Любой неудавшийся «транзит» —политизация эдипова комплекса.
Казахстан наглядно это подтверждает. Причём, второй раз.

Сам Назарбаев в начале 80ых оказался на республиканских аппаратных высотах, благодаря покровительству казахстанского партийного босса Кунаева, а затем, —когда перестроечная конъюнктура начала складываться не в пользу брежневской «старой гвардии», —фактически спровоцировал отставку своего «политического отца».
Правда, тогда, в 1986-м, заветный перво-секретарский пост достался не Назарбаеву, а «варягу» Колбину.
Что позвонило наблюдателям допустить назарбаевскую причастность к Желтоксану, массовым беспорядкам в Алма-Ате, де-факто запустившим процесс распада СССР.

«35 лет назад наша молодежь выступила против диктата союзного центра. Протесты 1986 года продемонстрировали стремление народа к свободе и суверенитету. Героизм участников Декабрьских событий, ставших предвестником Независимости, навсегда вписан в историю нашей государственности», — так Токаев написал о Желтоксане в декабре 2021-го. Менее чем за месяц до того, как произошли сопоставимые, если не более кровавые события, которым, впрочем, ещё далеко до получения окончательной оценки в национальной исторической мифологии.

Но не менее примечательно, что для нынешнего президента Казахстана год первого неудачного «транзита» оказался рубежным и по личным причинам.
В октябре 1986-го на 64-м году скончался писатель Кемель Токаев, отец будущего назарбаевского преемника.
Вряд ли Токаев-старший занимал в кунаевском Казахстане более привилегированное положение, чем «хозяйственник» Назарбаев. Однако возможность отправить сына на учёбу в МГИМО говорит о многом.
При этом, несмотря на столь престижное образование, то ли он сам не особо рвался на родину в первые пост-кунаевские годы, то ли родина не слишком нуждалась в нём. Лишь в 1992-м Касым-Жомарт Токаев был назначен замглавы казахстанского МИДа.
Рискнём предположить, —не в последнюю очередь из-за стремления мотивировать на сотрудничество умеренных симпатизантов Кунаева. Для восстановления внутриэлитного консенсуса, столь необходимого, отправившемуся в самостоятельное плавание, Казахстану.

Токаева нередко и не без оснований сравнивают с Примаковым.
Помимо формального дипломатического бэкграунда, тот тоже был «послом» (или «агентом»?) побеждённой номенклатурной группировки («горбачевской») в команде победившей («ельцинской»).
Тем не менее, в российском бессознательном уход Горбачёва (взятый в отдельности от сопутствующего ему распада СССР) не играет такой «травматической» роли, как отставка Кунаева – в казахском.
Возможно, в том числе и поэтому, –а не только из-за «происков ельцинской Семьи», -- Примаков не стал вторым президентом в России, а Токаев занял этот пост в Казахстане.

Чем острее потребность обнулить травму, возникшую из-за предыдущего «отцеубийства», -- тем выше шансы, что очередное назначение «преемника» будет данью «свергнутому богу».
Но такое искупление греха, призванное снизить травматичность нового «транзита», на деле лишь повышает его риски, вместо преемственности власти обуславливая «дурную бесконечность» госпереворотов.

Хотя бы с этой точки зрения Токаеву важно не создавать из назарбаевских новых «обиженных и оскорблённых» – чтобы потом и ему не пришлось покупать у них гарантии неприкосновенности после своего ухода с таким же неочевидным результатом.
Поэтому и ссылка на «внешние силы» остаётся доминирующим официальным объяснением произошедшего.
Не только как оправдание вмешательства ОДКБ, но и как замещение одним политическим психозом другого, по факту, более опасного.

Токаев обменивает национальный суверенитет на суверенитет крупнейших собственников.

Отказ назарбаевских олигархов «отдать должное народу» чреват сохранением нестабильности и как следствие – окончательной потерей Казахстаном фирменной многовекторности.
Такова токаевская логика, и неслучайно свои эгалитаристские заявления он «подсластил» анонсом о скором завершении миссии ОДКБ.

При этом риторика казахстанского президента напоминает, с одной стороны, выпады Байдена в адрес богатых американцев, которые «не платят свою справедливую долю», а с другой – идею «общего процветания», продвигаемую Си.
Иными словами, в случае успешной реализации объявленных реформ Казахстан имеет шанс вписаться в новый глобальный «левый поворот», войдя в одобряемую двумя геополитическими центрами фазу «вялого», но инклюзивного роста.

Многое, впрочем, зависит от исполнения и реального целеполагания.
Показательна в этом плане допущенная Токаевым возможность ликвидации фонда «Самрук-Казына».
Ведь речь идёт не просто о «кассе Назарбаева», но де-факто – о ключевом финансовом канале связи между казахской и британской элитами.

«Самрук» создавался как аналог сингапурского Temasek. А роль Британии в появлении «экономического чуда» назарбаевского кумира Ли Куан Ю сложно переоценить. О чём, кстати, Токаев, трудившийся в середине 70ых в советском посольстве в Сингапуре, наверняка прекрасно осведомлён.
Немаловажно и то, что британец Джон Дудас с февраля 2020-го возглавляет совет директоров фонда. А президент Казахстана как раз задался вопросом о пользе от привлечения к его работе «дорогостоящих иностранных специалистов».

Если «Самрук-Казына» исчезнет, а вместо него главным «аккумулятором» национальной ренты станет фонд «Народу Казахстана», -- это логично с точки зрения окончательного демонтажа двоевластия. Безраздельный контроль над финансами и ключевыми корпорациями не менее важен для Токаева и его людей, чем контроль над силовиками.
Но вот реакция Лондона на такой исход казахстанского «госпереворота» может оказаться весьма болезненной. И, с учётом связей Короны и с Вашингтоном, и с Пекином, обернуться для новой токаевской многовекторности весьма неприятными последствиями.

