О так называемом «РНГ»

Отвечаю кратко на пост RLM (заодно прошу конкретизировать по части «многонационалочки») и реплику их читателя о «республиканском РНГ», обобщая сказанное ранее.

Итак, главное: «РНГ» республиканским быть не может. Это противоречит сути РНГ как явления.

Может быть, я недостаточно четко это проговорил, поэтому объясню. Республика (res publica, commonwealth) в своем подлинном значении противопоставляется не монархии, а государству (в английском – state, с русского – dominium). Противопоставление республики монархии – конкретно-историческое искажение понятия, произошедшее на фоне событий французской революции (ВФР).

В действительности же республика и монархия – это явления разных плоскостей. Республика может быть организована и монархически. Суть республики выражена в самом содержании этого понятия – направленность на общее благо. Республика – это общее дело народа. Называть можно по-разному – народа, публики, демоса. Главное, что это не случайное собрание людей, а сообщество, соединенное общностью интересов и согласием в вопросах права.

Это сообщество обретает субъектность при достижении определенного состояния (если расширять формулу «общность интересов и согласие в вопросах права»):

I. Достижение определенного уровня развития (осознание собственных групповых интересов, способность к объединению для достижения общих интересов, способность выдвигать своих представителей (элиту), способность принимать коллективные решения, контроль над своими представителями (элитой), способность вернуть себе узурпированную власть)
II. Экономическая состоятельность, самостоятельность и самодостаточность
III. Существование системы правил

Почему же республика противопоставляется государству? Потому что это явления с разным содержанием. И в обоих случаях это следует из самого понятия. Республика (commonwealth) – общее дело. Государство (state) – лишь состояние. Порочность этого понятия была сформирована политической практикой многих сотен лет, а современное содержание окончательно приобрело трудами теоретиков абсолютизма. С русским же «государством» всё еще проще, оно изначально выражает господство, это его изначальное полное содержание, а потому оно более всего соответсвует понятию dominium.

Тем не менее пракически любое государство, уже являясь результатом узурпации власти, обращается к республиканской романтике. Практически любое государство заявляет, что является лишь проекцией суверенитета народа – как просто совокупности людей, кто проживает на территории этого государства, граждан по паспорту. Ни о каком качественном содержании «народа» в этом контексте речи не идет.

Такой «народ» есть фикция общности, и именно такая фиктивная общность именуется нацией. Её функция политическая – служить и быть основанием для принуждения к служению. Только не ей самой, разумеется, а государству, которое оно якобы конституирует. В действительности она ничего не может конституировать в принципе, потому что она банально слишком большая. Чем больше (и, конечно, чем этнически разнообразнее) общность – тем меньше её сплоченность, тем менее это действительно общность, а не масса. Древние греки жаловались на избыток людей в полисах, препятствующий демократии – разве там счет шел хотя бы на десятки тысяч? Поэтому Хоппе, например, и мечтает о Европе «из тысячи лихтенштейнов».

РНГ – это обман еще более жестокий, чем РФ. РФ – обман открытый (только имбецилы постоянно задаются вопросами: «да как так-то», «да как это может быть», «как они не понимают»), РНГ же – обман жестокий, хотя по сути к маске РФ, с точки зрения русских, добавляется лишь несколько штрихов. Суть та же – обязательство без договора, по факту принадлежности к фиктивной общности. Я же не просто так пишу некоторые свои посты – это всё система.

РНГ всегда будет выстроена сверху, потому что нет и не может быть общности в сто миллионов человек, которая бы его выстроила снизу. Когда РФ чудесным образом перевоплотится в РНГ, знайте: деньги кончились, вас хотят убить бесплатно (по той же логике в годы ВОВ раскрутили «русские» гайки – истощились запасы идейных).

Вы хотите услышать какую-то программу, какой-то образ будущего. Но вы не понимаете, зачем я этим всем занимаюсь, и, соответственно, не понимаете, что ничего такого я вам не дам. У меня есть некоторые представления, да, но я этим не поделюсь. Это вредно, это противоречит задачам моей просветительской деятельности.

Я не политик, я не продаю публике какой-то образ будущего, чтобы у меня было больше подписчиков или чтобы за меня проголосовали где-нибудь когда-нибудь. Мне не важно, сколько людей на меня подписано – изначально я писал для тридцати человек (интересно, они еще здесь?). Я не хочу, чтобы меня читали из-за того, что у меня и конкретного читателя сходились фантазии о будущей жизни. Я занимаюсь каналом для того, чтобы люди знали больше, понимали больше, думали больше, чтобы они были более самостоятельными, чтобы они лучше ориентировались в реальности. Я лишь раскрываю наклонности тех, кто предрасположен думать своей головой, кому небезразличен окружающий их социальный мир, когда делюсь с ними какими-то рассуждениями, концептами или литературой.

