Товарищ майор бдит
"Свобода фотографии" - понятие неизвестное в дореволюционном Судане. Иностранцы не могли открыто фотографировать то, что им заблагорассудится - сначала необходимо получить разрешение. Первый же встречный чекист в штатском (а их в стране было много, особенно в людных местах), обязательно подойдет к иностранному гостю, потребует предъявить разрешение на фотосъемку и просмотрит уже отснятые кадры в телефоне или фотоаппарате. Сейчас разрешение на фотосъемку, кажется, не нужно - по крайней мере, меня его ни разу не просили предъявить.
Свободно перемещаться внутри страны также нельзя - для этого тоже необходимо получить разрешение. Его необходимо предъявить сотрудникам внутренней безопасности на блок-постах при пересечении региональных границ или перед посадкой в самолет на внутренних рейсах. Получение разрешения на передвижение внутри Судана необходимо до сих пор.
Прежняя суданская власть не нуждалась в туристах, поэтому для иностранцев не существовало туристических виз. Власть сменилась более года тому назад, но туристические визы до сих пор не сделали. Это не значит, конечно, что в Судан никак не попасть. Туристы приезжают сюда, да и раньше они страну посещали. Просто сделать это было не очень легко.
Если стране не нужны туристы, значит здесь нет и туристической полиции. Это специальные полицейские в штатском, которые гуляют в людных туристических местах и следят за тем, чтобы иностранцев не ограбили или внезапно не пырнули ножом. Это не страшилки, в некоторых странах такая вероятность действительно существует.
Однажды поздно вечером я гулял по самому дорогому, туристическому месту Фритауна - столицы Сьерра-Леоне. Неожиданно откуда-то из кустов передо мной выскочили два мужика с электрошокерами и сходу начали спрашивать а где я остановился, а один ли я живу, а не хочу ли я с ними прогуляться. Я подумал, что это гоп-стоп и сейчас мне предстоит огрести электричеством из шокеров. Но это оказались не грабители, а полицейские. В тот раз повезло.
Так вот в дореволюционном Судане безопасность туриста - это его личное дело. За иностранцами, конечно, следили, но не для того, чтобы их защитить, а чтобы они не зашли куда не надо и не сфотографировали что не надо. Иностранец - потенциальный шпион. После революции политика по отношению к иностранцам изменилась - иди и делай что хочешь.
В Судан не только не просто было попасть, но и выехать из него. Нельзя просто взять и уехать из Судана - сначала нужно получить разрешение, "выездную визу". Это бумажка, которую нужно вклеить в паспорт и показать сотрудникам безопасности в аэропорту. Выездные визы использовались в борьбе с оппозицией. Если ты против власти, значит тебе просто не дадут разрешение на выезд из страны
Сейчас такие визы тоже нужны, но, насколько я знаю, людям больше не препятствуют в выезде из Судана.
"Свобода фотографии" - понятие неизвестное в дореволюционном Судане. Иностранцы не могли открыто фотографировать то, что им заблагорассудится - сначала необходимо получить разрешение. Первый же встречный чекист в штатском (а их в стране было много, особенно в людных местах), обязательно подойдет к иностранному гостю, потребует предъявить разрешение на фотосъемку и просмотрит уже отснятые кадры в телефоне или фотоаппарате. Сейчас разрешение на фотосъемку, кажется, не нужно - по крайней мере, меня его ни разу не просили предъявить.
Свободно перемещаться внутри страны также нельзя - для этого тоже необходимо получить разрешение. Его необходимо предъявить сотрудникам внутренней безопасности на блок-постах при пересечении региональных границ или перед посадкой в самолет на внутренних рейсах. Получение разрешения на передвижение внутри Судана необходимо до сих пор.
Прежняя суданская власть не нуждалась в туристах, поэтому для иностранцев не существовало туристических виз. Власть сменилась более года тому назад, но туристические визы до сих пор не сделали. Это не значит, конечно, что в Судан никак не попасть. Туристы приезжают сюда, да и раньше они страну посещали. Просто сделать это было не очень легко.
Если стране не нужны туристы, значит здесь нет и туристической полиции. Это специальные полицейские в штатском, которые гуляют в людных туристических местах и следят за тем, чтобы иностранцев не ограбили или внезапно не пырнули ножом. Это не страшилки, в некоторых странах такая вероятность действительно существует.
