Есть мнение, что принятие Христианства в свое время добило Рим демографически. Признаться, я и сам не знал, что вопрос рождаемости стоял так остро, и что так много законов принималось для её восстановления. Монтескье приводит цитату одного церковного историка:

Установляли эти законы так, как будто размножение человеческого рода зависит от нас, не думали, о том, что количество людей растет и уменьшается по воле провидения

Рассмотрим проблему понимания «государства» на конкретном примере. Откроем второй трактат Локка «Опыт об истинном происхождении, области действия и цели гражданского правления». Что мы видим в русском переводе (абз. 133):

Под государством я все время подразумеваю не демократию или какую-либо иную форму правления, но любое независимое сообщество, которое латиняне обозначили словом «civitas»; этому слову в нашем языке лучше всего соответствует слово «государство» (commonwealth), оно более точно выражает понятие, обозначающее такое общество людей, а английские слова «община» (community) или «город» (city) его не выражают, ибо в государстве могут быть подчиненные общины, а слово «город» у нас имеет совершенно иное значение, чем «государство».

Вот почему во избежание двусмысленности я стараюсь использовать слово «государство» в том смысле, в котором, как я обнаружил, его употреблял король Яков I, и я полагаю, что это подлинное значение данного слова; если же ко- му-либо это не нравится, то я готов с ним согласиться, как только он заменит его более подходящим словом.

Очень хорошо, что в издании, которое я цитирую, приводятся в скобках те понятия, которые использовал в оригинале сам Локк, без этого не было бы понятно, о чем вообще речь, если «государство» раскрывается через понятие «государство».

В оригинале Локк использует понятие «Сommonwealth» (common – общий; wealth – достояние, имущество, благо), которое является переложенным на английский понятием «res publica» (res – вещь; publica/publicum – общественный, общий).

Общеупотребительным термином для обозначения «государства» в английском языке сейчас является «State», которое исходит от латинского «status» (состояние).

И, кстати, если мы снова обратимся к Локку (абз. 132), то увидим там еще одно понятие, скрывающееся под русским словом «государство»:

..В соответствии с этим форма государства (government) определяется тем, у кого находится законодательная власть.

Итого мы видим, что Локк писал не про State, а про Commonwealth (республику). Дрейф к государственничеству четко прослеживается на примере «государственного» права Англии. Попробуйте найти у Уильяма Блэкстоуна, классика английского права, упоминание Англии как «State». Такого не будет, потому что Англия – это Crown, и «All land belongs to the Crown» (и поныне), но современные авторы перечисляют Англию (Великобританию) среди «other states», да и насчет земли стеснительно помечают: «чисто формально..», «технически..».

Более того, Блэкстоун в одном месте пишет:

However, as it is impossible for the whole race of mankind to be united in one great society, they must necessarily divide into many and form separate

states

,

commonwealths

, and

nations..

В общем, слова, понятия – это очень важно для понимания действительности. Запутаешься в терминологии, начнешь забывать изначальные смыслы слов и придумывать новые – не сможешь понять реальность в её динамике. В конце-концов, ну какое народовластие в государстве? Тема большая, и это всего лишь самое поверхностное её освещение.

Эпикур: право как договор об общеполезном

Свобода человека, согласно Эпикуру, это его ответственность за разумный выбор своего образа жизни. Сфера человеческой свободы – это сфера его ответственности за себя. Свобода обретается благодаря уяснению того, что «зависит от нас» и «не подлежит никакому господину».

Главная цель общественной власти, создаваемой людьми общим усилием, и политического общения, состоит, по Эпикуру, в обеспечении взаимной безопасности людей, преодолении их взаимного страха, непричинении ими друг другу вреда. Настоящая безопасность достигается благодаря тихой жизни и удалению от толпы. В рамках же широкого политического общения, «безопасность от людей достигается благосостоянию и до некоторой степени – некоторой силе, удаляющей беспокоящих людей».

С таким пониманием характера и назначения политического общения и смысла свободы связана и эпикуровская трактовка республики и права как договора людей между собой об их общей пользе и взаимной безопасности. «Справедливость, происходящая от природы, есть договор о полезном – с целью не вредить друг другу и не терпеть вреда».

Не следует думать, будто под договором Эпикур понимает некий формальный или торжественный акт, какое-то разовое событие. Речь идет о том представлении, что люди опираясь на резултаты своего познания, сами определяют условия своего общения и свой образ жизни. Договорность справедливости, власти и права в учении Эпикура, следовательно, означает, что они не в данности природы, извне и слепо навязанные людям, а их собственные самоопределения, человеческие установления.

В этом и состоит смысл положения Эпикура о том, что без договора (то есть без сознательно-волевого элемента) нет справедливости. В концепции Эпикура справедливость – в свете её соотношения с законом – представляет собой естественное право с изменяющимся (в зависимости от обстоятельств) содержанием, каковым является изменчивая общая польза взаимного общения.

