Когда Москва упрекает Запад в стремлении «заболтать» тему безопасности – в этом есть некоторое лукавство.

России подвешивание ситуации вокруг (не)расширения НАТО не менее выгодно, чем её «партнерам».
Особенно – в свете сентябрьского ухода Столтенберга с поста генсека альянса.

Норвежский политик – «натовский» долгожитель. Один раз, в 2019-м, ему уже продлевали срок полномочий – тогда его должность представлялась не слишком привлекательной на фоне стремления Трампа «отцепить» НАТО от американского бюджета.
Теперь Трампа нет, как и сомнений в будущем альянса, но есть Путин.
И коль скоро столтенберговские «волшебные спички» исчерпаны, -- его преемник должен обладать достаточным набором дипломатических талантов и уровнем связей, чтобы уметь решить (или решать) «русский вопрос».

Кстати, Столтенберг к моменту своего появления в НАТО обладал такими навыками, хотя и с несколько иным «геополитическим вектором». В 2010-м, еще будучи норвежским премьером, он добился от Медведева разрешения многолетнего конфликта с Москвой из-за границы в Баренцевом море, за что даже заслужил от третьего российского президента титул «хорошего мужика».
Собственно, Север за время столтенбергского руководства не доставляла особых хлопот альянсу. Что, наверное, отчасти и объяснялось «призванием на царствование» очередного (после Расмуссена) скандинава, к тому же с опытом «принуждения к арктическому миру».
Зато восточно-европейский узел совместными усилиями – и Запада, и Востока, -- затягивался всё сильнее.

И чем меньше шансов у нынешнего генсека успеть его развязать– тем выше вероятность, что следующим главой альянса станет кто-то из этой, «больной», части Европы.
Благо в списке потенциальных кандидатов на этот пост уже фигурируют еще и «гендерно-актуальные» президент Эстонии Кальюлайд и бывшие главы Литвы и Хорватии – Грибаускайте и Грабар-Китарович.

Из всех упомянутых дам Москве, наверное, проще будет найти общий язык с Грабар-Китарович, приезжавшей на ЧМ-2018-м и уже имеющей достаточно позитивный опыт общения с Путиным.
Но именно поэтому перспектива появления во главе НАТО «своей Меркель» в значительной степени зависит от способности и готовности России ближайшие месяцы (пока идёт торг вокруг кандидатуры нового генсека альянса) удерживаться на весьма тонкой грани между разговорами об эскалации и самой эскалацией.

Пару лет назад пандемию сравнивали с войной – теперь войну можно уподобить «ковиду».
В том смысле, что, становясь реальностью для одних, она остается «плодом больного воображения» в глазах других.

Нередко «милитари-скептицизм» меняется на «милитари-алармизм». И наоборот. В зависимости, что называется, от цвета флага.
«Если посольства эвакуируют – значит, будет вторжение», «если вывозят женщин, стариков и детей – значит, будет карательная операция» -- оба эти утверждения одинаково примут за истинные или за ложные не очень многие.
Но ведь и антиваксеры, не веря в опасность «ковида», панически боятся прививки от него.

По сути, речь идет о выработке «информационных антител».
«Фактор CNN» (как и любого другого «традиционного» или сетевого медиа) уже не работает в промышленных масштабах.
В чём, пожалуй, и заключается главный социально-психологический побочный эффект вроде бы почти побежденного «ковида».

А это – очень плохая новость для политиков и политтехнологов.
Чем слабее воздействие инструментов массовой обработки – тем сложнее формировать реальность. И для внешнего, и для внутреннего пользования.

Байден принял «эвакуационный» пас Путина.
Свидетельством чему – неформальное «водяное перемирие» до 24 февраля, соблюдением которого американский президент обусловил встречу Блинкена с Лавровым.

Возникшая неделю назад история со «вторжением 16 февраля» была лишь отчасти попыткой (и отнюдь не безуспешной) переиграть Москву на «информационно-эскалационном» поле.
Это ещё и была «разведка боем».
Таким образом, Белый дом прощупывал, готов ли Кремль удовлетвориться Донбассом, новой «холодной войной» и превращением оставшейся части Украины в крайне враждебный западный фронтир, не идущий ни в какое сравнение с ФРГ времён Варшавского блока.
Либо – Путину нужно от США и НАТО чего-то иного, возможно, не более комфортного для Запада в моменте, но менее конфронтационного в перспективе.

