И вот она звонит:
— Я отослала перевод Иосифу. Он передал рукопись в «Ньюйоркер». Им понравилось. Через два-три месяца рассказ будет напечатан.
Я спросил:
— «Ньюйоркер» — это газета? Или журнал?
Барышня даже растерялась от моего невежества. С таким же успехом я мог бы поинтересоваться: «Нью-Йорк — это, простите, город иди деревня?» Слышу:
— «Ньюйоркер» — самый престижный журнал в Америке. Они заплатят вам несколько тысяч.
— Ого!
Откровенно говоря, я даже не слишком удивился. Наверное, потому, что слишком долго всего этого ждал.

Переводные картинки

✍️ Довлатов

Ефимов — человек не слишком откровенный. Книги и даже рукописи не отражают полностью его характера.
Я хотел бы написать: это человек сложный... Сложный, так не пиши. А то, знаете, в переводных романах делаются иногда беспомощные сноски:
"В оригинале — непереводимая игра слов..."
Я думаю, Ефимов — самый многообещающий человек в Ленинграде.
Если не считать Бродского...

Ремесло

✍️ Довлатов

Внуки будут оценивать наши достижения по эстетической шкале, останется единственное мерило, как в производстве — качество, будь то качество пластическое, духовное, качество юмора или качество интеллекта. Мне хочется почему-то привести такой микроскопический, но характерный пример. Я недавно прочел книжку Лотмана о «Евгении Онегине». Мы часто цитируем из Пушкина строчки, скажем, такую строку: «Из Страсбурга пирог нетленный...». Выяснилось с помощью Лотмана, что пирог вовсе не пирог, а гусиный паштет, что нетленный он не потому, что остался в памяти, как совершенство кулинарии, а потому, что он консервированный. Действительно, в ту пору изобрели процесс консервирования, и нетленный пирог — это консервы гусиные. Сейчас все эти реалии забыты и интересуют, может быть, одного Лотмана, а стихи остались, потому что они хорошо написаны, вне всех подробностей...

Будущее русской литературы в эмиграции

✍️ Довлатов

В 78-м году я окончательно убедился, что на родине меня печатать не будут, и стал подумывать об отъезде, тем более что мои рассказы к тому времени оказались на Западе, и по этому поводу я получал от моих друзей письма, написанные таинственным эзоповым языком:
«Гостинцы от тебя получили и уже передали их по назначению — Володе Максимову и Вите Перельману», и это означало, что мои рассказы получены и переданы редакторам журналов «Континент» и «Время и мы».

Письма на моем столе


✍️ Довлатов

Когда он перед отъездом сидел здесь у меня, пьяный, он говорил: "Здесь я пьяный, я обаятельный, вы меня все любите... Но я обаятельный только на русском языке. А что же я там буду, как?"

Много лет спустя мы с Женей Рейном обсуждали, что было бы сейчас, если б Сережа остался. А я не знаю, дожил бы он или нет. У него была такая натура - со срывами. Все что угодно могло бы произойти за двенадцать лет. Он писал мне уже из Америки, что "я хочу приехать, но я не хочу приезжать евреем из Нью-Йорка. Я хочу приехать писателем".

Из интерьвью Тамары Зибуновой "Московскому комсомольцу".

✍️ Довлатов

Звоню Энн Фридмен, спрашиваю:
— Как я должен быть одет? Слышу:
— Ведь ты же писатель, артист. Ты можешь одеваться как угодно. А днем — тем более. Так что не обязательно являться в смокинге. Можно и в обыкновенном светлом костюме.
Неплохо, думаю. У меня и пиджака-то человеческого нет. Есть свитер, вязаный жилет и джинсовая куртка.
Звоню поэту Льву Халифу. Благо мы с ним одинаковой комплекции. Халиф мне уступает голубой пиджак, который ему дали в синагоге. И галстук цвета вянущей настурции.