В целом с некоторой доли условности можно было бы сказать, что в политико-правовом плане представлениям Эпикура более всего соответствует такая форма умеренной демократии, при которой господство справедливых законов сочетается с максимально возможной мерой свободы, безопасности и автономии индивидов.

В комментариях под этим постом принимаются вопросы от читателей. Может быть, на самые интересные получится ответить отдельным постом.

Касаемо окончательного запрета ЛГБТ

Уже достаточно давно существует наказание за пропаганду ЛГБТ, теперь же ЛГБТ признали экстремистским сообществом. Старые подписчики хорошо знают мою позицию: я всегда считал, что не нужно выбирать из двух – традиционноисламскоценностного евразошариата или гейроповырожденческого культмарксизма. Это ложная дихотомия.

Содержание решения – лишь одна сторона медали. На другой её стороне – вопросы кто и как его принял, в каком контексте.

Кто его принял? Суд, растерявший полностью свою субъектность и не желающий остросоциальные/острополитические случаи рассматривать по существу и по справедливости. В ходу трафарет, ну или побегушки к Начальству за консультациями.

Как его приняли? Процедура под большим вопросом. Что за организация запрещается? Насколько я понимаю, это не была конкретная организация. Фактически решение Верховного суда приравняло исповедание идеологии ЛГБТ к членству в экстремистской организции, за что предполагается серьезный тюремный срок. И это справедливо называют полноценным законом – но законы не принимаются в закрытом порядке.

В каком контексте его приняли? Приняли его на фоне деградации правовой системы РФ, о которой я писал уже неоднократно. Об этом по сути говорилось и в предыдущем абзаце.

Имеет ли общество право защищаться от тех, кто разрушает его изнутри? Безусловно. ЛГБТ это не только вырожденческая идеология, это фактор, наносящий вред общему делу – попыткам населения стать народом, обрести субъектность, самоуправляться, а не быть управляемыми. ЛГБТ – это пришедшая с востока практика, которая не просто не имеет ничего общего со свободой, но и препятствует ей.

В то же время, какое общество объективно имеет отношение к вынесенному решению? Общество ознакомилось с ним, как ознакамливается со всеми законами и решениями государственной власти, пост-фактум. Серьезное и опасное репрессивное решение, которое во благо может использовать только здоровая система республиканских институтов, принимает система, в которой есть место обвешанному медалями юному «герою» за выставленное на всеобщее обозрение избиение человека в СИЗО.

В общем, что-то мне подсказывает, что радоваться нечему. Как больная система может оздоровить общество (хотя я такой патерналистский подход не принимаю в принципе) – один большой вопрос. Тем, кто горячо поддерживает такие решения в таком контексте, я советую подумать, не случится ли, что «жесткие меры» могут быть применены и к ним самим? Или такое невозможно, потому что партия не ошибается, а суд – самый гуманный и справедливый?

«Товарищ начальник, произошла какая-то ужасная ошибка!» – кричал английский шпион, который всего за день до этого радостно хлопал в ладоши, наблюдая, как из соседнего подъезда под руки выводят японского шпиона, на которого он и в жизни бы не подумал.

Я, конечно, понимаю, что каждый существует в своём собственном информационном пузыре, и у некоторых людей содержимое этих пузырей может не сходиться вовсе. Но поскольку на этой стене пишу я, то и читать вам придётся результаты рефлексии моего информационного пузыря.

Так вот, мне в ленте Вконтакте постоянно попадается сообщество «Русский византизм». Византизм я упоминаю на канале достаточно часто – оно и не мудрено. Но хотелось бы поговорить о нём ещё. Не столько о византизме в целом, сколько о некоторых характеризующих его постулатах.

«Нам, русским, надо.. отречься от либерально-эгалитарного понимания общественного прогресса; и заменить это детское мировоззрение философией, более верною действительности, которая учит, что все истинно великое, и высокое, и прочное вырабатывается никак не благодаря повальной свободе и равенству, а благодаря разнообразию положений, воспитания, впечатлений и прав, в среде,

объединенной какой-нибудь высшей и священной властью

»

Константин Леонтьев "Письма о восточных делах", 1885 г.

Вот эта тема с высшей властью проходит по византизму красной нитью. Идеалом Леонтьева была «цветущая сложность», которую византисты (обуянные византизмом) видят, ожидаемо, в Византии, которая и была скреплена властью императора и церковью.

В этом свете я бы хотел закрепить одну ранее обозначенную мысль, выраженную Эпикуром:

Свобода обретается благодаря уяснению того, что зависит от нас и не подлежит никакому господину

Никакому взрослому здоровому человеку, мужчине, не нужен начальник как таковой, тем более какой-то там высший и священный. Начальники появляются там, где появляется договор, где осознается необходимость в совместной деятельности для достижения какого-то результата или для недопущения каких-то последствий. Конечно, давно доказано, что совместная, групповая работа, всегда выгодна членам группы – но участие должно быть осознанным.