Однажды поздно вечером я гулял по самому дорогому, туристическому месту Фритауна - столицы Сьерра-Леоне. Неожиданно откуда-то из кустов передо мной выскочили два мужика с электрошокерами и сходу начали спрашивать а где я остановился, а один ли я живу, а не хочу ли я с ними прогуляться. Я подумал, что это гоп-стоп и сейчас мне предстоит огрести электричеством из шокеров. Но это оказались не грабители, а полицейские. В тот раз повезло.
Так вот в дореволюционном Судане безопасность туриста - это его личное дело. За иностранцами, конечно, следили, но не для того, чтобы их защитить, а чтобы они не зашли куда не надо и не сфотографировали что не надо. Иностранец - потенциальный шпион. После революции политика по отношению к иностранцам изменилась - иди и делай что хочешь.
В Судан не только не просто было попасть, но и выехать из него. Нельзя просто взять и уехать из Судана - сначала нужно получить разрешение, "выездную визу". Это бумажка, которую нужно вклеить в паспорт и показать сотрудникам безопасности в аэропорту. Выездные визы использовались в борьбе с оппозицией. Если ты против власти, значит тебе просто не дадут разрешение на выезд из страны
Сейчас такие визы тоже нужны, но, насколько я знаю, людям больше не препятствуют в выезде из Судана.
Красиво одеваться
Как и кофе, национальное женское платье тоже является частью нематериального культурного наследия Судана.
Оно называется toob (также используются термины thobe, thawb, toub) и представляет собой сшитую ткань длиной от 3 до 4,5 метров, обернутую вокруг тела и накинутую сверху на обычную, повседневную одежду.
Происхождение toob не очень понятно. Вроде бы, еще женщины древней Нубии, в том числе и королевы - кандаки, носили подобную одежду. Мусульмане, вторгшиеся на территорию современного Судана в 13-м веке, принесли свое понимание женских нарядов, и они со временем стали такими, какими мы их знаем сегодня. Похожая одежда используется женщинами Чада и Мавритании.
Toob надевают, в основном, замужние женщины. Считается, что эта накидка позволяет прикрыть женскую красоту от посторонних глаз, сохраняя ее только для своих мужей. Дорогие toob часто украшаются замысловатой вышивкой, стразами и другими декоративными элементами. Накидка показывает принадлежность женщины к определённому социальному классу, клану, племени. У одной женщины может быть несколько разных toob - для работы, свадьбы, посещения друзей, похода за покупками.
Toob белого цвета также стал символом протестного движения в Судане. Если посмотреть на фотографии или видео протестов в Судане 2018-2019 гг., то можно заметить много женщин в такой одежде.
Как и кофе, национальное женское платье тоже является частью нематериального культурного наследия Судана.
Оно называется toob (также используются термины thobe, thawb, toub) и представляет собой сшитую ткань длиной от 3 до 4,5 метров, обернутую вокруг тела и накинутую сверху на обычную, повседневную одежду.
Происхождение toob не очень понятно. Вроде бы, еще женщины древней Нубии, в том числе и королевы - кандаки, носили подобную одежду. Мусульмане, вторгшиеся на территорию современного Судана в 13-м веке, принесли свое понимание женских нарядов, и они со временем стали такими, какими мы их знаем сегодня. Похожая одежда используется женщинами Чада и Мавритании.
Toob надевают, в основном, замужние женщины. Считается, что эта накидка позволяет прикрыть женскую красоту от посторонних глаз, сохраняя ее только для своих мужей. Дорогие toob часто украшаются замысловатой вышивкой, стразами и другими декоративными элементами. Накидка показывает принадлежность женщины к определённому социальному классу, клану, племени. У одной женщины может быть несколько разных toob - для работы, свадьбы, посещения друзей, похода за покупками.
Toob белого цвета также стал символом протестного движения в Судане. Если посмотреть на фотографии или видео протестов в Судане 2018-2019 гг., то можно заметить много женщин в такой одежде.
Хауаджа против мзунгу
Во многих африканских языках существуют специальные термины для обозначения белого человека. В Сьерра-Леоне его называют опото, в Уганде и Кении - мзунгу. В Судане тоже есть свой термин - хауаджа. Но то, что значительно отличает Судан от других стран континента - это, во-первых, частотность употребления обозначенных слов и, во-вторых, само отношение к белому человеку.
