Лидеры СССР и КНР не встречались друг с другом с 1959 года. 30 лет назад в Пекине был Хрущёв. После этого две социалистические страны рассорились, успели повоевать, начали реформы. И вот, наконец, пришли к решению о нормализации отношений, положив начало тому этапу сотрудничеству России и Китая, который продолжался последующие 30 лет.
Советско-китайский саммит 1989 года был проведён с 15 по 18 мая.
15 мая в ходе торжественной церемонии в Столичном аэропорту советского лидера приветствовал Ян Шанкунь, председатель Китайской Народной Республики, номинальный глава государства.
Вечером состоялся официальный банкет в Доме народных собраний – это прямо площади Тяньаньмэнь, но всё же это не та торжественная церемония на открытом воздухе, от которой пришлось отказаться.
На следующий день Горбачёв, совмещавший высшие должности в партии и государстве, встретился с Дэн Сяопином, который позиционировался как «высший руководитель Китая», и это знаменовало нормализацию межгосударственных отношений.
Другая встреча была проведена Чжао Цзыяном, генсеком ЦК КПК, что знаменовало восстановление межпартийного сотрудничества. (С Ли Пэном, премьером Госсовета, впрочем, тоже встретился – таким образом, рядом с Горбачёвым отметились как реформаторы, так и консерваторы в верхушке китайской Компартии).
17 мая Горбачёв с супругой побывали на экскурсии на Великой стене.
Впрочем, у Раисы Максимовны времени было больше, поэтому, помимо Стены, она также побывала в Храме Неба, Пекинской библиотеке, Доме-музее Сюй Бэйхуна, кооперативной фабрике декоративно-прикладного искусства.
По дороге с Великой стены на одной из пекинских улиц довольно неожиданно для китайской стороны произошла встреча Горбачёва со студентами. Но то, чего ожидали лидеры протестующих на Тяньаньмэнь, не состоялось: Горбачёв не выступил на площади с речью, проигнорировал приглашения выступить с лекциями в Бэйда и Пекинском педагогическом институте.
Между тем, на площади его ждали. Лично Горбачёву было посвящено несколько плакатов и дацзыбао. Была даже наглядная агитация на русском языке. Всё это позволило отдельным западным журналистам говорить, что акции на площади Тяньаньмэнь – чуть ли не диверсия советских спецслужб, заинтересованных в расшатывании стабильности в Китае.
Имя Горбачёва в устах протестующих увязывались с такими понятиями как «демократия» 民主 и «гласность» 公开性. Впрочем, вряд ли студенты хорошо представляли ход и перспективы реформ в Советском Союзе. Восхваляя Горбачёва, они как бы ставили его в пример своему руководству, которое, по их мнению, отказывалось от гласности и диалога с обществом. Фактор Горбачёва как "ролевой модели" существовал, но преувеличивать его не следует.
Главным же последствием визита Горбачёва было вот что:
Более 1200 журналистов со всего мира съехалось в Пекин освещать саммит, но в фокус их внимания попали не только переговоры, но и выступления на Тяньаньмэнь. Именно благодаря советско-китайскому саммиту у нас есть столько качественных фото- и видеоматериалов о событиях мая-июня 1989-го.
Значительная часть журналистов осталась в Пекине и после отъезда Горбачёва, что обеспечило совершенно невиданный прежде в Китае уровень медийной освещённости событий.
Кроме того, во время советско-китайского саммита власти не могли применить силу.
Студенты начали думать, что перед объективами тысяч телекамер власти не смогут на это пойти в принципе.
К вечеру 15 мая на площади «голодало» уже более 1000 человек. И это, безусловно, был успех.
Советско-китайский саммит 1989 года был проведён с 15 по 18 мая.
15 мая в ходе торжественной церемонии в Столичном аэропорту советского лидера приветствовал Ян Шанкунь, председатель Китайской Народной Республики, номинальный глава государства.
Вечером состоялся официальный банкет в Доме народных собраний – это прямо площади Тяньаньмэнь, но всё же это не та торжественная церемония на открытом воздухе, от которой пришлось отказаться.
На следующий день Горбачёв, совмещавший высшие должности в партии и государстве, встретился с Дэн Сяопином, который позиционировался как «высший руководитель Китая», и это знаменовало нормализацию межгосударственных отношений.
Другая встреча была проведена Чжао Цзыяном, генсеком ЦК КПК, что знаменовало восстановление межпартийного сотрудничества. (С Ли Пэном, премьером Госсовета, впрочем, тоже встретился – таким образом, рядом с Горбачёвым отметились как реформаторы, так и консерваторы в верхушке китайской Компартии).
17 мая Горбачёв с супругой побывали на экскурсии на Великой стене.
Впрочем, у Раисы Максимовны времени было больше, поэтому, помимо Стены, она также побывала в Храме Неба, Пекинской библиотеке, Доме-музее Сюй Бэйхуна, кооперативной фабрике декоративно-прикладного искусства.
По дороге с Великой стены на одной из пекинских улиц довольно неожиданно для китайской стороны произошла встреча Горбачёва со студентами. Но то, чего ожидали лидеры протестующих на Тяньаньмэнь, не состоялось: Горбачёв не выступил на площади с речью, проигнорировал приглашения выступить с лекциями в Бэйда и Пекинском педагогическом институте.