Византиефильское стеснение самого себя, своей самостоятельности, субъектности – всё это недостойно свободного гражданина, человека. Мы существа социальные, поэтому для нас общее благо всегда будет значимо, но действительно общего не может быть без действительно частного, как не может красивого быть без уродливого, богатого без бедного, черного без белого.

Византиефилов можно понять: они, как и другие, наблюдают за трагедией человеческой истории – борьбу людей с судьбой и друг с другом – и пытаются навязать им некий оптимум, построенный на иррациональной вере в разумность фатума. Но этот достаточно наивный взгляд на вещи разбивается о действительность. Потому взгляды византийцев всегда обращены в прошлое, к образам, которыми оно представляется. Потому что сложно быть византийцем сегодняшнего дня, не будучи совсем отрешенным от жизни.

Трагедия человеческого выбора налична, её зафиксировал еще Тит Ливий:

«Трудно, защищая свою свободу, соблюсти меру, пока под видом сохранения равенства кто-то хочет возвыситься, чтоб угнетать другого, пока люди пугают других, чтоб не бояться самим, пока, отражая обиду, мы причиняем ее другим, как будто этот выбор между насилием и страданием неизбежен»

Но это та реальность, в которой мы живем и будем жить всегда. Тонка грань между свободой и произволом, между объективностью и субъективностью общего блага, но это не повод отрицать свободу и забыть про работу на общее благо. Просто нужно осознать себя, как человека сознательного и достойного – и признать то же за другими. И работать вместе, когда это действительно нужно, а не когда на это укажет очередной священный начальник.

Можно до бесконечности подмечать такие вещи. Другое дело – делать из этого какие-то выводы. Русский «правый» телеграм (не говорю даже про «движ») категорически на протяжении многих лет отказывается делать какие-либо выводы (пока не бросят какую-нибудь кость, и не забурлят «правые» насчет «правого поворота во власти», а там по новой) из того, что постоянно подмечает.

Строгость наказания лишь отчасти зависит от того, как преступление/правонарушение рассматривает общество. Государство само определяет, насколько строго карать за те или иные преступления. Оно само, в лице суда, рассматривает каждый отдельный случай, и определяет характер и степень общественной опасности. Одна ненависть другой рознь, понимать надо.

Ну, сами посудите. Допустим, забили ногами человека насмерть. Локальное происшествие. И хотя любое преступление является посягательством на общественные интересы, надо соотносить масштабы. Где – один человек, а где целая власть и посягательство на её правоту, на верность её курса, на убеждение общественности в её правильности. То-то и оно. Поэтому за посягательство на власть – семь лет (и это только один случай, есть и другие показательные примеры), а за посягательство на жизнь – шесть лет.

В общем-то разумно, что посягательство на общество в целом, на массу людей, наказывается строже, чем посягательство на одного человека. Когда уклад – это общее дело, res publica, тогда посягательство на него является посягательством на всех и каждого. Но в государстве, когда власть существует сама собой и для себя, такой подход непременно приводит к показательным моментам, когда полицейские стремглав несутся искать поджигателей листочка с надписью «коран», но не особо спешат разбираться с ситуациями, когда жертвой становятся статисты-населяне.

Вернемся к началу, к посту Реднека. Это лишь одна из тысяч ситуаций, которые позволяют сделать все необходимые выводы. Мне вот окончательные выводы помогла сделать ситуация с Журавелем. Мне кажется, это была конечная остановка, на которой все вменяемые люди должны были сделать все необходимые выводы, но я не наблюдаю этого процесса.

Какие еще ситуации и примеры нужны, чтобы русские осознали свое реальное положение? Только поняв свое реальное положение, можно адекватно подобрать инструменты дальнейшего выживания. Русские в РФ сейчас – меньшинство (еще при том, что к «русскости» как к идентичности полно вопросов). Многочисленность – иллюзия. РФ к ним (нам) не имеет никакого отношения, это совершенно не связанное с русскими и русскостью государство. РФ каждый день показывает свою сущность, свое содержание, но всё еще держит людей в дураках просто за счет формы – языка, названия, флага, герба и другой мишуры. РФ чувствует русскую гордыню и с удовольствием ею пользуется.

Представьте, если бы греки в какой-нибудь Анатолии стали бы верить, что появившееся на «их» землях государство сельджукидов – это хоть в какой-то степени их государство, потому что у него на гербе тоже двуглавая птица (условимся, что двуглавый орел был символом Византии в целом – ведь он им не был). Ну а раз так, то о какой диаспоре может идти речь? Да даже если не сельджукиды, которые ушли. Вот правят турки-османы. Но как грекам на «своей» земле можно до диаспор додуматься, действительно? Это же стыдно! Так и про русских говорят: «Как можно диаспору на своей земле?».

Что должно случиться с РФ, чтобы можно было преодолеть это предубеждение? Хотя я уже констатировал, что не то что массы, но даже правое движение не может взглянуть на РФ и «свою землю» честно. Форма доминирует в сознании над содержанием. Ну тогда остается надеяться на изменение формы. Где подписаться за преобразование РФ в Евразийский Союз?

