Поэты Серебряного века жили в предчувствии великих перемен, ждали их, выкликали, вымаливали. Они мечтали о царстве света, о божественной красоте, возвышенном творчестве. Они ждали революцию, уповали на преображение России, на построение "Нового Иерусалима на полях моей родной страны".

Но когда пришла революция, Серебряный век ужаснулся. У Блока сожгли "библиотеку в усадьбе", а в его петербургскую квартиру, похожую на поэтическую кумирню, подселили матроса. Николая Гумилёва, ждавшего, что небо над Россией расцветёт "садом ослепительных планет", расстреляли. Русские поэты, русские художники, певцы убежали в эмиграцию, и там кто стосковался, кто спился, кто исчах в безвестности. Никто из них не принял грохочущей, огненной, в слезах и крови, революции.

Русская история переворачивалась с одного бока на другой, трещали кости целого континента, "но не эти дни мы звали, а грядущие века", — написал в прощальном стихотворении Александр Блок. И сегодня, когда Россия очнулась от изнурительного обморока, разорвала на себе саван девяностых годов, встаёт из исторической могилы, сбрасывает с себя могильную землю, опрокидывает надгробие, поднимаясь в огне и дыме, и начинает свой исторический марш, сколько испуганных лиц, ужаснувшихся сердец, истошных воплей тех, кто ещё недавно ждал и славил это русское пробуждение.

Сегодняшний Донбасс — это русское пробуждение. Оно проходит среди разрушенных городов, ревущих артиллерийских батарей, разорванных человеческих тел, орошённое слезами и кровью. Таково оно, русское преображение, повторяемое из века в век на переломах истории.

"По дороге фронтовой"
Стихи Александра Проханова, музыка Юлии Чичериной.

Призрак бродит по России, призрак сталинизма. По опросам, 70 процентов народа считает Сталина положительным героем русской истории. Экс-президент Медведев, апологет олигархического государства, в назидание нынешним министрам цитирует телеграмму Сталина, которую тот отправлял директорам оборонных заводов.

Схватка на Украине обнаружила блеф ельцинского государства, которое не было государством, а лишь бутафорией, изготовленной американскими декораторами. У этого государства не оказалось армии, способной победоносно войти в Киев и Харьков. У этого государства не оказалось достаточного количества оборонных заводов, способных безостановочно выпускать самолёты, танки, ракеты. У армии не оказалось командиров младшего, среднего и высшего звена, ибо в предшествующие годы были уничтожены десятки военных училищ. У этого государства не оказалось промышленности, способной сопротивляться санкциям, ибо у российской промышленности больше не было станкостроения, шарикоподшипникового производства, элементной базы. У этого государства не было системы управления, адекватной времени, в этой системе всё ещё господствовали стихии рынка, непланового, слепого реагирования на обстоятельства. Не оказалось патриотической, государственно мыслящей элиты, ибо вся она — антинародная, антирусская, аморальная, ограбившая Россию — строила своё благополучие в недрах западной цивилизации, перенесла туда свои состояния, своих детей и внуков, обустроила свои жилища.

У этого государства не оказалось своей культуры, ибо множество театральных режиссёров, актёров, звёзд шоу-бизнеса, вскормленных этим государством, покинуло его, отреклось от него, в трудный для государства час бросило на произвол судьбы. И главное, у этого ельцинско-гайдаровского государства не оказалось победной идеологии. То была идеология поражения, идеология рабского подражания, идеология, отрицавшая все глубинные, суверенные коды российской цивилизации.

Все ждут наступления украинского и русского — великой битвы двух славянских народов. Войска с обеих сторон насыщаются танками, подтягивают резервы. Строятся доты, склады набухают ракетами и снарядами, развёртываются госпитали. А наступления всё нет.

Какие танковые прорывы, если у противника столько противотанковых средств, что в первые же минуты будут сожжены все танковые армады. Какие авиационные штурмовые удары, если у противника столько зенитных средств, что все штурмовики, бомбардировщики и вертолёты в первые же минуты атаки будут сбиты переносными зенитными ракетными комплексами.