Между тем, на площади его ждали. Лично Горбачёву было посвящено несколько плакатов и дацзыбао. Была даже наглядная агитация на русском языке. Всё это позволило отдельным западным журналистам говорить, что акции на площади Тяньаньмэнь – чуть ли не диверсия советских спецслужб, заинтересованных в расшатывании стабильности в Китае.
Имя Горбачёва в устах протестующих увязывались с такими понятиями как «демократия» 民主 и «гласность» 公开性. Впрочем, вряд ли студенты хорошо представляли ход и перспективы реформ в Советском Союзе. Восхваляя Горбачёва, они как бы ставили его в пример своему руководству, которое, по их мнению, отказывалось от гласности и диалога с обществом. Фактор Горбачёва как "ролевой модели" существовал, но преувеличивать его не следует.
Главным же последствием визита Горбачёва было вот что:
Более 1200 журналистов со всего мира съехалось в Пекин освещать саммит, но в фокус их внимания попали не только переговоры, но и выступления на Тяньаньмэнь. Именно благодаря советско-китайскому саммиту у нас есть столько качественных фото- и видеоматериалов о событиях мая-июня 1989-го.
Значительная часть журналистов осталась в Пекине и после отъезда Горбачёва, что обеспечило совершенно невиданный прежде в Китае уровень медийной освещённости событий.
Кроме того, во время советско-китайского саммита власти не могли применить силу.
Студенты начали думать, что перед объективами тысяч телекамер власти не смогут на это пойти в принципе.
К вечеру 15 мая на площади «голодало» уже более 1000 человек. И это, безусловно, был успех.
Из показаний Горбачёва Михаила Сергеевича, 1931 года рождения, генерального секретаря ЦК КПСС и председателя Верховного совета СССР:
«Атмосфера встреч с молодежью везде была просто чудесной, искренней. Мне запомнилась встреча с демонстрантами на обратном пути с Великой китайской стены. Служба безопасности, заметив впереди многочисленные колонны молодежи, хотела было направить кортеж машин куда-то в боковую улицу, но я попросил ехать прямо. Студенты, увидев мою машину, бурно нас приветствовали. Мы остановились, вышли из автомобилей, обменялись рукопожатиями. Порядок демонстранты соблюдали образцовый, сами организовали живой коридор, и мы спокойно проехали, а уж за нами — охрана.
Словом, самые разнообразные контакты с китайской молодежью подтвердили, что я правильно поступил, решив не откладывать визита в Китай, хотя у некоторых наших товарищей и возникало сомнение — не помешают ли его успешному осуществлению начинавшиеся в Пекине студенческие выступления.
Откровенно говоря, из Москвы мы все же не представляли масштаб этих выступлений. Пик студенческого протеста совпал с моим приездом в Пекин, но было бы, конечно, большим упрощением и просто неправдой усматривать здесь какую-то взаимосвязь, как это пытались делать многие из тысячи двухсот иностранных журналистов, съехавшихся освещать визит.
<…>
Китайская молодежь, искавшая оптимальный вариант преобразований у себя на родине, хотела из первых рук узнать о нашей перестройке. Ведь сами по себе экономические реформы без демократизции всей общественной и государственной жизни не могут иметь достаточного простора, перспектив, надежности. А главное — плодами этих реформ будут в первую очередь пользоваться коррумпированный бюрократический аппарат, дельцы теневой экономики. Что же касается социально незащищенных слоев населения, которых едва ли не большинство, на их долю достаются крохи с «пиршественного стола».
Источник.
«Атмосфера встреч с молодежью везде была просто чудесной, искренней. Мне запомнилась встреча с демонстрантами на обратном пути с Великой китайской стены. Служба безопасности, заметив впереди многочисленные колонны молодежи, хотела было направить кортеж машин куда-то в боковую улицу, но я попросил ехать прямо. Студенты, увидев мою машину, бурно нас приветствовали. Мы остановились, вышли из автомобилей, обменялись рукопожатиями. Порядок демонстранты соблюдали образцовый, сами организовали живой коридор, и мы спокойно проехали, а уж за нами — охрана.
Словом, самые разнообразные контакты с китайской молодежью подтвердили, что я правильно поступил, решив не откладывать визита в Китай, хотя у некоторых наших товарищей и возникало сомнение — не помешают ли его успешному осуществлению начинавшиеся в Пекине студенческие выступления.
Откровенно говоря, из Москвы мы все же не представляли масштаб этих выступлений. Пик студенческого протеста совпал с моим приездом в Пекин, но было бы, конечно, большим упрощением и просто неправдой усматривать здесь какую-то взаимосвязь, как это пытались делать многие из тысячи двухсот иностранных журналистов, съехавшихся освещать визит.
<…>
Китайская молодежь, искавшая оптимальный вариант преобразований у себя на родине, хотела из первых рук узнать о нашей перестройке. Ведь сами по себе экономические реформы без демократизции всей общественной и государственной жизни не могут иметь достаточного простора, перспектив, надежности. А главное — плодами этих реформ будут в первую очередь пользоваться коррумпированный бюрократический аппарат, дельцы теневой экономики. Что же касается социально незащищенных слоев населения, которых едва ли не большинство, на их долю достаются крохи с «пиршественного стола».