Переводные картинки

✍️ Довлатов

Высоцкий рассказывал:
"Не спалось мне как-то перед запоем. Вышел на улицу. Стою у фонаря. Направляется ко мне паренек. Смотрит как на икону:
"Дайте, пожалуйста автограф". А я злой, как черт. Иди ты, говорю...
Недавно был в Монреале. Жил в отеле "Хилтон". И опять-таки мне не спалось. Выхожу на балкон покурить. Вижу, стоит поодаль мой любимый киноактер Чарльз Бронсон. Я к нему. Говорю по-французски: "Вы мой любимый артист..." И так далее... А тот мне в ответ: "Гет лост..." И я сразу вспомнил того парнишку..."
Заканчивая эту историю, Высоцкий говорил:
— Все-таки Бог есть!

Соло на IBM

✍️ Довлатов

Мейлах работал в ленинградском Доме кино. Вернее, подрабатывал. Занимался синхронным переводом. И вот как-то раз он переводил американский фильм. Действие там переносилось из Америки во Францию. И обратно. Причем в картине была использована несложная эмблема. А именно, если герои оказывались в Париже, то мелькала Эйфелева башня. А если в Нью-Йорке, то Бруклинский мост. Каждый раз добросовестный Мейлах произносит:
— Нью-Йорк... Париж... Нью-Йорк... Париж...
Наконец это показалось ему утомительным и глупым. Мейлах замолчал.
И тут в зале раздался голос с кавказским акцентом:
— Какая там следующая остановка?
Мейлах слегка растерялся и говорит:
— Нью-Йорк.
Тот же голос произнес:
— Стоп! Я выхожу.

Соло на ундервуде

✍️ Довлатов

Волновался он ужасно, до сонливости, бледной улыбки, сосредоточенно-отсутствующего взгляда. Потом вышел с каким-то лиственным шумом, задевая ряды, на сцену и безошибочно — как это делает ритм в стихах — произнес:
— Я был женат два раза, и оба раза счастливо. Зал замер.
— Как? Вас не интересуют подробности моей личной жизни? Тогда о юморе. Самый смешной рассказ, который я прочел во всю мою жизнь, — «Бобок» Достоевского, но его написал не я.
Такие фразы не всегда рождались у него от легкости жеста, быстроты отскока, скорее вымучивались и долго обдумывались, примерялись на знакомых, звучали в первом чтении в письмах и лишь затем переходили в прозу.

Елена Скульская. «Перекрестная рифма. Письма Сергея Довлатова»

✍️ Довлатов

Самой шумной в редакции была Пожидаева. Этакий пятидесятилетний сорванец. Вечно уязвленная, голосистая, заплаканная, она повсюду различала козни и наветы. Начав типографским корректором, она переросла в заведующую. Трагическая жизнь интеллигента, не соответствующего занимаемой должности, превратила ее в оживленную мегеру...

Ремесло

✍️ Довлатов

Фима посещал симпозиумы и конференции. Беседовал в кулуарах с Жоржем Нива, Оттенбергом к Раннитом. Переписывался с Верой Набоковой. Бережно хранил полученные от нее телеграммы:
"Решительно возражаю". "Категорически не согласна". "Условия считаю неприемлемыми". И так далее.

Иностранка

✍️ Довлатов

Отношение к писателям в России напоминает отношение американцев к кинозвездам или спортивным чемпионам, так что, если бы в Советском Союзе существовала телевизионная реклама, то в перерывах между фильмами появлялись бы на экране не Фара Фосет и не Мухаммед Али, а Курт Воннегут, Апдайк и Айзек Башевис Зингер.

Блеск и нищета русской литературы

✍️ Довлатов

Наибольшую антипатию вызывала у меня Копорина, ответственный секретарь журнала. Она тоже по злосчастному совпадению начинала корректором. Поиски ошибок стали для нее единственным импульсом. Не из атомов состояло все кругом! Все кругом состояло из непростительных ошибок. Ошибок — мелких, крупных, пунктуационных, стилистических, гражданских, нравственных, военных, административных... В мире ошибок Конорина чувствовала себя телевизионной башней, уцелевшей после землетрясения.
Любое проявление жизни травмировало Копорину, она ненавидела юмор, пирожные, свадьбы, Европу, косметику, шашки, такси, разговоры, мультипликационные фильмы... Ее раздражали меченосцы в аквариуме... Помню, она возмущенно крикнула мне:
— Вы улыбались на редакционном совещании!..