Создание пантюркистской идеологической вертикали, – госсекретарь Карин и министр информации Умаров, -- такой же символический жест, как и переименование столицы Казахстана в честь Назарбаева.

Только тогда, в 2019-м, «целевой аудиторией» были «елбасы» и его окружение.
А теперь – «низовые» националистические радикалы и все те ключевые зарубежные контрагенты, которые опасаются усиления российского влияния в РК.

Благо ажиотаж, который получение Умаровым министерского портфеля ожидаемо вызвало у патриотических инфлюэнсеров Рунета, сделал для опровержения тезиса «Токаев – вассал Москвы» не меньше, чем спешный вывод войск ОДКБ.

Другое дело, что самый драматичный момент той части истории Казахстана, которую с известной точки зрения можно охарактеризовать как «колониальную», связан не с царскими, а с советскими временами.
Конкретнее – с коллективизацией, вынудившей многих казахов (включая, кстати, и токаевскую семью) покинуть родину и стоившей республике примерно половины 5-миллионного населения.

Сам Токаев дипломатично (и вполне обоснованно) подчёркивает, что к этой трагедии «русский народ не имеет никакого отношения».
Но если исходить из того, что виноваты не люди/нации, а идея, – стремление построить справедливое общество, ликвидировав частную собственность, -- «левый поворот» и, тем более, призывы к «раскулачиванию олигархов» оказываются концептуально (если не этически) уязвимыми.

Конечно, никто не отменяет «риторику золотой середины».
Но чем больше геополитические «авансы и долги» влияют на социально-экономическую конъюнктуру – тем сложнее подменять реальные результаты «словесными интервенциями» и безболезненно лавировать между «национализмом» и «социализмом».

Лишение королевского патронажа принца Эндрю —до недавнего времени самого титулованного партнёра назарбаевской Семьи —косвенное свидетельство признания Токаева «контрреформационной» частью западной элиты.

Букингему пришлось лишить второго королевского сына всех титулов и званий после того, как накануне Нью-йоркский суд дал ход рассмотрению гражданского иска Вирджинии Джуффре, обвиняющей принца в изнасиловании.
Эта тяжба —очередной внутриэлитный скандал, порожденный делом финансиста Джеффри Эпштейна, обвиненного в ряде преступлений сексуального характера приятеля герцога Йоркского и многих других видных фигур американского и европейского истеблишмента.

Недружественное решение американского суда вряд ли стал для Короны полной неожиданностью.
Так же понятно было, что Елизавете II придётся предпринимать какие-то шаги, чтобы минимизировать репутационный ущерб.
Но коль скоро «отставка» принца Эндрю была предопределена —не могло ли это обстоятельство придать решимости желающим «равноудалить» его казахскую клиентелу?
Причём, благодаря такой опосредованной поддержке со стороны глобальной «контрреформационной фракции», Токаев получил возможность более жёстко действовать не только в отношении «елбасы» и его окружения, но и в отношении союзников-помощников из Москвы.

«Ковидным» психозом приходится вытеснять «геополитический».

Невозможность ни «отобрать» Украину у НАТО, ни «разменять» её на Казахстан ставит Кремль перед весьма непростым выбором.
Либо – продолжать повышать ставки и, соответственно, риски. При том, что участие ОДКБ в разрешении казахстанского кризиса насторожило не только Запад, но и Китай. И следовательно, рассуждения о возможном российско-китайском военном блоке «в пику НАТО» из просто гипотетических превращаются в блеф.
Либо – снова вовсю «сосредотачиваться». Благо «омикрон» -- вполне легитимная причина такого «отступления» и для США с ЕС, и для Китая.

С внутрироссийской «целевой аудиторией» намного сложнее. Особенно, если учесть, что среди отечественных «нео-имперцев» доля ковид-диссидентов и антиваксеров весьма высока.
Более того, именно их отказ от «санитарного» общественного договора в немалой степени обусловил попытку вернуться к его «геополитической» версии.

Показательно, кстати, что тема сделки с НАТО возникла практически одновременно с редкой для современной России, отнюдь не подковёрной, войной из-за QR-законопроектов.
Теперь эта инициатива «партии порядка» окончательно обнулена. Единственную «уцелевшую» новеллу –о QR-кодах в общественных местах – оставили без второго чтения.
Причём, сделано это на фоне разговоров о неизбежном пришествии «омикрона» в Россию и «пятой волне».

С точки зрения эффективности борьбы с пандемией -- шаг нелогичный.
Но с точки зрения общественного психического здоровья строительство «цифрового концлагеря» в отсутствие компенсации-«расширения» (в сурковском смысле) – слишком опасный «микс».
Поэтому власти, похоже, решили сделать из «ковида» аналог НАТО – «внешнюю угрозу», призванную консолидировать нацию, а не создавать дополнительные линии раздела, здесь – на привитых и непривитых.
Даром, что при таком подходе и с учетом вышеуказанных «несанитарных» привходящих победа над вирусом так же невозможна, как и победа над Североатлантическим альянсом.

В масштабном столоверчении на Неглинной смена «зампреда по отмыванию» не менее примечательна, чем отставка «слишком разговорчивого» Сергея Швецова.