Вы же занимаетесь каким-то скукоженным политиканством. Какие вам рычаги сдерживания этносепаратизма? Какое вам предотвращение развития окраинных идентичностей (кстати, страх региональных идентичностей является подсознательным признания несостоятельности гигантской – от Калининграда до Владивостока – русской политической идентичности и субъектности)?

«А что нам делать с новоприсоединенными территориями? Отдать власть лучшим украинцам на местах?» – это просто смешно! Какое вы имеете к этому отношение? Вы, я, другие каналы? Абсолютно никакого. Всерьез рассуждать в категориях «а что нам делать», будто вы уже сидите в Кремле – выставлять себя идиотом, одним из многих тысяч в нашем сегменте интернета. Нигде в мире не рассуждают так много при такой беспомощности и ничтожности.

Какая разница, будь на месте РФ «РНГ»? Я доходчиво объяснил, что никакой разницы нет. Если вы, конечно, не кретин, на которого ориентированы всевозможные замены петлиц на погоны, плакаты с суворовыми и кутузовами и тому подобное. Допустим, наступило РНГ, нацреспублик больше нет, ваххабитов нет, среднеазиаты больше не едут миллионами, все учат только русский язык и не помышляют покидать «общий дом». Но что толку, что кто-то утратил субъектность, если ты сам её не получил? Что толку в РНГ, если русскость в нем – это основание обязывания тебя к чему-то, о чем ты ни с кем не договаривался?

Русские начальники будут лучше, чем армяно-азеро-грузинско-украинско-эстонско-тувинские? Проблема не в том, кто над тобой самопровозглашенный начальник, проблема именно в том, что над тобой самопровозглашенный начальник. Суверен. Это и есть суть государства, я об этом написал достаточно подробно, но буду это еще, видимо, повторять и повторять.

И вообще, вся постановка ваших вопросов изначально патерналистская. «Что мы будем делать», «что республиканцы будут делать, как они будут решать». Решать должны люди на местах. Сами. Всё. Выкиньте из головы всю эту геополитическую дрянь. Вы думаете вообще не о том.

Надо думать не о Китае с Турцией, а о том, как из говна на палочке стать достойными людьми. Самодостаточными, автономными, влиятельными достаточно, чтобы нормально решать проблемы, а не приползая на коленях к начальникам (хотя кто-то думает, что он не приполз, а сурово требует). Я пишу о республике, но прошу никого не забывать, что это лишь разговоры о должном, передача идеального знания (из обладания которым можно делать практические выводы ad hoc) всем тем, кто может его воспринять. Знание должно передаваться.

Предел мечтаний сегодня – это диаспора, цех, гильдия, клан. Пока что у нас нет даже этого, даже не близко. И в этом контексте такие вот вопросы к республиканской мысли, которая всего лишь учит достоинству, утверждая, что нет права (и обязанностей) без договора, которая всего лишь подсвечивает и выявляет ложь государственничества и тот же самообман национализма, основанный на игнорировании реальности, выглядят просто глупо.

Хорошо дополняет предыдущий пост

Республиканизм — это не идеология, не концепция, не рецепт, и потому у него нет и не может быть какого-то конкретного образа будущего. Республиканизм — это набор идеальных ценностей, способ мышления.

У человека, придерживающегося республиканских ценностей, может быть образ будущего, но чтобы не опошлять идею res publica, лучше им не делиться. Потому что, как отмечено выше, люди в большинстве своём не разделяют цели актуальные и идеальные.

Актуальные цели могут вовсе не соотноситься с идеальными, но человеку проще действовать, представляя заранее результат своей деятельности. Но проще — не значит, что и результат будет скорее достигнут. Нет. В условиях объективной реальности такое «проще» может обернуться полной контрпродуктивностью.

Поэтому не надо «проще», надо умнее. Не надо «быстрее», надо вернее.

О национализме

Как и в случае с республикой, французская революция (ВФР) серьезнейшим образом повлияла на содержания понятия «нация». До ВФР это понятие применялось к совершенно разным социальным отношениям, и даже со временем утратило первоначальное обозначение происхождения (как это было в Риме, где через понятие natio обозначали чужих, не своих – свои определялись через совсем другие понятия).

ВФР впечатала понятие «нация» в новую теорию государства (вернее, в завершенную теорию государства, современную теорию государства), которая начала утверждаться окончательно уже с Вестфальского мира, предпосылки для которой начали формироваться, как мы помним, в период узурпации власти в итальянских городах-республиках.

Современная теория государства апеллирует к нации, как к носительнице суверенитета. Она, якобы, отказывается от его прямого применения и делегирует его создаваемым представительным органам.

