- …сказали, что осколки из него достали. Но что-то мне подсказывает, что не все, - парень с красным крестом на шевроне, судя по всему, сопровождает бойца в военной форме, который почти не может говорить самостоятельно.

Интересных людей встречаешь уже в очереди в приёмную стоматологического отделения больницы Вишневского в Донецке.

На следующий день, уже после того, как мне сделали операцию, к нам на этаж привозят колоритного пожилого мужчину с копной белоснежных волос и пышными усами. Он до сих пор в шоке, хотя мог бы и привыкнуть, живя в Азотном (микрорайон на окраине Куйбышевского района):

- Вышел из дома в магазин… прилетело в десяти метрах… сначала думал, всё, голову снесло… кровищи столько… потом решил уже, что ухо оторвало…

В итоге оказалось, осколок у него в виске.

- Да это, блядь, и не осколок… Шарик что ли какой-то, хуй знает… И еще второй есть… В жопе…

Значит, это был кассетный боеприпас.

Мужик явно не отошёл от потрясения, но его главная эмоция: недоумение. Как так-то?

Вскоре ко мне в палату подселяют соседа. С первого взгляда догадываюсь, но решаю проверить свою интуицию:

- Откуда сам, брат?
- Сейчас из-под Коксохима…

Рассказывает, как совсем недавно штурмовал дамбу у авдеевского террикона. Вспоминаю, что еще полгода назад смотрел на эти места с коптера: тогда нам до них было около пяти километров.

Моему соседу повезло: у него всего лишь флюс. Как раз легальная возможность перевести дух.

Он один из тех, кто хочет, чтобы его подольше не выписывали.

Из группы в 36 человек он остался единственный в строю. Остальные - 200 или 300.

Примерно поровну.

Выходим с соседом-штурмовиком покурить на балкон больницы.

Видим щупленького паренька в камуфляже с шевроном «солдат удачи» с джамбой. Еле ковыляет, подворачивая ногу. Рука плотно перебинтована, глаза стеклянные, говорит с огромным трудом, челюсти почти не размыкаются.

- Шо, брат, откуда?
- …Ростов…
- Да не, выходил откуда?
- …Авдеевка… там… завод…
- Коксохим что ли?
- Угу.
- О! – мой сосед воодушевляется. – А вы с какой стороны заходили? Мы вот оттуда, где дамба у террикона.

Израненный парнишка оживает на глазах. И вот они уже чертят ногами по плитке направления дорог и лесопосадок, называют номера тех или иных позиций.

Даже в донецкой стоматологии только и разговоров, что об Авдеевке.

Ну или хотя бы о том, кто сколько магазинов берет с собой на штурм. Мой сосед из Макеевки – 4, ростовский парень с «джамбой» – 8.

Донецкие все-таки отмороженнее, а русские – осмотрительнее.

Правда, и этим осмотрительным русским иногда приходится ползти под обстрелом почти полтора километра до точки эвакуации.

Вот как этому мальчишке из Ростова.

Ему, кстати, 19 лет.

Всего на несколько лет старше моего сына.

Балкон в больнице – главный коммуникационный центр.

Вот заходит тот самый мужичок с густой седовласой шевелюрой, попавший под обстрел несколько дней назад. Круг волнующих его вопросов в последнее время сузился до предела: когда боль перестанет отдавать в ухо; почему перестали действовать обезболивающие уколы, достанут ли ему шарик из задницы. А еще его раздражает, что у него постоянно отклеивается повязка. Вот и сейчас. Но на этот раз он не возмущен, а, кажется, скорее воодушевлен:

- Не у одного меня постоянно слезает повязка эта чертова! – как будто бы гордо говорит он.

И действительно: вслед за ним на балкон заходит новенький парнишка, хмурый и мрачный, наверное, только после операции. На лице тоже нет повязки.

Зато чуть ниже правого виска у него дыра в щеке и из неё торчит кусок мяса.

- Осколок?
- Не, пулевое, - говорить парню очень сложно, поэтому он чеканит рубленые фразы. – Это выход. Вошло снизу. В другую. Щеку. Челюсть сломало. Вышло отсюда.
- Навылет?
- Ага.
- Повезло!

Конечно, сейчас он вряд ли выглядит как человек, которому в этой жизни как-то особенно повезло. Но на самом деле все здесь понимают: счастливчик!

Солдаты ЦАХАЛ катаются на велосипедах убитых ими детей в Газе.

Калиброванные мрази.

Пересматриваю сейчас для дела много старых видео с телефона. Вот, например, прошлый декабрь, собираемся с Ведьмой в Пески. Я тогда еще планировал снять про нее документальный фильм.

