Контакты китайского революционера Сунь Ятсена и японских радикалов-националистов из "Кокурюкай" — это всего лишь один из многочисленных сюжетов на тему "Заграница нам поможет", которые сопровождали почти всю политическую деятельность «Отца Нации».
Наименование «Кокурюкай» 黑龙会 иногда переводится на русский язык как «Общество чёрного дракона», но это ошибка. На самом деле оно происходит от названия реки Хэйлунцзян (Река Чёрного дракона) — то есть Амур. И фактически "Кокурюкай" — это "Амурское общество".
Основоположники "Общества" исходили из того, что территории к югу и к северу от Амура — Маньчжурия, Монголия и Сибирь — должны войти в состав Страны Восходящего Солнца.
Одним из основателей был Утида Рёхэй. Не будет преувеличением сказать, что главной целью его жизни было противодействие России и аннексия Маньчжурии.
Члены «Кокурюкай» приняли активнейшее участие в создании «Объединённого союза» («Тунмэнхой»). Достаточно сказать, что его первое собрание происходило не где-нибудь, а на квартире Утида в Токио, и сам он во главе группы своих единомышленников вступил в «Союз».
В своей книге «Японская Азия» Утида утверждал, что ещё в 1898 году Сунь Ятсен сказал ему: «Наша цель – уничтожить маньчжуров и восстановить власть китайцев. А когда революция победит, можно будет отдать японцам Маньчжурию, Монголию и Сибирь» (* под Сибирью здесь очевидно понимается российский Дальний Восток).
По словам Утида, начиная с 1906 г., д-р Сунь неоднократно заверял японских государственных и общественных деятелей, пытаясь получить у них финансирование на дело свержения маньчжурской династии: «В случае если Япония поможет китайской революции, Маньчжурия и Монголия будут отданы Японии».
Авторы книги «Неизвестный Сунь Ятсен» огромное внимание уделяют верификации этих утверждений, так что не будем пересказывать всех их аргументы. Отметим лишь, что они убедительны: и в части того, что Сунь Ятсен действительно так говорил, и в части того, что нас не должно это удивлять.
Во-первых, «заграница нам поможет», но, естественно, не бесплатно. Во-вторых, исходя из начального понимания Сунь Ятсеном принципа «Одна нация – одно государство», маньчжурские и монгольские территории были в "прекрасном Китае будущего" не нужны.
Со временем он, впрочем, поменял свои взгляды по поводу того, что такое есть китайская нация 中华民族, и воспринял идею о том, что маньчжуры, монголы и остальные являются такой же её составной частью, как и китайцы-хань.
Этот идейный разворот произошёл уже в 1911-1912 годах на фоне залпов Синьхайской революции (* Сунь Ятсен называл её «первой революцией», обозначая порядковым числительным каждую свою попытку добиться власти).
С этого момента активисты «Кокурюкай» потеряли к контактам с Сунь Ятсеном и его революционерами всякий интерес.
(По: Крюковы. Неизвестный Сунь Ятсен. М., 2023. Том. 1. С. 183-187).
Наименование «Кокурюкай» 黑龙会 иногда переводится на русский язык как «Общество чёрного дракона», но это ошибка. На самом деле оно происходит от названия реки Хэйлунцзян (Река Чёрного дракона) — то есть Амур. И фактически "Кокурюкай" — это "Амурское общество".
Основоположники "Общества" исходили из того, что территории к югу и к северу от Амура — Маньчжурия, Монголия и Сибирь — должны войти в состав Страны Восходящего Солнца.
Одним из основателей был Утида Рёхэй. Не будет преувеличением сказать, что главной целью его жизни было противодействие России и аннексия Маньчжурии.
Члены «Кокурюкай» приняли активнейшее участие в создании «Объединённого союза» («Тунмэнхой»). Достаточно сказать, что его первое собрание происходило не где-нибудь, а на квартире Утида в Токио, и сам он во главе группы своих единомышленников вступил в «Союз».
В своей книге «Японская Азия» Утида утверждал, что ещё в 1898 году Сунь Ятсен сказал ему: «Наша цель – уничтожить маньчжуров и восстановить власть китайцев. А когда революция победит, можно будет отдать японцам Маньчжурию, Монголию и Сибирь» (* под Сибирью здесь очевидно понимается российский Дальний Восток).
По словам Утида, начиная с 1906 г., д-р Сунь неоднократно заверял японских государственных и общественных деятелей, пытаясь получить у них финансирование на дело свержения маньчжурской династии: «В случае если Япония поможет китайской революции, Маньчжурия и Монголия будут отданы Японии».
Авторы книги «Неизвестный Сунь Ятсен» огромное внимание уделяют верификации этих утверждений, так что не будем пересказывать всех их аргументы. Отметим лишь, что они убедительны: и в части того, что Сунь Ятсен действительно так говорил, и в части того, что нас не должно это удивлять.
Во-первых, «заграница нам поможет», но, естественно, не бесплатно. Во-вторых, исходя из начального понимания Сунь Ятсеном принципа «Одна нация – одно государство», маньчжурские и монгольские территории были в "прекрасном Китае будущего" не нужны.
Со временем он, впрочем, поменял свои взгляды по поводу того, что такое есть китайская нация 中华民族, и воспринял идею о том, что маньчжуры, монголы и остальные являются такой же её составной частью, как и китайцы-хань.
Этот идейный разворот произошёл уже в 1911-1912 годах на фоне залпов Синьхайской революции (* Сунь Ятсен называл её «первой революцией», обозначая порядковым числительным каждую свою попытку добиться власти).
С этого момента активисты «Кокурюкай» потеряли к контактам с Сунь Ятсеном и его революционерами всякий интерес.
(По: Крюковы. Неизвестный Сунь Ятсен. М., 2023. Том. 1. С. 183-187).