Речь идет о нации, как о крупном и многочисленном субъекте (исторический контекст – укрупнение государств), а значит, со всей неизбежностью – о фикции. Процитирую себя же:

Такой «народ» есть фикция общности, и именно такая фиктивная общность именуется нацией. Её функция политическая – служить и быть основанием для принуждения к служению. Только не ей самой, разумеется, а государству, которое оно якобы конституирует. В действительности она ничего не может конституировать в принципе, потому что она банально

слишком большая

. Чем больше (и, конечно, чем этнически разнообразнее) общность – тем меньше её сплоченность, тем менее это действительно общность, а не масса. Древние греки жаловались на избыток людей в полисах, препятствующий демократии – разве там счет шел хотя бы на десятки тысяч?

Поэтому совершенно бесспорно, что современное понятие «нация» явяется по своему происхождению понятием политическим, и обозначает некую общность, по факту принадлежности к которой на человека накладываются все те обязанности, которое государство-оператор нации посчитает определенными в данный момент времени.

Единственным исконным (в рамках нашей эпохи) содержанием нации является языковая общность, и именно поэтому Франция, изобретательница современной «нации», последовательно занималась унификацией языковой практики в своих границах – так она укрепляла собственную устойчивость, ведь язык стал мерилом политической лояльности.

По тем же причинам американские политические комментаторы, современники французских революционеров, следуя традиции американского республиканизма (не имеющего ничего общего с современным «республиканизмом» в рамках парламентского партийного дуализма), избегали применения понятия «нация» к США в целом, подчеркивая, что политическая лояльность населения лежит в границах штатов. Эта конфедеративная инерция со временем была замещена американским конституционализмом, утвердившимся силой по результатам гражданской войны.

Современнейшее же разделение национализма на гражданский и этнический изначально не имеет смысла, если целью ставится индивидуальное достоинство. Не имеет смысла по двум причинам:

1) не устраняет фиктивности общности
(поскольку даже самая этнически однородная общность, будучи огромной, имеет фиктивный характер)

2) не устраняет обязывания по факту принадлежности
(ведь принадлежность к одному этносу является лишь предпосылкой к общности интересов и согласию в вопросах права)

И гражданский национализм, и этнический принадлежат к общей государственнической логике, которая в принципе не обеспечивает достоинство, ведь государство – это продукт завершенной узурпации власти под маской её делегирования:

I. Делегирующий субъект (нация) – фикция, действующая и на будущее

II. Процесс «делегирования» не обеспечивает ответственности «получателя» суверенитета перед его «отправителем», не предполагает ограниченности делегированного суверенитета, ведь суверенитет неделим – и в итоге «получатели» господствуют над «отправителями», как над вещью

III. Процесс «делегирования» необратим, поскольку государство утверждает абсолютность своей юрисдикции, а покушение на неё рассматривает как преступление

Нашел сразу две интересные цитаты в тему:

«Италию мы создали, осталось создать итальянцев» – сказал Массимо Д'Адзельо, итальянский сенатор, бывший премьер-министр Сардинии, на первом заседании парламента объединенной Италии.

Юзеф Пилсудский закрепил: «Не нация создает государство, а государство – нацию».

Насчет роли Франции в описываемых процессах высказался историк Эрнест Лависс: «Нация, которая создала самое себя собственной волей, это вклад Франции в мировую историю».

Вот это и есть современная (после ВФР) конструкция «нации». Но мы же понимаем, что это бред! Творение совпало с творцом в одном лице? Воля возникла раньше её обладателя? Мы всё ещё в светской парадигме рассуждаем, или уже активно веруем? Да и вне формальной логики, мы должны понимать, что нация, как продукт масштабирования и унификации государства, слишком крупная сущность, чтобы её составляющие – люди – обладали реальным внутренним единством (общностью интересов и согласием в вопросах права) и находились в состоянии сообщества.

Нация, которая породила саму себя – это, таким образом, ложь. Не фантазия, а именно ложь, поскольку фантазия не имеет последствий, а вот конструкция нации налично функционирует, порождая для принадлежащих к ней (по факту соблюдения определенных государством условий) обязанности без всякого на то соглашения со стороны обязанных.

Нация – это создаваемая государством фикция, задача которой состоит в обосновании необходимости подчинения государству. Иногда такая фикция требует масштабного насильственного утверждения, как это было в США по результатам гражданской войны между севером и югом. Юг руководствовался республиканской логикой, полагая, что Конституция не абсолютна, и её легитимность может быть пересмотрена в любой момент времени свободными людьми в своем отношении (соответствующую юридическую аргументацию привел Лисандр Спунер).

Без разницы, имеет ли эта нация выраженный этнический характер или нет, однороден ли генетически её состав. Главное здесь – вопрос власти, качественного принципа властных отношений. Принцип абсолютного доминирования системы над человеком. От нации требуется только гражданская покорность – начальнику виднее. И поскольку единственой сутью государства является власть как таковая, суверенное господство над массой и над каждым в отдельности, то и разница между различными их типами сводится к различиям атрибутики, бирюлек, лозунгов и тому подобного.

Государство забирает у человека всё, взамен отдавая чувство причастности к его «великим свершениям». И тут уже встает вопрос индивидуальной адекватности, зрелости и уровня умственного развития, ведь кто-то всерьез этим чувством причастности довольствуется.