Источник.
Из письма студентов и преподавателей Пекинского университета:
«Уважаемый господин Горбачев! Мы, студенты и преподаватели Пекинского университета, выражаем Вам наше уважение и горячо приветствуем Ваш визит в нашу страну... Вы повели советский народ на осуществление самой великой, самой глубокой, самой всесторонней за всю историю СССР перестройки общества.
В процессе перестройки Вы проявили удивительное мужество и ум. Вся Ваша политическая деятельность свидетельствует о том, что Вы не только прекрасно разбираетесь во внутренних проблемах вашей страны, но и обладаете глубокими, всесторонними знаниями в области современной и мировой политики, экономики, права, культуры и особенно современной демократической мысли.
Мы глубоко восхищены Вашей книгой «Перестройка и новое мышление», которая явилась концентрированным отражением Ваших знаний. Верим, что Ваш визит не только сможет положить конец 30-летнему ненормальному состоянию китайско-советских отношений, но и принесет китайскому народу новые представления и идеи относительно осуществления реформ и строительства в социалистическом государстве. Даст нам ценный опыт проведения социалистической реформы.
С огромным уважением,
12 мая 1989 года. Подписи студентов и преподавателей (около трех тысяч)».
Источник.
«Уважаемый господин Горбачев! Мы, студенты и преподаватели Пекинского университета, выражаем Вам наше уважение и горячо приветствуем Ваш визит в нашу страну... Вы повели советский народ на осуществление самой великой, самой глубокой, самой всесторонней за всю историю СССР перестройки общества.
В процессе перестройки Вы проявили удивительное мужество и ум. Вся Ваша политическая деятельность свидетельствует о том, что Вы не только прекрасно разбираетесь во внутренних проблемах вашей страны, но и обладаете глубокими, всесторонними знаниями в области современной и мировой политики, экономики, права, культуры и особенно современной демократической мысли.
Мы глубоко восхищены Вашей книгой «Перестройка и новое мышление», которая явилась концентрированным отражением Ваших знаний. Верим, что Ваш визит не только сможет положить конец 30-летнему ненормальному состоянию китайско-советских отношений, но и принесет китайскому народу новые представления и идеи относительно осуществления реформ и строительства в социалистическом государстве. Даст нам ценный опыт проведения социалистической реформы.
С огромным уважением,
12 мая 1989 года. Подписи студентов и преподавателей (около трех тысяч)».
Источник.
Из доклада Центрального разведывательного управления США, совершенно секретно, рассекречено:
"China is exploring Soviet alternatives to Western military hardware and technology, and improved relations could lead to increased sharing of dual-use technology in electronics research and production. Moscow and Beijing will remain competitors in East Asia, but normalization of relations will improve regional security. As Gorbachev’s image as a peacemaker takes root throughout Asia and perceptions of the Soviet military threat recede, US policy may soon face new challenges. Some non-Communist East Asians may see less need to spend money on defense or to permit US military access.
The US will remain the central to Beijing’s foreign policy because China needs investment, advanced technology, and large hard currency markets. Beijing apparently believes, however, that US concerns about Sino-Soviet ties can be exploited. For example, China may be more assertive on the issue of Taiwan. But Beijing will have to guard against possible gains Moscow might make as result of new strains in Sino-US relations".
Май 1989 г. Источник.
"China is exploring Soviet alternatives to Western military hardware and technology, and improved relations could lead to increased sharing of dual-use technology in electronics research and production. Moscow and Beijing will remain competitors in East Asia, but normalization of relations will improve regional security. As Gorbachev’s image as a peacemaker takes root throughout Asia and perceptions of the Soviet military threat recede, US policy may soon face new challenges. Some non-Communist East Asians may see less need to spend money on defense or to permit US military access.
The US will remain the central to Beijing’s foreign policy because China needs investment, advanced technology, and large hard currency markets. Beijing apparently believes, however, that US concerns about Sino-Soviet ties can be exploited. For example, China may be more assertive on the issue of Taiwan. But Beijing will have to guard against possible gains Moscow might make as result of new strains in Sino-US relations".
Май 1989 г. Источник.
Вспоминает Павел Палажченко, в 1989-м личный переводчик Горбачёва (английский язык):
"В Пекине я был второй раз – первый раз в феврале 1989 года в команде Шеварднадзе. Оставались некоторые неясности по одному из «китайских условий» для нормализации отношений – выводу вьетнамских войск из Камбоджи. Шеварднадзе пришлось лететь в Шанхай, где находился Дэн Сяопин, и тот в итоге согласился объявить сроки визита Горбачева еще до выполнения этого условия (в конце концов вьетнамцы ушли). Мы поехали дальше в Пакистан, где я познакомился с Беназир Бхутто. Об этом напишу отдельно. Визит в Пакистан был очень тяжелый.
В Пекине по сравнению с визитами в США и другие англоязычные страны работы у меня было немного, я в основном наблюдал. Но кое-что запомнилось.
Запомнился проезд из аэропорта к резиденции по каким-то узким боковым улицам – маршрут был изменен так, чтобы избегать главных улиц и проспектов, которые были запружены демонстрантами. Протестовали не только на площади Тяньаньмэнь, но и во многих других местах города.