Forwarded from китайский арбуз 🍉
недавняя серия постов уважаемого канала китай. 80-е о докторе нашем сунь ятсене натолкнула на интересные размышления
а на каком языке разговаривал отец китайской революции?😐
кем считал себя человек, который тасовал имена и псевдонимыкак шулер краплёные карты и раздавал при этом “заинтересованным лицам самые противоречивые сведения о том, где родился”?..
как ощущал свою идентичность китаец, по обеим линиям – и отцовской, и материнской – происходивший из сяншаньских хакка, поколениями не покидавших пределы родной деревни цуйхэн 翠亨?..😏
тут нужно пояснить сперва за хакка
сегодня в кнр и на тайване хакка (кэцзя 客家, буквально ‘пришлые, гости’) считаются частью общекитайской ханьской мощи, а не одним из 55 официально признанных нацменьшинств. они говорят на одном из южнокитайских тополектов – непонятном как для северян, так и для их ближайших соседей, использующих южноминьский или разновидности юэ (например, кантонский). селятся кучно, чужих к себе не пускают🔪
соседи “понаехавших” хакка никогда не любили – даром, что те появились в регионе веке в 11-12по меркам китайской истории – вчера. между “кантонцами” и хакка долго продолжались клановые войны за землю, завершившиеся кровавой резнёй 1855–1867 годов. кавайные кремледомики хакка возникли далеко не на пустом месте
более того – “местные” их и залюдей китайцев-то не считали: так, балакают на своём птичьем языке поди пойми. для самих хакка они были китайцы не тебе чета😙
долгими зимними вечерами хакка рассказывали детям, что их предки обитали когда-то на великой китайской равнине, а потом в поисках спасения от войн и стихийных бедствий стройными рядами тронулись на юг. время их полулегендарного перемещения – “смута годов юнцзя” 永嘉之乱 (307–312) и период восстания хуан чао 黄巢 (875–884). после всех потрясений эпохи сун волны новых миграций вынесли предков современных хакка в цзянси, фуцзянь, гуанси, хунань, сычуань и на юг - в западную часть провинции гуандун
ещё в начале 20 века хакка приходилось усердно доказывать окружающим, что они ханьцы, самые настоящие ханьцыне хуже вас цирковых 🤨
в классической книжке ло сянлиня 罗香林 «введение в изучение хакка» (кэцзя яньцзю даолунь 客家研究導論), изданной в сингапуре в 1933 году, для доказательства пришлось обратится к генеалогическим деревьям, бережно хранимым клановыми кумирнями и прораставшим от северных предков. но многие всё равно не верилиможа всё-таки тайцы?
в 2009 даже забацали генетическое исследование – и оказалось, что гены хакка по сравнению с другими южными ханьцами всё-таки ближе к северным ханьцам🤟
прикол в том, что вплоть до 1980-х многие носители хакка не подозревали, что говорят на этом идиоме и не относили себя к хаккатутэйшыя мы
вот, видимо, и сунь ятсен не относил. рассуждая о срединном царстве для “единой нации”, он видел себя в большей степени человекоммира этих самых срединных царств, носителем общеханьской культуры, свободно говорившем на едва наметившемся “национальном языке” гоюй 国语
причём говорилсобака довольно чисто для мальчика, который до 13 лет посещал деревенскую начальную школу, а потом сразу переключился на гавайский английский – в этом можно убедиться, если послушать речь отца китайской нации, произнесённую в кантоне на 13-й год существования республики
не мао прямо скажем не мао
↘️ ↘️ ↘️ ↘️ ↘️ ↘️ ↘️ ↘️ ↘️
а на каком языке разговаривал отец китайской революции?
кем считал себя человек, который тасовал имена и псевдонимы
как ощущал свою идентичность китаец, по обеим линиям – и отцовской, и материнской – происходивший из сяншаньских хакка, поколениями не покидавших пределы родной деревни цуйхэн 翠亨?..
тут нужно пояснить сперва за хакка
сегодня в кнр и на тайване хакка (кэцзя 客家, буквально ‘пришлые, гости’) считаются частью общекитайской ханьской мощи, а не одним из 55 официально признанных нацменьшинств. они говорят на одном из южнокитайских тополектов – непонятном как для северян, так и для их ближайших соседей, использующих южноминьский или разновидности юэ (например, кантонский). селятся кучно, чужих к себе не пускают
соседи “понаехавших” хакка никогда не любили – даром, что те появились в регионе веке в 11-12
более того – “местные” их и за
долгими зимними вечерами хакка рассказывали детям, что их предки обитали когда-то на великой китайской равнине, а потом в поисках спасения от войн и стихийных бедствий стройными рядами тронулись на юг. время их полулегендарного перемещения – “смута годов юнцзя” 永嘉之乱 (307–312) и период восстания хуан чао 黄巢 (875–884). после всех потрясений эпохи сун волны новых миграций вынесли предков современных хакка в цзянси, фуцзянь, гуанси, хунань, сычуань и на юг - в западную часть провинции гуандун
ещё в начале 20 века хакка приходилось усердно доказывать окружающим, что они ханьцы, самые настоящие ханьцы
в классической книжке ло сянлиня 罗香林 «введение в изучение хакка» (кэцзя яньцзю даолунь 客家研究導論), изданной в сингапуре в 1933 году, для доказательства пришлось обратится к генеалогическим деревьям, бережно хранимым клановыми кумирнями и прораставшим от северных предков. но многие всё равно не верили
в 2009 даже забацали генетическое исследование – и оказалось, что гены хакка по сравнению с другими южными ханьцами всё-таки ближе к северным ханьцам
прикол в том, что вплоть до 1980-х многие носители хакка не подозревали, что говорят на этом идиоме и не относили себя к хакка
вот, видимо, и сунь ятсен не относил. рассуждая о срединном царстве для “единой нации”, он видел себя в большей степени человеком
причём говорил
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from китайский арбуз 🍉
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Разобравшись (совместными с Юлией Дрейзис усилиями) с тем, на каких языках говорил будущий "Отец Нации"), вернёмся к магистральному сюжету книги "Неизвестный Сунь Ятсен" — его многочисленным попыткам прийти к власти в Китае, которые осуществлялись чаще всего... как бы это сказать... не без помощи заинтересованных внешних игроков.