Непостоянная рубрика «Ночная музыка»
https://www.youtube.com/watch?v=PYI09PMNazw&list=RDixXW-7yKyYM&index=5

Перепутали

Читаю нынче очередное замечательное высказывание росгосблогера Якеменки. На пару с которым какая-то женщина утверждает, что в армии проблем нет, никакие сборы не нужны, а всех особо горячих патриотов нужно определить на предприятия ВПК.

Якеменка, конечно, слишком смешной персонаж, чтобы по его высказываниям делать какие-то выводы, но всё же в воздухе попахивает заморозкой, а с окончательной заморозкой (будто бы за последний год где-то что-то сдвинулось), очевидно, не нужными станут и многочисленные, как их назвали в эфире, говноблогеры.

Надо понимать, речь идет обо всём спектре СВО-friendly политканалов, чье существование и активная деятельность обусловлены применением со стороны государства подхода «пусть придумывают в телеграме что угодно, пусть только каждый найдет обоснование происходящего себе по душе». Схема, кстати, рабочая.

Хотелось бы нашу светлую головушку Якеменку поддержать, хотя бы морально. На него массово обижаются, а кто-то, как известный лох Холмогоров, открыто вопрошает: «Доколе БЯкеменко будет сохраняться в российском политикуме?». Дело в том, что устами Якеменки глаголит само государство.

Государство умело пользуется услугами полезных идиотов, умело вовлекает даже не самых глупых людей в свои затеи. Вопрос только в том, что время убедительно срывает покровы, и в случае с известными событиями на юго-западе РФ/черноморском побережье эти покровы срывались слишком часто, чтобы об этом вообще говорить. Выводы уже должны быть сделаны, но нет. Время идет, а в среде полезных идиотов ничего не меняется.

Почему так? Ответ в заголовке. Перепутали.

Перепутали причастность и участие.

Государство – единственный оператор конфликта, и никакие советники и помощники ему в общем-то не нужны, хотя оно никогда не прочь сократить свои издержки (особенно когда это позволяет некоторым чиновникам скрывать темные пятна в истории своей работы на обеспечение обороноспособности государства). Посредством добровольчества и сборов оно и занималось сокращением издержек.

Сборы как-то можно было понять в первое время, но теперь, когда уже даже появилась статья за дискредитацию ВС РФ, стало окончательно ясно, что у ВС РФ всё хорошо. Есть налоги – мы их платим, и они идут в том числе на снабжение ВС РФ всем необходимым. Но люди продолжают отдавать последние копейки, потому что им позволили ощутить причастность к происходящему (вот еще вопрос – а что в этом хорошего?).

Но люди путают причастность и участие. Будучи лишь причастными, они думают, что непосредственно участвуют в происходящем, и даже имеют право влиять на решения государства. Отсюда шквал критики, канализирующийся как раз через говноблогеров, которые так и набирают свою аудиторию. Но жопе слова не давали: кто вы такие, чтобы думать? Броситься на амбразуру за начальника – пожалуйста. Желаете отдать последние копейки, которые можно было потратить на хотя бы попытку выстраивания личной автономии – пожалуйста. Но извольте не думать, что вы имеете право указывать власти или критиковать её действия. Так можно Бог знает где оказаться! Чечня – ещё не самый далекий край!

В этом контексте с теплом вспоминаю историю «марша в поддержку СВО», который не разрешили. Холмогоров тогда обиделся и обещал больше не писать, но зарплата сама себя не заработает. Вот лишь одна историческая аналогия: как император Франц II отреагировал на восстание верных ему тирольцев?

Сегодня они стали патриотами ради меня, а завтра станут патриотами против меня

Государству интересна лишь лояльность. Умные не нужны, нужны верные. Тяжелое время уходит – закрывается и окошко официально допустимой пассионарности, даже в том немощном виде, в каком она представлена z-сообществом. Туда ему и дорога. Быть может, так больше людей осознают своё реальное одиночество перед лицом государства, и сделают из этого какие-то выводы.

К прошедшему юбилею Конституции РФ. А то как-то совсем забыл прокомментировать такую замечательную дату. Что бы мы делали без нашей Конституции!

Личность дня: Джон Кэлхун
Седьмой вице-президент США

Историк Lee H. Cheek, Jr. характеризует американский республиканизм Кэлхуна как относящийся к южноатлантической традиции, в отличие от пуританской. В то время как пуританская традиция, базирующаяся в Новой Англии, делала акцент на политически централизованном применении моральных и религиозных норм для обеспечения гражданской добродетели, южноатлантическая традиция опиралась на децентрализованный моральный и религиозный порядок, основанный на идее субсидиарности (или локализма). Он считает Резолюции Кентукки и Вирджинии 1798 года, написанные Джефферсоном и Мэдисоном, краеугольным камнем республиканизма Кэлхуна. Кэлхун считал, что народное правление лучше всего выражается в местных сообществах, которые почти автономны и в то же время служат единицами более крупного общества.