Многие люди продолжают спать даже после пробуждения. Они просыпаются и входят в реальность как в новый сон, автоматически следуя правилам, в том числе бредовым, которые необязательно исполнять, но им это просто не приходит в голову – как нам во сне не приходит в голову, что не обязательно бояться и убегать от монстра, и можно прыгнуть в воздух и полететь.

Долгое время зет-ораторы пытались оправдать происходящее какими-то идеями, но со временем все они разбились о наглядную реальность. Поэтому их последнее ноу-хау – вообще отказаться от поисков оправданий.

"Если нельзя сформулировать госидеологию, то и не надо ее хотеть", - пишет один.

"До февраля прошлого года я, признаться, тоже <..> думал, что надо бы всем самым интеллектуальным интеллектуалам собраться и сформулровать некую сверхидею. Ответить на вопросы: кто мы, откуда, чего хотим и за что готовы умирать", - вторит другой. Но все это – прошлый век, продолжает он, сегодня только тупые пенсы сидят и потребляют идеологию с телевизора, а продвинутые зумеры "сами находят в интернете то, что им нужно и что находит отклик в сердце". И с этим идут на фронт – неважно, что там у них в голове при этом, череп и кости, красный флаг, крест, не суть.

Потому что

"идея у нас есть, она простая, и о ней Игорь тоже писал. Давайте просто наваляем хохлам. Каждый – в меру своих возможностей".

На самом деле "сформулировать некую сверхидею" – значит проснуться. Понять, зачем ты, куда ты, что ты. Вместо этого просто "давайте наваляем хохлам" – это значит "не надо просыпаться, давайте дальше спать и видеть этот сон".

Спящие рабы Нави.

Навь – движение к смерти, засыпание, разложение, гниение, умирание, небытие.

Чтобы проснуться, надо сказать себе:

"Я не выбирал эту власть и не голосовал за нее. Она никогда не спрашивала моего мнения, принимая свои решения – это ее решения, но не мои.

Я подчиняюсь власти, потому что у меня нет выбора, но я не одобряю ее решения и не должен нести за них ответственность.

Я хочу, чтобы у всего, что делает власть, был явный и ясный смысл и цель, и чтобы власть несла ответственность за соответствие своих действий этим целям и смыслу – перед народом и мной в том числе. И чтобы виновники ошибок были смещены, преступники – наказаны.

И я не принимаю и не приму ничего другого.

А те, кто требует от меня, чтобы я просто подчинялся власти, ничего не требуя от нее – мои враги, и это настоящие враги, а не придуманные. Они спят наяву и требуют от меня, чтобы я тоже уснул и стал рабом, как они.

Но я буду живым, пробужденным и свободным".

К отрепощенному хотелось бы добавить, что любая государственная идеология по определению лжива, поскольку суть любого государства, то есть власти как таковой, власти без содержания, является только самоподдержание (отказ от ответственности и создание инструментов подавления – как органичные элементы системы самоподдержания). Для любого государства верна и применима одна-единственная идеология – «начальник всегда прав».

Нормальному человеческому обществу идеология не нужна. Пройдемся по его составляющим. Какая идеология нужна человеку? Никакая. Семье? Никакая. Общине? Никакая. Всё, что выше общины, с человеком уже не связано, там и начинается обман, появляются идеологии.

К остальному же добавить нечего. Вот это вот «каждый сам для себя придумает оправдание» выглядит просто мерзко. Не просто прыжки на амбразуру за начальника, не просто сокращение издержек системы за свой индивидуальный счет, но и самостоятельное же подведение под это оснований. Идеальный подданный. Сам обоснует, сам деньги на базовое военное имущество найдет, сам помрет. И это кто-то еще ведь назовет проявлением гражданского общества. Всё ведь сами!

Кто еще не видел – я создал второй канал. Это книжная полка, где можно найти интересную и (надеюсь, стараюсь) полезную литературу. В общем, «что попало» туда не выкладывается. Всё способствует развитию.

https://t.iss.one/bookshelfus

Что Совинформбюро (она же Ридовка, она же Гнидовка), что «Раньше всех. Ну почти» не уточнили, поправок к чему. А я вот уточню. Из поправок к закону «О воинской обязанности и военной службе». Но позвольте, разве сейчас рассматриваются поправки к этому закону? Нет. Эти поправки внесены ко второму чтению законопроекта о добровольческих формированиях в составе Росгвардии (№ 445401-8)«О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации (в части дальнейшего совершенствования порядка создания и применения добровольческих формирований)».

Знакомая история! Во втором чтении меняется концепция законопроекта, что недопустимо, как указал Конституционный суд. Мы это уже проходили и удивления всё это уже не вызывает. Как я уже говорил, даже имитация законности постепенно прекращается. В стране поступательно утверждается «революционное правосознание».