Так, после провала т.н. «второй революции» (попытки свержения Юань Шикая в 1913 году) Сунь Ятсен снова бежал в Японию.
Здесь в мае 1914 года он написал письмо премьер-министру Окума Сигэнобу, в котором фактически предлагал от лица партии Гоминьдан «присягнуть на верность» Токио в обмен на финансирование прихода Гоминьдана к власти.
По многим аспектам предложения Сунь Ятсена давали японцам ещё больше привилегий, чем те, которые они год спустя в ультимативной форме выбивали из Юань Шикая в знаменитом «21 требовании».
Впрочем, при желании в тексте того же письма можно увидеть и идеалистическую приверженность Сунь Ятсена идеям «паназиатизма», который на тот момент ещё не был дискредитирован японским милитаризмом.
Да и вообще любовь к Японии, которую Сунь Ятсен (вполне вероятно, что искренне) называл «второй Родиной».
Письмо это, по понятным причинам, до сих пор вызывает ожесточенные споры (аргументы сторон мы приводить не будем, но в книге они разбираются на нескольких десятках страниц).
Нам же важно, что официальный Токио на тот момент не рискнул делать ставку на потерпевшего уже несколько поражений «лидера китайской оппозиции».
Спустя два года, после начала Первой мировой войны и захвата японцами Циндао, ситуация поменялась. Теперь уже они занимали гораздо более проактивную позицию.
«План революционных действий в Шаньдуне», в соответствии с которым осуществлялась т.н. «третья революция» Сунь Ятсена (1916 год), был написан японским командованием и фактически был направлен не на свержение Юань Шикая (как это виделось Суню), а на создание прояпонского марионеточного государства в границах провинции Шаньдун (минимум) или всего Китая (максимум).
Как пишут Крюковы, «в случае падения <столицы провинции Шаньдун> прямой путь на Пекин был бы открыт. Одержи Сунь Ятсен победу в «третьей революции», в Пекине в соответствии с согласованным ранее планом было бы создано «правительство прояпонской ориентации», и это разом зачеркнуло бы всё позитивное в деятельности лидера Гоминьдана — как это произошло с его несостоявшимся преемником Ван Цзинвэем или с генералом Власовым. Сунь Ятсен вошёл бы в историю как коллаборационист, предатель китайского народа.
В этот критический момент нашёлся человек, спасший Сунь Ятсена от вселенского позора.
Таким человеком был Юань Шикай: 6 июня 1916 года он неожиданно скончался.
Предпринятый против него карательный поход утратил свой смысл, и <организованная с помощью японцев и вооружённая японским оружием> «Северо-Восточная армия» прекратила военные действия».
(Крюковы. Неизвестный Сунь Ятсен. М., 2023. Т. 2. С. 276-277)
Забегая вперёд, отметим, что сами японцы после этого переключились на поддержку официального правительства, во главе которого встал милитарист Дуань Цижуй. А Сунь Ятсен постепенно переориентировался на контакты с кайзеровской Германией.
…До «Великого перелома в мировоззрении Сунь Ятсена» и начала сотрудничества с Советской Россией оставалось ещё пять лет.
Так, после провала т.н. «второй революции» (попытки свержения Юань Шикая в 1913 году) Сунь Ятсен снова бежал в Японию.
Здесь в мае 1914 года он написал письмо премьер-министру Окума Сигэнобу, в котором фактически предлагал от лица партии Гоминьдан «присягнуть на верность» Токио в обмен на финансирование прихода Гоминьдана к власти.
По многим аспектам предложения Сунь Ятсена давали японцам ещё больше привилегий, чем те, которые они год спустя в ультимативной форме выбивали из Юань Шикая в знаменитом «21 требовании».
Впрочем, при желании в тексте того же письма можно увидеть и идеалистическую приверженность Сунь Ятсена идеям «паназиатизма», который на тот момент ещё не был дискредитирован японским милитаризмом.
Да и вообще любовь к Японии, которую Сунь Ятсен (вполне вероятно, что искренне) называл «второй Родиной».
Письмо это, по понятным причинам, до сих пор вызывает ожесточенные споры (аргументы сторон мы приводить не будем, но в книге они разбираются на нескольких десятках страниц).
Нам же важно, что официальный Токио на тот момент не рискнул делать ставку на потерпевшего уже несколько поражений «лидера китайской оппозиции».
Спустя два года, после начала Первой мировой войны и захвата японцами Циндао, ситуация поменялась. Теперь уже они занимали гораздо более проактивную позицию.
«План революционных действий в Шаньдуне», в соответствии с которым осуществлялась т.н. «третья революция» Сунь Ятсена (1916 год), был написан японским командованием и фактически был направлен не на свержение Юань Шикая (как это виделось Суню), а на создание прояпонского марионеточного государства в границах провинции Шаньдун (минимум) или всего Китая (максимум).
Как пишут Крюковы, «в случае падения <столицы провинции Шаньдун> прямой путь на Пекин был бы открыт. Одержи Сунь Ятсен победу в «третьей революции», в Пекине в соответствии с согласованным ранее планом было бы создано «правительство прояпонской ориентации», и это разом зачеркнуло бы всё позитивное в деятельности лидера Гоминьдана — как это произошло с его несостоявшимся преемником Ван Цзинвэем или с генералом Власовым. Сунь Ятсен вошёл бы в историю как коллаборационист, предатель китайского народа.