В восточной Африке вас называют мзунгу постоянно. Вы слышите это слово десятки раз в день, и оно преследует вас повсюду. Ваши пол, возраст, национальность и религия не имеют значения. Вася, Шарлотта, Абрам или Юрген - неважно кто вы, откуда и как вас зовут, ведь отныне и до конца своих дней вы мзунгу.
Эй, мзунгу! Мзунгу, привет! Мзунгу, как дела? Мзунгу, пока!
Вы как бы утрачиваете свою идентичность и навсегда становитесь мзунгу. Это даже самых терпеливых на свете людей может довести до белого каления.
Совершенно иная ситуация в Судане. За все время жизни здесь меня назвали хауаджа лишь несколько раз. В Судане ощущаешь себя не цирковым медведем, а обычным человеком. Нет впечатления того, что белые люди здесь являются объектами повышенного внимания, в сравнении с другими странами континента.
Да, на вас будут смотреть с интересом, поглядывать украдкой. Но таращиться, разинув рот и побросав все дела - нет, такого не произойдет. Дети при виде вас не кричат на всю улицу, не бегут за вами, не хватают за руки, не показывают пальцами. Взрослые просто молча и ненавязчиво смотрят. Никто не акцентирует внимание на европеоидной расе.
Кажется, что в Судане нет какого-то непреодолимого барьера между вами и местными людьми, не позволяющего нормально вписаться в общество. Полностью вписаться, конечно, вряд ли получится - для этого нужно быть арабом. Да и суданская культура довольно закрыта - никто вас хлебом с солью не встретит лишь потому, что вы белый. Но, с другой стороны, никто и не станет препятствовать в нормальной жизни. Такая жизнь вполне доступна, если вы белый. И знаете арабский язык. И мусульманин.
В ином случае, если вы христианин или атеист, не знающий арабского, и вдруг захотели пожить в Судане, то земля вам пухом.
Во многих африканских языках существуют специальные термины для обозначения белого человека. В Сьерра-Леоне его называют опото, в Уганде и Кении - мзунгу. В Судане тоже есть свой термин - хауаджа. Но то, что значительно отличает Судан от других стран континента - это, во-первых, частотность употребления обозначенных слов и, во-вторых, само отношение к белому человеку.
В восточной Африке вас называют мзунгу постоянно. Вы слышите это слово десятки раз в день, и оно преследует вас повсюду. Ваши пол, возраст, национальность и религия не имеют значения. Вася, Шарлотта, Абрам или Юрген - неважно кто вы, откуда и как вас зовут, ведь отныне и до конца своих дней вы мзунгу.
Эй, мзунгу! Мзунгу, привет! Мзунгу, как дела? Мзунгу, пока!
Вы как бы утрачиваете свою идентичность и навсегда становитесь мзунгу. Это даже самых терпеливых на свете людей может довести до белого каления.
Совершенно иная ситуация в Судане. За все время жизни здесь меня назвали хауаджа лишь несколько раз. В Судане ощущаешь себя не цирковым медведем, а обычным человеком. Нет впечатления того, что белые люди здесь являются объектами повышенного внимания, в сравнении с другими странами континента.
Да, на вас будут смотреть с интересом, поглядывать украдкой. Но таращиться, разинув рот и побросав все дела - нет, такого не произойдет. Дети при виде вас не кричат на всю улицу, не бегут за вами, не хватают за руки, не показывают пальцами. Взрослые просто молча и ненавязчиво смотрят. Никто не акцентирует внимание на европеоидной расе.
Кажется, что в Судане нет какого-то непреодолимого барьера между вами и местными людьми, не позволяющего нормально вписаться в общество. Полностью вписаться, конечно, вряд ли получится - для этого нужно быть арабом. Да и суданская культура довольно закрыта - никто вас хлебом с солью не встретит лишь потому, что вы белый. Но, с другой стороны, никто и не станет препятствовать в нормальной жизни. Такая жизнь вполне доступна, если вы белый. И знаете арабский язык. И мусульманин.
В ином случае, если вы христианин или атеист, не знающий арабского, и вдруг захотели пожить в Судане, то земля вам пухом.
Во дворе
В России мы выходим из многоэтажных жилых домов и попадаем во двор - общественное пространство, где играют дети, а бабки сидят на лавочках.