Ремесло

✍️ Довлатов

Кроме того, человеческое безумие — это еще не самое ужасное. С годами оно для меня все более приближается к норме. А норма становится чем-то противоестественным.

Нормальный человек бросил меня в полном одиночестве. А ненормальный предлагает кофе, дружбу и чулан...

Компромисс

✍️ Довлатов

А девушка все молчала. Пока я не спросил о чем-то. Пока не сказал чего-то лишнего. Бывает, знаете ли, сидишь на перилах, тихонько раскачиваясь. Лишний миллиметр — и центр тяжести уже где-то позади. Еще секунда — и окунешься в пустоту. Тут важно сразу же остановиться. И я остановился. Но еще раньше прозвучало и имя — Стивен. Стивен Диксон — муж или жених. Вскоре мы с ним познакомились. Ясный взгляд, открытое лицо и совершенно детская, почти младенческая улыбка. (Как это они все друг друга находят?!)
Ладно, думаю. Ограничимся совместной творческой работой. Не так обидно, если блондинка исчезает с хорошим человеком.

Переводные картинки

✍️ Довлатов

Улица Дзержинского, фильм «Конец прекрасной эпохи», 2014. Последний фильм Станислава Сергеевича Говорухина, про Довлатова.

✍️ Довлатов

Бородатый литсотрудник долго искал мою рукопись. Роясь в шкафах, он декламировал первые строчки:
— Это не ваше — «К утру подморозило...»?
— Нет, — говорил я.
— А это — «К утру распогодилось...»?
— Нет.
— А вот это — «К утру Ермил Федотович скончался...»?
— Ни в коем случае.
— А вот это, под названием «Марш одноногих»?
— «Марш одиноких», — поправил я. Он листал рукопись, повторяя:
— Посмотрим, что вы за рыбак... Посмотрим...

Хочу быть сильным

✍️ Довлатов

Лора и Алик были молодой счастливой парой. Счастье было для них естественно и органично, как здоровье. Им казалось, что неприятности - удел больных людей.
Познакомились они шесть лет назад еще в Москве. Оба только что закончили среднюю школу. Лора мечтала поступить на исторический факультет. Двоюродный брат говорил ей, что вся советская история - фальсифицирована. Лоре хотелось заниматься подлинной историей.
Алик мечтал стать врачом. Его любимая бабушка умерла от рака. Алику хотелось заниматься теорией канцерогенов.
Оба провалили вступительные экзамены. Все их знакомые были уверены, что это - следствие антисемитизма. Пожалуй, так оно и было.

Третий поворот налево

✍️ Довлатов

По утрам вокруг нашего дома бегают физкультурники. Мне нравятся их разноцветные костюмы. Все они — местные жители. Русские эмигранты такими глупостями не занимаются. Мы по утрам садимся завтракать. Мы единственные в Америке завтракаем как положено. Едим, например, котлеты с макаронами.
Детей мы наказываем за одно-единственное преступление. Если они чего-то не доели...

Ремесло

✍️ Довлатов

Сергей Довлатов проводит экскурсию в Михайловском. 1977 г. Одна из фотографий, случайно найденных в 2012 году на помойке в Москве.

✍️ Довлатов

Час в нью-йоркском сабвее. Ежедневная психологическая гимнастика. Школа выдержки, юмора, демократии и гуманизма, Что-то вроде Ноева ковчега.

Здесь самые толстозадые в мире полицейские. Самые безликие менеджеры и клерки. Самые темпераментные глухонемые. Самые шумные подростки. Самые вежливые бандиты и грабители.

Здесь вас могут ограбить. Однако дверью перед вашей физиономией не хлопнут. А это, я считаю, главное.

Филиал

✍️ Довлатов