Игорь Рогачев, заместитель министра, ведавший отношениями с Китаем, говорил, что люди, особенно сотрудники разных учреждений, вместо работы выходили с транспарантами и знаменами на улицы, город был почти парализован.
Студенты, заполнившие площадь, прислали своих представителей в посольство с просьбой встретиться с Горбачевым. Практически все в делегации считали это невозможным – мы в гостях у китайского правительства, которое было уже на пределе терпения. Но в ходе обсуждений выявились всякие нюансы.
В посольстве произошло резкое разделение дипломатов по возрастному принципу – старшее поколение считало студентов «агентами Америки», более молодые студентам симпатизировали. Посол Трояновский, которого я неплохо знал по работе в ООН (даже играл с ним пару раз в теннис), держался дипломатической линии, беспокоясь прежде всего о том, чтобы визит прошел успешно.
«Прошли по лезвию бритвы», - говорил он мне уже в конце века, когда я был у него и мы обменялись книгами воспоминаний.
Со мной общался молодой дипломат, кажется из «соседских»… может быть, даже слегка «присматривал» за мной. Парень очень толковый, но когда я спросил, не стоит ли ночью сходить на площадь, сказал: «Я там бываю, но вам не советую. Студенты в общем не очень знают, чего они хотят». Один из моих коллег все-таки решился (в сопровождении дипломата, который тоже ходил туда «по должности») и вынес такое же впечатление: «Ребята симпатичные, но невнятные какие-то. Все время повторяют слово коррупция».
Заключительную пресс-конференцию Горбачева планировалось провести в Большом зале Всекитайского собрания. Руководитель пресс-центра Г.И. Герасимов, переводчик китайского языка и я выехали из резиденции задолго до основного кортежа, чтобы заранее там быть и проверить технику. По мере приближения к центру города плотность толпы демонстрантов увеличивалась. Переводчик заметил колонну с транспарантами управления государственной информации и даже отдела пропаганды ЦК КПК. Транспаранты «в поддержку перемен». Но это было, конечно, поразительно.
Водитель (китаец) пытался объехать блокированные демонстрантами улицы, но мы уже начинали сомневаться, что приедем вовремя. Всегда невозмутимый Герасимов в какой-то момент почти закричал переводчику: «Да скажите же вы ему, что нам нельзя опоздать!»
В общем, приехали. И тут нам говорят, что пресс-конференция «по соображениям безопасности» перенесена в резиденцию. Успеем назад? Успели, но, конечно, приехали с потрепанными нервами.
В аэропорт – это было, кажется, на следующее утро – я ехал в одной машине с Рогачевым и еще с кем-то, не помню. Кортеж «вели», но казалось, толпа людей буквально окружает нас. Выли сирены скорой помощи. Игорь заметил несколько транспарантов: «Дэн Сяопин сятай» - «Долой Дэн Сяопина»…
- Это они зря, - сказал он. – Может плохо кончиться.
Кончилось через несколько дней.
А Рогачев много лет был послом России в Китае. Можно сказать, культовая фигура. Я с ним несколько раз потом встречался, вспоминали прошлое".
"В Пекине я был второй раз – первый раз в феврале 1989 года в команде Шеварднадзе. Оставались некоторые неясности по одному из «китайских условий» для нормализации отношений – выводу вьетнамских войск из Камбоджи. Шеварднадзе пришлось лететь в Шанхай, где находился Дэн Сяопин, и тот в итоге согласился объявить сроки визита Горбачева еще до выполнения этого условия (в конце концов вьетнамцы ушли). Мы поехали дальше в Пакистан, где я познакомился с Беназир Бхутто. Об этом напишу отдельно. Визит в Пакистан был очень тяжелый.
В Пекине по сравнению с визитами в США и другие англоязычные страны работы у меня было немного, я в основном наблюдал. Но кое-что запомнилось.
Запомнился проезд из аэропорта к резиденции по каким-то узким боковым улицам – маршрут был изменен так, чтобы избегать главных улиц и проспектов, которые были запружены демонстрантами. Протестовали не только на площади Тяньаньмэнь, но и во многих других местах города.
Игорь Рогачев, заместитель министра, ведавший отношениями с Китаем, говорил, что люди, особенно сотрудники разных учреждений, вместо работы выходили с транспарантами и знаменами на улицы, город был почти парализован.
Студенты, заполнившие площадь, прислали своих представителей в посольство с просьбой встретиться с Горбачевым. Практически все в делегации считали это невозможным – мы в гостях у китайского правительства, которое было уже на пределе терпения. Но в ходе обсуждений выявились всякие нюансы.
В посольстве произошло резкое разделение дипломатов по возрастному принципу – старшее поколение считало студентов «агентами Америки», более молодые студентам симпатизировали. Посол Трояновский, которого я неплохо знал по работе в ООН (даже играл с ним пару раз в теннис), держался дипломатической линии, беспокоясь прежде всего о том, чтобы визит прошел успешно.
«Прошли по лезвию бритвы», - говорил он мне уже в конце века, когда я был у него и мы обменялись книгами воспоминаний.
