоммунистическую направленность. Тем не менее, неонацистскую Социалистическую имперскую партию преследовали достаточно жестко и последовательно и в 1952 году запретили совсем. Диффамацию «заговорщиков 20 июля» - которых многие немцы по-прежнему считали предателями –открыто объявили преступлением, формировался образ деятелей немецкого Сопротивления как национальных героев и патриотов. Обе конкурировавшие друг с другом «народные партии» – ХДС и СДПГ – были едины в том, что необходимо не допустить повторения 1933 года и активно бороться с праворадикальными партиями, нанося им удары до того, как они смогут стать внушительной силой.
9. Западные державы-победительницы оказывали определенное влияние на внутренние процессы в ФРГ и политику федерального правительства в вопросах нацистского прошлого. Однако это влияние было ограниченным и в основном пассивным – Аденауэр принимал во внимание саму возможность вмешательства западных держав и учитывал отклики на происходящее в ФРГ в западной прессе. В то же время в Западной Германии сплошь и рядом принимались решения, шедшие вразрез с пожеланиями держав-победительниц. Так что говорить о решающей роли последних в процессах денацификации после 1949 года не приходится.
10. Настоящее преодоление прошлого и дискуссия о вине и ответственности началась в 1960-е годы, причем плавно и постепенно. Однако основы для нее, по мнению Фрая, были заложены именно в 1950-е, когда власти и общество избегали острых вопросов, но в то же время смогли не допустить как формирования сильных праворадикальных политических группировок, так и широко распространения ностальгии и позитивных мифов о Третьем рейхе».

Завтра 3 марта мы проводим семинар Центра исследований модернизации Европейского ун-та в СПб. Докладчик Михаил Демьяненко. Он исследует новую для нас тематику: не политическое или экономическое развитие общества, как таковое, а развитие династий и их влияние на наше общество и на Европу в целом. Подробности в анонсе ЕУ СПб. Приходите. https://eusp.org/events/seminar-romanovy-vkhodyat-v-evropu-vneshnyaya-politika-i-statusno-orientirovannoe-povedenie-v-epokhu-petra-velikogo-0

Сталин помер 70 лет назад. Это важная дата не только с исторической, но и с политической точки зрения. История событий семидесятилетней давности может нам больше сказать о том, как уходит тирания, чем всякие исследования революций и государственных переворотов.
Смерть диктатора 5 марта 1953 года «разморозила» элиты, в которых давно уже назревал внутренний конфликт. Сталинское общество лишь казалось монолитным из-за того, что всякое проявление личного мнения могло стоить жизни маршалу, министру или даже секретарю ЦК КПСС. На самом деле к тому времени уже ушла в прошлая эпоха сплоченного революционными боями «ордена меченосцев» (как называл партию Сталин), и возникло множество групп со своими интересами, как идеологическими, так и материальными. Эти группы тут же вступили между собой в острую схватку. Похожим образом обстояло дело, кстати, и после смерти Петра I, и после кончины Ленина, и после ухода Брежнева в мир иной. Вероятность сохранения сплоченной элиты в таких случаях крайне мала, а вероятность разрастания внутриэлитного конфликта велика. Когда наши уши обвешаны пропагандистской лапшой, авторитарное общество нам представляется единой, сплоченной империей зла. Но когда мы серьезно изучаем историю, стряхивая лапшу с ушей, ситуация предстает совершенно иной. За смертью диктатора идут перемены, причем обеспечивают их его бывшие приближенные, а вовсе не тайные подпольщики.
Внутриэлитный конфликт после смерти Сталина не привел к демократизации, поскольку в 1950-е гг. в СССР было много марксистов и почти не было сторонников буржуазной демократии. Но он обеспечил, как минимум, две больших трансформации. Во-первых, расколотые элиты пришли к выводу об опасности репрессий сталинского масштаба, поскольку никто не мог быть уверен в том, что не проиграет в очередной схватке и не попадет под расправу. Во-вторых, элиты сошлись на том, что при любом политическом раскладе надо отказываться от сверх высоких темпов милитаризации и возвращаться к обеспечению народа хотя бы элементарными потребительскими благами. Началось жилищное строительство. Распахали целину. Импортировали хлеб. Развернули науку лицом к гражданскому производству.