Отец Кэлхуна, Патрик Кэлхун, был убежденным сторонником рабства и внушил сыну, что общественное положение зависит не только от приверженности идеалам народного самоуправления, но и от владения значительным количеством рабов. Он считал, что рабство прививает белым людям кодекс чести, который притупляет разрушительный потенциал частной выгоды и способствует развитию гражданских качеств, лежащих в основе республиканского учения. С точки зрения Кэлхуна, распространение рабства снижало вероятность социальных конфликтов и откладывало тот момент, когда деньги станут единственным мерилом самоценности, как это, по его мнению, произошло в Новой Англии.

В то время как другие политики Юга оправдывали рабство как необходимое зло, Кэлхун в знаменитой речи на заседании Сената 6 февраля 1837 года утверждал, что рабство - это позитивное благо:

«Я занимаю более высокую позицию. Я считаю, что при нынешнем состоянии цивилизации, когда две расы разного происхождения, отличающиеся по цвету кожи и другим физическим, а также интеллектуальным различиям, сведены вместе, отношения, существующие сейчас в рабовладельческих штатах между ними, являются не злом, а благом - положительным благом. Я утверждаю, что никогда еще не существовало богатого и цивилизованного общества, в котором одна часть общества не жила бы, по сути, за счет труда другой».

Кэлхун был последовательным противником войны с Мексикой, утверждая, что расширение военных усилий только подпитает тревожную и растущую жажду общества к империи, несмотря на ее конституционные опасности, раздует исполнительную власть и патронаж, а также обременит республику огромным долгом, который подорвет финансы и будет способствовать спекуляции. Он утверждал, что война приведет к аннексии всей Мексики, в результате чего в стране появятся мексиканцы, которых он считал неполноценными в моральном и интеллектуальном плане. В своей речи 4 января 1848 года он сказал:

«Мы совершаем большую ошибку, когда полагаем, что все люди способны к самоуправлению. Мы стремимся навязать всем свободное правительство; и я вижу, что в очень уважаемых кругах утверждается, что миссия этой страны – распространить гражданскую и религиозную свободу по всему миру, и особенно на этом континенте. Это большая ошибка. Никто, кроме людей, достигших очень высокого уровня нравственного и интеллектуального совершенствования, не способен в цивилизованном государстве поддерживать свободное правительство; и среди тех, кто так очистился, очень немногим, действительно, посчастливилось сформировать устойчивую политическую конструкцию».

К 1847 году он решил, что Союзу угрожает полностью коррумпированная партийная система. В 1848-49 годах Кэлхун попытался воплотить в жизнь свой призыв к единству Юга. Он был движущей силой в составлении и публикации «Обращения южных делегатов в Конгрессе к своим избирателям».

В нем утверждалось, что Север нарушает конституционные права Юга, а затем избирателей Юга предупреждали, что в ближайшем будущем следует ожидать принудительной эмансипации рабов, а затем их полного порабощения нечестивым союзом беспринципных северян и чернокожих. Белые будут бежать, а Юг «станет постоянной обителью беспорядка, анархии, нищеты, бедности и убогости».

Но, как я уже писал, повторяя за Спунером, вопрос рабства не был главным в сецессионизме южан, которые питали к Кэлхуну огромное уважение. Вернее, так: не был главным вопрос рабства черных, на повестке стоял вопрос рабства всех. Я не раскрываю большей части учения Кэлхуна, которое во многом обосновало сецессионизм южан, но одну из его главных мыслей выделю.

Союз был создан договором штатов, то есть является сущностью, подчиненной их общей воле. Но каждый штат в отдельности, как самостоятельное сообщество, постоянно существует в этих отношениях, и имеет право прекратить для себя действие такого договора. Именно идея свободного выхода сообщества из договорных отношений по поводу образования Союза и была идеей восставшего Юга.

Север же отрицал такое право, и нес идею единой американской нации, как объединения, вступив в которое, ни отдельный человек, ни сообщество, не имело обратного пути, и которое по факту формального членства безусловно обязывало к чему-либо, что посчитает нужным т.н. «национальная власть».

Вопрос соотношения понятий «конфедерация» и «федерация» остается спорным. Но не вызывает сомнения, что федерацией или конфедерацией являлся только Юг, в то время, как Север окончательно утратил свою договорную (следовательно, справедливую) природу, и являлся унитарным образованием, суть которого уже заключалась в заведомо неравном взаимопротивопоставлении единой власти и атомизированного общества. Это был конфликт республики и государства, в котором государство всегда выступает узурпатором воли и агентом глобализма-прогрессизма.