Война, которую предвидели в военных академиях, не случилась. Война громадных армий с могучим скоплением техники превратилась в разрозненные атаки небольших разведывательных групп, которые наносят противнику комариные укусы, а также в непрерывный рёв артиллерийских батарей, работающих по наводке из космоса.

Тысячи спутников висят над Украиной, высматривают орудийную вспышку, проблеск автомобильных фар, зажжённую сигаретку, передают координаты на батарею, и та без прицельного выстрела уничтожает цель. Такую войну ещё только предстоит описать, предстоит обнаружить на этой войне новый тип генерала, комбата и простого солдата, который умудряется выжить под зорким присмотром разведывательных спутников.

Поле боя, испаханное снарядами, усеянное черепками разрушенных городов, пропитанное многострадальной славянской кровью, превращается в схватку проникновенных умов, интеллектуальных комбинаций, информационных обманов, хитроумных воздействий. Запуганное, сбитое с толку, обескураженное население ждёт воздушных сирен, похоронок, кошмаров, в которых мир прорастает атомными грибами-поганками.

Сегодня на Украине сражаются танки, самоходки, дроны, гаубицы, орбитальные группировки, сражаются военные и политические концепции, храбрость солдат, воля офицеров, творчество генералов. Сражаются идеологии и религии. Сражаются образы. Образ, метафора — это линза, что собирает множество отдельных лучей, превращая их в мощный эмоциональный порыв. И если "Джавелин" или "Корнет" прожигает танковую броню, то эстетический образ врывается в подкорку и производит там либо сокрушительный взрыв, либо небывалую вспышку творчества.

Сегодня России, ведущей войну с западной цивилизацией, не хватает образов. Патриотическая эстетика бедна и архаична, и ей не угнаться за гиперзвуковой ракетой — за цифрой, управляющей боем. Ей трудно противодействовать изощрённой образности врага, в которой сливаются наскальные рисунки, технотронная живопись, музыка сфер и адский хэви-метал, утончённая ирония Вольтера и похабный площадной юмор.

Наша пропаганда — как гигантская доменная печь, но изливает из себя не расплавленную сталь, а пластилин. В этом пластилине залипает мысль, залипает эмоция. Мёртвые слова рождаются в утомлённых душах, где сгорело живое чувство, и нет ни любви, ни ненависти. Потому так часто во время ток-шоу выключаешь телевизор.

Как печальны выставки современных художников, представляющих свои бытовые зарисовки, умильные семейные сцены, трогательные пейзажи с церквушками, милые натюрморты с цветами и яблоками. Будто в Донбассе не льются слёзы и кровь, не ревёт артиллерия, не падают самолёты с предсмертным криком лётчика: "Прощайте, мужики!"

Грядёт Парад Победы. Расцветёт, как алый мак, в центре Москвы вопреки всем слухам, опасениям, недомолвкам, всем врагам назло, во славу русского воюющего оружия.

Пройдут десантники, вернувшиеся из-под Кременной, и сразу — обратно в бой. Пройдут ополченцы Донецка и Луганска, на время покинувшие свои окопы и блиндажи, и с парада — снова в бой. Пройдут грозные, пропахшие дымом Бахмута штурмовики "Вагнера", и прямо с парада — в бой вместе со своим командиром Пригожиным-Бахмутским. Пройдут самоходные гаубицы, уничтожающие в контрбатарейной борьбе американские "Три топора". Пройдут танки Т-90 с зазубринами от попадания "Джавелинов". Пролетят эскадрильи, сверкнув над куполами Василия Блаженного, чтобы от его золотых крестов пикировать на укрепрайоны Купянска.

Парад, героический, грозный, пройдёт по брусчатке, и подобно тому, легендарному, сорок первого года, уйдёт в сражения.