В этот критический момент нашёлся человек, спасший Сунь Ятсена от вселенского позора.
Таким человеком был Юань Шикай: 6 июня 1916 года он неожиданно скончался.
Предпринятый против него карательный поход утратил свой смысл, и <организованная с помощью японцев и вооружённая японским оружием> «Северо-Восточная армия» прекратила военные действия».
(Крюковы. Неизвестный Сунь Ятсен. М., 2023. Т. 2. С. 276-277)
Забегая вперёд, отметим, что сами японцы после этого переключились на поддержку официального правительства, во главе которого встал милитарист Дуань Цижуй. А Сунь Ятсен постепенно переориентировался на контакты с кайзеровской Германией.
…До «Великого перелома в мировоззрении Сунь Ятсена» и начала сотрудничества с Советской Россией оставалось ещё пять лет.
Из 58 лет жизни Сунь Ятсен провёл за пределами Китая по меньшей мере 16 лет. В течение всего этого времени он в основном занимался поиском средств для осуществления очередного восстания в Китае, контактируя с представителями самых разных стран.
США в этом ряду стоят особняком – хотя бы в силу того факта, что Сунь Ятсен в своё время смог получить американское гражданство и принимал присягу в качестве «временного президента» Китайской Республики, имея в кармане американский паспорт.
Этот забавный факт следует считать доказанным – вплоть до того, что документы, свидетельствующие об этом, выставлялись в 2001 году на выставке в Тайбэе, которую открывал глава острова Ма Инцзю.
Впрочем, обретение американского гражданства произошло при довольно примечательных обстоятельствах:
Хорошо известно, что в возрасте 13 лет Сунь Ятсен переехал в Гонолулу, где проживал его старший брат Сунь Мэй. Там он задержался на четыре года, худо-бедно выучил английский язык, заинтересовался христианством. Однако, на тот момент Гавайи были формально независимы.
Когда в 1904 году обстоятельства политэмиграции вынудили Сунь Ятсена вновь обратить внимание на Гавайи, они были уже частью США, и с въездом Сунь Ятсена по китайскому паспорту возникли проблемы.
Во-первых, в США действовал дискриминационный «Акт об исключении китайцев», в соответствии с которым миграция из Китая строго ограничивалась.
Во-вторых, китайские власти официально разыскивали Сунь Ятсена как мятежника, так что китайский консул в Гонолулу мог воспрепятствовать въезду.
Выход нашёл брат. Было решено привлечь двух "свидетелей", которые под присягой подтвердили, что на самом деле Сунь Ятсен родился не в Китае, а на Гавайских островах — причём не в 1866, как утверждалось ранее, а в 1870 году (зачем Суню пришлось делать себя на четыре года моложе, историки до сих пор так и не выяснили).
На основании этих показаний он получил свидетельство о рождении, а потом и паспорт, что позволило ему свободно въезжать в США.
Впрочем, "американский период" оказался не слишком удачным для Сунь Ятсена.
Американское общество относилось к китайцам сквозь призму расовых предрассудков. У находившегося в тот момент у власти президента Теодора Рузвельта слово «китаец» было ругательным (о чём имеются исторические свидетельства).
И даже проникновенная брошюра "The True solution of the Chinese question" (1904 год), не помогла.
Брошюра, между тем, написана была небесталанно. Заинтересованные лица могут и сейчас при желании использовать, надо лишь заменять слово «Китай» на что-нибудь другое.
Например:
«Спасение Китая с начала и до конца является нашей собственной задачей. Однако в последнее время этот вопрос связан с судьбами всего мира. Поэтому для того, чтобы быть уверенным в успехе, облегчить нашу задачу, избежать лишних жертв, мы должны обратиться с призывом к народам всего цивилизованного мира, и в особенности – к народу США, оказать нам моральную и материальную поддержку. Вы – провозвестники западной цивилизации в Японии, вы – христианская нация. Создавая наше новое правительство, мы намерены взять ваше в качестве образца. Наконец, вы – борцы за свободу и демократию. Поэтому мы надеемся найти среди вас многих Лафайетов!»
(Цит. по: Крюковы. Неизвестный Сунь Ятсен. М., 2023. Т. 1. С. 174-175).
Отдельные Лафайеты в США всё же нашлись. Например, финансовый авантюрист Джеймс Бут, заключивший с Сунем контракт о создании «синдиката» с бюджетом 3 630 000 долларов для формирования Временного правительства и перераспределения концессий.
Или автор публицистических брошюр о военной стратегии Гомер Ли (помимо прочего, важно упомянуть, что он был инвалидом детства и ни дня не воевал), называвший себя «генералом» и разработавший план вооружённого восстания на юге Китая — так, впрочем, и нереализованный по причине абсолютного дилетантства, что признавали даже соратники Сунь Ятсена.
Но в целом американские воротилы перспективы Сунь Ятсена не оценили. Пусть и современная тайваньская историография старается акцентировать внимание на связях "Отца Нации" именно с США, а не Японией.
США в этом ряду стоят особняком – хотя бы в силу того факта, что Сунь Ятсен в своё время смог получить американское гражданство и принимал присягу в качестве «временного президента» Китайской Республики, имея в кармане американский паспорт.
Этот забавный факт следует считать доказанным – вплоть до того, что документы, свидетельствующие об этом, выставлялись в 2001 году на выставке в Тайбэе, которую открывал глава острова Ма Инцзю.
Впрочем, обретение американского гражданства произошло при довольно примечательных обстоятельствах:
Хорошо известно, что в возрасте 13 лет Сунь Ятсен переехал в Гонолулу, где проживал его старший брат Сунь Мэй. Там он задержался на четыре года, худо-бедно выучил английский язык, заинтересовался христианством. Однако, на тот момент Гавайи были формально независимы.