Суть республики – в людях, в скромном постоянстве. Суть государства – в технологиях и экономике, которая в своей сущности требует постоянного развития и масштабирования. Государство – это часть общего движения от малого к большему, оно постоянно, как самовоспроизводящийся биомеханизм, растет в своих формах, и непременно дорастет до мирового государства, а затем устремится дальше в Космос. При этом чем больше форма, тем незначительнее в действительности человек. Такое государственническое (закономерно переходящее в сверх-государственническое) будущее – это будущее всеобщего, тотального технологического рабства.

С этим, конечно, невозможно спорить. За слова нужно быть готовым ответить. Другой вопрос – перед кем?

Вот в этой ситуации, например. Перед кем ответственен за свои слова «репер»? Перед русскими, которых он оскорбил – русским и спрашивать. Но ведь спрашивают не русские, а государство, к которому они никакого отношения не имеют. Участвуют ли русские в управлении этим государством? Нет, и не могут априори (см. предыдущие посты о проблеме нации). Имеют ли русские какие-то механизмы воздействия на государство на случай, если оно не будет защищать их интересы? Нет.

Не русские инициировали такое «привлечение к ответственности», и не могут они этот процесс, к примеру, обратить вспять. Не влияют они на него. В таком случае, есть ли разумные основания полагать, что РФ – это мать Тереза, которая грудью встала за русских, просто потому что те ей очень симпатичны? Не думаю, что Правак на линии ответит «да».

Так может, произошеднее и не имеет отношения к защите русских от оскорблений, являясь частью какого-то другого процесса? Причем скорее всего, являясь побочным результатам этого процесса. Так сказать, рикошетом. Советую над этим поразмыслить. Для меня очевидно одно: государство раздает огромные сроки за слова, и мы совершенно ничего не можем с этим поделать – согласны мы с этими словами или нет, оскорбляют они нас или возвеличивают, дискредитируют или приукрашают. И нет возможности в суде кому-то что-то доказать. А это значит, что действительно – никто не в безопасности.

Обновил закреп. Для формирования системности мышления (чтобы меня правильно понимали) продублирую здесь ссылки на теоретически значимые посты последнего времени:

Республиканские лекции на Ютубе
https://t.iss.one/defensorcivitatis/1632
https://t.iss.one/defensorcivitatis/1649

Общие очертания республиканизма
https://t.iss.one/defensorcivitatis/1633

Договорность власти, права и справедливости
https://t.iss.one/defensorcivitatis/1638

Res Publica, Stato, Dominium
https://t.iss.one/defensorcivitatis/1647

О так называемом «РНГ»
https://t.iss.one/defensorcivitatis/1651

Ответ на критику критики идеи «РНГ»
https://t.iss.one/defensorcivitatis/1652

Национализм как романтический самообман
https://t.iss.one/defensorcivitatis/1655
https://t.iss.one/defensorcivitatis/1657

Что такое республиканизм по сути
https://t.iss.one/defensorcivitatis/1654
https://t.iss.one/defensorcivitatis/1662
https://t.iss.one/defensorcivitatis/1664

И с книжной полки:
https://t.iss.one/bookshelfus/53
https://t.iss.one/bookshelfus/58

С.А. Денисов о гражданах и подданных

[С.А. Денисов придерживается взгляда, по которому существуют конституционные и административные государства: первые существуют для людей и управляются людьми, вторые существуют для себя и управляются сами собой, то есть власть в них ограничена только пределами собственной воли]

Граждане – это свободные люди, осознающие свои коллективные интересы. Подданные – это зависимые в той или иной степени от государства люди. Часто они не поднимаются до осознания своих общих интересов и не могут участвовать в управлении общественными и государственными делами. Они наивны.

Для гражданина глава государства – это равный ему гражданин. Граждане всегда критически оценивают деятельность государственного аппарата, так же как начальник всегда критически смотрит на своих подчиненных и требует от них роста эффективности их труда при меньших затратах. Для подданных глава государства – это их добрый хозяин, покровитель, «отец» и заступник. Подданный с гордостью служит своему хозяину и естественно ждет от него награды за свою службу. Эта система службы поддерживается редистрибутивной экономикой, при которой государство концентрирует в своих руках большую часть общественных богатств и раздает их среди подданных в соответствии с их полезностью для этого государства.

Граждане нетерпимо относятся к посягательствам на их права. Подданные терпеливо и покорно сносят лишение их тех или иных прав. Они стараются приспособиться к порядку, исходящему от государства, вне зависимости от того, хороший это порядок или плохой. Тем более они безразличны к тому, что ограничивают права других.

Граждане не прощают должностным лицам обман, коррупцию, посягательства на их права. Подданные терпеливо относятся ко всему. Они привыкли, что их обманывают. У них короткая память.

Гражданин, поступающий на государственную или муниципальную службу, чувствует себя ответственным перед обществом. Подданный служит выше стоящему начальнику и государю.

Подданный – это индивид, готовый признать истинным все, что говорило высшее лицо или группа лиц вчера, вещает сегодня и будет рассказывать завтра. Гражданин всегда ставит под сомнение любое высказывание и решение официальных лиц и структур.