В Судане таких дворов нет. Выйдя из дома, вы попадаете в никуда. Почти как в Марокко, но там хотя бы иногда встречаются детские площадки с лавками, а здесь снаружи домов стоят лишь деревья и дизельные генераторы, тарахтящие словно тракторы. В Судане постоянно и внезапно отключают электричество, без которого остаются целые городские кварталы. Поэтому генераторы в хозяйстве - вещи необходимые, ценные. Их ставят в специальные железные клетки и запирают, чтобы не украли. А вот деревья - вещи опциональные, поэтому снаружи домов их высаживают не часто.
Итак, генераторы и иногда деревья. Кроме них вокруг нет ничего, никакого благоустройства. Только пустыри, недостроенные дома, песок и кучи мусора кое-где. Даже мощеные дороги в жилых кварталах не всегда встречаются. Это выглядит довольно депрессивно и желания погулять не возникает.
Сами суданцы пешком по улицам тоже практически не передвигаются. Выйдя из дома, суданец сразу же садится в машину или в моторикшу и едет в другое место. Жизнь в Судане проходит в закрытых пространствах, а все, что между ними - как бы не вполне жизнь. Нет здесь потребностей во дворах, в общественном пространстве.
Несколько раз я все-таки видел подобие дворов в Хартуме. Люди превратили пустыри в площадки с газоном, деревьями и цветами. Но, видимо, это не общественные территории, а частные - они обнесены забором и закрыты на замок. Такие площадки настолько редко встречаются и настолько выбиваются из общей картины, что производят инородное впечатление. Это как в московских дворах вырубить деревья, выкинуть лавочки и засыпать все песком.
В России мы выходим из многоэтажных жилых домов и попадаем во двор - общественное пространство, где играют дети, а бабки сидят на лавочках.
В Судане таких дворов нет. Выйдя из дома, вы попадаете в никуда. Почти как в Марокко, но там хотя бы иногда встречаются детские площадки с лавками, а здесь снаружи домов стоят лишь деревья и дизельные генераторы, тарахтящие словно тракторы. В Судане постоянно и внезапно отключают электричество, без которого остаются целые городские кварталы. Поэтому генераторы в хозяйстве - вещи необходимые, ценные. Их ставят в специальные железные клетки и запирают, чтобы не украли. А вот деревья - вещи опциональные, поэтому снаружи домов их высаживают не часто.
Итак, генераторы и иногда деревья. Кроме них вокруг нет ничего, никакого благоустройства. Только пустыри, недостроенные дома, песок и кучи мусора кое-где. Даже мощеные дороги в жилых кварталах не всегда встречаются. Это выглядит довольно депрессивно и желания погулять не возникает.
Сами суданцы пешком по улицам тоже практически не передвигаются. Выйдя из дома, суданец сразу же садится в машину или в моторикшу и едет в другое место. Жизнь в Судане проходит в закрытых пространствах, а все, что между ними - как бы не вполне жизнь. Нет здесь потребностей во дворах, в общественном пространстве.
Несколько раз я все-таки видел подобие дворов в Хартуме. Люди превратили пустыри в площадки с газоном, деревьями и цветами. Но, видимо, это не общественные территории, а частные - они обнесены забором и закрыты на замок. Такие площадки настолько редко встречаются и настолько выбиваются из общей картины, что производят инородное впечатление. Это как в московских дворах вырубить деревья, выкинуть лавочки и засыпать все песком.
Королева-воин
В древних королевствах Нубии женщины, кажется, занимали достойное положение. Более того, известно о десятке воинственных женщинах-королевах, правивших как суверены. Их называют «кандаки».
Они стали частью национального суданского мифа, который успешно дожил до нашего времени, несмотря на многовековую историю ислама в этой стране. Интересно, как это получилось, ведь Коран осуждает фараонов, изображая их забывшими о божьих заповедях деспотами, правившими своим народом на основе несправедливых человеческих законов. И вот в исламской стране в массовом сознании сохраняется устойчивое присутствие «кандаки», которая, вроде как, почти что фараон, да еще и женщина.
В апреле прошлого года, до попытки силового подавления гражданского протеста военными, широкую популярность в глобальных СМИ получила фотография одной из участниц протеста: молодая девушка в традиционной одежде стоит на крыше автомобиля, выкрикивая политические лозунги. В СМИ ее называли «кандакой» и «нубийской королевой», хотя девушка не являлась значимой политической фигурой. Это случайная активистка, которая оказалась в нужном месте и в нужном виде.