Когда этот канал только-только набирал читателей, я очень много времени уделял национальному вопросу, вопросу фактической субъектности нацреспублик в РФ. Делал я это в просвещенческих целях, ведь в «научном» поле такие вопросы поднимать бесполезно – куколды-конституционалисты (не все, конечно, но в основной массе, особенно с университетскими статусами) отмахиваются: «Конституционный суд сказал, что у них нет и не может быть суверенитета, значит так оно и есть». Ну и спрашивается, если слова Конституционного суда ничего не значат и не стоят в вопросах организации законотворческой деятельности, каким образом они могут предовтратить, например, сецессию?

Впрочем, все эти вопросы меня уже не волнуют так, как раньше. Я понял, что внимание нужно акцентировать не на чьей-то субъектности, а на нашей несубъектности и способах её преодоления. Да и в целом, я пересмотрел своё отношение к тому же федерализму, а сейчас еще и углубляюсь в теорию республиканизма (хотя такой теории, собственно, и нет, это по сути исправление имен, углубление в сущность некоторых понятий с целью установления и восстановления их содержания: в любом случае такую работу нужно вести, и нужно распространять это знание, потому что само по себе знание тоже ценно).

RES PUBLICA, STATO, DOMINIUM
К истории понятий и явлений, тезисно, на базе статьи Романа Ганжи (Отечественные записки, №2, 2004)

Латинское слово status, наряду с такими эквивалентами из национальных языков, как estat, stato и state, становится общеупотребительным в разнообразных политических контекстах начиная с XIV века. К концу XIV века термин status начинает активно использоваться также и для указания на состояние или положение системы власти.

Как status и его производные впервые приобрели современный смысл? Обратим внимание на книги наставлений, писавшиеся для магистратов итальянских городов начиная с XII века, а также на вышедший из них впоследствии литературный жанр «зерцало государей». Авторы «зерцал» эпохи Возрождения озабочены главным образом одной проблемой: как новым итальянским синьорам, узурпировавшим власть в городах-республиках, удержать их status principis, т. е. политическое состояние/положение действительно суверенного правителя.

Это дает толчок значимой лингвистической инновации: термин stato уже не просто выражает идею господствующего режима, но и конкретно указывает на институты правления и средства принуждения, т. е. на сам аппарат политической власти. И все же это пока еще не ведет к появлению термина «государство» в современном смысле.

При этом во Флоренции и Венеции существовала конкурирующая интеллектуальная традиция – республиканская. Эта традиция основана на следующей идее: для того чтобы надеяться на достижение наилучшего состояние республики, следует непременно учредить республиканский режим в форме самоуправления, поскольку всякая иная власть подвержена коррупции. Именно в этой традиции мы впервые встречаем защиту идеи, что существует определенная форма «гражданской» или «политической» власти, которая полностью автономна, существует для управления публичной жизнью независимой общины и не терпит каких-либо конкурентов в качестве источников принудительной силы в рамках своего civitas или respublica.

Кроме того, в данной традиции терминам status и state предпочитаются civitas или respublica, которые, например, республиканец Локк передает по-английски как city или commonwealth.

Современная трактовка государства восходит не к республиканцам, а к теоретикам светского абсолютизма конца XVI — XVII века. Так, согласно Суаресу, Бодену или Гоббсу, власть в государстве устанавливается не путем передоверения полномочий, но посредством абсолютной передачи и отчуждения верховной власти народа. Установленная таким образом власть имеет свои собственные права и свойства, так что ни какой-либо отдельный гражданин, ни все они вместе не могут считаться ее эквивалентами. Именно у Гоббса и других авторов, пытавшихся теоретически описать верховную власть, сформировавшуюся de facto в ходе английской революции, мы обнаруживаем это новое понимание state.

Русское же «государство» в латинском языке соответствует скорее словам dominatio и dominium (вотчина, владение), нежели status. В 1427 году Кирилл Белозерский использовал титул «господарь» по отношению к Великому князю Московскому, а в 1431 году митрополит Фотий впервые употребил производный от него термин «господарство». Если титул «Великий князь» подразумевал первого среди равных, то титул «господарь/государь» нес смысл исключительного личного владения имуществом и жизнью подданных независимо от их статуса.

Постепенно сложилась триада «правитель/государство/подданные». Государство отделилось от персоны правителя, а государственные дела — от государевых дел. Вплоть до конца XVIII века слова «отечество», «общество» и «государство» употреблялись как синонимы. Лишь у Фонвизина и Радищева проводится их последовательное различение в республиканском духе. Фонвизин пишет: «Где же произвол одного есть закон верховный, тамо прочная общая связь и существовать не может; тамо есть государство, но нет отечества; есть подданные, но нет граждан».

...Псевдоконсерватизм власти вполне комплементарен псевдоконсерватизму населения. Пока граждане приветствуют государственные пособия, расширение государственного присутствия в экономике, увеличение трат на те нужды, которые государство сочло первоочередными, о подлинном консерватизме не может быть и речи

Небольшой комментарий Родиона Бельковича о проблемах российского консерватизма для «России в глобальной политике»

Очень интересные реплики Бельковича, фактически республиканская лекция. Настоятельно рекомендую потратить время. Но благодаря Ремизову не обошлось без дёгтя. С другой стороны, на контрасте с высказываниями Бельковича реплики Ремизова предстают во всей своей убогости и беспомощности.