Я «выпал» почти на неделю. Но Цукерберг не виноват. «Кровавый режим» тоже. И эмиграции со мной не случилось. Завершал книгу. Сводил разные части, улучшал структуру, искал логические провалы, вставлял цитаты, подбирал заголовки… Часами порой не мог заснуть, вспоминая, чего еще в «супе» не хватает. Завершение монографии – это не последняя точка в последней строке. Это бесконечное блуждание по, казалось бы, давно готовому к публикации тексту, внезапный выезд в библиотеку для поиска недостающего материала и осознание того, что ты забыл дописать в нужное место нужную мысль, пришедшую в голову душной июльской ночью три или четыре года назад. Много раз в последнее время думал, что никогда еще не было так тяжело завершать книгу. А потом вдруг приходила в голову известная черномырдинская мудрость: «Никогда такого не было, и вот опять…»
Наверное, в этот раз осложняло работу и то, что возраст уже не подходит для столь интенсивного труда, и то, что катастрофа, разразившаяся в моей стране, не дает расслабиться, и то, что последний раз я нормально отдыхал еще до ковида – осенью 2019 г., когда удалось побродить по моей любимой Германии. Впрочем, теперь основные трудности позади. Точка поставлена, и тест разослан первым читателям – коллегам, согласившимся взглянуть на «рукопись» в поисках возможных ошибок. Пока они читают, я вновь буду медленно просматривать свою книгу – теперь уже без метаний, последовательно. «Пробираясь, как в туман, от пролога к эпилогу». Потом коллеги скажут, где я напортачил. Да и сам наверняка найду новые прорехи в тексте.
Самая жирная, самая окончательная и самая бесповоротная точка будет поставлена, наверное, к апрелю. Затем книга отправится в издательство. Пройдет редактуру и корректуру. Появится обложка, которую я задумал еще пару лет назад. И осенью, если политика грубо не вторгнется в нашу научную жизнь, книга придет к читателям. «Война и власть: русская ловушка». Четвертый том из цикла, который условно можно именовать по моей предыдущей книге «Почему Россия отстала?»

От всей души благодарю друзей и подписчиков, поздравивших меня вчера и сегодня с завершением четвертой книги цикла «Почему Россия отстала?» Поздравления и пожелания успеха очень поддерживают в трудный момент и (что особенно важно!) стимулируют продолжать работу над книгами. Сейчас самое главное и волнительное связано с издательским процессом. До появления книги в продаже осталось еще не меньше полугода. А в нашей нынешней ситуации за такой срок может ведь все, что угодно, случиться. Но будем надеяться на лучшее.
Естественно, стали поступать вопросы о том, как связаны между собой те четыре тома, о которых я вчера написал. Если кратко, то логика моей работы такова. Первая книга называется «“Особый путь” России: от Достоевского до Кончаловского». В ней показано, насколько искаженным является массовое представление о возможностях развития нашей страны. Причем ныне приверженцы «особого пути» появились на самом верху российской властной вертикали, а значит под воздействием пропаганды каша в головах будет возникать у все более широких масс населения.
Вторая книга называется «Как государство богатеет: путеводитель по исторической социологии». В ней содержится популярное описание теоретической базы анализа российской модернизации. Я стараюсь показать, что надо не увлекаться всякими доморощенными теориями, а опираться на те достижения социальных наук, которые имеются у нас и за рубежом к настоящему времени.
Третья книга – «Почему Россия отстала?». Тот, кто мало интересуется теорией, может начинать изучение проблем сразу с нее. Я в этой книге стараюсь дать основанный на множестве фактов анализ причин нашей отсталости с давних времен. Но если у читателя возникнет вопрос, почему так важно разбирать историю отсталости досконально, стоит все же обратиться к двум первым книгам цикла.
И, наконец, сейчас я завершил четвертую книгу «Война и власть: русская ловушка». В ней содержаться социально-политические выводы из тех экономических обстоятельств, которые проанализированы в «Почему Россия отстала?». По большому счету третий и четвертый тома цикла представляют собой единую книгу, и лучше всего читать их вместе.