Юрий Исаев, который с 26 января займется в ЦБ «противодействием недобросовестным практикам», -- не просто никогда не был ни членом набиуллинской команды, ни даже её союзником.
Исаевское АСВ, помимо весьма непростых отношений с регулятором, само подвергалось критике за финансовую нечистоплотность некоторых топ-менеджеров.
Так, замгендиректора агентства Валерий Мирошников фигурировал в «деле Черкалина», подозревался в создании преференций для экс-владельца «Югры» Алексея Хотина и в итоге вынужден был покинуть страну.
С Черкалиным связывали и одного из исаевских покровителей – первого замдиректора ФСБ Сергея Смирнова, у которого будущий глава АСВ работал советником в 2004-м.

Тот факт, что теперь Исаеву доверили всю «антиотмывочную» тематику, может свидетельствовать, что претензий лично к нему не было и нет.
Но также логично допустить, что его появление в ЦБ, да ещё и со столь специфическими полномочиями – и следствие, и предвестник более значительных, но менее публичных изменений в силовой корпорации.
Тем более, что практически одновременно смирновский одноклассник Борис Грызлов после двухнедельной паузы, -- прошедшей с момента одобрения профильным комитетом Госдумы и явно слишком затянувшейся для такого «тяжеловеса», -- официально назначен российским послом в Белоруссии.

Чем больше риторики «красных линий» во взаимоотношениях России и НАТО – тем скорее в двойке самых популярных министров (Шойгу и Лаврова) будет увеличиваться разрыв в пользу шефа военного ведомства.

Социологических данных, подтверждающих (или опровергающих) данную гипотезу нет, поскольку ВЦИОМ и ФОМ пока не публикуют свежие результаты опросов по доверию политикам.
Возможно, -- как раз из-за очередного «рейтингового» триумфа главы Минобороны.
А такие цифры – сами по себе повод не только для выводов, но и для решительных действий.

Многие наблюдатели не без оснований отмечают, что гарантии безопасности, которых Путин добивается от НАТО, -- это ещё и условие (не достаточное, но необходимое) «транзита».
При этом, если ориентироваться на «глас народа» -- то наиболее вероятным кандидатом в «преемники» является Шойгу.

С другой стороны, Казахстан показал уязвимость «транзитного» сценария, когда во-первых, отсутствует сколько-нибудь заметный поколенческий сдвиг (элиты скорее воспримут нового президента как временную фигуру), а во-вторых – у «престолонаследника» имеется связь с предыдущим нацлидером.
Ведь Шойгу – такой же отчасти «ельцинский», как Токаев – отчасти «кунаевский».
Хотя, конечно, Путин по отношению к своему предшественнику и «политическому отцу» поступил намного корректнее, нежели Назарбаев – по отношению к Кунаеву.

Есть, впрочем, у событий в Казахстане геополитический аспект, играющий на руку амбициозному министру обороны. Точнее – его сибирскому мега-проекту.
Чем менее устойчив и предсказуем крупнейший центрально-азиатский сосед – тем важнее демографическое и технологическое укрепление граничащего с ним системообразующего российского макрорегиона.

Правда, развивать Восток, воюя или даже просто, меряясь дивизиями, на Западе, -- невозможно ни с финансовой, ни с персональной точек зрения.
Пока страна остаётся в режиме «предчувствия горячей войны», Шойгу не стать «генерал-губернатором всея Сибири».
Иначе подобную «смену коней» не поймут ни сограждане, ни «партнёры».

Окончательный уход Назарбаева на пенсию может стать роковым для «евразийского проекта».

До сих пор было две относительно рабочих его версии – «Русский мир» и назарбаевское «нео-ордынство».
При формально сходной «интеграционной» риторике между ними была существенная концептуальная разница.

Для Назарбаева принцип «сначала экономика – потом политика» -- не просто «прагматический грим», маскирующий идеологический вакуум, но сама идеология.
В его миропонимании главная роль «Орды 2.0» -- геоэкономическая. Это – основной посредник в торговых и финансовых коммуникациях между Востоком и Западом
Отсюда и Евразийский экономический союз (ЕЭС) – вполне релевантное «ордынское воплощение», а не просто инструмент, позволяющий мобилизовать ресурсы для геополитического доминирования. Как это виделось (и видится) архитекторам и продюсерам «Русского мира».

Пост-назарбаевский Казахстан будет не «евразийским», а национально-демократическим.
Косвенное тому подтверждение – произошедшее ещё до протестов, но уже при Токаеве вхождение в официальный пантеон Алихана Букейханова, создателя первого государства казахов в современной истории (Алашской автономии), которого нередко уподобляют Ататюрку.
Его же называет в числе своих политических кумиров Ерлан Карин – нынешний госсекретарь РК, назначенный на эту должность в начале «жаркого января».

Появление альтернативного «отца нации» автоматически не подразумевает, что Казахстан непременно дистанцируется от ЕЭС.
Но теперь во взаимоотношениях Нур-Султана с другими бывшими советскими республиками прагматика полностью и окончательно вытеснит идеологию.
У нацдемов по определению не может быть имперских ценностей и устремлений – только интересы. (Именно поэтому, кстати, нео-османсизм и пантюркизм Эрдогана предполагают ревизию наследия Ататюрка).

Тем опаснее дальнейшие попытки превратить ЕЭС в плацдарм «Русского мира». – Вероятность выхода Казахстана из этого союза и окончательной дезинтеграции постсоветского пространства при таком развитии событий приближается к единице.
С другой стороны, как раз обнуление конкурирующих подходов в «евразийском проектировании» может побудить московских «ястребов» к более решительным (хотя и заведомо проигрышным) действиям.

Пока США грозят России отключением от доллара, ЦБ отключает страну от биткоина.

С точки зрения возможных «адских санкций» шаг не слишком предусмотрительный.
Как показывает опыт Ирана и отчасти Венесуэлы, крипта – довольно эффективный инструмент по обходу экономических ограничений, налагаемых Западом.