При том, что, – как справедливо отмечают многие отечественные эксперты, --даже отсутствие у российского президента реальных планов «нападать на Украину» не исключало (и не исключает) развитие ситуации по первому сценарию. Хотя бы в силу заинтересованности в нём целого ряда игроков не только из Вашингтона, Лондона или Киева, но также из Москвы и Пекина.
Понятно, что у западных и восточных «партий войны» предельно разные мотивы.
Кто-то хочет окончательно «заморозить» Россию, кто-то – сделать её своим безусловным вассалом, кто-то – обнулить саму возможность «транзита», кто-то – просто заработать на «войнушке».
Но обилие и широкая география «ястребов» сами по себе значительно повышают вероятность перехода околоукраинского конфликта в «горячую фазу».
И чем скорее новые боевые действия в Донбассе затронут мирное население – тем неизбежнее вмешательство России. Со всеми вытекающими отсюда санкционными и прочими геополитическими последствиями.

С этой точки зрения эвакуация детей, женщин и стариков из ЛДНР – тоже лишь отчасти асимметричный ответ на «шоу 16 февраля». Подобно тому как думское обращение о признании республик – привет Конгрессу США с его «адско-санкционными» законопроектами.
Похоже, главная цель пятничной спецоперации – минимизировать риск перехода «точки невозврата».
Что косвенно подтверждается курьезом с Зюгановым, который сначала анонсировал «важные заявления Путина по Донбассу», потом опроверг себя устами пресс-секретаря, а после и сам призвал «не нагнетать».
Ну и реакцией Байдена, разумеется.

Попадание ВЭБа в первый санкционный транш —не только рискует обнулить мишустинскую реформу институтов развития.

От американского, британского и континентально-европейского рынков капитала «отключается» госкорпорация, претендовавшая на роль основного небюджетного источника «длинных денег» для национальной экономики.
Согласно шуваловской стратегии, до 2024 года ВЭБ должен был выдать кредитов на ₽3 трлн.
Понятно, что при ином раскладе высокотехнологичное импортозамещение, сибирские мена-проекты Шойгу и восстановление инфраструктуры ЛДНР российское правительство предпочло бы финансировать за счёт ВЭБа.
Особенно, с учётом ожидаемых санкций на госдолг и необходимости сохранять ФНБ относительно нетронутым для поддержания «пирамиды Силуанова» и падения (либо в результате, опять же, западных рестрикций, либо —триумфа декарбонизации) нефтегазовых доходов.

Но «коллективный Запад» не оставил Мишустину этого финансового «окна возможностей».
Заодно спровоцировав в не слишком отдалённой перспективе обострение внутриэлитной борьбы за доступ к «подушке безопасности».

Шанс избежать аннексий при заключении мира у Зеленского не очень велик.
Зато перед ним замаячила перспектива получения своеобразных «обратных контрибуций».

Вряд ли случайно Абрамович одновременно и наводил «челночно-дипломатические» мосты между Москвой и Киевом, и договаривался о продаже «Челси», обязавшись направить вырученные в результате сделки миллиарды на помощь всем пострадавшим в результате конфликта на Украине.

Практически одновременно с окончательным вытеснением России из долларового поля, – в виде эмбарго на поставку банкнот Федерального казначейства, -- Байден озаботился вопросами создания цифрового доллара.

Логика Белого дома понятна.
Велик риск, что финансовая стигматизация крупнейшего нефтяного экспортёра, к тому же пользующегося сдержанной, но поддержкой Китая, может ударить по главной мировой резервной валюте.
Например, если участники ОПЕК+ договорятся с Пекином о переходе на другое средство расчёта.
Скажем, на цифровой юань.

Благо Народный банк Китая намного больше преуспел в цифровизации «фиата», нежели Федрезерв.
А накопление петрократиями «обычных» долларов становится слишком уязвимо в свете той легкости, с которой были заблокированы соответствующие российские активы.

Кстати, масштабные санкции против банковского сектора РФ облегчают задачу по внедрению цифрового рубля. – Госбанкиры сейчас явно не в той форме, чтобы сопротивляться этой, стратегически невыгодной для них, инициативе ЦБ.
Но, с другой стороны, новым серьезным препятствием для реализации центробанковского «крипто»-проекта становится запрет на поставку чипов в Россию.
Кроме того, чем выше темпы «оцифровки» национальной финансовой системы – тем сложнее выживать и адаптироваться к новой реальности сектору неформальной занятости, так называемой «гаражной экономике».
А она в условиях санкционного давления и теперь уже почти неизбежной рецессии может стать едва ли не основным работодателем и «наполнителем» внутреннего потребительского рынка.

Судьба Набиуллиной не настолько предопределена, как это кажется некоторым наблюдателям.

Да, скорее всего, глава ЦБ получила «минус в карму» из-за потери трети ЗВР и явно раздражает часть финансового лобби и госолигархата упорным нежеланием перезапустить отечественный рынок ценных бумаг.
Но судя по заверениям Путина в достаточности доходов бюджета и отсутствии у ЦБ необходимости «печатать деньги», президент явно не готов жертвовать макроэкономической стабильностью.