Когда в 1904 году обстоятельства политэмиграции вынудили Сунь Ятсена вновь обратить внимание на Гавайи, они были уже частью США, и с въездом Сунь Ятсена по китайскому паспорту возникли проблемы.
Во-первых, в США действовал дискриминационный «Акт об исключении китайцев», в соответствии с которым миграция из Китая строго ограничивалась.
Во-вторых, китайские власти официально разыскивали Сунь Ятсена как мятежника, так что китайский консул в Гонолулу мог воспрепятствовать въезду.
Выход нашёл брат. Было решено привлечь двух "свидетелей", которые под присягой подтвердили, что на самом деле Сунь Ятсен родился не в Китае, а на Гавайских островах — причём не в 1866, как утверждалось ранее, а в 1870 году (зачем Суню пришлось делать себя на четыре года моложе, историки до сих пор так и не выяснили).
На основании этих показаний он получил свидетельство о рождении, а потом и паспорт, что позволило ему свободно въезжать в США.
Впрочем, "американский период" оказался не слишком удачным для Сунь Ятсена.
Американское общество относилось к китайцам сквозь призму расовых предрассудков. У находившегося в тот момент у власти президента Теодора Рузвельта слово «китаец» было ругательным (о чём имеются исторические свидетельства).
И даже проникновенная брошюра "The True solution of the Chinese question" (1904 год), не помогла.
Брошюра, между тем, написана была небесталанно. Заинтересованные лица могут и сейчас при желании использовать, надо лишь заменять слово «Китай» на что-нибудь другое.
Например:
«Спасение Китая с начала и до конца является нашей собственной задачей. Однако в последнее время этот вопрос связан с судьбами всего мира. Поэтому для того, чтобы быть уверенным в успехе, облегчить нашу задачу, избежать лишних жертв, мы должны обратиться с призывом к народам всего цивилизованного мира, и в особенности – к народу США, оказать нам моральную и материальную поддержку. Вы – провозвестники западной цивилизации в Японии, вы – христианская нация. Создавая наше новое правительство, мы намерены взять ваше в качестве образца. Наконец, вы – борцы за свободу и демократию. Поэтому мы надеемся найти среди вас многих Лафайетов!»
(Цит. по: Крюковы. Неизвестный Сунь Ятсен. М., 2023. Т. 1. С. 174-175).
Отдельные Лафайеты в США всё же нашлись. Например, финансовый авантюрист Джеймс Бут, заключивший с Сунем контракт о создании «синдиката» с бюджетом 3 630 000 долларов для формирования Временного правительства и перераспределения концессий.
Или автор публицистических брошюр о военной стратегии Гомер Ли (помимо прочего, важно упомянуть, что он был инвалидом детства и ни дня не воевал), называвший себя «генералом» и разработавший план вооружённого восстания на юге Китая — так, впрочем, и нереализованный по причине абсолютного дилетантства, что признавали даже соратники Сунь Ятсена.
Но в целом американские воротилы перспективы Сунь Ятсена не оценили. Пусть и современная тайваньская историография старается акцентировать внимание на связях "Отца Нации" именно с США, а не Японией.
Друзья, уже несколько дней я делюсь с вами различными сюжетами из биографии Сунь Ятсена, почерпнутыми мной в замечательной книге отца и сына Крюковых "Неизвестный Сунь Ятсен".
Судя по отзывам, многое из того, что я сейчас пересказываю, в новинку даже коллегам-китаистам. И это неудивительно, учитывая, что Крюковы публикуют почерпнутые в источниках сведения, которые вразрез с тем "официозным" портретом Сунь Ятсена из китайской и советской пропагандой.
Но вот что любопытно — если отдельные страницы бурной биографии Сунь Ятсена мало кому известны, то само его имя, его визуальный образ знают плюс-минус все.
Немалая заслуга в этом принадлежит его внешности, харизме и... большому числу сохранившихся фотографий "Отца Нации".
Действительно: фотографий с изображением Сунь Ятсена много. Гораздо больше, чем других известных политиков рубежа 19-20 веков.
Слово авторам книги: "У Сунь Ятсена была своего рода слабость, преодолеть которую он не мог всю свою жизнь. Он очень любил фотографироваться. Причём всегда <позировал>, придав лицу предельно серьёзное выражение. Снимки, на которых он улыбается, составляют редчайшие исключения". (Крюковы. Т. 1, С. 71)
С любовью д-ра Суня к собственным фотографиям связан один драматический эпизод в начале его политической биографии, едва не завершившийся для молодого революционера фатально. Впрочем, с присущим ему чутьём на пиар он смог его обратить себе в пользу.
Не будет преувеличением сказать, что мировая слава Сунь Ятсена началась с этого эпизода.
А было дело так...
(читайте ниже)
Судя по отзывам, многое из того, что я сейчас пересказываю, в новинку даже коллегам-китаистам. И это неудивительно, учитывая, что Крюковы публикуют почерпнутые в источниках сведения, которые вразрез с тем "официозным" портретом Сунь Ятсена из китайской и советской пропагандой.
Но вот что любопытно — если отдельные страницы бурной биографии Сунь Ятсена мало кому известны, то само его имя, его визуальный образ знают плюс-минус все.
Немалая заслуга в этом принадлежит его внешности, харизме и... большому числу сохранившихся фотографий "Отца Нации".
Действительно: фотографий с изображением Сунь Ятсена много. Гораздо больше, чем других известных политиков рубежа 19-20 веков.