Со мной общался молодой дипломат, кажется из «соседских»… может быть, даже слегка «присматривал» за мной. Парень очень толковый, но когда я спросил, не стоит ли ночью сходить на площадь, сказал: «Я там бываю, но вам не советую. Студенты в общем не очень знают, чего они хотят». Один из моих коллег все-таки решился (в сопровождении дипломата, который тоже ходил туда «по должности») и вынес такое же впечатление: «Ребята симпатичные, но невнятные какие-то. Все время повторяют слово коррупция».
Заключительную пресс-конференцию Горбачева планировалось провести в Большом зале Всекитайского собрания. Руководитель пресс-центра Г.И. Герасимов, переводчик китайского языка и я выехали из резиденции задолго до основного кортежа, чтобы заранее там быть и проверить технику. По мере приближения к центру города плотность толпы демонстрантов увеличивалась. Переводчик заметил колонну с транспарантами управления государственной информации и даже отдела пропаганды ЦК КПК. Транспаранты «в поддержку перемен». Но это было, конечно, поразительно.
Водитель (китаец) пытался объехать блокированные демонстрантами улицы, но мы уже начинали сомневаться, что приедем вовремя. Всегда невозмутимый Герасимов в какой-то момент почти закричал переводчику: «Да скажите же вы ему, что нам нельзя опоздать!»
В общем, приехали. И тут нам говорят, что пресс-конференция «по соображениям безопасности» перенесена в резиденцию. Успеем назад? Успели, но, конечно, приехали с потрепанными нервами.
В аэропорт – это было, кажется, на следующее утро – я ехал в одной машине с Рогачевым и еще с кем-то, не помню. Кортеж «вели», но казалось, толпа людей буквально окружает нас. Выли сирены скорой помощи. Игорь заметил несколько транспарантов: «Дэн Сяопин сятай» - «Долой Дэн Сяопина»…
- Это они зря, - сказал он. – Может плохо кончиться.
Кончилось через несколько дней.
А Рогачев много лет был послом России в Китае. Можно сказать, культовая фигура. Я с ним несколько раз потом встречался, вспоминали прошлое".
18 мая 1989 года (среда)
Окончился советско-китайский саммит. Горбачёв улетел в СССР.
Между тем, как раз в период нахождения в Пекине советского лидера ситуация резко начала выходить из-под контроля. На глазах у всего мира Чжаннаньхай явно не мог применить силу, одновременно власти резко отпустили цензуру – так что даже «Жэньминь жибао» начала писать хвалебные оды протестующим.
Как следствие, пекинские улицы заполнили горожане, с одной стороны, поддерживающие голодовку студентов на Тяньаньмэнь, с другой стороны, критикующие власть (почитайте у Палажченко, какой проблемой стало просто добраться из одной точки Пекина в другую).
На улицы вышло громадное число людей – по субъективным оценкам, не менее миллиона человек. На площадь съезжались стихийные делегации от вузов, школ, предприятий и даже полицейских участков.
В самом лагере на площади количество голодающих превысило 2 000 человек. Были зафиксированы первые случаи голодных обмороков и обращений в больницы. К концу дня в больницу попали даже "застрельщики" голодовки Чай Лин, Ли Лу, Фэн Цундэ...
В результате пекинское народное правительство пригнало порядка 70 автобусов к северной части площади и призвало всех голодающих переместиться туда. Власти судорожно искали способ убрать протестующих площади и предотвратить хаос, в который скатывался Пекин.
Окончился советско-китайский саммит. Горбачёв улетел в СССР.
Между тем, как раз в период нахождения в Пекине советского лидера ситуация резко начала выходить из-под контроля. На глазах у всего мира Чжаннаньхай явно не мог применить силу, одновременно власти резко отпустили цензуру – так что даже «Жэньминь жибао» начала писать хвалебные оды протестующим.
Как следствие, пекинские улицы заполнили горожане, с одной стороны, поддерживающие голодовку студентов на Тяньаньмэнь, с другой стороны, критикующие власть (почитайте у Палажченко, какой проблемой стало просто добраться из одной точки Пекина в другую).
На улицы вышло громадное число людей – по субъективным оценкам, не менее миллиона человек. На площадь съезжались стихийные делегации от вузов, школ, предприятий и даже полицейских участков.
В самом лагере на площади количество голодающих превысило 2 000 человек. Были зафиксированы первые случаи голодных обмороков и обращений в больницы. К концу дня в больницу попали даже "застрельщики" голодовки Чай Лин, Ли Лу, Фэн Цундэ...
В результате пекинское народное правительство пригнало порядка 70 автобусов к северной части площади и призвало всех голодающих переместиться туда. Власти судорожно искали способ убрать протестующих площади и предотвратить хаос, в который скатывался Пекин.
Самое неожиданное произошло в полдень.
Около 12 часов лидеры студенческих организаций получили срочное предписание подойти к Дому народных собраний. Студентов, среди которых были Ван Дань и Уэр Кайси, провели в один из конференц-залов Дома («Синьцзян»). С пятиминутным опозданием в зал прибыл сам Ли Пэн, премьер Госсовета и неформальный лидер консерваторов, с самого начала неодобрительно относившийся к протестам. Его сопровождал Янь Минфу, член Политбюро, реформист и куратор связей с общественностью.