Наверное, самый яркий момент для сравнения – когда Белькович процитировал Джефферсона: «Земля принадлежит живым». Ремизов ответил: «Я с такой республикой не согласен – земля принадлежит живым и мертвым». Спасибо, не надо. Да и вообще, это высказывание скрывает за собой подмену: а кто говорит-то за мертвых? Мертвые безмолвствуют, а их добрые имена и добрую память о них эксплуатируют вполне живые люди с простой целью – подчинить себе других.

https://www.youtube.com/watch?app=desktop&v=r_cIWzP6yFE&feature=emb_logo

В общем-то дело в чем. О том, что основное сочинение Макиавелли это «Рассуждения», а не «Государь» я уже писал, но это только верхушка айсберга. Макиавеллианское наследие исследовано очень слабо, мы все еще находимся в плену многих стереотипов и оно все еще требует осмысления и работы над ним.

Однако, поработать хочется не столько с этим, сколько вывести некоторые генерализации.

У Макиавелли был современник, Гаспаро Контарини. Его книга «О магистратах и устройстве Венецианской республики» и породила так называемый «венецианский миф» об оптимальном устройстве города Святого Марка.

В разнице подходов Макиавелли и Контарини, на мой взгляд, наиболее ярко проявляется разница между двумя подходами к тому, чем является республика, каким должно быть республиканское общество и что (уже из нашей оптики) отличает республику от государства.

Подход Контарини условно «легалистский», он опирается на выстраивание вековых институтов, способных защитить свободу как от тиранических устремлений, так и от идиотов на ответственных постах. Подход Макиавелли условно «этический», здесь свободу и идеалы республики способна защитить лишь гражданская доблесть. Институты, безусловно, нужны, однако они должны не защищать от дураков, а помогать добродетельным реализовать себя в политике.

Слившись с концилиаристскими аргументами, подход Контарини и породил либерализм. Идею о том, что нам нужна не свобода, а набор базовых прав, защищенный набором самовоспроизводимых социальных практик, которые, в свою очередь, выходят за пределы индивидуальной ответственности конкретных людей. Все это и усыпляет гражданскую добродетель, убивает свободу. Это порождает мысли о том, что одних лишь институтов достаточно, для защиты от Левиафана, что «словом закона можно остановить произвол».

Вот это будем доказывать и с этим будем бороться. Deus Vincit, Veritas Vincit, Libertas Vincit!

О так называемом «РНГ»

Отвечаю кратко на пост RLM (заодно прошу конкретизировать по части «многонационалочки») и реплику их читателя о «республиканском РНГ», обобщая сказанное ранее.

Итак, главное: «РНГ» республиканским быть не может. Это противоречит сути РНГ как явления.

Может быть, я недостаточно четко это проговорил, поэтому объясню. Республика (res publica, commonwealth) в своем подлинном значении противопоставляется не монархии, а государству (в английском – state, с русского – dominium). Противопоставление республики монархии – конкретно-историческое искажение понятия, произошедшее на фоне событий французской революции (ВФР).

В действительности же республика и монархия – это явления разных плоскостей. Республика может быть организована и монархически. Суть республики выражена в самом содержании этого понятия – направленность на общее благо. Республика – это общее дело народа. Называть можно по-разному – народа, публики, демоса. Главное, что это не случайное собрание людей, а сообщество, соединенное общностью интересов и согласием в вопросах права.

Это сообщество обретает субъектность при достижении определенного состояния (если расширять формулу «общность интересов и согласие в вопросах права»):

I. Достижение определенного уровня развития (осознание собственных групповых интересов, способность к объединению для достижения общих интересов, способность выдвигать своих представителей (элиту), способность принимать коллективные решения, контроль над своими представителями (элитой), способность вернуть себе узурпированную власть)
II. Экономическая состоятельность, самостоятельность и самодостаточность
III. Существование системы правил

Почему же республика противопоставляется государству? Потому что это явления с разным содержанием. И в обоих случаях это следует из самого понятия. Республика (commonwealth) – общее дело. Государство (state) – лишь состояние. Порочность этого понятия была сформирована политической практикой многих сотен лет, а современное содержание окончательно приобрело трудами теоретиков абсолютизма. С русским же «государством» всё еще проще, оно изначально выражает господство, это его изначальное полное содержание, а потому оно более всего соответсвует понятию dominium.

Тем не менее пракически любое государство, уже являясь результатом узурпации власти, обращается к республиканской романтике. Практически любое государство заявляет, что является лишь проекцией суверенитета народа – как просто совокупности людей, кто проживает на территории этого государства, граждан по паспорту. Ни о каком качественном содержании «народа» в этом контексте речи не идет.