Более того, призыв главы государства обойтись без «ручного вмешательства в регулирование цен» можно расценивать как карт-бланш набиуллинской ДКП.
Особенно, если антикризисной стратегией станет НЭП 2.0, а не мобилизационная экономика, и значит, «силовой инструментарий» эпохи госкапитализма придётся отложить (иначе живое творчество предпринимательских масс точно не удастся обеспечить и развить).
При таком раскладе ЦБ получает даром что не монополию на перераспределение национального дохода.

Конечно, вопрос – доверят ли столь важную миссию Набиуллиной (с учётом упомянутых «чёрных шаров») -- не просто не снимается с повестки, но и наоборот, ещё больше актуализируется.
А потому не исключён компромиссный вариант, предполагающий частичное или полное лишение ЦБ регулирующего функционала. Т.е. – снятие с Неглинной полномочий, связанных с банковским надзором и/или регулированием финансовых рынков.

Кстати, первый зампред ЦБ Владимир Чистюхин, чьё появление в правительственной антикризисной комиссии катализировало слухи о скорой набиуллинской отставке как раз и курирует «регуляторно-рыночную» тематику.
Поэтому вполне возможно, что его прочат в руководители новой, уже независимой от ЦБ, надзорной финансовой службы.

Изгнание Дворковича из фонда «Сколково» -- плохой сигнал для Медведева и Суркова.

Теперь велика вероятность, что они потеряют контроль над своим «модернизационным детищем».
А следовательно – и возможность зарабатывать (причем, не только в финансовом плане) на инновационном импортозамещении.

При этом совпадение «сколковского демонтажа» с сохранением центробанковского статус-кво – вовсе не такое противоречивое, как это может показаться наблюдателям, ожидающим тотальной люстрации сислибов.
Набиуллина и Дворкович – конечно, выходцы из грефовского МЭР(Т), считающегося с начала нулевых одним из оплотов либерализма.
Но общие идеологические предпочтения не отменяют существенных «тактических» разногласий. В частности – в вопросе о патронаже.

Дворкович был «главным по экономике» в медведевской команде, как минимум с 2008-го, когда занял пост помощника президента, а с 2012-го по 2018-й «вице-премьерствовал» опять же в медведевском кабмине.
Набиуллина, наоборот, оставила пост министра экономического развития в мае 2012-го, как раз когда премьером стал Медведев. И до того, как возглавить ЦБ, около года проработала помощником вернувшегося в Кремль Путина.

Весна цеховиков
Каким будет российский олигархат

В 90ые эффективность олигарха определялась умением дисконтировать государство.
Приватизация «Норникеля» и «Юганскнефтегаза» доказала безусловное лидерство в этом «капсоревновании» Потанина и Ходорковского.

Нулевые и начало десятых – реванш госкапитализма и добровольно-принудительное изъятие сырьевой ренты в пользу «вертикали власти».
Поэтому «ударники каптруда» – уже не покупатели, а продавцы.
Прежде всего -- Абрамович и Фридман, задорого «уступившие» «Сибнефть» и ТНК-BP, соответственно, «Газпрому» и «Роснефти».

Во второй половине десятых– на фоне посткрымских санкций и экономического «недороста» – государству опять пришлось делиться рентой.
Внутри страны – через нацпроекты, подряды и концессии на «разработку новой нефти», с очевидными бонусами для Ротенбергов.
За рубежом – через вложение частных рентных доходов в яхты, футбольные клубы, недвижимость, стартапы и гуманитарные проекты. Наряду с хранением ЗВР в американских и европейских госбумагах, подобный экспорт капиталов поддерживал коммуникации «Системы РФ» с «мир-системой», нарушенные было из-за украинского кризиса-2014.
В этом смысле те же Фридман и Абрамович оставались «самыми системными», вне зависимости от (не)возможности повлиять на Путина.
Ровно по этой же причине несколько наивным выглядит сравнение их инвестстратегий с действиями Третьякова или Морозова, чьё меценатство было обусловлено принадлежностью к старообрядческой «анти-системе».

С точки зрения Запада конфискация активов Фридмана и Абрамовича так же логична, как и блокирование резервов ЦБ РФ или отключение российских банков от SWIFT.
Основная цель – разрыв финансовых связей Москвы с внешним (западным) миром.
Сырьевая рента становится «невыездной» с высокой вероятностью скоро раствориться в гособоронзаказе, антиинфляционных соцвыплатах, субсидиях на импортозамещение и антикризисных мерах поддержки.
Понятно, что в этой новой реальности намного больше шансов остаться в олигархическом «топе» у Евтушенкова как владельца предприятий ОПК и микроэлектроники, производителей «защитных активов» (Керимов, Несис) или ещё не «забаненных» сырьевых экспортёров (Потанин).