«Виновна ли русская культура?»
В известном смысле я удачно «выпадал» из соцсетей на неделю, пока завершал свою книгу. За это время мимо меня прошли споры об ужасе, который у некоторых эмигрантов вызывают русские блины и весенние цветы, являющиеся, по-видимому, признаком нашей тоталитарной культуры. Не хочется доводить до идиотизма споры о влиянии русской культуры на сегодняшнюю жизнь. Поэтому блины оставим для ресторанной критики. Но вообще-то дискуссии о культуре очень важны, поскольку я с удивлением обнаруживаю сегодня, что в нашем обществе, воспитанном на школьных «штампах», толком даже не сформировалось понимание того, зачем вообще нужна культура. В обычной ситуации мы на нее «молимся», поскольку никто ведь не хочет прослыть некультурным человеком. Но в ситуации кризисной вдруг обнаруживаем своеобразный культурный детерминизм, и все грехи общества объясняем тлетворным влиянием культуры, почти не задумываясь над тем, что обычно люди, которые доводят страну до катастрофы, культурой почти не затронуты.
17 марта в 18.30 в «Фонтанном доме» (музей Анны Ахматовой) по адресу Санкт-Петербург, Литейный проспект, дом 53 состоится моя дискуссия с писателем Валерием Шубинским на тему «Виновна ли русская культура?» Надеюсь, никому не надо объяснять, что нас с Валерием беспокоит сегодня, и почему мы взяли для нашей беседы такую тему, которая еще пару лет назад казалась бы странной.
Приходите. И подключитесь к разговору. Записи не будет. При всем уважении к моим друзьям и подписчикам, проживающим вне Петербурга, хочется говорить «вживую». Я устал уже вещать «высокие истины», тупо уткнувшись в камеру, не видя аудитории и не чувствуя рядом друзей, которым интересно обсуждать то же, что интересно мне. «Фонтанный дом» уже много лет является в Петербурге тем самым местом, где возможно неформальное общение интеллигенции на разные темы: от джазовых концертов до политических дискуссий. Для тех, кто не в Петербурге, я регулярно пишу самые тексты – от небольших заметок до толстых книг. А когда хочется что-то обсудить, лучше собраться в узком кругу.

Вот наша беседа с Валерием Нечаем о ключевом событии XVIII века - Французской революции. Добрались в нашем цикле о ключевых датах каждого столетия уже практически до нашего времени. https://www.youtube.com/watch?v=wTjY0rGmfmg&list=PL_Py0ysjU3UyahjMJEw7TtZicVXNOXEhQ&index=63

Недавно издан у нас роман «Волшебник» о Томасе Манне. Есть в нем такой эпизод. Супруга великого немецкого писателя Катя, находящаяся во время Второй мировой войны в эмиграции в США, говорит от своего лица и от лица мужа: «Мы не хотим, чтобы Германия возродилась. <…> Немцы голосовали за Гитлера и его подручных. <…> Они поддерживают нацистов. Они спокойно смотрят на жестокости, которые творятся вокруг. Это не просто горстка варваров на самом верху. Это варварская страна. И Австрия тоже. И это не новое варварство. И антисемитизм тоже не нов. Это тоже Германия. <…> Нацистские лидеры <…> считают себя представителями высшей цивилизации. А, значит, никто на свете не может спать спокойно».
Когда у Кати Манн спросили, что делать с Германией, когда союзники победят, она ответила: « Раздавите ее. Одна мысль о Германии заставляет меня вздрагивать. <…> Для нас война никогда не закончится. Мы не вернемся в Германию. Сама идея о том, чтобы жить бок о бок с немцами, которые подчинялись, спокойно смотрели или сотрудничали с нацистами, вызывает у меня омерзение. <…> Мысль о том, что я когда-то была немкой, наполняет меня стыдом».
Не знаю, истинные ли это слова Кати или выдумка писателя Колма Тойбина. В «Моих ненаписанных воспоминаниях» фрау Манн ничего подобного не говорится. Мемуаристка обходит опасные темы. Но это не удивительно, поскольку вряд ли она хотела бы сказать нечто подобное немцам 1960-х гг. А проверить истинность этой истории по издаваемым в Германии дневникам Томаса Манна я не могу. Отмечу только, что идея «раздавить Германию» была американцами отвергнута. Наоборот, они приняли план Маршалла для восстановления Европы. А Конрад Аденауэр и Людвиг Эрхард, прожившие все годы гитлеровской диктатуры в Германии, но однозначно дистанцировавшиеся от нацизма, восстановили свою страну и сделали ее успешной, рыночной и демократической с теми же самыми немцами, которые, по словам Кати Манн, «подчинялись, спокойно смотрели или сотрудничали с нацистами». Такова реальность.