Такой «народ» есть фикция общности, и именно такая фиктивная общность именуется нацией. Её функция политическая – служить и быть основанием для принуждения к служению. Только не ей самой, разумеется, а государству, которое оно якобы конституирует. В действительности она ничего не может конституировать в принципе, потому что она банально слишком большая. Чем больше (и, конечно, чем этнически разнообразнее) общность – тем меньше её сплоченность, тем менее это действительно общность, а не масса. Древние греки жаловались на избыток людей в полисах, препятствующий демократии – разве там счет шел хотя бы на десятки тысяч? Поэтому Хоппе, например, и мечтает о Европе «из тысячи лихтенштейнов».

РНГ – это обман еще более жестокий, чем РФ. РФ – обман открытый (только имбецилы постоянно задаются вопросами: «да как так-то», «да как это может быть», «как они не понимают»), РНГ же – обман жестокий, хотя по сути к маске РФ, с точки зрения русских, добавляется лишь несколько штрихов. Суть та же – обязательство без договора, по факту принадлежности к фиктивной общности. Я же не просто так пишу некоторые свои посты – это всё система.

РНГ всегда будет выстроена сверху, потому что нет и не может быть общности в сто миллионов человек, которая бы его выстроила снизу. Когда РФ чудесным образом перевоплотится в РНГ, знайте: деньги кончились, вас хотят убить бесплатно (по той же логике в годы ВОВ раскрутили «русские» гайки – истощились запасы идейных).

Вы хотите услышать какую-то программу, какой-то образ будущего. Но вы не понимаете, зачем я этим всем занимаюсь, и, соответственно, не понимаете, что ничего такого я вам не дам. У меня есть некоторые представления, да, но я этим не поделюсь. Это вредно, это противоречит задачам моей просветительской деятельности.

Я не политик, я не продаю публике какой-то образ будущего, чтобы у меня было больше подписчиков или чтобы за меня проголосовали где-нибудь когда-нибудь. Мне не важно, сколько людей на меня подписано – изначально я писал для тридцати человек (интересно, они еще здесь?). Я не хочу, чтобы меня читали из-за того, что у меня и конкретного читателя сходились фантазии о будущей жизни. Я занимаюсь каналом для того, чтобы люди знали больше, понимали больше, думали больше, чтобы они были более самостоятельными, чтобы они лучше ориентировались в реальности. Я лишь раскрываю наклонности тех, кто предрасположен думать своей головой, кому небезразличен окружающий их социальный мир, когда делюсь с ними какими-то рассуждениями, концептами или литературой.

Вы же занимаетесь каким-то скукоженным политиканством. Какие вам рычаги сдерживания этносепаратизма? Какое вам предотвращение развития окраинных идентичностей (кстати, страх региональных идентичностей является подсознательным признания несостоятельности гигантской – от Калининграда до Владивостока – русской политической идентичности и субъектности)?

«А что нам делать с новоприсоединенными территориями? Отдать власть лучшим украинцам на местах?» – это просто смешно! Какое вы имеете к этому отношение? Вы, я, другие каналы? Абсолютно никакого. Всерьез рассуждать в категориях «а что нам делать», будто вы уже сидите в Кремле – выставлять себя идиотом, одним из многих тысяч в нашем сегменте интернета. Нигде в мире не рассуждают так много при такой беспомощности и ничтожности.

Какая разница, будь на месте РФ «РНГ»? Я доходчиво объяснил, что никакой разницы нет. Если вы, конечно, не кретин, на которого ориентированы всевозможные замены петлиц на погоны, плакаты с суворовыми и кутузовами и тому подобное. Допустим, наступило РНГ, нацреспублик больше нет, ваххабитов нет, среднеазиаты больше не едут миллионами, все учат только русский язык и не помышляют покидать «общий дом». Но что толку, что кто-то утратил субъектность, если ты сам её не получил? Что толку в РНГ, если русскость в нем – это основание обязывания тебя к чему-то, о чем ты ни с кем не договаривался?

Русские начальники будут лучше, чем армяно-азеро-грузинско-украинско-эстонско-тувинские? Проблема не в том, кто над тобой самопровозглашенный начальник, проблема именно в том, что над тобой самопровозглашенный начальник. Суверен. Это и есть суть государства, я об этом написал достаточно подробно, но буду это еще, видимо, повторять и повторять.

И вообще, вся постановка ваших вопросов изначально патерналистская. «Что мы будем делать», «что республиканцы будут делать, как они будут решать». Решать должны люди на местах. Сами. Всё. Выкиньте из головы всю эту геополитическую дрянь. Вы думаете вообще не о том.

Надо думать не о Китае с Турцией, а о том, как из говна на палочке стать достойными людьми. Самодостаточными, автономными, влиятельными достаточно, чтобы нормально решать проблемы, а не приползая на коленях к начальникам (хотя кто-то думает, что он не приполз, а сурово требует). Я пишу о республике, но прошу никого не забывать, что это лишь разговоры о должном, передача идеального знания (из обладания которым можно делать практические выводы ad hoc) всем тем, кто может его воспринять. Знание должно передаваться.