Но, пожалуй, самые заманчивые перспективы -- у хозяев крупных торговых хабов и сетей полуофициальных («гаражных») производств, способных поддержать занятость и должный уровень предложения на потребительском рынке, несмотря на уход крупных иностранных игроков.
Иными словами, Год Нисанов с Зарахом Илиевым, Гавриил Юшваев, Лев Кветной или пока не столь именитые «новые цеховики» вполне могут потеснить «обобранных» SDN-ов.
При том, что, вне зависимости от имеющихся связей с отдельными представителями «силовой корпорации», этих потенциальных бизнес-фаворитов «перезагруженной» России с очень большой натяжкой можно назвать «системными».

Эмиграция Чубайса в год тридцатилетия гайдаровских реформ —неслучайное совпадение.

Очевидно, что главный сислиб покинул страну из-за событий на Украине.
А они не без оснований расцениваются как попытка России закрыть постсоветский травматический гештальт.
В свою очередь, именно распадом СССР были в значительной степени обусловлены «шоковая терапия», приватизация и прочие достижения/грехи команды Гайдара-Чубайса, призванной приспособить к новому самостоятельному плаванию самый большой «обломок» рухнувшей империи.
И если круг замкнулся (или пройден виток спирали) —«мавр», обеспечивший транзит между геополитическими агрегатными состояниями, свободен.

Впрочем, Чубайс уехал, но дело его живёт.
И речь вовсе не о «пятых» или «шестых» колоннах.
Мало кто из гайдаровских сподвижников настолько преуспел в создании новой, постсоветской, основы существования, называемой «рыночной экономикой».
Хотя применительно к реалиям постсоветской России данный термин далеко не полно и не точно отражает то заменившее «развитой социализм» сочетание реального, воображаемого и символического, ставшее единственной «скрепой», способной объединить «либерала», «силовика», «консерватора-имперца» и даже «левака».

В этом смысле, как бы ни хотелось многочисленным оппонентам и недоброжелателям увязать вчерашнее укрепление рубля или сегодняшний взлёт фондовых индексов с чубайсовской эмиграцией -- символика и подоплёка здесь принципиально иные, прямо противоположные.
Во-первых, потому что упомянутые комментаторы, – опять же, вне зависимости от декларируемых политических пристрастий, -- демонстрируют редкое «материалистическое» единодушие, уделяя биржевым торгам не меньше внимания, чем сводкам Минобороны.
А во-вторых, сам факт, что нынешним финансовым триумфам предшествовали не только новость об отставке и отъезде Чубайса, но и заявление Путина о продаже газа за рубли, заставляет вспомнить, кто именно приучил российскую элиту к восприятию пиара как неотъемлемого атрибута успешности.

Тем более, что в начале марта, демонстрируя эффективность санкций, Байден особо отметил потерю российским фондовым рынком 40% стоимости.
И одних только вливаний ФНБ вряд ли хватило бы для дезавуирования этих слов «самого недружественного президента» после возобновления торгов на Мосбирже.

Когда говорят о «еврейских связях» Абрамовича, позволивших ему организовать российско-украинские переговоры, по умолчанию предполагается, что речь идёт о «Хабаде».

Благо, Абрамович – крупнейший «хабадский» спонсор в России.
А Коломойский – на Украине.

Но во-первых, еще с 2014-го широко известно, что один другого «кинул».
И этот «кидок» (со стороны Коломойского) не мог не ретранслироваться на коммуникации между патронируемыми ими общинами.
Тем более, что «Хабад» со времен кончины последнего Любавического ребе Менахема-Менделя Шнеерсона – вовсе не такой монолитный, как это может показаться на непосвященный взгляд.

Во-вторых, для контактов с Москвой экс-владелец «Привата» мог бы задействовать и другие каналы.
Причем, не исключено, что он и так был вовлечен в «челночно-дипломатические» консультации ещё до перехода конфликта в горячую фазу.
Косвенным подтверждением чему – отказ Коломойского и его главного делового партнёра Геннадия Боголюбова участвовать в опросе украинской «Экономической правды», фактически призвавшей местных олигархов определиться и высказать свое отношение к действиям России и её руководства.

А отсюда, в-третьих, резонно задаться вопросом – не переоценивается ли текущий уровень влияния Коломойского на Зеленского и его окружение, или, соответственно, -- совпадения взглядов украинского президента и его «политического отца»?