«Кандаки» в современном массовом сознании Судана означают, видимо, отсылку к сильному и справедливому «народному» государству, а не просто к власти женщин. Но в интерпретации глобальных медиа (не без подачи местных активисток),
«кандака» стала обозначать
«сильных и независимых суданских женщин» и борьбу за гендерное равенство. Именно в таком смысле пресса объяснила значение широко растиражированной фотографии девушки в белой накидке.
Тут нужно понимать логику коллективного Запада. В нашем мире много людей протестуют против несправедливости, но он поддерживает на всех подряд, а только рукопожатных - тех, кто разделяет современные европейские ценности. Фотография девушки удачно попала в европейскую повестку в области феминизма и всяких гендерных вопросов. Вот ее и подсветили в мировой прессе, интерпретировав соответствующим образом.
В древних королевствах Нубии женщины, кажется, занимали достойное положение. Более того, известно о десятке воинственных женщинах-королевах, правивших как суверены. Их называют «кандаки».
Они стали частью национального суданского мифа, который успешно дожил до нашего времени, несмотря на многовековую историю ислама в этой стране. Интересно, как это получилось, ведь Коран осуждает фараонов, изображая их забывшими о божьих заповедях деспотами, правившими своим народом на основе несправедливых человеческих законов. И вот в исламской стране в массовом сознании сохраняется устойчивое присутствие «кандаки», которая, вроде как, почти что фараон, да еще и женщина.
В апреле прошлого года, до попытки силового подавления гражданского протеста военными, широкую популярность в глобальных СМИ получила фотография одной из участниц протеста: молодая девушка в традиционной одежде стоит на крыше автомобиля, выкрикивая политические лозунги. В СМИ ее называли «кандакой» и «нубийской королевой», хотя девушка не являлась значимой политической фигурой. Это случайная активистка, которая оказалась в нужном месте и в нужном виде.
«Кандаки» в современном массовом сознании Судана означают, видимо, отсылку к сильному и справедливому «народному» государству, а не просто к власти женщин. Но в интерпретации глобальных медиа (не без подачи местных активисток),
«кандака» стала обозначать
«сильных и независимых суданских женщин» и борьбу за гендерное равенство. Именно в таком смысле пресса объяснила значение широко растиражированной фотографии девушки в белой накидке.
Тут нужно понимать логику коллективного Запада. В нашем мире много людей протестуют против несправедливости, но он поддерживает на всех подряд, а только рукопожатных - тех, кто разделяет современные европейские ценности. Фотография девушки удачно попала в европейскую повестку в области феминизма и всяких гендерных вопросов. Вот ее и подсветили в мировой прессе, интерпретировав соответствующим образом.
Небесная сотня
Революции и перевороты не обходятся без сакральных жертв. В Хартумском университете стоит стенд с фотографиями людей, пропавших без вести в прошлом году во время разгона военными уличных протестующих. Хотя чего их искать - они давно на дне Нила лежат. Это многим понятно и стенд с фотографиями стоит не столько в целях поиска людей, сколько как напоминание о потерях в ходе столкновений годичной давности.
Во время политических акций, которые постоянно проходили в Хартуме до введения карантина по причине распространения коронавируса, люди носили фотографии убитых силовиками протестующих и выкрикивали лозунги о том, что нельзя забывать жертв революции. О погибших упоминается и в уличных граффити. Все делается для того, чтобы напомнить военным в нынешней власти о совершенных ими, как считают многие активисты, преступных действиях. И эти обвинения звучат не от каких-то уличных оппозицонных крикунов. Больше нет.
В прошлом году, после подавления гражданских протестов военными, под давлением международного сообщества Переходный военный совет (состоял из силовиков, отстранивших от власти аль-Башира) пошел на уступки активистам, в результате чего был сформирован Суверенный совет. Это коллективный орган управления Суданом, состоящий из военных и гражданских из «Альянса за свободу и перемены» - широкой и аморфной коалиции различных организаций. То есть, по факту одна часть власти (гражданская) открыто продолжает обвинять другую часть (военную) в совершенных преступлениях, постоянно напоминает о погибших в результате их действий людях и требует расследования этого.