Подданные часто отказываются от свободы слова. Некоторые из них настолько не развиты, что им нечего сказать окружающим. Их словарный запас очень скуден и они не могут высказать свои мысли.

Подданным не нужно право собираться мирно. Они не смеют что-то требовать от аппарата государства. Более того, они осуждают тех, кто осмеливается на это. По данным ВЦИОМ более 30% опрошенных в 2014 г. считали, что следует запретить проведение митингов и демонстраций в стране.

Гражданам нужна экономическая свобода: частная собственность, свободная конкуренция и свободный труд. Подданные не способны выживать без помощи государства. Они как дети, нуждаются в опеке с его стороны. Они просят государство отнять часть благ у граждан и отдать им, поскольку сами ни не способны выжить в условиях рынка.

Гражданин является налогоплательщиком. Это он содержит за свой счет государство. Часто подданный – это государственный иждивенец, который не чувствует себя вправе что-то требовать от своего покровителя. Подданный, как правило, чувствует себя маленьким человеком, для него характерна непритязательность, альтруизм.

Главным для подданного является право жаловаться, просить милости. Против незаконных распоряжений власти у подданного имеется одно только средство защиты – жалоба по начальству, а не судебный иск.

Административное государство готово защищать права верноподданных. Их просьбы часто сводятся к увеличению размера содержания: выделению жилья, социальной помощи. Государство часто не в состоянии реализовать те обещания, которые закрепляются в законодательстве. Подданные молят выдать им обещанное по закону.

Административное государство создает механизм сбора жалоб от подданных. Это обеспечивает снятие напряжения в обществе. Если ропот усиливается, то государство идет на уступки подданным и решает какую-то проблему.

[В продолжение предыдущей заметки]

С другой стороны, однако, Сандро высказывает мысль, что национализм становится в современную эпоху менее "глобалистическим" и, соответственно, более приемлемым, способствуя защите тех или иных ограниченных групп людей, не тождественных общечеловеческому единству, но не являющихся уже подлинно локальными сообществами.

Мне кажется, что такая постановка вопроса обнаруживает, возможно, одно из ключевых наших с ним разногласий. Дело в том, что Сандро рассматривает унификацию (если под "глобализмом" мы имеем в виду именно унификацию (а то можно трактовать глобализм и как допускающую реализацию принципа единства в многообразии идею)) в основном с точки зрения принудительной ее составляющей, - зачастую ей присущей, - с позиции осуждения навязывания кому бы то ни было какой-либо культуры, языка и т. д. Мое же неприятие унификации основывается на признании ценности культурных и языковых особенностей как таковых: даже если люди переходят на более престижный язык добровольно, - уже сам по себе факт вымирания (в результате такого перехода) их старого идиома не может не вызывать у меня чувства сожаления: унифицированный мир всегда беднее, он похож на выцветший рисунок, некогда радовавший нас веселым буйством красок, а теперь поблекший и посеревший. (Разумеется, я отдаю себе отчет в том, что и языки, и культурные обычаи, предоставленные сами себе, постоянно изменяются и взаимодействуют друг с другом, - но в данном случае я просто распространяю принцип многообразия не только на пространство, но и на время: самостоятельной ценностью обладают и язык-предок, и язык-потомок.)

И вот с точки зрения такого подхода, мы можем уверенно заключить, что это не национализм "хорошеет", становясь менее "глобалистическим", - это мир деградирует. И упадок этот чисто "либертарианским" методом, к сожалению, не улавливается и, следовательно, игнорируется. А важно ведь не только то, что современный национализм уже в меньшей степени склонен к (насильственному) уничтожению (локальных) культур, - он скорее предполагает сохранение и "консервацию" (хотя, опять же, зачастую "консервации" подлежат лишь "изобретенные традиции" (термин Э. Хобсбаума), а не реальные обычаи доиндустриального общества), - следует обратить внимание и на то обстоятельство, что наблюдаемое положение дел необходимо предполагает уже произошедшую катастрофу, постигшую премодерную народную культуру: разрушение трад. общества со свойственными ему религиозными и локальными идентичностями, с характерным для него подлинным многообразием. Поэтому немудрено, что на фоне наступившего торжества серости даже национализм может показаться в чем-то привлекательным, подобно тому, как на фоне сталинистов привлекательно могут выглядеть даже леволибералы.