Вот еще один эпизод из недавно изданной у нас книги Колма Тойбина «Волшебник» - биографического романа о Томасе Манне. Но в этот раз история совсем иного типа, чем та, что была вчера.
Когда в Германии праздновали двухсотлетие Иоганна Вольфганга Гете, Томас Манн посетил знаменитые гетевские места – Франкфурт и Веймар. Первый город находился в западной зоне оккупации, а второй – в восточной, т. е. советской. Встречал писателя в Веймаре советский генерал Тюльпанов, свободно говоривший по-немецки. За завтраком генерал вдруг встал, закрыл глаза и стал наизусть декламировать стихотворение Гете. После первой строфы Томас Манн, не вставая, продолжил чтение. Затем вновь вступил Тюльпанов. И так они, сменяя друг друга, дочитали стихотворение до конца. Раздались громкие аплодисменты. Даже официанты присоединились к овации. Один из присутствовавших – хороший знаток России – заметил: «Этот генерал будет править миром, или его отзовут и расстреляют».
На этом история с русским генералом, описанная в «Волшебнике», заканчивается. Но, как ни странно, я могу ее продолжить и досказать то, что неизвестно Колму Тойбину. Сергей Иванович Тюльпанов не стал править миром и не был расстрелян. На рубеже 1970-х – 1980-х гг., когда я учился на экономическом факультете Ленинградского университета, Тюльпанов преподавал там экономику современного капитализма. Мне не довелось учиться непосредственно у него, но часто приходилось видеть в университетских коридорах этого очень пожилого человека с гладко выбритым по моде сталинских времен черепом. В свое время именно он создал на факультете кафедру, специализировавшуюся на изучении стран Запада (современного капитализма). Ко временам моей учебы «генерал» уже отходил от дел, но личностью оставался легендарной. В начале 1970-х Сергей Иванович Тюльпанов вместе с Виктором Леонидовичем Шейнисом (в будущем – известным политиком эпохи Перестройки) написали книгу, считавшуюся весьма радикальной для советской консервативной политэкономии. Через «одно рукопожатие» от меня была история великой литературы XX века, но я этого, конечно, не знал. Интересно, рассказывал ли Тюльпанов хотя бы коллегам про свою встречу с Томасом Манном?

В наше время разве что из утюга не обрушивается на зрителей и слушателей всякая глупость про Америку и других наших «врагов». Поэтому очень вовремя появляется книга Павла Усанова «Американская модернизация». Приглашаю на ее презентацию в Европейском университете в Санкт-Петербурге. Она состоится 24 марта, в пятницу, в 16:30 в аудитории 430 ЕУСПб (Гагаринская ул., 6, вход с Шпалерной улицы дом 1, четвертый этаж) в рамках конференции «Выставка Достижений Научного Хозяйства». Можно будет не только послушать выступление автора и комментаторов (мое, в том числе), но и приобрести книгу прямо у издательства, то есть по самой низкой из всех возможных цен.
Я читал книгу еще в рукописи и обсуждал с автором и коллегами на протяжении пяти лет доклады Павла, из которых, в конечном счете, после существенной доработки сложилась книга. Мне представляется, что это очень удачное с научной точки зрения и интересное для читателей исследование. Усанов не писал хвалебный очерк, но в то же время не вдавался и в модную сейчас разгромную критику. Автор представил вполне взвешенный анализ того, что хорошо в американской модернизации, а что – плохо. Сейчас трудно дистанцироваться от идеологизации серьезных научных проблем, но Павлу это вполне удалось. Из его книги вполне можно получить представление о том, почему США стали столь сильной и влиятельной страной, по крайней мере, в экономической сфере.
Многим из моих давних читателей известна книга Дмитрия Травина и Отара Маргания «Европейская модернизация», написанная 20 лет назад. Я тогда очень жалел, что у нас с Отаром уже не было времени и сил написать об Америке. Поэтому, когда Павел Усанов начинал работать в нашем Центре исследований модернизации, я был рад его интересу к американской тематике. Понятно, что я бы сегодня написал «Американскую модернизацию» несколько иначе, чем Павел, но считаю, что его книга оптимально дополняет наше с Отаром исследование Европы. И очень надеюсь, что работу Павла Усанова прочтет как можно больше людей.