Иными словами, «хабадский фактор» едва ли сыграл бы сам по себе.
В этом смысле логично принимать в расчёт не только дружбу Абрамовича с любавическими хасидами, но и его сефардское происхождение, официально подтвержденное (и пока не опровергнутое, вопреки проискам местных антикоррупционеров) португальскими властями.

Ранее мы допустили, что стремление российского миллиардера стать еще и немножечко сефардом не исчерпывается потребностью в дополнительном «запасном аэродроме» на Пиренеях.
Украинская миссия Абрамовича – ещё один аргумент в пользу этой версии. Поскольку ключевым его зарубежным контрагентом здесь де-факто является Эрдоган, сегодня, очевидно, более авторитетная фигура для Банковой, чем Коломойский.
А ведь неслучайно сефарды в свое время назывались «турецкими евреями» -- Порта не без выгоды для себя предоставила убежище спасающимся от испанской и португальской инквизиции. И именно из Османской империи некоторые еврейские семьи ещё в XVI веке перебрались во Львов и Замостье – тогда города Речи Посполитой, через которые проходили основные «трансевразийские» торговые пути.
Оттуда же, по идее, предки Абрамовича могли переселиться на территорию современной Белоруссии, где как утверждается, проживают «источники» его сефардских генов.

Интересно и то, что Эрдоган совсем недавно помирился с Израилем, чему в немалой степени поспособствовал новый президент еврейского государства Ицхак Герцог.
Давний друг его отца и тесть старшего брата – Нессим Гаон, известный не только многолетней судебной тяжбой с Россией из-за долгов за поставку продуктов питания на излёте СССР, но и руководством Всемирной сефардской федерацией.
Неплохо знаком Герцог и с Абрамовичем – в ноябре 2021-го он посещал выставку, организованную фондом «Челси» в память спортсменов-жертв Холокоста.
При этом президент Израиля летал в Турцию «перезагружать» взаимоотношения двух стран 9 марта. Как раз накануне встречи в Анталье Сергея Лаврова и Дмитрия Кулебы, которая сама по себе, возможно, не принесла прорывов, но, похоже, гальванизировала российско-украинские консультации, проходящие «под патронажем Абрамовича».

Железный мир
Как воспользоваться сталинским «подарком» Украине

Между ленинским «подарком» (в виде Донбасса) и хрущевским (в виде Крыма) Украина получила ещё и сталинский. Три из пяти крупнейших сталелитейных заводов, появившиеся на старте индустриализации, были построены на территории УССР.

Вряд ли Сталин руководствовался исключительно логистическими или геологическими соображениями.
Как бывший наркомнац он не мог не знать о глубине и давности русско-украинских противоречий, их «вкладе» в гибель Российской империи, и, соответственно, не осознавать важность их купирования для сохранения советского проекта.
Превращение всесоюзной «житницы» ещё и в важнейший металлургический кластер, очевидно, должно было свести упомянутые риски к минимуму. Благо сам псевдоним «отца народов» -- символическое, но весьма наглядное подтверждение того, какое значение в начале XX столетия придавалось чёрной металлургии. Причём, принимая во внимание весьма активное участие американского бизнеса в советской индустриализации, -- не только в СССР.

Сталинский стальной драйвер засбоил лишь в конце 80ых. И «застой» с «перестройкой» -- здесь скорее следствие, нежели причина.
Рекордные 163 млн тонн советские сталевары выплавили в 1988-м, после чего отрасль вместе со страной ушли в глубокое пике. И как раз в том же году в Шанхае был запущен будущий мировой сталелитейный гигант Baosteel.

Советское руководство, похоже, не склонно было недооценивать риски, связанные с индустриализацией Китая.
Неслучайно, Андропов, став генсеком как раз во время реформ Дэн Сяопина, хотел разделить Украину «по Днепру».
Т.е. – «сыграть против Сталина» и «отцепить» промышленный Восток, главным образом –металлургический и русскоязычный, и предотвратить новый виток межэтнической напряженности в государствообразующей республике из-за экономической деградации недавнего донора.

Хотя реализовать андроповский план не удалось, и Украина так и осталась «неделимой», нельзя сказать, что именно она спровоцировала распад СССР. Даже с учётом аварии на Чернобыльской АЭС, шахтерских забастовок в Донбассе и выбора Мариуполя в качестве места действия «Маленькой Веры» -- эталонной кинодрамы о позднесоветской деморализации.
Зато уже во времена рынка и незалежности мировая «стальная» конъюнктура и контроль над соответствующими активами стали оказывать едва ли не определяющее (наряду, разумеется, со стоимостью газа и газового транзита) влияние на Украину и её взаимоотношения с Россией.