Слово авторам книги: "У Сунь Ятсена была своего рода слабость, преодолеть которую он не мог всю свою жизнь. Он очень любил фотографироваться. Причём всегда <позировал>, придав лицу предельно серьёзное выражение. Снимки, на которых он улыбается, составляют редчайшие исключения". (Крюковы. Т. 1, С. 71)
С любовью д-ра Суня к собственным фотографиям связан один драматический эпизод в начале его политической биографии, едва не завершившийся для молодого революционера фатально. Впрочем, с присущим ему чутьём на пиар он смог его обратить себе в пользу.
Не будет преувеличением сказать, что мировая слава Сунь Ятсена началась с этого эпизода.
А было дело так...
(читайте ниже)
После провала Кантонского восстания 1894 года 28-летний Сунь Ятсен, обвинённый властями в его подготовке, ретировался в политэмиграцию.
Ненадолго задержавшись в Японии, Сунь Ятсен оказался в Сан-Франциско. Здесь он зашёл в первую попавшуюся фотостудию, чтобы запечатлеть себя в новом облике — с европейской причёской, в сюртуке и галстуке. Результат оказался столь удачен, что, давая интервью корреспонденту одной из местных газет, д-р Сунь не удержался и передал одно из своих фото для публикации. С этого и начались все последующие неприятности.
Фотография попала в руки сотрудников китайского посольства в США, "государственный преступник" был опознан, и за ним была установлена слежка.
Когда 23 сентября 1896 года Сунь Ятсен взошёл по трапу лайнера "Маджестик", китайский посланник в США информировал своего коллегу в Лондоне о том, что Сунь отбыл в Англию.
В Англии тоже приготовились. И, когда 11 октября 1896 года Сунь Ятсен оказался в здании китайского консульства (был ли он похищен или пришёл туда добровольно, представившись другим именем, — вопрос дискуссионный), он был немедленно задержан и помещён под фактический арест.
Договора о взаимной выдаче преступников между Англией и Цинской империей не было, так что революционера было решено вывезти на родину для суда тайно.
Всего Сунь Ятсен провёл в здании миссии 12 дней, постепенно готовясь к неизбежному — насильственному возвращению в Китай с последующей казнью.
Но бесспорно и другое: оказавшись в западне, он начал предпринимать отчаянные попытки связаться с кем-либо за пределами здания миссии. Прежде всего, со своим бывшим учителем Джеймсом Кентли, который был ему знаком по периоду жизни в Гонконге, а сейчас проживал в Лондоне.
Он своего добился. Записки о положении Сунь Ятсена через британских служащих посольства дошли до Кэнтли, и он поднял на ушли буквально весь город.
Дело дошло до Форин-офис. В это ведомство был вызван на беседу мистер Маккартни, подданный Соединённого Королевства, работавший в китайской дипмиссии секретарём. В кругу соотечественников Маккартни, ранее предпринявший активные действия по установлению слежки за Сунь Ятсеном, отпираться не стал и во всём признался.
В итоге китайскому посланнику была направлена официальная нота министра иностранных дел Великобритании с требованием освобождения Сунь Ятсена.
Информация просочилась в прессу, и уже на следующее утро возле китайского посольства собралась большая толпа журналистов.
Впрочем, в первых репортажах доминировали скептические нотки. Газета Globe писала:
"В этом заговоре нет ничего необычного. Провинция Гуандун — это рассадник подрывной деятельности. Помимо прочего, все жители китайского Юга от природы рождаются пиратами, и захват заложников — их профессия и искусство. Тот факт, что один из похитителей был похищен в Лондоне, — это не более чем зловещий пример китайского юмора".
(Цит. по: Крюковы. Т. 1. С. 104).
Однако, когда вечером того же дня Сунь Ятсена таки освободили, журналисты обратили внимание на два обстоятельства, их немало удививших. "Похищенный" был хорош собой, одет на европейский манер и, помимо прочего, "говорил медленно, но на хорошем английском языке". Это всё было совсем непохоже на образ "восточного заговорщика". Зато хорошо вписывалось в дихотомию "свой (цивилизованный) — чужой (варварский)".
Лондонская пресса начала шумно радоваться освобождению китайского оппозиционера, всячески превознося его достоинства. Сунь Ятсена стали узнавать на улицах, писали ему письма с просьбой дать автограф, приглашали на званые обеды.
Кульминацией стало издание три месяца спустя брошюры под названием "Сунь Ятсен. Похищен в Лондоне" (Sun Yat-sen. Kidnapped in London), которая стала бестселлером.
Обстоятельства задержания Сунь Ятсена, изложенные в книге, на многие годы стали канонической версией событий — хотя изучение источников позволяет усомниться едва ли не в каждом из ключевых тезисов книги.
Но важнее оказалось другое. О Сунь Ятсене узнали по всему миру.
Ничего не напоминает?..
А началось-то всё с нескромной любви Сунь Ятсена к эффектным фотографиям...
Ненадолго задержавшись в Японии, Сунь Ятсен оказался в Сан-Франциско. Здесь он зашёл в первую попавшуюся фотостудию, чтобы запечатлеть себя в новом облике — с европейской причёской, в сюртуке и галстуке. Результат оказался столь удачен, что, давая интервью корреспонденту одной из местных газет, д-р Сунь не удержался и передал одно из своих фото для публикации. С этого и начались все последующие неприятности.
Фотография попала в руки сотрудников китайского посольства в США, "государственный преступник" был опознан, и за ним была установлена слежка.
Когда 23 сентября 1896 года Сунь Ятсен взошёл по трапу лайнера "Маджестик", китайский посланник в США информировал своего коллегу в Лондоне о том, что Сунь отбыл в Англию.
В Англии тоже приготовились. И, когда 11 октября 1896 года Сунь Ятсен оказался в здании китайского консульства (был ли он похищен или пришёл туда добровольно, представившись другим именем, — вопрос дискуссионный), он был немедленно задержан и помещён под фактический арест.
Договора о взаимной выдаче преступников между Англией и Цинской империей не было, так что революционера было решено вывезти на родину для суда тайно.