С другой стороны, своим демаршем Неглинная показывает, что не намерена содействовать подрыву существующей мировой финансовой архитектуры, т.е. – вне зависимости от геополитических баталий -- безоговорочно признаёт сюзеренитет Федрезерва.
Тем показательнее, что обнародованию «крипто-предложений» ЦБ предшествовала публикация Bloomberg о причастности ФСБ к соответствующим инициативам регулятора. -- Дескать, на Лубянке рассчитывают таким образом помешать финансированию оппозиции и СМИ-иноагентов.

Следуя логике этих «утечек», прозападные (де-факто) действия Набиуллиной инициированы силовиками, пытающимися ограничить западное влияние.
Но такой парадокс возможен лишь при условии, что борьбу ЦБ с криптой действительно продюсируют и поддерживают «охранительские» подразделения ФСБ, конкретно – Служба по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом.
А тогда непременно возникает вопрос о позиции профильной Службы экономической безопасности (СЭБ). Ведь для ухода от налогов и в «откатных» схемах крипта используется намного чаще, чем для донатов Навальному или его «уцелевшим» единомышленникам.

При этом решение ЦБ о практически полном выведении крипты из легального поля ещё и совпадает по времени со сменой «зампреда по отмыванию». Юрий Исаев, который со следующей недели будет заниматься «противодействием недобросовестными практикам» и в чьей компетенции теперь оказываются майнеры и любители расплачиваться «битками», довольно тесно связан с лубянским «экономическим» главком и знаменитым управлением «К». Правда, -- с его прежними, до недавних пор считавшимися чуть ли не опальными, руководителями.

Миллионы розничных инвесторов и нацвалюта стали главными и наиболее чувствительными пробелами в кремлёвской обороне.

Яркое свидетельство тому, -- действия ЦБ, который предпочёл пополнению ФНБ («подушки безопасности», главной защиты от «адских санкций») укрепление курса рубля и восстановление биржевых котировок, нивелируя негатив, обусловленный «военно-информационными» демаршами.
Макроэкономические соображения, борьба с инфляцией и бюджетное правило отходят не второй план, а фондовый и валютный рынки превращаются в новые и чуть ли не основные фронты «гибридной войны».

Дело в том, что биржа, – в немалой степени из-за денежно-кредитной политики того же ЦБ, -- за время пандемии аккумулировала достаточно средств населения, чтобы стать важным внутри- и (опосредованно) внешнеполитическим фактором.
Этим, кстати, нынешняя ситуация принципиально отличается от ситуации августа 2008-го, когда реакция фондового рынка едва ли не в последнюю очередь принималась в расчёт сначала при отправке «докторов из СК» к владельцу «Мечела» Зюзину, а затем – в ходе «принуждения Грузии к миру».
Да и в 2014-м патриотические граффити «Есть вещи поважнее фондового рынка» не выглядели оксюмороном или политическим аутотренингом, несмотря на уход рубля в глубокий штопор. Хотя бы потому, что все убытки отдельно взятых домохозяйств нивелировал «геополитический» общественный договор.

За прошедшие почти 8 лет слишком много всего произошло (включая падение доходов и повышение пенсионного возраста), чтобы говорить о сохраняющейся готовности граждан нести убытки ради национального величия. И не менее резонно ставить вопрос о долгосрочных последствиях трансформации «страны возможностей» в «страну потерь».
Разумеется, доля биржевых рантье и теперь не настолько велика, чтобы их финансовое обнуление могло спровоцировать новые великие потрясения. Тем не менее, это – пятая часть экономически активного населения.
Для сравнения – в Казахстане на бирже в 2021 году играло лишь 2% трудоспособных граждан. Не в этом ли одна из причин известных событий? Ведь фондовый рынок – пусть и далеко не единственный, но вполне эффективный нефискальный механизм перераспределения национальной ренты в пользу более низких этажей «пирамиды Маслоу», и соответственно – поддержания социально-политической стабильности.

ЛДНР превратились для ЕР и КПРФ в аналог санкционных законопроектов – для американских GOP.

В обоих случаях громкие и грозные инициативы позволяют, с одной стороны, продемонстрировать электорату верность идеалам (патриотическим или демократическим). А с другой, – когда речь идёт о ЕР или демпартии США, – слегка купировать внешнеполитический токсикоз, возникающий из-за более радикальных демаршей оппозиции.
В этом смысле заявления Турчака и Васильева про поставки оружия ЛДНР – отчасти «дымовая завеса», минимизирующая репутационные потери Кремля при обнулении запроса КПРФ о признании донбасских республик.

Своих-то всё равно не бросаем и даже легализуем пополнение их арсеналов.
Но между вооружением «прокси» и новым шагом к переделу границ в центре Европы – большая разница. В том числе, и исходя из шансов открутить ситуацию назад.

Повышать ставки хорошо, когда понимаешь, каков будет твой следующий ход. Точнее, -- что «партнёр» даст тебе возможность его сделать.
Или – что у него гарантированно не будет возможности тебе ответить.

Стремительную политизацию «крипты» логично рассматривать не только в контексте «единства и борьбы» ЦБ с профильными подразделениями ФСБ.

Когда Турчак говорит о вовлечённости в криптовалютные проекты «большого числа молодых людей» и о заинтересованности в том, чтобы они «оставались и работали в России», -- это не просто красивые слова или «единороссовская» перепевка Павла Дурова.
Точнее, если такие «красивые слова» произносятся сейчас и по такому поводу – значит, иных работающих способов сократить ментальный поколенческий разрыв и мотивировать молодёжь на сотрудничество у власти и её партии нет.