Достаточно сказать, что первому «майдану» в 2004-м предшествовала первая приватизация «Криворожстали», тогда доставшейся олигархам, близким к Кучме и Януковичу, – Пинчуку и Ахметову. А после того, как политический кризис был разрешен в пользу Ющенко и Тимошенко, промышленный лидер Кривбасса перешел к рокфеллеровскому клиенту Лакшми Митталу.
Зато президентский реванш Януковича в 2010-м был «закреплен» переходом в ахметовскую бизнес-империю «Запорожстали».
А злополучная ассоциация с ЕС, хотя стоила кресла его тогдашнему политическому патрону, самому Ахметову открывала беспрепятственный выход на рынок Старого Света, тем самым, лишив Миттала главного конкурентного конкурентного преимущества.
Даром что разгоревшийся после «евромайдана» восьмилетний конфликт в Донбассе лишил его «короля» многих важных поставщиков и разрушила технологические цепочки.

Поскольку 2021-й ознаменовался не только металлургическим, но и нефтегазовым ралли, шансы украинских стальных магнатов заработать на пост-ковидной сырьевой инфляции были весьма невысоки. Маржа съедалась издержками, которые обещали стать тем выше, чем ближе оказывался запуск «Северного потока-2» c почти гарантированным обнулением газотранзитных бонусов Украины.
Не стали хорошей новостью декарбонизация с европейским углеродным налогом (опять же к вопросу об издержках) и «торможение» Китая, объявившего о 30%-м сокращении производства стали с 2022 года.

Железный мир
Как воспользоваться сталинским «подарком» Украине
(окончание)

Можно предположить, что «сужение маржинальных перспектив» вынудило Ахметова и ко примкнуть к «ястребам». Чисто теоретически, силовое решение «проблемы Донбасса» позволило бы восстановить нарушенные технологические цепочки и хотя бы таким образом повысить маржинальность главного бизнеса.
На первый взгляд, результат теперь прямо противоположный.
«Азовсталь» и другие мариупольские заводы уже точно не ахметовские. «Запорожсталь» под большим вопросом. И вовсе не очевидно, что спецоперация не дотянется до «Криворожстали».

Но, с другой стороны, послевоенное восстановление и строительство неизбежно потребуют максимальной загрузки всех имеющихся (и по возможности – избежавших разрушения) металлургических и угледобывающих мощностей.
И в этом смысле не кажется совсем уж фантастическим сценарий, при котором местные «профильные» олигархи станут (наверное, не без помощи российских коллег) ключевыми акторами экономической реинтеграции Украины

Жижек подтверждает Дугина, а Джейк Салливан и Лиз Трасс – Клишаса.

Национальное/Транснациональное отменяет социальное.
«Левые» и «правые» на Западе так же едины в своей ненависти к России к российским капиталам, как отечественные «красные» и «белые» — в своей поддержке СВО.

Вопрос – насколько устойчив такой социальный мир?
В условиях жесточайшего санкционного режима скорее рано, чем поздно, возникнет необходимость больше отбирать у богатых, чтобы не слишком интенсивно плодить количество бедных.
Восстановление прогрессивной шкалы подоходного налога, который может стать такой же реальностью, как повышение пенсионного возраста после (или вследствие) посткрымских санкций, -- в этом плане ещё «лайтовый» исход для состоятельной прослойки.

Выход России из зоны относительного цивилизационного комфорта вынуждает не сбавлять темп даже после завершения спецоперации.
Наоборот, в свете столь громкого прощания с «коллективным Западом» неизбежно встанет вопрос о пределах сближения с «красным Востоком».
Вряд ли безусловный китайский патронаж – та цена, которую Кремль готов заплатить за ликвидацию «украинской угрозы».
И высокая вероятность именно этого сценария не оставляет иной, сколько-нибудь рабочей, альтернативы, кроме нового модернизационного рывка, способного обеспечить и геополитическую, и геоэкономическую защиту уже, что называется, «по всему контуру».

Между тем, отечественный исторический опыт заставляет усомниться в возможности успешной модернизации, не катализированной масштабным гражданским конфликтом.
Пётр I использовал «энергию Раскола»
Для Сталина таким «антитезисом» стали «кулаки» и троцкисты.

Разумеется, наличие ядерного арсенала, и помимо сугубо гуманистических соображений, существенно ограничивает пространство и методы гипотетического противостояния.
Но, похоже, «Системе РФ» уже не обойтись без «Анти-Системы», размежевание с которой будет достаточно травматичным и потому «социально-радиоактивным», чтобы дать импульс новому российскому «большому скачку».

Отставка Алекперова – нечто большее, чем «просто» попытка защитить от санкционных рисков подконтрольную компанию.

Очевидно, санкции в отношении создателя и бессменного президента подтолкнули давно назревавший «лукойловский транзит».
Но «покупка Лукойла» была столь же популярной инсинуацией «прежних времён», как и упорные поиски Алекперова кандидата в преемники.