Всего Сунь Ятсен провёл в здании миссии 12 дней, постепенно готовясь к неизбежному — насильственному возвращению в Китай с последующей казнью.
Но бесспорно и другое: оказавшись в западне, он начал предпринимать отчаянные попытки связаться с кем-либо за пределами здания миссии. Прежде всего, со своим бывшим учителем Джеймсом Кентли, который был ему знаком по периоду жизни в Гонконге, а сейчас проживал в Лондоне.
Он своего добился. Записки о положении Сунь Ятсена через британских служащих посольства дошли до Кэнтли, и он поднял на ушли буквально весь город.
Дело дошло до Форин-офис. В это ведомство был вызван на беседу мистер Маккартни, подданный Соединённого Королевства, работавший в китайской дипмиссии секретарём. В кругу соотечественников Маккартни, ранее предпринявший активные действия по установлению слежки за Сунь Ятсеном, отпираться не стал и во всём признался.
В итоге китайскому посланнику была направлена официальная нота министра иностранных дел Великобритании с требованием освобождения Сунь Ятсена.
Информация просочилась в прессу, и уже на следующее утро возле китайского посольства собралась большая толпа журналистов.
Впрочем, в первых репортажах доминировали скептические нотки. Газета Globe писала:
"В этом заговоре нет ничего необычного. Провинция Гуандун — это рассадник подрывной деятельности. Помимо прочего, все жители китайского Юга от природы рождаются пиратами, и захват заложников — их профессия и искусство. Тот факт, что один из похитителей был похищен в Лондоне, — это не более чем зловещий пример китайского юмора".
(Цит. по: Крюковы. Т. 1. С. 104).
Однако, когда вечером того же дня Сунь Ятсена таки освободили, журналисты обратили внимание на два обстоятельства, их немало удививших. "Похищенный" был хорош собой, одет на европейский манер и, помимо прочего, "говорил медленно, но на хорошем английском языке". Это всё было совсем непохоже на образ "восточного заговорщика". Зато хорошо вписывалось в дихотомию "свой (цивилизованный) — чужой (варварский)".
Лондонская пресса начала шумно радоваться освобождению китайского оппозиционера, всячески превознося его достоинства. Сунь Ятсена стали узнавать на улицах, писали ему письма с просьбой дать автограф, приглашали на званые обеды.
Кульминацией стало издание три месяца спустя брошюры под названием "Сунь Ятсен. Похищен в Лондоне" (Sun Yat-sen. Kidnapped in London), которая стала бестселлером.
Обстоятельства задержания Сунь Ятсена, изложенные в книге, на многие годы стали канонической версией событий — хотя изучение источников позволяет усомниться едва ли не в каждом из ключевых тезисов книги.
Но важнее оказалось другое. О Сунь Ятсене узнали по всему миру.
Ничего не напоминает?..
А началось-то всё с нескромной любви Сунь Ятсена к эффектным фотографиям...
Та самая "удачная фотография из Сан-Франциско", перекочевавшая даже на обложку брошюры "Сунь Ят-сен. Похищен в Лондоне" (1897 год)
Тот случай, когда пиар — всем пиарам пиар.
И, кстати, именно благодаря этой книге, раскрутившей за рубежом имя Сунь Ятсена, он там под ним и остался известен.
Тогда как в Китае, где эту книгу, написанную на английском языке английскими друзьями Суня, не знали, — и поэтому чаще использовали другие имена политика. Сначала Сунь Вэнь, затем Сунь Чжуншань.
Тот случай, когда пиар — всем пиарам пиар.
И, кстати, именно благодаря этой книге, раскрутившей за рубежом имя Сунь Ятсена, он там под ним и остался известен.
Тогда как в Китае, где эту книгу, написанную на английском языке английскими друзьями Суня, не знали, — и поэтому чаще использовали другие имена политика. Сначала Сунь Вэнь, затем Сунь Чжуншань.
У лидеров российской революции с конспирацией всё обстояло намного лучше. Поэтому и фото остались в основном из полицейских архивов и не самого высокого качества.
Хотя тоже при желании найдётся чем похвастать.
На знаменитой фотографии 1901 года Коба Джугашвили выглядит так, как будто в одной руке у него лавандовый раф, а в другой тринадцатый айфон.
С тем же набором вполне можно представить и молодых Дзержинского с Молотовым.
Хотя будущий Железный Феликс, конечно, дерзковат. Такого шуайгэ и в рюмочной "Сын маминой подруги" можно представить с настойками (брусничка, малина-кардамон и сливочный лимончелло), и во втором высшем разряде "Усачёвских бань".
Хотя тоже при желании найдётся чем похвастать.
На знаменитой фотографии 1901 года Коба Джугашвили выглядит так, как будто в одной руке у него лавандовый раф, а в другой тринадцатый айфон.
С тем же набором вполне можно представить и молодых Дзержинского с Молотовым.
Хотя будущий Железный Феликс, конечно, дерзковат. Такого шуайгэ и в рюмочной "Сын маминой подруги" можно представить с настойками (брусничка, малина-кардамон и сливочный лимончелло), и во втором высшем разряде "Усачёвских бань".
Завершить сагу о биографии Сунь Ятсена (смотрите от сих и до сих) хотелось бы мудрыми словами самих авторов книги "Неизвестный Сунь Ятсен", написанными в заключении:
"Главный вопрос, который волнует сегодня соотечественников Сунь Ятсена: был ли Отец Государства патриотом или же, домогаясь помощи со стороны великих держав, он был готов торговать своей Родиной?
Почти двадцать пять веков тому назад древнекитайский философ Мэнцзы встретился однажды с неким жителем царства Сун, который рассказал ему о своих сокровенных патриотических планах. Выслушав собеседника, Мэнцзы сказал ему:
— Ваша цель, учитель, благородна. Вот только средства, которые Вы намерены использовать для её осуществления, никуда не годятся!