Ли Пэн начал встречу с того, что за руку поздоровался со всеми присутствовавшими, извинился за опоздание и вообще пытался быть вежливым.
Однако, к разговору никто не был готов. Беседа очень быстро вылилась в эмоциональную перепалку. Студенты отказались считать встречу «диалогом», которого они так долго требовали.
Стороны в очередной раз оказались недовольны друг другом. Ли Пэн едва скрывал своё раздражение. Прощаясь, он пожал всем руку, но избегал смотреть в глаза.
Вернувшись на площадь, Ван Дань заявил, что общение сорвалось из-за упрямства Ли Пэна.
Судя по воспоминаниям, даже студенты уже понимали, что возможности мирного разрешения ситуации практически исчерпаны…
Около 12 часов лидеры студенческих организаций получили срочное предписание подойти к Дому народных собраний. Студентов, среди которых были Ван Дань и Уэр Кайси, провели в один из конференц-залов Дома («Синьцзян»). С пятиминутным опозданием в зал прибыл сам Ли Пэн, премьер Госсовета и неформальный лидер консерваторов, с самого начала неодобрительно относившийся к протестам. Его сопровождал Янь Минфу, член Политбюро, реформист и куратор связей с общественностью.
Ли Пэн начал встречу с того, что за руку поздоровался со всеми присутствовавшими, извинился за опоздание и вообще пытался быть вежливым.
Однако, к разговору никто не был готов. Беседа очень быстро вылилась в эмоциональную перепалку. Студенты отказались считать встречу «диалогом», которого они так долго требовали.
Стороны в очередной раз оказались недовольны друг другом. Ли Пэн едва скрывал своё раздражение. Прощаясь, он пожал всем руку, но избегал смотреть в глаза.
Вернувшись на площадь, Ван Дань заявил, что общение сорвалось из-за упрямства Ли Пэна.
Судя по воспоминаниям, даже студенты уже понимали, что возможности мирного разрешения ситуации практически исчерпаны…
19 мая 1989 года (пятница)
Лишь день прошёл с тех пор, как Михаил Горбачёв покинул Пекин, а руководство Коммунистической партии Китая уже решило ввести военное положение.
Точные обстоятельства принятия решения неизвестны, но по косвенным признакам можно предположить, что ввести в столицу войска решили узким кругом в ночь с 18 на 19 мая. Не исключено, что решающим фактором «за» силовой вариант стал неудачный разговор Ли Пэна со студенческими лидерами, произошедший накануне.
Другой признак того, что в Чжуннаньхае заседали всю ночь – неожиданное появление на площади Тяньаньмэнь ранним утром, ещё до восхода солнца, Чжао Цзыяна со свитой.
Чжао выглядел потерянно. Он зашёл в один из автобусов, где были размещены голодающие, пожал всем руки, спросил, как дела. Он в очередной раз призвал студентов прекратить голодать, но снова не смог предложить ничего взамен.
Организованной встречи со студентами не получилось. «Отцы государства» исчезли так же быстро и загадочно, как и появились.
Однако по площади распространился слух, что принято решение о чрезвычайном положении и вводе в Пекин войск.
Официально об этом объявил Ли Пэн лишь в конце дня.
К тому моменту Чай Лин и другие лидеры студентов объявили о завершении голодовки. Подробно о том, как это произошло можно прочитать здесь.
Те, кто голодал, покинули площадь для того, чтобы получить медицинскую помощь. Однако на Тяньаньмэнь остались тысячи студентов и присоединившихся к ним сочувствующих, продолжавших «сидячий протест».
Что ждало их впереди – никто не представлял.
Лишь день прошёл с тех пор, как Михаил Горбачёв покинул Пекин, а руководство Коммунистической партии Китая уже решило ввести военное положение.
Точные обстоятельства принятия решения неизвестны, но по косвенным признакам можно предположить, что ввести в столицу войска решили узким кругом в ночь с 18 на 19 мая. Не исключено, что решающим фактором «за» силовой вариант стал неудачный разговор Ли Пэна со студенческими лидерами, произошедший накануне.
Другой признак того, что в Чжуннаньхае заседали всю ночь – неожиданное появление на площади Тяньаньмэнь ранним утром, ещё до восхода солнца, Чжао Цзыяна со свитой.
Чжао выглядел потерянно. Он зашёл в один из автобусов, где были размещены голодающие, пожал всем руки, спросил, как дела. Он в очередной раз призвал студентов прекратить голодать, но снова не смог предложить ничего взамен.
Организованной встречи со студентами не получилось. «Отцы государства» исчезли так же быстро и загадочно, как и появились.
Однако по площади распространился слух, что принято решение о чрезвычайном положении и вводе в Пекин войск.
Официально об этом объявил Ли Пэн лишь в конце дня.
К тому моменту Чай Лин и другие лидеры студентов объявили о завершении голодовки. Подробно о том, как это произошло можно прочитать здесь.
Те, кто голодал, покинули площадь для того, чтобы получить медицинскую помощь. Однако на Тяньаньмэнь остались тысячи студентов и присоединившихся к ним сочувствующих, продолжавших «сидячий протест».
Что ждало их впереди – никто не представлял.
https://www.youtube.com/watch?v=JRshth1Nyb4
Уникальная видеозапись выступления генсека Чжао на Тяньаньмэнь. 8 минут, которые вошли в историю.