Есть важные соображения в дополнение ко вчерашнему сообщению о презентации книги Павла Усанова «Американская модернизация» 24 марта в 16.30 в 430 аудитории Европейского ун-та в Санкт-Петербурге (Шпалерная дом 1).
Многие авторы в наше время собирают средства потенциальных читателей на издание своих книг. Мы в Европейском университете, к счастью, не должны этого делать. Книги Центра исследований модернизации (Павла Усанова, Владимира Гельмана, Дмитрия Травина и других сотрудников) финансируются университетом. Но это не значит, что мы можем вообще не думать о доходах издательства от продажи. У нас существует система, при которой возможности издания будущих книг зависят не только от состояния университетского бюджета, но и от продаж предшествующих изданий. Моя книга позапрошлого года «Почему Россия отстала?» хорошо продавалась. Многие из вас ее приобрели. И благодаря этому у меня будет возможность опубликовать внеплановое издание, над которым сейчас размышляю. Будущие продажи книги Усанова «Американская модернизация» могут расширить нашу финансовую базу и создать возможности для издания книг как самого Павла, так и других сотрудников, включая меня. Поэтому я прошу активно приобретать эту книгу. Приходите на презентацию. Там она будет продаваться по минимальной цене и к тому же появится возможность получить автограф автора. В ближайшее время книга будет также продаваться непосредственно в нашем издательстве: вы сможете ее купить, заглянув туда в рабочее время, или оплатив покупку на сайте издательства (подробнее я сообщу обо всем, когда книга непосредственно появится в продаже). Затем книга разойдется по магазинам, но там цены выше, причем розничная наценка, естественно, пойдет магазину, а не издательству.
Конечно, речь не идет о том, чтобы покупать книгу даже в том случае, если она вас не интересует. Но, думаю, многим из тех, кто меня читает, это исследование Павла Усанова будет полезно. И если кто-то предполагает долго раздумывать, брать ее или не брать, я прошу сделать выбор в пользу покупки в ближайшее время. Вы очень поддержите этим нашу научную работу.

Как мои друзья, так и журнал "Горький" давно просили высказаться по поводу двухтомника Николая Митрохина о советской экономической политике. Как и обещал, закончив работу над своей новой книгой, сразу взялся за рецензию. Вот она. Митрохин вновь ругается в мой адрес, но зря. В целом отклик положительный: книга полезная. Хотя ошибок довольно много. https://gorky.media/reviews/zhizn-zamechatelnyh-nachalnikov/