Тем показательнее, что свою «крипто-апологию» секретарь генсовета ЕР запараллелил с громкой инициативой по легализации поставок вооружений ЛДНР.
В Донбассе тоже неплохо майнят, а в случае окончательного перехода «красных линий» биткоин может помочь в обходе «адских санкций».
Но главное здесь в другом.
Если «милитаристский» демарш Турчака и ЕР – лишь символический жест, призванный замаскировать для «имперского» электората реальную сделку с Западом, -- необходимо приготовить «пряники» для той части общества, которая заинтересована скорее в сохранении личной автономии (включая финансовую), нежели в геополитических победах.
К тому же, в определённом смысле «цифровое евразийство» -- едва ли не более продуктивная с точки зрения укрепления суверенитета стратегия, нежели перманентная конфронтация со всеми соседями по всему контуру.

Наконец, предположение о зависимости «транзита» от успеха переговоров с США по гарантиям безопасности – по-прежнему, актуально.
Понятно, что послужной список того же Турчака не настолько безупречен, чтобы безоговорочно зачислить его в потенциальные «преемники».
С другой стороны, нынешний дуплет с «криптой» и Донбассом позволяет если не обнулить, то, по крайней мере, сделать имеющиеся репутационные лакуны менее заметными.

Дистант – последний рубеж в обороне «ковид-алармистов».

С учётом того, что «омикрон» -- самый «детский» из всех штаммов, а «масочный режим» и школа – понятия практически несовместимые, любое образовательное учреждение гарантировано превращается в вирусную «чашку Петри». А поскольку таким образом «контактными» становятся и все домочадцы заболевшего ученика – эффект любых других ограничительных мер автоматически обнуляется.

Тем не менее, повсеместный перевод школьного обучения в онлайн сегодня так же табуирован как локдаун, общенациональное QR-кодирование или обязательная вакцинация.
Лишнее тому доказательство – мягко говоря, пассивная позиция московских властей, которые во время предыдущих «волн» старались играть на опережение и не особо принимали в расчёт «народное негодование».
Понятно, что и теперь вовсе не медийная и политическая активность «коллективного Царьграда» -- объяснение нынешней собянинской сдержанности. И соответствующие вводные «не жестить» он, скорее всего, получил во время недавней встречи с Путиным.
Но от этого вопрос о причинах повышения уровня «ковид-толерантности» властей не менее актуален. Скорее наоборот.
Ведь для Кремля очередной коллапс системы здравоохранения и, тем более, обусловленный им скачок избыточной смертности едва ли менее чувствителен и социально-токсичен, чем для любого мэра или губернатора.

Чтобы разрешить возникающий парадокс, имеет смысл учитывать «внешнеполитический тайминг». А именно – предстоящие переговоры Путина с Си, намеченные «на полях Олимпиады».
Неоднозначные итоги «партии с НАТО» и сохранение санкционной эскалации дают основания предположить, что китайский лидер попытается обусловить дальнейшее сближение и готовность поддерживать Москву её согласием на роль «младшего партнёра» во вновь формируемом альянсе.

И на первый взгляд, у России нет шансов заплатить за «поворот на Восток» меньшую цену. Если бы не «буйство омикрона», очень не вовремя совпавшее для Пекина с Олимпиадой и восточным Новым годом.
В западной прессе (включая специализированную, вроде Nature) уже высказываются резонные сомнения в эффективности китайской тактики «Covid-zero» применительно к новому штамму и на фоне неизбежных «празднично-олимпийских» народных гуляний.
Си попадает в «санитарный цугцванг». Сохранение подходов, оправдавших себя в ходе предыдущих «волн», -- в том числе, жёсткий цифровой контроль над согражданами, --может на сей раз оказаться бесполезным. А отказ от них рискует окончательно сделать ситуацию с пандемией неуправляемой.
При том, что культ нынешнего председателя КНР и разрешение править пожизненно вовсе не отменяет наличие в местной элите фигур, которые с нетерпением ждут, когда «Акела промахнётся».

В этом смысле российский опыт борьбы с «омикроном», -- «срединный путь», не предусматривающий ни тотального ужесточения ограничительных мер, ни отказа от наименее непопулярных из них, -- вполне способен стать тем активом, «младшим козырем», который поможет Москве отбить предложения о «младшем партнёрстве» и перевести торг на более приемлемый уровень.

Конечно, многое зависит от динамики заболеваемости в России за неделю, предшествующую переговорам.
Но пока соответствующей статистикой ведает голиковский Оперштаб, -- всё в надёжных руках.

Единодушие, с которым конкурирующие фронтмены ЕР обрушились на главу столичного дептранса Ликсутова за, в общем-то, неновую идею о снижении нештрафуемого порога превышения скорости, позволяет сделать два вывода.

Первый. «Партии власти» сейчас критически нужны поводы для демонстрации своей «народности».
Второй. Собянин и его команда -- по-прежнему, основные объекты для таких «доказательств от противного». И отказ от «антиковидной жести» никоим образом не помог московской мэрии избавиться от такой «миссии».

Вопрос, впрочем, в том, насколько она обременительна для мэра и его наиболее одиозных подчинённых.
Ведь в обществе запрос на порядок не менее силён, чем запросы на справедливость или свободу.
И чем активнее оппоненты укрепляют собянинский имидж «несилового силовика» -- тем больше у него шансов консолидировать вокруг себя ту часть элиты (крупных бизнесменов, губернаторов, министерских технократов), которую в равной степени страшат и проявления «евразийской вольницы», и доминирование «лубянской корпорации».

Плох тот французский президент, который не мечтает стать «новым де Голлем».