Если же несколько абстрагироваться от печальной судьбы старого мира и остановиться на проблемах общества современного, то мы обнаружим, что разница между локальностями и национальностями с одной стороны и национальностями и человечеством - с другой - неодинакова: многомиллионые нации ближе к восьмимиллиардному человечеству, чем к местным сообществам, насчитывавшим тысячи, но никак не миллионы человек и занимавшим вполне обозримые территории, которые можно было достаточно легко обойти пешком (другое дело, что человечество, в отличие от нации, как раз реально (как реальны и местные общины), а не воображаемо, - в силу единосущия). Из этого следует, что избрав единственным критерием признания сообщества его реальность (и поступив тем самым наиболее разумным образом), мы неизбежно должны будем прийти к выводу, что нам следует придерживаться либо регионализма, либо космополитизма (либо обеих доктрин сразу, - исходя из принципа единства в многообразии). Практическое же обеспечение интересов тех или иных "промежуточных" групп возможно и без ценностной самоидентификации с ними (и тем более без навязывания такой самоидентификации). (Здесь я сознательно опускаю некоторые достаточно сложные (и крайне интересные) моменты, связанные с неполитическими "промежуточными" идентичностями: национализм, по Э. Геллнеру, всегда политичен.)

Ну и клоуны, конечно. Гражданское общество у них зарождается.

Книжный магазин:
> убирает с полок Ак*нина, потому что знает, что ему потом могут пришить распространение неположенной литературы, и честного суда не получится – государство четко обозначило линию на репрессии

Клоуны из телеграма:
> Гражданское общество зарождается!

То же самое, что и тогда с символикой Великого Новгорода. Жалкое зрелище.

Протест на коленях
Будни борьбы с крестопадом (см. мнение)

Показательная и печальная ситуация. Я, конечно, понимаю, что думать – это не про населян, но всё же. Если подумать, за что идет борьба с крестопадом? За сохранение иллюзии, которая позволяет проще подчинять?

РФ не имеет никакого отношения к тем, кто называет себя русскими. Более того, сама идентификация себя как русских, как русской нации, лежит в области политической нелояльности.

Нация – политический конструкт (см. посты с конца ноября), которая выражает связь отдельного человека с государством-властью. Нация и гражданство – в общем-то одно и то же (поэтому в Европе под nationality и имеют ввиду гражданство, реже используется citizenship), и исторически они возникли как единая сущность. Государство определяет нацию. Так, во Франции живут французы, в Испании – испанцы, а в России – россияне. Россияне – политическая нация РФ, которая, в свою очередь, существует по модели национального государства с некоторыми особенностями.

В чем же смысл русскости?

Русскость – выражение политической нелояльности, нежелание ассоциировать себя с той РФ, которая по факту имеется, которая провозгласила «многонациональный народ» – россиян – своим политическим фундаментом (забудьте про вот это смешное «государствообразующий», оно вообще ничего не значит даже в правовом смысле).

Русскость – это про недовольство характером отношений между тем, кто называет себя русским, и государством-властью. И это объяснимо, ведь если бы русские искренне считали, что это они, а некакие-то непонятные россияне, являются «единственным источником власти» в РФ, то получалось бы, что это они руками чиновников, которым они «делегировали» свой суверенитет, снимают с картинок кресты, завозят миллионы среднеазиатов, устраивают чудеса милосердия в судах для этнопреступников, и многое-многое другое, чем русские недовольны.

Не буду углубляться в русский образ политического будущего – там всё печально. Смена вывесок, замена нерусского барина на русского (это же так сильно меняет ситуацию), и так далее. Об этом всём я писал ранее здесь и здесь. Сейчас немного о другом.

То есть, с одной стороны, есть понимание (вытекающее из «русской» идентичности) того, что РФ – это не про интересы русских, а про что-то другое. Что же с другой стороны? С другой стороны у нас борьба за то, чтобы РФ не избавлялась от русской оболочки и не переставала эксплуатировать связь с русскостью (как её себе представляют «русские» – в данном конкретном случае с православной тематикой в госэстетике).

Зачем? Чтобы что?

Начальник по доброте душевной освобождает его (борца за кресты) от того, что многих вводит в заблуждение – от эстетической связанности РФ и русскости, которую (связанность) РФ эксплуатирует, чтобы проще находились полезные идиоты, которым формы достаточно (над содержанием надо думать, а это сложно). Но он, борец за кресты, не хочет избавляться от вещей, вводящих в заблуждение его же и его единомышленников (хотя, скорее, сочувствующих: они сочувствуют ему, а он – им)!

Буквально: у начальника шиза. Он одной рукой закабаляет, а другой освобождает. Казалось бы, пользуйся ситуацией. Но закабаленный сам отказывается от снятия оков, и других в них оставляет. Ждет, когда придет русский начальник (наступление «РНГ»), который будет добрее (почему?..). Что в голове у таких людей? Мысль, что «весь мир в кандалах, так куда нам лезть»? Или «кандалы не выбирают, в них живут и умирают» (поэтика византизма)?

Как бы то ни было, тяжко смотреть на такую борьбу с тем, что поможет взглянуть правде в глаза, повзрослеть. Взрослость – это про самостоятельность и ответственность. Но для многих это обременительно и нежелательно. Это и есть те самые подданные (а граждане – просто взрослые, с теми взглядами и требованиями к жизни, которые характерны для полноценного взрослого человека).