Уникальная видеозапись выступления генсека Чжао на Тяньаньмэнь. 8 минут, которые вошли в историю.
YouTube
Zhao Ziyang
At 4.50am on the 19th May 1989, Zhao ZIyang went to Tiananmen Square and personally made a speech urging the students to end their hunger strike. He called out to them 'We are already old, it doesn't matter to us anymore'. It was his last public appearance.
Итого: сидячая забастовка на Тяньаньмэнь продлилась семь дней. Она родилась из индивидуальных решений двух активистов, но на пике собрала более 2000 человек.
Увы, голодовка стала той точкой невозврата, которую в тот момент, когда выступления подошли к своему логичному, бесконфликтному завершению, на пустом месте «придумали» сами студенты.
Голодовка вызвала неожиданный и во многом неконтролируемый энтузиазм у народа. Именно голодовка стала тем «инфоповодом», который привёл в центр Пекина делегации от трудовых коллективов и учебных заведений со всей страны. Она совпала с периодом, когда власти не могли показать «твёрдую руку», как это было, например, в 1986-1987 годах, и были вынуждены запустить ситуацию.
Она вскружила голову студентам, которые стали чувствовать себя «хозяевами положения», и озлобила руководителей, которые «потеряли лицо» перед советскими коллегами и стали мишенью общественного возмущения («зажравшиеся чиновники морят голодом юных идеалистов, страдающих за народ»).
Увы, голодовка стала той точкой невозврата, которую в тот момент, когда выступления подошли к своему логичному, бесконфликтному завершению, на пустом месте «придумали» сами студенты.
Голодовка вызвала неожиданный и во многом неконтролируемый энтузиазм у народа. Именно голодовка стала тем «инфоповодом», который привёл в центр Пекина делегации от трудовых коллективов и учебных заведений со всей страны. Она совпала с периодом, когда власти не могли показать «твёрдую руку», как это было, например, в 1986-1987 годах, и были вынуждены запустить ситуацию.
Она вскружила голову студентам, которые стали чувствовать себя «хозяевами положения», и озлобила руководителей, которые «потеряли лицо» перед советскими коллегами и стали мишенью общественного возмущения («зажравшиеся чиновники морят голодом юных идеалистов, страдающих за народ»).
И час настал.
С 10:00 утра 20 мая 1989 года (суббота) вступало в силу объявленное Ли Пэном накануне военное положение (戒严, возможные варианты перевода «ввести чрезвычайное положение», «ввести комендантский час»).
На тот момент единственным свидетельством присутствия войск в центре Пекина были летающие над площадью Тяньаньмэнь вертолёты, разбрасывавшие пропагандистские листовки.
Продвижение наземных сил вызвало неожиданное сопротивление. Тысячи простых людей вышли на улицы и блокировали движение техники, устраивали братания с солдатами (многие из которых были родом из Пекина и окрестностей), приносили военнослужащим еду, воду и сигареты.
У войск была директива не применять силу. Парадоксально, но это, на первый взгляд, адекватное и гуманное решение сыграло злую шутку и в перспективе оказалось на руку как раз сторонникам радикального подавления протестов.
Ситуация выходила из-под контроля. И сопротивление, с которым столкнулись не имеющие возможности ответить солдаты, лишь усугубляло положение. Протестующие были возбуждены иллюзией своей силы, а власти (во всяком случае, колеблющаяся часть руководителей) всё больше убеждалось, что этот «праздник непослушания» нужно прекращать любой ценой.
Между тем, на площади появилась ещё одна значимая сила – Независимый союз пекинских рабочих, организатор которого – Хань Дунфан – в отличие от студенческих вожаков имел все данные для того, чтобы стать «вождём народного восстания». Организация Хань Дунфана, Независимый союз пекинских студентов и «Штаб голодовки» (голодовка закончилась, но организация и амбиция её лидеров остались) объявили о требовании импичмента для председателя КНР Ян Шанкуня и премьера Госсовета Ли Пэна, объявивших накануне о военном положении.
Вне критики остался генсек ЦК КПК Чжао Цзыян, который накануне, сославшись на болезнь, не участвовал в собрании, по итогам которого было объявлено о военном положении.
«Верховный лидер» Дэн Сяопин также пока предпочитал быть в тени своих подопечных, поэтому протестующие официальных претензий к нему не предъявляли. Но среди демонстрантов уже стали обычным делом дацзыбао и речёвки с призывами «долой Дэна».
Всё это сокращало возможности мирного разрешения ситуации, но пока, как и в первые дни голодовки, среди протестующих царила эйфория…
С 10:00 утра 20 мая 1989 года (суббота) вступало в силу объявленное Ли Пэном накануне военное положение (戒严, возможные варианты перевода «ввести чрезвычайное положение», «ввести комендантский час»).
На тот момент единственным свидетельством присутствия войск в центре Пекина были летающие над площадью Тяньаньмэнь вертолёты, разбрасывавшие пропагандистские листовки.
Продвижение наземных сил вызвало неожиданное сопротивление. Тысячи простых людей вышли на улицы и блокировали движение техники, устраивали братания с солдатами (многие из которых были родом из Пекина и окрестностей), приносили военнослужащим еду, воду и сигареты.