Поэтому теперь – в «новой реальности» -- крупнейшая частная нефтяная компания скоро может лишиться не только отца-основателя, но и независимости.
Благо президент «Сургутнефтегаза» Богданов, хотя тоже попал под санкции, пока вроде бы не собирается на покой.

Бывший главбух «Новатэка» Сергей Протасеня – один из ближайших сподвижников Леонида Михельсона.
Они вместе начинали еще в СНП «Нова», сыгравшем в михельсоновской империи примерно такую же роль, как ЦНТТМ – в «юкосовской».

Поэтому конспирологи, проводящие параллели между тройными убийствами в семье Протасени и в семье экс-топа ГПБ Владислава Аваева, могут ошибаться.
Аваев всё-таки не настолько был близок к центрам принятия решений.
Да и в нынешних «спецоперационных» политэкономических раскладах роль «Новатэка» намного важнее, – особенно, с учетом разрешения не торговать газом за рубли и предстоящей «турбулентностью» в «Лукойле», -- чем у специализирующегося на производстве имплантов, аваевского «РТ-Карбона».

Новый глава «Лукойла» Вадим Воробьев – земляк и креатура Кириенко.

С его же подачи будущий алекперовский преемник стал нефтяником.
Когда в 1997-м Кириенко пригласили в Москву, в Минтопэнерго, он оставил «Норси-ойл» на попечение как раз Воробьева, своего зама по банку «Гарантия».
И уже последующее поглощение нижегородской нефтяной компании «Лукойлом» обусловило делегирование Воробьева в команду Алекперова.

Понятно, что одним из системных следствий СВО является снятие России с «нефтяной иглы».
Но резкое сокращение экспортных бенефитов нефтянки не отменяет (наоборот – предопределяет) «перезапуск» национальной экономики за счет «невыездных», а потому более доступных. энергоносителей. И что не менее важно, -- вклада ВИНК в несиловое купирование центробежных тенденций.

В этом смысле нельзя исключать, что на пост-алекперовский «Лукойл» в не столь отдаленном будущем может быть возложена примерно та же миссия, которую выполняла «Сибнефть» в конце 90ых – начале нулевых.

Николай Патрушев вернул себе титул лидера «партии ястребов».
И не так уж не правы патрушевские единомышленники , когда усматривают в его интервью «Российской газете» мессидж не столько внешним, сколько внутренним оппонентам.

Но они ошибаются (или выдают желаемое за действительное) , расценивая заявления секретаря Совбеза как «перевод войны империалистической в войну гражданскую».
Патрушев скорее предлагает свои условия «мирного договора. Только не с Украиной, а с местными «голубями» (aka «капитулянтами»).

Как следует из интервью, речь идёт о перехвате контроля над финансовой системой и образованием.
До 24 февраля 2022 года эти сферы курировались сислибами.
Теперь они не то что бы исчезли как класс (благо Кудрин и Набиуллина сохранили свои посты).
Но на фоне структурного кризиса, сопоставимого с кризисом 1991 года, перестаёт существовать трехчастная политэкономическая модель, которая начала формироваться 30 лет назад и вышла на «проектную мощность» примерно на половине этого срока.
В той модели сислибы обеспечивали бизнесу коммуникации с «мир-системой», позволяющие (как казалось) полностью удовлетворять и материальные, и идеологические запросы силовиков.
В «новой реальности» упомянутый коммуникативный навык сислибов по понятным причинам избыточен.
Зато бизнес из младшей касты, обслуживающей «браминов» и «кшатриев», получил шанс «перевернуть доску».
Слишком много сейчас зависит от сохранения рабочих мест и умения насыщать товарные рынки исключительно своими силами.

Разумеется, подобная перспектива, ещё и представлемая как своеобразный «олигархический реванш», устраивает далеко не всех.
Особенно —среди силовиков.

А поскольку отечественному бизнесу (хотя и не только ему) свойственна некая ацефалия, неумение и неготовность стратегировать и мыслить «поверх» монетизации, капитализации и даже темпов роста, «браминизация» Совбеза и его «партии» может показаться вполне рабочим вариантом.
Тем более, что -- как это ни радостно для одних и печально для других – российский интеллектуальный класс сегодня не в той форме, чтобы предложить сколько-нибудь вменяемую национал-либеральную (или консервативно-демократическую) альтернативу, позволяющую купировать «повесточные» притязания «силовиков-изоляционистов».

Проблема лавровских аналитиков не в том, что они подсказали главному дипломату РФ неоднозначный полемический ход с Гитлером.
Проблема — в нежелании (или неспособности) изучить матчасть настолько глубоко, чтобы не хеджироваться «мудростями» про самых больших антисемитов или, тем более, потом обвинять правительство Израиля в «пособничестве ненацистам».