Предел мечтаний сегодня – это диаспора, цех, гильдия, клан. Пока что у нас нет даже этого, даже не близко. И в этом контексте такие вот вопросы к республиканской мысли, которая всего лишь учит достоинству, утверждая, что нет права (и обязанностей) без договора, которая всего лишь подсвечивает и выявляет ложь государственничества и тот же самообман национализма, основанный на игнорировании реальности, выглядят просто глупо.

Хорошо дополняет предыдущий пост

Республиканизм — это не идеология, не концепция, не рецепт, и потому у него нет и не может быть какого-то конкретного образа будущего. Республиканизм — это набор идеальных ценностей, способ мышления.

У человека, придерживающегося республиканских ценностей, может быть образ будущего, но чтобы не опошлять идею res publica, лучше им не делиться. Потому что, как отмечено выше, люди в большинстве своём не разделяют цели актуальные и идеальные.

Актуальные цели могут вовсе не соотноситься с идеальными, но человеку проще действовать, представляя заранее результат своей деятельности. Но проще — не значит, что и результат будет скорее достигнут. Нет. В условиях объективной реальности такое «проще» может обернуться полной контрпродуктивностью.

Поэтому не надо «проще», надо умнее. Не надо «быстрее», надо вернее.

О национализме

Как и в случае с республикой, французская революция (ВФР) серьезнейшим образом повлияла на содержания понятия «нация». До ВФР это понятие применялось к совершенно разным социальным отношениям, и даже со временем утратило первоначальное обозначение происхождения (как это было в Риме, где через понятие natio обозначали чужих, не своих – свои определялись через совсем другие понятия).

ВФР впечатала понятие «нация» в новую теорию государства (вернее, в завершенную теорию государства, современную теорию государства), которая начала утверждаться окончательно уже с Вестфальского мира, предпосылки для которой начали формироваться, как мы помним, в период узурпации власти в итальянских городах-республиках.

Современная теория государства апеллирует к нации, как к носительнице суверенитета. Она, якобы, отказывается от его прямого применения и делегирует его создаваемым представительным органам.

Речь идет о нации, как о крупном и многочисленном субъекте (исторический контекст – укрупнение государств), а значит, со всей неизбежностью – о фикции. Процитирую себя же:

Такой «народ» есть фикция общности, и именно такая фиктивная общность именуется нацией. Её функция политическая – служить и быть основанием для принуждения к служению. Только не ей самой, разумеется, а государству, которое оно якобы конституирует. В действительности она ничего не может конституировать в принципе, потому что она банально

слишком большая

. Чем больше (и, конечно, чем этнически разнообразнее) общность – тем меньше её сплоченность, тем менее это действительно общность, а не масса. Древние греки жаловались на избыток людей в полисах, препятствующий демократии – разве там счет шел хотя бы на десятки тысяч?

Поэтому совершенно бесспорно, что современное понятие «нация» явяется по своему происхождению понятием политическим, и обозначает некую общность, по факту принадлежности к которой на человека накладываются все те обязанности, которое государство-оператор нации посчитает определенными в данный момент времени.

Единственным исконным (в рамках нашей эпохи) содержанием нации является языковая общность, и именно поэтому Франция, изобретательница современной «нации», последовательно занималась унификацией языковой практики в своих границах – так она укрепляла собственную устойчивость, ведь язык стал мерилом политической лояльности.

По тем же причинам американские политические комментаторы, современники французских революционеров, следуя традиции американского республиканизма (не имеющего ничего общего с современным «республиканизмом» в рамках парламентского партийного дуализма), избегали применения понятия «нация» к США в целом, подчеркивая, что политическая лояльность населения лежит в границах штатов. Эта конфедеративная инерция со временем была замещена американским конституционализмом, утвердившимся силой по результатам гражданской войны.

Современнейшее же разделение национализма на гражданский и этнический изначально не имеет смысла, если целью ставится индивидуальное достоинство. Не имеет смысла по двум причинам:

1) не устраняет фиктивности общности
(поскольку даже самая этнически однородная общность, будучи огромной, имеет фиктивный характер)

2) не устраняет обязывания по факту принадлежности
(ведь принадлежность к одному этносу является лишь предпосылкой к общности интересов и согласию в вопросах права)

И гражданский национализм, и этнический принадлежат к общей государственнической логике, которая в принципе не обеспечивает достоинство, ведь государство – это продукт завершенной узурпации власти под маской её делегирования:

I. Делегирующий субъект (нация) – фикция, действующая и на будущее

II. Процесс «делегирования» не обеспечивает ответственности «получателя» суверенитета перед его «отправителем», не предполагает ограниченности делегированного суверенитета, ведь суверенитет неделим – и в итоге «получатели» господствуют над «отправителями», как над вещью

III. Процесс «делегирования» необратим, поскольку государство утверждает абсолютность своей юрисдикции, а покушение на неё рассматривает как преступление