Еще один парень в нашей палате появился чуть позже. Одет по гражданке, тихий, скромный, молчаливый, на лице – аккуратные очёчки. Происходи всё в Москве – можно было бы делать ставки, студент-физик или программист. Но в Донецке расклады бывают поинтереснее.

Он еще был одним из немногих, кто не после операции, без повязок на лице.

- А с тобой что?
- Да пластина начала гноиться…

Ну мало ли какая пластина. Мы же в конце концов в стоматологическом отделении.

А он постоянно ходил в капюшоне, часто – и в шапке. В принципе, в этом не было ничего удивительного, учитывая отсутствие отопления в больнице.

Только на третий день я увидел его голову.

И шрам от уха до уха. Через макушку.

Ранение, естественно. Еще с апрельского штурма, как впоследствии оказалось. И это ему тоже еще очень повезло.

Вопросов, что за пластина в его голове, больше не возникало.

Сам местный, из-под Амвросиевки. А стоят сейчас на Первомайском. Это чуть западнее, чем мои любимые Пески.

По выходным ему надо отправлять фотографии в свою часть. Подтверждать, что действительно лежит в больнице.

- …главное, когда дошел, мне командир говорит, мол, вот ты герой. А какой я герой? Вот если бы пацанов спас, тогда… А так… Ну, просто дошёл, сам выжил…

Малыш снова рассказывает мне, как прошел и прополз почти полтора километра до эвакуации.

- Мы чуть-чуть не дошли до лесопосадки… Оставалось-то, ебать, метров 30, понял?.. И тут появились дроны-камикадзе… Я кричу пацанам: бегите! Ну а сам дал очередь в небо… Чтобы, ну, на себя… А они стоят, понял, как вкопанные, кто в ступоре, кто просто замер… Я им говорю: уходите быстрее! Короче, когда первый дрон въебал, там сразу много двухсотых было. Многим конечности поотрывало… Кровь, кишки… Тут и второй камикадзе прилетел… Ну, я кинулся на пацана, что рядом стоял, он вообще не шевелился от шока… Въебал ему и упал на него, чтобы закрыть его… Так мне в руку попало…

В руке у парнишки несколько осколков, он ей почти не шевелит, пальцы не чувствует.

- …ну и короче, лежал я там. Приехала эвакуация, всех раненых забрали, а меня почему-то оставили. Хуй знает, почему... Может, решили, что я двухсотый уже. Может, торопились. – Малыш злобно затягивается и продолжает, - Ну, я и пошел. А кровь всё заливает, понял, рукой пошевелить не могу, ну, иду… По мне чего только не работало… И пулемет, и миномет… Снайпер, наверное, работал тоже… Потом слышу – птичка вверху летает. А я ведь, блядь, уже почти дошел. Сбросил на меня ВОГ, ногу разъебал… Ну, я упал, понял, прикинулся мертвым… Лежал так минут двадцать, пока не услышал, что улетел вроде… Ну и дополз до наших.

- Подожди, рука – это от камикадзе, нога – от сброса. А шея и челюсть?

- Да хуй уже знает. Миномет по дороге, наверное. Или с самого начала после дрона. Брат, я когда дошел, уже бредил и не понимал, где я и что я…

Мы докурили.

- Заходи кофе попить, а то скучно…

- Конечно, малой. После перевязки зайду.

Бывшие коллеги из Группы Компаний «Калашников»!

Вам тут парни из-под Авдеевки привет просили передать.

Показывал им наши видео. «Разрушители оружия» всем очень понравились. Гордость, говорят, берёт за отечественного производителя. Слава России, говорят.

У ребят только один маленький вопросик есть. Почему же, попадая в зону СВО, некоторые изделия перестают быть такими надежными?

После ракетного удара половина Донецка оказалась окутана густым чёрным дымом.

@wargonzo

Новое слово в протокольной съемке прилета. Очень красиво.

https://t.iss.one/krasovkin/12595

Вздрогнул на словах "съемка прилета".

В коридоре суета. Малыша нашли на лестнице, сидел на полу, почти без сознания. Не дошел один пролёт: наше отделение находится на последнем, пятом этаже.

- Что ты там забыл-то? – веду его в палату.
- На рентген ходил…
- Не дошел?
- Почему? Дошел.
- И что?
- Да там что-то не так написано было, сказали, надо вернуться и исправить… Я пытался объяснить, что не дойду наверх...
- Могли бы и на лифте тебя поднять. – Лифтом в больнице почему-то можно пользоваться только в присутствии врачей.
- Ну, мне сказали подождать. Я сидел там минут двадцать, как дурак. Потом не выдержал и пошёл сам...

Осуждающе смотрю на него.