Наверное, предельно жёсткой реакции если не со стороны «левого» и прозападного Лапида, то со стороны «правого», религиозного и симпатизирующего Путину Беннета удалось бы избежать, вспомни Лавров концепцию «эрев рав». О потомках египтян, примкнувших к древним евреям во время Исхода, и, согласно традиции, ставших впоследствии причиной большинства бед, произошедших с народом.
Кстати, таким примером может быть лжемиссия Яков Франк, использовавший «кроваый навет» в борьбе с непризнавшими его еврейскими общинами Подолии.

Совпадение фамилии (или прозвища) религиозного шарлатана XVIII века и гитлеровского адвоката, основного источника «сведений» о гитлеровском еврействе, —скорее случайное.
Но известно, что от франкистов произошли многие влиятельные польские семьи. Включая Бжезинских.

Побочным следствием губеропада становится переход Росстата под контроль Максима Орешкина.

Будучи главой Минэка, он добился формального подчинения главного статведомства министерству.
Но Павла Малкова, которого поставили руководить Росстатом после этих изменений, нельзя назвать орешкинской креатурой.

Зато теперь, когда Малкова назначили врио рязанского губернатора, вакантный пост в Росстате займёт Сергей Галкин, работавший с Орешкиным в «ВТБ Капитале» и в 2017-м по его «призыву» перешедший в Минэк.

В контексте орешкинского усиления, – а здесь надо вспомнить и его недавнее назначение главой рабочей группы по валютному регулированию и международным расчётам, в задачи которой, очевидно, входит расширение глобальной экспансии рубля, -- весьма любопытно выглядит завтрашний выход по УДО Алексея Улюкаева.
Двух бывших министров экономического развития нельзя назвать единомышленниками.
И хотя улюкаевские экономические рекомендации сами по себе, наверняка, не будут иметь такого же веса, как орешкинские.
У оппонентов амбициозного помощника президента появляется ещё один, неплохо знакомый с «матчастью», советчик.

В непоэтическом наследии Алексея Улюкаева наиболее примечательно (не путать с хайповыми «поисками дна») -- предложение стимулировать экономический рост за счёт «сохранения тенденции стагнации потребления».
Или проще говоря – ограничения реальных доходов населения.

Сегодня такая идея противоречит «генеральной линии» едва ли не сильнее, чем 6 лет назад, когда Улюкаев её высказал, ещё не получив «сечинские колбаски».
Более того, именно отсутствие драматических изменений в качестве жизни российский граждан, несмотря на масштабные санкции, превращается в главный имиджевый актив Кремля на фоне СВО.
Отсюда и очевидное укрепление аппаратных позиций Набиуллиной, Орешкина и даже Решетникова, до 24 февраля -- излюбленного «министра для битья».

Но проблема в том, что нынешнее сравнительное благополучие обеспечивается профицитным бюджетом и доходами от сырьевого экспорта.
С учётом неизбежного роста расходов на социалку, оборону, многомиллиардных вложений в восстановление Донбасса, возможности казны нельзя назвать безграничными. Особенно, в свете налоговых льгот для IT и предприятий, ориентированных на внутренний рынок
И тем более призрачно экспортное благополучие – в условиях нарастающего прямого санкционного давления, транспортной блокады и стремления покупателей из «дружественных стран» увеличивать на этом фоне свои дисконты.

В то же время, развитие экономики уже, что называется, без ложного пафоса, становится вопросом выживания.
Без иностранных инвестиций, при тающих госавуарах единственный ресурс для успешного импортозамещения и выхода из тотального технологического пике – прибыль самих компаний.

А здесь и возникает та самая улюкаевская дилемма.
Либо – повышение зарплат, выплата дивидендов и impact investing a-ля Белоусов.
Либо – модернизация производств и финансирование НИОКР.

По большому счёту, речь идёт о снятии с бизнеса добровольно-принудительной миссии помогать «верхам» обеспечивать спокойствие «низов».
Т.е. – о денонсации пост-юкосовского пакта между властью и капиталом.
При этом не стоит думать, что владельцы заводов и арестованных Западом пароходов, тем самым, возвращаются в светлое олигархическое прошлое.
В отсутствие сколько-нибудь заметных экономических прорывов в среднесрочной перспективе на кону окажется уже не свобода отдельных представителей «предпринимательского сообщества», а сохранение его как класса.

Вполне возможно, что кто-то из РСПП (как бы не сам Шохин) предложил Путину новую сделку с более высокими ставками.
А улюкаевское УДО –косвенный признак согласия Кремля на такую игру.