Понятно, что в условиях раскола режима на две антагонистичные группы о стабильном управлении государством не может быть и речи. А еще есть исламисты, которые остались за бортом, да и сама гражданская коалиция далека от единства. Остается надеяться, что во время запланированных на 2022 г. всеобщих выборов, эти люди не поубивают друг друга.
Революции и перевороты не обходятся без сакральных жертв. В Хартумском университете стоит стенд с фотографиями людей, пропавших без вести в прошлом году во время разгона военными уличных протестующих. Хотя чего их искать - они давно на дне Нила лежат. Это многим понятно и стенд с фотографиями стоит не столько в целях поиска людей, сколько как напоминание о потерях в ходе столкновений годичной давности.
Во время политических акций, которые постоянно проходили в Хартуме до введения карантина по причине распространения коронавируса, люди носили фотографии убитых силовиками протестующих и выкрикивали лозунги о том, что нельзя забывать жертв революции. О погибших упоминается и в уличных граффити. Все делается для того, чтобы напомнить военным в нынешней власти о совершенных ими, как считают многие активисты, преступных действиях. И эти обвинения звучат не от каких-то уличных оппозицонных крикунов. Больше нет.
В прошлом году, после подавления гражданских протестов военными, под давлением международного сообщества Переходный военный совет (состоял из силовиков, отстранивших от власти аль-Башира) пошел на уступки активистам, в результате чего был сформирован Суверенный совет. Это коллективный орган управления Суданом, состоящий из военных и гражданских из «Альянса за свободу и перемены» - широкой и аморфной коалиции различных организаций. То есть, по факту одна часть власти (гражданская) открыто продолжает обвинять другую часть (военную) в совершенных преступлениях, постоянно напоминает о погибших в результате их действий людях и требует расследования этого.
Понятно, что в условиях раскола режима на две антагонистичные группы о стабильном управлении государством не может быть и речи. А еще есть исламисты, которые остались за бортом, да и сама гражданская коалиция далека от единства. Остается надеяться, что во время запланированных на 2022 г. всеобщих выборов, эти люди не поубивают друг друга.
Всех убью - один останусь
Какие основные субъекты, оказывающие влияние на политическую и, как следствие, на социальную жизнь Судана существуют? Можно выделить две их группы - внешнюю и внутреннюю.
1. Внешние субъекты влияния
1.1. Саудовская Аравия и ОАЭ. Поддерживают две основные фракции силовиков, но в большей степени Мохаммеда Дагало.
1.2. Запад - США, Великобритания, Германия, международные организации. Поддерживают гражданскую коалицию.
2. Внутренние политические субъекты
2.1. Силовики
а) Генерал-лейтенант Мохаммед Дагало и RSF. Заместитель Председателя Суверенного совета Судана, глава Чрезвычайного экономического комитета, командующий Силами быстрой поддержки (RSF). Типичный африканский варлорд, сделавший себя сам. Бывший торговец верблюдами без полного школьного образования, во время войны в Дарфуре возглавил военизированное ополчение «Джанджавид» (преобразованное позднее в RSF) и стал одним из самых влиятельных и богатых людей в стране. Поддерживается ОАЭ и сауддитами. Объект атаки со стороны гражданской коалиции через уличные протесты. В конфликте с армией и аль-Бурханом. Потенциальный глава государства. Ему запрещено участвовать в выборах 2022 г. Это заставляет усомниться в том, что выборы вообще состоятся.
б) Генерал-лейтенант Абдель аль-Бурхан и армия. Председатель Суверенного совета Судана. В конфликте с Дагало и гражданскими.
в) Государственная разведывательная служба (бывшая NISS) и остатки ликвидированной партии «Национальный конгресс», возглавляемой ранее аль-Баширом. Слабое политическое влияние, но сохранившийся экономический ресурс. Конфликт с гражданскими и другими силовикам (иногда со стрельбой. На фотографии - БТР на месте этих разборок).
2.2. Исламисты. Неясный потенциал и текущий объем влияния. Обвиняются в покушении на премьер-министра.
2.3. Гражданская коалиция - премьер-министр Абдалла Хамдук (бывший экономист ООН) и объединение различных общественно-политических структур (баасисты, коммунисты, «сильные женщины», партия «Умма», «комитеты сопротивления» и др.). Слабое политическое влияние, нет экономического ресурса. Поддержка Западом. Основной метод воздействия на силовиков - уличные протесты.