- Ну, знаешь, это армейское еще, - оправдывается Малыш. - Мол, сказали, надо – значит, надо. Значит, смогу. Переоценил, да. В глазах темно стало. Земля из-под ног уходить начала. Дальше не помню...

Чуть позже сидим в его палате. Ждем, пока вскипит вода в чайнике. Малыш звонит маме. Невольно слышу весь разговор.

- …вот всё вы накручиваете всегда, ничего нельзя рассказать, - возмущается мальчик. – Ну чего ты переживаешь? Всё нормально. Мам, я понимаю… Слушай, не забывай, у меня тоже есть дочка, и я сам постоянно беспокоюсь за неё, так что я давно уже прекрасно тебя понимаю…

Пытаюсь прийти в себя от шока. Никогда бы не подумал, что у парнишки есть дочка. Тем временем, он заканчивает разговор:

- …мам, дай мне немного времени прийти в себя и встать на ноги – и я помогу тебе, обещаю... Всё, пока! Завтра позвоню. Люблю тебя. Да хорошо я себя чувствую, успокойся уже.

Кстати, если бы ранение в шею было бы на полсантиметра ближе к артерии, его бы уже не было в живых.

- Брат, подай чашку, пожалуйста, она где-то там на окне стоит, а то я встать не могу.

ПРОМКА

Двое суток работал на промке. Если отключить эмоции, то в сухом остатке можно сказать следующее. В промку мы вцепились зубами, контролируем уверенно, на упорстве и злости. Промка сейчас вклинивается в линию обороны хохлов таким аппендицитом, поэтому ее кроют с трех сторон. Пока линия фронта не выровняется, о дальнейшем продвижении вперед речи не идет. Кроют ее круглосуточно изо всего подряд, поэтому там мало что от тебя зависит, работают чуйка и воинская удача, фарт. Позавчера попали под раздачу птицы. Три ВОГа упали в нескольких метрах. Чудом группа осталась целой. Вчера работал из РПГ, через три минуты после отхода два прилёта "польки" в нашу точку. Богу молишься истово, практически без остановки. Стрелкотня там за серьезную опасность не считается. Теперь минусы. У хохла безлимит по БК и камикадзе, четко выстроена система глаз и огня. Кроют маршруты ротации и эвакуации. Наши РЭБы с их птицами не справляются. Так что у хохла полное доминирование в воздухе. И это проблема номер один. Вторая проблема - мало арты. Ее всегда мало с точки зрения пехоты, но тут серьезный дефицит. Когда включается наша арта, дышать реально легче. Вчера наши ФПВшники уничтожили 120мм миномет. Если решить эти две проблемы, то шансов у хохла не останется. О потерях говорить не буду, но сейчас промка - это Невский пятачок Донбасса. Делайте выводы сами. Есть отдельная группа бойцов - они работают проводниками, целый день колесят по промке. Каждый из них - настоящий герой. Вообще все парни, что держат промку - настоящие мужики. Теперь печальные новости для хохлов: хрен вам, а не промка. Вам ее не вернуть никогда. Это наша земля. Мы закрепились. Мы вас ждём. Давайте в гости, горячий приём обеспечим. 

Мой позывной - Вожак. 
Победа будет за нами.

Выхожу на балкон с чашкой кофе. Пацаны посмеиваются.

- Чего вы ржёте? Люблю, знаете ли, с утра выйти на веранду, выкурить сигарету, попить кофейку...
- А я, знаешь, чего хочу? – подает голос Малыш. – Когда все закончится, хочу вот так сесть перед камином, и просто чтобы рядом дочка была и жена. И всё, больше ничего не надо! Так бы и сидел…
- Понимаю, - киваю я. – Но пока имеем то, что имеем.

А имеем мы пока постоянный грохот артиллерии на улице. Больница находится на стыке Ворошиловского и Киевского районов: намного ближе к линии фронта, чем моя квартира – и здесь звуки войны ощутимо громче.

Где-то вдалеке, например, раздаются короткие очереди. Все прислушиваются.

- Интересно, что это? Вряд ли автомат же…
- Может, птичку пытаются сбить? - предполагает один из штурмовиков.

Дронов над Донецком в последнее время действительно стало намного больше, так что версия вполне правдоподобна.

- На БМП похоже, - неожиданно говорит интеллигентный парень, помимо меня он, наверное, единственный гражданский на балконе.

Все недоуменно поворачиваются на него.

- Да я возле аэропорта живу, шо вы удивляетесь? Мне из окна позиции хохлов видно, так что я постоянно слышу «бэхи», - спокойно объясняет парень. - Привык уже.

Это Донецк.