Макрон – не исключение. Тем более, что сегодня, повтори лидер Пятой республики предложение своего знаменитого предшественника создать «Европу от Атлантики до Урала» -- оно не вызовет в Москве такое же возмущение, какое вызвало 60 лет назад.
Наоборот, Путин в предельно позитивно (хотя и ностальгическом) ключе упомянул деголлевскую формулу в июньской статье для Die Ziet.

Правда, неслучайно, эти рассуждения были адресованы, прежде всего, немцам.
Меркель ещё не ушла, её ХДС ещё не проиграл выборы, «Северный поток-2» ещё не превратился в достроенную, но не используемую трубу. И тогда именно Германия рассматривалась как ключевой плацдарм для российского «возвращения в Европу».

И, видимо, неспроста на этом фоне актуализировался и обострился украинский кейс.
Да, с помощью Украины Россия сумела вывести на более предметный разговор США и НАТО. Но одновременно резко выросли риски новой изоляции Москвы с неизбежным и, скорее всего, окончательным её «поворотом на Восток».

С другой стороны, появление дополнительных препятствий для российско-германского сближения позволило более активно вступить в эту игру Парижу.
Благо в лице новой главы немецкого МИДа эко-активистки Анналены Бербок Макрон обрёл не менее серьёзного недоброжелателя, чем Путин. И здесь камень преткновения не только и не столько геополитика, сколько «экологическая чистота» системообразующих российских и французских энергетических концернов.
В конце января Бербок заявила о намерении Германии подать иск, если Еврокомиссия включит атомную энергетику в список «зелёных источников». А этого как раз добивается Франция.
Вообще, Елисейский дворец возлагает очень большие надежды на развитие национальной ядерной программы, как гражданской, так и оборонной, видя в ней и один из драйверов пост-ковидного экономического восстановления, и инструмент повышения своей геополитической капитализации.

Тем показательнее, что в ходе первого из двух телефонных разговоров Путина и Макрона обсуждались «некоторые практические аспекты двустороннего сотрудничества, в том числе в сфере атомной энергетики». А уже через три дня, во время следующего «созвона», президенты условились «об оперативной проработке возможности проведения личной встречи».
Очевидно, экологическая реабилитация «мирного атома» станет одной из ключевых тем этого российско-французского саммита.

Объединить Европу и, тем более, «продлить» её до Урала (или Владивостока), таким образом вряд ли получится. Хотя бы из-за эко-радикализма нынешних властей Германии.
Но ровно поэтому сделать «коллективный Запад» ещё менее «коллективным» -- гипотетическому альянсу Москвы и Парижа вполне по силам.

Неудовлетворённый (в силу известных причин) запрос коллективного полусознательного на материализацию «сказки про принцессу» отражается в повышенном общественном интересе к делам и личности Ксении Собчак.

Любой, кто хочет привлечь внимание к своей скромной персоне или сообщить нечто принципиально важное для себя граду и миру, гарантированно добьётся результата, помянув всуе или не всуе младшую дочь первого и единственного мэра Санкт-Петербурга.
Но это «солнце» и озаряет, и ослепляет. В его лучах меркнут другие сюжеты и персоны, которые при прочих равных вышли бы на первый план. И которые по какой-то причине не должны стать таковыми.

Навальный был не так уж и публицистичен, когда назвал «договорным матчем» участие Собчак, в президентской кампании-2018.
Кстати, тогда Шнур вступился за оскорбляемую «светскую львицу», упрекнув её оппонентов в том, что они «заборолись с бабою».
Теперь же главный питерский поэт-бунтарь сам повторяет их «подвиг».
При том, что у основателя «Ленинграда» сейчас нет никакой потребности в «медийной подзарядке» от Собчак. И они точно не конкуренты в политическом поле.

С учётом той роли, которую Шнур играет в «сносе» Беглова и возможной замене его на Турчака, можно было бы допустить наличие у потенциального пятого губернатора Санкт-Петербурга какого-то непреодолимого конфликта с семьей своего самого харизматичного постсоветского предшественника.
Но стоит ли овчинка выделки? Ведь шнуровский демарш за гранью фола делает Собчак «униженной и оскорбленной», и следовательно – априори правой.

Зато разгоревшийся скандал и взаимные метания богемных стрел в соцсетях сильно отвлекают многомиллионный «(не)мыслящий тростник» от далеко не виртуального кризиса, разгорающегося в связи с делом судьи Янгулбаева.
Перефразируя персонажа «Дня радио», это можно назвать «методом пуговицы».
Когда одну проблему нельзя быстро решить -- нужно раздуть другую
Даром, что конфликт Шнура и Собчак Кремлю «до пуговицы», а происходящее сейчас в Чечне и вокруг неё – совсем нет.

Масштабное кадыровское турне, –а помимо президента с премьером, глава ЧР посетил руководителя президентской администрации, двух вице-премьеров и, как минимум, одного министра (Дмитрия Патрушева), -- наглядное подтверждение желания Кремля как можно скорее купировать кризис, возникший из-за дела Янгулбаева.

«Антитеррористическая операция» Грозного создаёт не только внутриполитические проблемы.
От того, как Москва отреагирует на этот вызов и определит допустимые степени свободы для национальной автономии, зависит и уязвимость её позиций в споре с Киевом по поводу статуса Донбасса.
При том, что предельный либерализм в первом вопросе чреват и возрастанием межнационального напряжения в обществе, и усилением брожения в элитах – прежде всего, среди ряда ключевых представителей «силовой корпорации».

Но не менее важный аспект здесь –попытка Эрдогана помирить Путина с Зеленским.
Турецкий президент – едва ли не единственный из лидеров исламского мира, с которым у Кадырова испорчены отношения.
Собственно, и янгулбаевский кейс тесно связан с Турцией – сын опального судьи, по утверждению Грозного, был причастен к организации нападения на бывшего чеченского силовика в Стамбуле.