Эти структуры имеют слишком разные цели. Долгосрочное совместное управление государством исключено. Риски политической дестабилизации с зачисткой конкурирующих структур существуют. Некоторые возможные сценарии:
- новый военный переворот,
- массовые уличные беспорядки,
- исламистский ренессанс,
- гражданская война между армией и RSF.
Это может произойти как во время/после выборов, так и до них. Поводом может послужить текущий экономический кризис - нехватка топлива и хлеба, превысившая 100% инфляция.
На данный момент, наибольшие шансы на монополизацию власти у армии или RSF. Наименьшие - у гражданских. Вся их надежда на Запад. Именно поэтому несколько месяцев назад премьер-министр Хамдук обратился в ООН за помощью в переходе к «демократической власти».
Для достижения этой цели 4 июня Совет Безопасности ООН учредил новую политическую миссию в Судане - UNITAMS и, несмотря на сопротивление силовиков, продлил действующий мандат миротворческой миссии UNAMID. Но это не дает гарантии того, что Судан в очередной раз не скатится к насилию.
Какие основные субъекты, оказывающие влияние на политическую и, как следствие, на социальную жизнь Судана существуют? Можно выделить две их группы - внешнюю и внутреннюю.
1. Внешние субъекты влияния
1.1. Саудовская Аравия и ОАЭ. Поддерживают две основные фракции силовиков, но в большей степени Мохаммеда Дагало.
1.2. Запад - США, Великобритания, Германия, международные организации. Поддерживают гражданскую коалицию.
2. Внутренние политические субъекты
2.1. Силовики
а) Генерал-лейтенант Мохаммед Дагало и RSF. Заместитель Председателя Суверенного совета Судана, глава Чрезвычайного экономического комитета, командующий Силами быстрой поддержки (RSF). Типичный африканский варлорд, сделавший себя сам. Бывший торговец верблюдами без полного школьного образования, во время войны в Дарфуре возглавил военизированное ополчение «Джанджавид» (преобразованное позднее в RSF) и стал одним из самых влиятельных и богатых людей в стране. Поддерживается ОАЭ и сауддитами. Объект атаки со стороны гражданской коалиции через уличные протесты. В конфликте с армией и аль-Бурханом. Потенциальный глава государства. Ему запрещено участвовать в выборах 2022 г. Это заставляет усомниться в том, что выборы вообще состоятся.
б) Генерал-лейтенант Абдель аль-Бурхан и армия. Председатель Суверенного совета Судана. В конфликте с Дагало и гражданскими.
в) Государственная разведывательная служба (бывшая NISS) и остатки ликвидированной партии «Национальный конгресс», возглавляемой ранее аль-Баширом. Слабое политическое влияние, но сохранившийся экономический ресурс. Конфликт с гражданскими и другими силовикам (иногда со стрельбой. На фотографии - БТР на месте этих разборок).
2.2. Исламисты. Неясный потенциал и текущий объем влияния. Обвиняются в покушении на премьер-министра.
2.3. Гражданская коалиция - премьер-министр Абдалла Хамдук (бывший экономист ООН) и объединение различных общественно-политических структур (баасисты, коммунисты, «сильные женщины», партия «Умма», «комитеты сопротивления» и др.). Слабое политическое влияние, нет экономического ресурса. Поддержка Западом. Основной метод воздействия на силовиков - уличные протесты.
Эти структуры имеют слишком разные цели. Долгосрочное совместное управление государством исключено. Риски политической дестабилизации с зачисткой конкурирующих структур существуют. Некоторые возможные сценарии:
- новый военный переворот,
- массовые уличные беспорядки,
- исламистский ренессанс,
- гражданская война между армией и RSF.
Это может произойти как во время/после выборов, так и до них. Поводом может послужить текущий экономический кризис - нехватка топлива и хлеба, превысившая 100% инфляция.
На данный момент, наибольшие шансы на монополизацию власти у армии или RSF. Наименьшие - у гражданских. Вся их надежда на Запад. Именно поэтому несколько месяцев назад премьер-министр Хамдук обратился в ООН за помощью в переходе к «демократической власти».
Для достижения этой цели 4 июня Совет Безопасности ООН учредил новую политическую миссию в Судане - UNITAMS и, несмотря на сопротивление силовиков, продлил действующий мандат миротворческой миссии UNAMID. Но это не дает гарантии того, что Судан в очередной раз не скатится к насилию.