Скончался «волшебник» Чуров. Многие граждане привыкли удивляться «внезапной» трансформации Эллы Памфиловой, которая стала «творить чудеса», заняв пост главы ЦИК, но мы в Петербурге еще со времен Чурова знали о тех метаморфозах, которые происходят, когда человек перебирается с одного поста на другой.
С Чуровым я был знаком еще в 1990-е гг. Точнее, он был больше знаком со мной, чем я – с ним. Меня мало интересовали сотрудники городской администрации, поскольку как о питерской экономике, так и политике я писал крайне редко. Однако Владимир Евгеньевич внимательно читал местную прессу, в том числе мои статьи. Насколько я знаю, либеральные писания ему нравились. Об этом рассказывали коллеги, общавшиеся с ним по долгу журналистской службы. И сам он разок-другой, когда мы встречались на приемах в каком-нибудь иностранном консульстве, подходил ко мне и говорил что-то приятное для автора. Он был совершенно нормальным человеком. Приятным в общении. Без каких-то признаков мракобесия.
Чуров, наверное, так и остался бы работать на средних должностях в городской администрации, если бы волей случая не оказался в том комитете, который возглавлял Путин. И когда все питерские знакомые президента устремились на высокие должности в Москву, Чуров не оказался исключением. Он стал внезапно депутатом Думы от ЛДПР, «проявив симпатии» к несколько иному либерализму, чем тот, который мог вычитать из моих статей. Последний раз я его видел при знаменательных обстоятельствах. Мы встретились случайно на площади Восстания перед Московским вокзалом. Чуров явно отправлялся в столицу и тащил на плечах большой матрас или что-то в этом роде. Я тогда не присматривался к деталям, поскольку не знал, что этот скромный человек станет вскоре большой политической фигурой, и все экзотические особенности его поведения будут иметь историческое значение. Вместо того, чтобы присматриваться, я сыронизировал:
- Говорят, Вы в ЛДПР вступили?
- Ну, где дали место, туда и вступил – грустно ответил Владимир Евгеньевич.
Мы беседовали наедине, и Чурову не требовалось притворяться убежденным жириновцем.

В питерскую «Публичку» (Российскую национальную библиотеку) я хожу обычно по Варшавской улице мимо дома, где много лет жил один из братьев Стругацких – Борис Натанович. Хожу, естественно, не каждый день, поскольку работаю и дома, и в университете, и в старом здании «Публички». И вот сегодня впервые прошел мимо новой мемориальной доски, установленной в честь нашего великого писателя. Спасибо Борису Вишневскому и Андрею Стругацкому. Вы молодцы. Надеюсь, на площади Братьев Стругацких будет когда-нибудь памятник. Или перед РНБ.

Обсуждал на днях со старым знакомым-психологом неувядающую тему, почему мы все про…и? Он написал, что Просвещение вообще дело бесполезное. Невозможно просветить даже половину народа, в лучшем случае процентов 20. Остальные сами просвещаться не захотят. Я в общем-то согласился. Мой большой журналистский опыт, как и его психологический, демонстрирует примерно такую картину.
Лет 30 назад мне верилось в просвещение. Затем веры становилось все меньше. И в какой-то момент я понял, что пишу не для того, чтобы изменить мир. Просто записываю те мысли о жизни нашей страны, которые приходят в голову. Делаю это для себя самого и для того узкого слоя читателей, которых я уважаю, хотя они, конечно, мир изменить не смогут. Сегодня интересные мысли о современном положении дел в России приходят мне в голову все реже, поскольку у нас нет никакой достоверной информации о важнейших процессах, происходящих в стране. Соответственно, и пишу я реже. Хотел бы просвещать – строчил бы, не переставая.
Если же говорить о делах давно минувших дней, когда мысли о просвещении не совсем еще растворились, то редкие российские просветители выглядели вроде бойцов партизанских отрядов, которые то пару фрицев на лесной тропе прикончат, то поезд под откос пустят, то пленных отобьют, и все ждут, когда же начнет наступление наша великая и могучая армия с ее командных высот. А армия наша «просветительскую битву» целиком передоверила партизанам, которым за державу обидно. Сами же генералы занялись в основном разделом трофеев, собранных в тех битвах начала 1990-х, когда мы еще побеждали. Телевидение наше уже со второй половине 1990-х делило и пилило, пилило и делило в то время, пока мы бегали по «лесам просвещения», наивно стараясь хоть что-то объяснить читателям наших газет, выходящих тиражом 20 – 30 тысяч экземпляров. А затем наделившаяся и напилившаяся армия перешла на сторону противника и заявилась в «леса», чтобы нас отловить. Под крики интеллектуалов «из-за бугра», что плохо вы там просвещением занимались.