Разумеется, личностные моменты как причину кадыровско-эрдогановского конфликта никоим образом нельзя исключать, особенно – с учетом этнической специфики.
Тем не менее, симптоматично, что и Кадыров, и Эрдоган активизировались (хотя и каждый по-своему) на фоне начала строительства железной дороги в Армении, которая должна связать Азербайджан с Нахичеванской АР.
Речь идёт не просто о выполнении одного из ключевых пунктов армяно-азербайджанского урегулирования.
С появлением этой магистрали Турция превращается в основного бенефициара транспортных потоков между Каспием и Чёрным морем.
А республики Северного Кавказа, наоборот, лишаются какого-либо шанса на получение соответствующих транзитных дивидендов.
В этом смысле со стороны Кадырова как главы наиболее преуспевающей (до сих пор) автономии было бы вполне логично либо помешать негативному для Чечни и её соседей развития геоэкономических событий, либо – максимально повысив ставки, добиться существенной компенсации.

Тем показательнее, что неоднозначная по своим последствиям железнодорожная «стройка века» в Армении стала возможна, благодаря посредничеству России.
Теперь Эрдоган «в благодарность» пытается помирить уже саму Россию с Украиной. Чтобы в случае удачного завершения этой миротворческой миссии, –в качестве посреднических «комиссионных», –подключить к «своему» транспортному коридору и Крым, и украинские черноморских порты.

В отношениях между Москвой и Минском опять появляется «калий преткновения».

Лукашенко далеко не случайно вспомнил о причастности Мазепина к финансированию белорусской оппозиции как раз на фоне транспортной блокады, устроенной Западом «Беларуськалию».
Мазепинский визит в Кремль (на который Батька прозрачно намекнул, говоря контактах своих недоброжелателей-бизнесменов с президентом России) состоялся на следующий день после того, как Литва проанонсировала расторжение транзитного договора с белорусским конкурентом «Уралхима»
Причём, на упомянутой аудиенции «калийный магнат» обсуждал с Путиным, в том числе, и ситуацию на мировом рынке удобрений.
И в частности – спрос на них со стороны Китая.

Любопытный отрывок из открытой части этой беседы.
Д. Мазепин: По калию. […] Канада двумя компаниями контролирует 30 процентов, Россия, Белоруссия – по 18 процентов, Китай на внешний рынок не выходит.
В.Путин: Они потребляют всё сами.
Д.Мазепин: И ещё докупают столько же. Они потребляют 16 миллионов, 8 производят.
В.Путин: Больше всех.
Д.Мазепин: Да.

Исходя из обозначенного расклада, калий может стать для Москвы не менее важным козырем в торге с Пекином, чем энергоносители.
Показательно и то, что первый серьёзный (хотя и достаточно быстро купированный) российско-белорусский конфликт из-за калийных активов разгорелся в 2013-м, когда Си, ещё только ставший председателем КНР, объявил о геоэкономическом мега-проекте «Один пояс – один путь».
В долгосрочной перспективе эта инициатива скорее в минус России, нежели в плюс.
И с этой точки зрения, демарш Лукашенко, санкционировавшего арест в Минске тогдашнего гендиректора «Уралкалия» Баумгертнера, логично было рассматривать и как проявление фирменной «многовекторности» -- попытку разрушить «картельные» построения союзника-соседа в угоду более могущественному восточному контрагенту.

Сегодня западные санкции, казалось бы, делают альянс «Беларуськалия» с «Уралхимом» неизбежным.
Более того, чем больше Россия заинтересована в успешном для неё завершении «спарринга с НАТО» -- тем ценнее для неё наличие дополнительного, «калийного», инструмента давления на Китай.

С другой стороны, безоговорочная готовность Лукашенко предоставить свою страну под демонстрацию возможностей ВС РФ тоже крайне важна для Кремля.
На этом, похоже, и играет белорусский лидер, пытаясь, –вне зависимости от очевидного логистического дисконта, -- повысить стоимость главного республиканского промышленного актива.

В путинском предложении предоставить политическое убежище Порошенко – только доля троллинга или следования принципу «враг моего врага…».

Бывший украинский президент при всей своей «евромайданности» не отказывался от неофициальных коммуникаций с Россией и её донбасскими «прокси» в режиме just business.
Лишнее тому подтверждение – липецкая фабрика «Рошен», которая по итогам 2020 года ухитрилась даже вчетверо сократить убыток.
Или – «угольная схема», реализованная в 2014-2015 годах для поставок антрацита из ЛДНР и сегодня ставшая причиной для обвинений Порошенко в госизмене.

Зеленскому тоже можно припомнить роялти «Квартала 95», получаемые за неоднократный показ его ситкомов по российскому ТВ.
Но одно дело – зарабатывать на «врагах», а другое – платить им. Как это происходит с липецко-«рошеновскими» зарплатами и налогами, и тем более -- в антрацитной истории.

К тому же, в последнем случае в качестве официального порошенковского подельника выступает лидер самой пророссийской украинской партии и путинский кум Медведчук, а в качестве неофициального (пока) – главный олигархический недоброжелатель нынешнего президента Ахметов.
Украинские аналитики не без оснований полагают, что без вмешательства и бенефитов «короля Донбасса» закупку угля в ЛДНР вряд ли удалось бы организовать.
И именно Ахметов (а не Порошенко или Медведчук) – основная цель раскручиваемого силовиками Зеленского дела о госизмене.

В этом смысле бегство Порошенко в Россию (при получении им, разумеется, соответствующих гарантий от Кремля) – хороший способ вывести украинского олигарха №1 из-под удара.
Без такого свидетеля Ахметову ничего сколько-нибудь серьезного предъявить не удастся.
А ни одна другая страна не сможет предоставить убежище украинскому экс-президенту, заподозренному в сотрудничестве с ЛДНР.