Строгость в нарядах
В ноябре прошлого года власти отменили «Закон об общественном порядке», который приводил многие аспекты человеческой жизни в соответствие к нормам шариата. В частности, женщинам запрещалось оставлять голову непокрытой, носить брюки и открытую одежду. За это полагались арест и публичная порка.
Однако с отменой закона, женщины не начали массово носить брюки и блузки. Людей в таких вещах очень мало - кажется, что буквально доли процента. И, наверное, это те девушки, которые и раньше их носили. То есть, нельзя говорить о том, что отмена закона сподвигла суданских женщин более открыто одеваться. Свободный дресс-код (джинсы, блузки, непокрытая голова) используют некоторые приезжие христианки из Эритреи, Эфиопии, Южного Судана. Но это редкость. Видимо, в обществе сложился устойчивый и общепринятый консенсус на тему того, как именно должна одеваться суданская женщина - в строгом соответствии с исламом.
Значительная часть девушек носит национальную накидку - toob. Другие надевают разные виды традиционной мусульманской одежды. В большинстве случаев лицо и ладони не закрываются.
Мусульманский дресс-код используется и в социальных сетях или мессенджерах. Если молодые девушки на фотографии своего профиля носят европейскую одежду (например, какую-то блузку, оставляющую незакрытой часть тела ниже шеи и до груди), то они обычно закрашивают в фоторедакторе все непокрытые места, исключая малейшие намеки на эротику. Даже лицо может быть скрыто.
Лишь во время танцев некоторые девушки могут позволить себе более открытую одежду - подчеркивающие фигуру джинсы, блузки с короткими рукавами и даже (в редких случаях) позволяющие увидеть пупок. Но в повседневной жизни вещи европейского типа надевают только нонконформистки. Открыто одеваться - значит ловить на себе осуждающие (от старшего поколения) и оценивающе (от молодых мужчин) взгляды, выслушивать соответствующие коментарии и вопросы "а не шлюха ли ты?", и получать предложения переспать за деньги.
В магазинах продается открытая одежда, но она для дома, а не улицы. Женская красота только для глаз мужа, а не всей округи. Судан в этом отношении очень консервативен.
В ноябре прошлого года власти отменили «Закон об общественном порядке», который приводил многие аспекты человеческой жизни в соответствие к нормам шариата. В частности, женщинам запрещалось оставлять голову непокрытой, носить брюки и открытую одежду. За это полагались арест и публичная порка.
Однако с отменой закона, женщины не начали массово носить брюки и блузки. Людей в таких вещах очень мало - кажется, что буквально доли процента. И, наверное, это те девушки, которые и раньше их носили. То есть, нельзя говорить о том, что отмена закона сподвигла суданских женщин более открыто одеваться. Свободный дресс-код (джинсы, блузки, непокрытая голова) используют некоторые приезжие христианки из Эритреи, Эфиопии, Южного Судана. Но это редкость. Видимо, в обществе сложился устойчивый и общепринятый консенсус на тему того, как именно должна одеваться суданская женщина - в строгом соответствии с исламом.
Значительная часть девушек носит национальную накидку - toob. Другие надевают разные виды традиционной мусульманской одежды. В большинстве случаев лицо и ладони не закрываются.
Мусульманский дресс-код используется и в социальных сетях или мессенджерах. Если молодые девушки на фотографии своего профиля носят европейскую одежду (например, какую-то блузку, оставляющую незакрытой часть тела ниже шеи и до груди), то они обычно закрашивают в фоторедакторе все непокрытые места, исключая малейшие намеки на эротику. Даже лицо может быть скрыто.
Лишь во время танцев некоторые девушки могут позволить себе более открытую одежду - подчеркивающие фигуру джинсы, блузки с короткими рукавами и даже (в редких случаях) позволяющие увидеть пупок. Но в повседневной жизни вещи европейского типа надевают только нонконформистки. Открыто одеваться - значит ловить на себе осуждающие (от старшего поколения) и оценивающе (от молодых мужчин) взгляды, выслушивать соответствующие коментарии и вопросы "а не шлюха ли ты?", и получать предложения переспать за деньги.
В магазинах продается открытая одежда, но она для дома, а не улицы. Женская красота только для глаз мужа, а не всей округи. Судан в этом отношении очень консервативен.