У войск была директива не применять силу. Парадоксально, но это, на первый взгляд, адекватное и гуманное решение сыграло злую шутку и в перспективе оказалось на руку как раз сторонникам радикального подавления протестов.
Ситуация выходила из-под контроля. И сопротивление, с которым столкнулись не имеющие возможности ответить солдаты, лишь усугубляло положение. Протестующие были возбуждены иллюзией своей силы, а власти (во всяком случае, колеблющаяся часть руководителей) всё больше убеждалось, что этот «праздник непослушания» нужно прекращать любой ценой.
Между тем, на площади появилась ещё одна значимая сила – Независимый союз пекинских рабочих, организатор которого – Хань Дунфан – в отличие от студенческих вожаков имел все данные для того, чтобы стать «вождём народного восстания». Организация Хань Дунфана, Независимый союз пекинских студентов и «Штаб голодовки» (голодовка закончилась, но организация и амбиция её лидеров остались) объявили о требовании импичмента для председателя КНР Ян Шанкуня и премьера Госсовета Ли Пэна, объявивших накануне о военном положении.
Вне критики остался генсек ЦК КПК Чжао Цзыян, который накануне, сославшись на болезнь, не участвовал в собрании, по итогам которого было объявлено о военном положении.
«Верховный лидер» Дэн Сяопин также пока предпочитал быть в тени своих подопечных, поэтому протестующие официальных претензий к нему не предъявляли. Но среди демонстрантов уже стали обычным делом дацзыбао и речёвки с призывами «долой Дэна».
Всё это сокращало возможности мирного разрешения ситуации, но пока, как и в первые дни голодовки, среди протестующих царила эйфория…
Чрезвычайное положение было объявлено на территории восьми районов города центрального подчинения Пекина в соответствии с пунктом 16 статьи 89 Конституции КНР
(«Государственный КНР принимает решение о введении чрезвычайного положения на отдельных территориях внутри провинций, автономных районов и городов центрального подчинения»).
Для ввода в город было мобилизовано, по разным оценкам, от 180 до 250 тысяч военнослужащих Народно-Освободительной армии Китая: части Пекинского и Тяньцзиньского гарнизонов, а также не менее 30 частей из Пекинского, Цзинаньского, Шэньянского, Нанкинского и Гуанчжоуского военного округов.
Среди армейской элиты далеко не все поддержали решение о вводе войск. Без формального согласия Чжао Цзыяна, который являлся руководителем партии, приказ о введении военного положения не спешили выполнять министр обороны Цинь Цзинвэй и командующий элитной, расквартированной под Пекином 38-й армии Сюй Циньсянь. Цинь впоследствии публично поддержал решение, а Сюй, сославшись больным, ушёл на больничный, но впоследствии был арестован, уволен с военной службы и исключён из партии. Семь отставных генералов, включая Чэнь Цзайдао, руководившего знаменитым «Уханьским восстанием» в годы «культурной революции», 21 мая написали открытое письмо с просьбой не применять армию против народа.
Однако в целом опасения Дэна по поводу возможного военного переворота (если они были) были напрасны. Армия послушно выполнила приказ войти в город. Равно как и инструкции не применять в силу.
В основном части были задержаны по контуру 3-й кольцевой автодороги. Единственные, кто прорвались в город, стали солдаты 14-й артиллерийской дивизии, переброшенные в Пекин на поезде. Но и они были окружены горожанами на вокзале и, как и другие части, застыли в ожидании приказов.
Приказов не было несколько дней.
(«Государственный КНР принимает решение о введении чрезвычайного положения на отдельных территориях внутри провинций, автономных районов и городов центрального подчинения»).
Для ввода в город было мобилизовано, по разным оценкам, от 180 до 250 тысяч военнослужащих Народно-Освободительной армии Китая: части Пекинского и Тяньцзиньского гарнизонов, а также не менее 30 частей из Пекинского, Цзинаньского, Шэньянского, Нанкинского и Гуанчжоуского военного округов.
Среди армейской элиты далеко не все поддержали решение о вводе войск. Без формального согласия Чжао Цзыяна, который являлся руководителем партии, приказ о введении военного положения не спешили выполнять министр обороны Цинь Цзинвэй и командующий элитной, расквартированной под Пекином 38-й армии Сюй Циньсянь. Цинь впоследствии публично поддержал решение, а Сюй, сославшись больным, ушёл на больничный, но впоследствии был арестован, уволен с военной службы и исключён из партии. Семь отставных генералов, включая Чэнь Цзайдао, руководившего знаменитым «Уханьским восстанием» в годы «культурной революции», 21 мая написали открытое письмо с просьбой не применять армию против народа.
Однако в целом опасения Дэна по поводу возможного военного переворота (если они были) были напрасны. Армия послушно выполнила приказ войти в город. Равно как и инструкции не применять в силу.
В основном части были задержаны по контуру 3-й кольцевой автодороги. Единственные, кто прорвались в город, стали солдаты 14-й артиллерийской дивизии, переброшенные в Пекин на поезде. Но и они были окружены горожанами на вокзале и, как и другие части, застыли в ожидании приказов.
Приказов не было несколько дней.