Еду как-то к границе ДНР. Как всегда, разговорился с таксистом. А он живет за городом, причем с тыловой стороны. Но понятно, что иногда и туда что-то долетает. И вот он рассказывал:

- У меня сыну 6 лет. То есть он ничего, кроме войны, в жизни не видел. Однажды как бабахнуло что-то рядом - ну я сразу закричал "Ложись!" - и бросился к нему. А он смотрит на меня удивленно и спокойно так говорит: "Пап, не нервничай, это был вылет. Наши работают". И я вот не знаю, смеяться или плакать. С одной стороны, хорошо, что он уже разбирается на слух, где прилёт, где вылет - в жизни поможет. А с другой, ну есть что-то неправильное, что он в 6 лет уже это знает... Не должно быть так.

Вообще, у меня огромные надежды на донбасское поколение 2010х г.р. Насколько грустно, что у них не было нормального детства, настолько же сильными они должны вырасти.

https://t.iss.one/beard_tim/14545

- Они ничего не понимают! – Малыш раздосадовано качает головой, глядя на экран телефона. – Вот как им всем объяснить?
- Кто обидел? – ухмыляюсь я.
- Да друг вот спрашивает, не страшно ли мне было. Что ему ответить? Что если бы я боялся, когда вокруг меня всё взрывалось и по мне работали, я бы просто не дошёл… Потому что те, кто обосрались и замерли, – их сразу и размотали первым же дроном.
- Ну да.
- Или вот бабушка спрашивает, как я себя чувствую? А ей что сказать? Да заебись, бабуль, чувствую себя, вообще охуенно…

Малыш пытается поднести сигарету ко рту. Получается не без труда. Вчера он опять потерял сознание и упал на балконе, повредил здоровую руку, теперь и она сгибается не до конца. Приходится её поднимать с помощью той руки, которую он почти не чувствует.

- И вообще, - заводится он. – Злит, когда спрашивают, типа, ну как там, понял? Как будто здесь цирк для них… Или сериал какой-то… И как мне всё это рассказать?
- Слушай, а на это у меня есть универсальный ответ, - вступает в разговор долговязый парень, сосед Малыша по палате. – Когда меня так спрашивают, я сразу говорю: «Приезжайте, чо, посмотрите сами. Всё организую: с собой на штурм возьму, все увидите, все почувствуете…».
- И что отвечают?
- Да ничего. Но и вопросов больше не задают, - смеется парень.

Он мобилизованный из Алтайского края. Сейчас его подразделение находится на Бахмутском направлении.

На выходных у него будет день рождения. Исполнится 23 года.

Очень хочет отпраздновать в больнице.

Всё лучше, чем под Клещеевкой.

Но есть и хорошие новости.

- …самое плохое, что даже плащ-палаток не было, понимаешь? Так можно было бы их как носилки хоть использовать…

Мы сидим вечером в палате, штурмовик из Макеевки вспоминает эпизоды из боев за позиции у авдеевского террикона. Большинство историй так или иначе связано с эвакуацией раненых.

- …в итоге приходится брать просто за руки и ноги. А ведь именно там чаще всего раны и осколки! А если один идешь – то вообще просто хватаешь за руки, и волочишь по земле. Ну а что еще делать-то?

Если честно, я уже не имею ни малейшего представления, что делать. И не только в ситуации, когда надо эвакуировать раненого.

- …главное, знаешь, что? Как можно крепче заклеить рот трехсотому. Просто чтобы не орал.

Понимающе киваю.

Наслушавшись за эти дни самых разнообразных историй от парней со всех, кажется, направлений донецкого фронта, я начал терять способность чему-то удивляться.

Война – это даже не кровь, пот и слёзы. Скорее уж, кровь, кишки и дерьмо.

Когда читаешь новостные сводки – об этом не задумываешься. Или стараешься забыть.

Но война все равно всегда догоняет тебя – вот даже в стоматологическом отделении.

И всё.

Ты вспоминаешь погибших знакомых. Думаешь о тех, с кем давно не виделся. Живы ли они? Не факт. Смотришь на своих нынешних собеседников – и понимаешь, что не все доживут даже до нового года.

Читаешь новости. Марьинку (почти) освободили. Авдеевская промка наша. Вот бы порадоваться этим успехам – но сил уже нет.

Потому что за каждой подобной строчкой – сотни и тысячи отдельных человеческих историй.

Не забывайте: когда тащишь раненого, главное – плотнее заклеить ему рот, чтобы он не орал.

(А еще часто бывает так, что дотянул трехсотого до блиндажа – а он умирает у тебя на руках. Просто потому что жгут, например, неправильно наложил.)

Когда всё это уже закончится, а.