С другой стороны, реши правоохранители в свете столь невыгодной для себя перспективы ужесточить Порошенко меру пресечения – в разы возрастает вероятность нового майдана.
Благо это станет триггером не только для мотивированной порошенковской паствы, но и для Ахметова.

Иными словами, Зеленский оказывается в ситуации цугцванга.
Возможно, поэтому Путин и согласился с макроновскими предложениями по деэскалации.
Используя фактор Порошенко-Ахметова, Кремль может добиться «нейтрализации Украины» и без военных операций с неизбежными и значительными гуманитарными и санкционными издержками.

С учётом обстоятельств такого «хода конём» вдвойне показательно, что два года назад, на заре «корона-кризиса», Ахметов вложил € 200 млн в экономику Франции, купив у Campari Group виллу Les Cedres, когда-то принадлежавшую бельгийскому королю Леопольду II.

Запуск туркменского «транзита» не является неожиданностью, равно как и его дата. Ещё 7 января Гурбангулы Бердымухамедов анонсировал проведение внеочередной сессии верхней палаты республиканского парламента. А спустя две недели, назвал её точную дату -- 11 февраля, при том, что именно в этот день исполняется 15 лет правления нынешнего президента Туркменистана.

Иными словами, особой неожиданности в решении Бердымухамедова-старшего «дать дорогу молодым» нет. Да и о «преемничестве» Бердымухамедова-младшего как о почти «медицинском факте» говорили, как минимум, с лета прошлого года, когда президентский сын стал вице-премьером. А в конце ноября 40-летнему Сердару был поручен контроль над нефтегазовым сектором – главным источником республиканских доходов.

Интереснее другое – совпадение официального начала перемен в руководстве Туркменистана с доведением градуса околоукраинской конфронтации до максимальных значений.
Главная цена «сдачи Украины» -- «Северный поток-2».
Магистраль не будет запущена в случае военного конфликта между Москвой и Киевом, но именно это обстоятельство вынуждает континентальную Европу более активно искать компромисса с Россией.
Либо – альтернативных поставщиков энергоносителей.

В этом плане показательно изменение отношения к давнему стремлению Туркменистана выйти на европейский газовый рынок.
В конце октября Ашхабаду было предложено забыть о Транскаспийском газопроводе из-за всеобщей декарбонизации.
А спустя полтора месяца посол ЕС заверил республиканские власти в возможности поставлять «голубое топливо» в Старый Свет до 2050 года.

Столь существенному, хотя и ещё риторическому, повороту предшествовали эскалация вокруг Украины и визит Эрдогана в Туркменистан, после которого турецкий президент предложил помирить Москву и Киев.
«После» -- в данном случае вполне может означать «вследствие».
Анкара не скрывает своих далеко идущих планов в отношении Ашхабада. А лучший способ вернуть его в «туранский мир» -- открыть для «центральноазиатского Катара» европейский газовый рынок. Благо Турция тогда получит и геополитические, и геоэкономические дивиденды.

Пока Транскаспийский газопровод не построен (и не факт, что такое произойдет вообще), единственный относительно рабочий вариант – возобновить экспорт туркменского газа через российскую и украинскую ГТС.
Понятно, что Зеленский будет только рад снижению зависимости от «Газпрома» как поставщика и, одновременно, повышению зависимости ЕС от Украины как транзитёра.

Остаётся только уговорить Путина. Поскольку для России в туркменском газовом «броске в Европу» намного больше минусов, чем плюсов.
Единственный возможный «утешительный приз» при таком раскладе – окончательное закрепление особого статуса Донбасса.
Не случайно, Тимошенко увязала околоукраинскую эскалацию с попыткой принудить Киев к немедленному выполнению минских соглашений.
Пассаж «газовой принцессы» примечателен ещё и тем, что в середине нулевых она имела самое непосредственное отношение к выстраиванию коммуникаций между Киевом и Ашхабадом. А один из тимошенковских «опекунов» -- экс-владелец «Итеры» Игорь Макаров – консультирует Бердымухамедова-старшего по энергетическим вопросам.
Не менее показательно и то, что не только официальный Киев, но и Турция пытаются дезавуировать тему «вторжения».

Следуя известной «шпионской» формуле, публика истолкует текст Суркова как критику любых, «похабных», компромиссов с НАТО.

Но бывших кремлёвских идеологов не бывает. В том смысле, что ни внесистемных, ни антизападных.
Сурков просто идёт дальше (или левее – по хронологической оси).
Пока Кремль пытается вернуть бонусы, полученные в результате Второй мировой, но отнятые в результате «холодной войны», -- один из архитекторов путинской России в отставке предлагает ревизию промежуточных трофеев Первой мировой.
А именно – итогов Брестского мира, который оказался сколь выгоден Германии, столь и крайне неудобен странам Антанты, тогдашним российским союзникам, среди которых доминировали столь нелюбимые Лавровым «англосаксы».

Иными словами, сурковский выпад – вполне в стиле (полу)официальной внешнеполитической тактики по вбиванью клиньев (главным образом – углеводородных) в оборону «коллективного Запада».
Даром что статья вышла как раз в день визита в Москву нового канцлера ФРГ Шольца, да и, в принципе, германофилов в отечественных высших эшелонах немало.
С другой стороны, и «Англичанка гадит» далеко не всем, особенно – среди олигархов.

В любом случае, если премиальная аудитория воспримет Суркова как «голос пробританской партии» -- это, как минимум, избавит его самого от «неприятностей на биржах и в обменниках».