По нашему мнению, данное высказывание вполне может служить ответом на заданный выше вопрос.
Сунь Ятсен несколько раз заявлял, что он уходит из политики, но в политику он вновь и вновь возвращался. Он не мыслил своей жизни вне политики, а она значила для него только одно — служение революции. Революция требовала жертв, и он был готов принести любую жертву на алтарь — отдать спонсорам часть территории своей страны, нарушить некогда данное слово, сказать явную неправду...
Сунь Ятсен, с детства привыкший считать себя вторым Хун Сюцюанем, искренне верил в то, что революция может победить только под его руководством. А его руководство означало постоянные поиски за границей денег и оружия, и Сунь Ятсен не считал зазорным домогаться помощи одновременно у двух враждующих стран, как это было во время Первой мировой войны, когда он получил деньги и от Японии, и от Германии. <...>
В своих сочинениях Сунь Ятсен повествовал как о разрушительном, так и о созидательном этапе революции. Но в своей политической деятельности все силы он отдавал только первому. <...>
Таков был реальный, а не мифологизированный Сунь Ятсен, официальный портрет которого стал иконой, объектом поклонения, но утратил черты, органически свойственные д-ру Суню при жизни. Мы постарались освободить этот портрет от этих позднейших наслоений.
С этим связан ещё один вывод, к которому мы пришли в результате изучения жизни и деятельности Сунь Ятсена, — превращать живую личность в предмет культа одинаково вредно как для поклонников героя, так и для самого героя. В наши дни этот вывод не только не утратил своего смысла, но обрёл ещё большую, чем раньше, злободневность.
Мы отдаём себе отчёт в том, что кто-то из читателей наверняка не согласится с выводами книги. Мы приветствуем критические замечания в свой адрес, но с одним условием: оппоненты должны основывать свои возражения не на чеховском "Этого не может быть, потому что не может быть никогда!", а на анализе текста первоисточников.
Мы всецело за продолжение творческой дискуссии, ибо, как говаривали древние, "в споре рождается истина".
(Крюковы. М., 2023. Т. 2., С. 509-511).
"Главный вопрос, который волнует сегодня соотечественников Сунь Ятсена: был ли Отец Государства патриотом или же, домогаясь помощи со стороны великих держав, он был готов торговать своей Родиной?
Почти двадцать пять веков тому назад древнекитайский философ Мэнцзы встретился однажды с неким жителем царства Сун, который рассказал ему о своих сокровенных патриотических планах. Выслушав собеседника, Мэнцзы сказал ему:
— Ваша цель, учитель, благородна. Вот только средства, которые Вы намерены использовать для её осуществления, никуда не годятся!
По нашему мнению, данное высказывание вполне может служить ответом на заданный выше вопрос.
Сунь Ятсен несколько раз заявлял, что он уходит из политики, но в политику он вновь и вновь возвращался. Он не мыслил своей жизни вне политики, а она значила для него только одно — служение революции. Революция требовала жертв, и он был готов принести любую жертву на алтарь — отдать спонсорам часть территории своей страны, нарушить некогда данное слово, сказать явную неправду...
Сунь Ятсен, с детства привыкший считать себя вторым Хун Сюцюанем, искренне верил в то, что революция может победить только под его руководством. А его руководство означало постоянные поиски за границей денег и оружия, и Сунь Ятсен не считал зазорным домогаться помощи одновременно у двух враждующих стран, как это было во время Первой мировой войны, когда он получил деньги и от Японии, и от Германии. <...>
В своих сочинениях Сунь Ятсен повествовал как о разрушительном, так и о созидательном этапе революции. Но в своей политической деятельности все силы он отдавал только первому. <...>
Таков был реальный, а не мифологизированный Сунь Ятсен, официальный портрет которого стал иконой, объектом поклонения, но утратил черты, органически свойственные д-ру Суню при жизни. Мы постарались освободить этот портрет от этих позднейших наслоений.
С этим связан ещё один вывод, к которому мы пришли в результате изучения жизни и деятельности Сунь Ятсена, — превращать живую личность в предмет культа одинаково вредно как для поклонников героя, так и для самого героя. В наши дни этот вывод не только не утратил своего смысла, но обрёл ещё большую, чем раньше, злободневность.
Мы отдаём себе отчёт в том, что кто-то из читателей наверняка не согласится с выводами книги. Мы приветствуем критические замечания в свой адрес, но с одним условием: оппоненты должны основывать свои возражения не на чеховском "Этого не может быть, потому что не может быть никогда!", а на анализе текста первоисточников.
Мы всецело за продолжение творческой дискуссии, ибо, как говаривали древние, "в споре рождается истина".
(Крюковы. М., 2023. Т. 2., С. 509-511).
Я же в заключение импровизированной "недели Сунь Ятсена" ещё бы добавил, что идеальная подборка для изучения истории Китая ХХ века сквозь призму биографий должна, на мой взгляд, выглядеть вот так.
Будем ждать, когда новые поколения исследователей продолжат "серию", и у нас появятся русскоязычные биографии Цзян Цзэминя, Ли Пэна. Может быть, Чжу Жунцзи.
Одно нужно отметить — Крюковы и Панцов задали такую высокую планку с точки зрения глубины исследования и качества текста, что повторить её будет очень тяжело. И это точно дело, которое не терпит спешки.
Будем ждать, когда новые поколения исследователей продолжат "серию", и у нас появятся русскоязычные биографии Цзян Цзэминя, Ли Пэна. Может быть, Чжу Жунцзи.
Одно нужно отметить — Крюковы и Панцов задали такую высокую планку с точки зрения глубины исследования и качества текста, что повторить её будет очень тяжело. И это точно дело, которое не терпит спешки.