Но неужели опять будет задрапирован Мавзолей? Неужели образ вождя, провожавшего в бой парад сорок первого года, так неугоден, так страшен?

На Украину вернулся Гитлер. История вернула Гитлера в ставку под Ровно. Его генералы, увешанные крестами за взятие Парижа, Вены, Варшавы, планируют предстоящее контрнаступление украинцев. Фельдмаршал Кейтель утверждает директивы командования вермахта. Геббельс раскручивает виток за витком разящую спираль своей пропаганды. Гиммлер в застенках поднимает на дыбы и вешает на крюки врагов режима.

Трансгуманисты и маги воскресили Гитлера и отправили на Украину.

Кого воскресит русская история и направит под Донецк и Луганск для схватки с Гитлером? Может, царя Николая II, проигравшего Русско-японскую войну? Или либерала Керенского, при котором русская армия превратилась в миллионные толпы дезертиров?

Ельцинское государство потерпело крах и осыпается во всех своих проявлениях. При этом Ельцин, который является главной причиной сегодняшнего украинского кошмара, остаётся одним из символов Государства Российского. Ельцин разрубил топором цветущее единство украинцев и русских. Ельцин разгромил великую советскую техносферу, оставив Россию без заводов, инженерных школ, исследовательских центров. Ельцин создал тлетворную продажную элиту предателей. Ельцин пустил ЦРУ во все сферы российской жизни, наполнив ими министерства, информационные агентства, проектные институты, культурные центры.

Так в драгоценные цветники со множеством великолепных цветов — тюльпанов, гиацинтов, гладиолусов — врывается свирепый грязный пёс, начинает рыскать и справлять нужду под каждым сказочным деревом, как сделал Ельцин в Сиэтле, помочившись прилюдно на самолётное шасси. Ельцин — чёрная дыра русской истории. Всё, что сегодня с великими трудами и вдохновением добывает молодая идеология Государства Российского, стремясь возродить русское духовное величие, всё это утекает в чёрную преисподнюю ельцинизма, в канализацию исторических отходов. Ельцин кряхтит, подпирает плечом золочёную дверь Георгиевского зала, не даёт ей открыться. Но золочёные дощечки дверей хрустнут и разлетятся. Ельцин, отброшенный ураганом истории, отлетит в сторону. И в Георгиевский зал в белом мундире с бриллиантовой Звездой Победы войдёт генералиссимус.

Россия в условиях войны, в условиях нехватки исторического времени ремонтирует своё государство: создаёт индустрию, новую элиту, вдохновенную патриотическую культуру, победоносную армию.

В этих условиях Россия нуждается в блистательных победоносных генералах, в отважных солдатах, в гениальных учёных, в непревзойдённых конструкторах и управленцах. Все они есть в России. История в который уж раз возносит Россию, которая движется от грандиозных потрясений к величию.

Русская история победна. Русский народ — победитель. Русская Победа — это сонм бесчисленных военных побед на знаменитых полях сражений и в крохотных, забытых стычках на околицах деревень и на лесных опушках. Русская Победа — это великая иконопись, в которой богооткровенные живописцы создали лучезарный образ Царствия Небесного. Русская Победа — это бесподобная русская словесность с её древним эпосом, с Золотым и Серебряным веками, одухотворённой советской литературой. Русская Победа — это небывалая архитектура Спаса на Нередице и Покрова на Нерли, Храма Василия Блаженного и деревянного космического корабля, построенного в Кижах.

Русская победность в том, что Россия каждый раз после сокрушительных поражений, когда её вымарывают из истории, вновь возвращается в историю и начинает своё победное восхождение. Восхождение к идеалу, немеркнущему в русском сознании — бессмертному, прекрасному царству, где нет зла, нет бед и насилий. Где царит божественная справедливость, побеждающая самую страшную земную несправедливость — смерть.

Когда 9 мая по Красной площади пронесут Красное Знамя Победы, это пронесут алую икону, к которой прикладывались все поколения русских людей — и те, что жили в далёком прошлом, и нынешние, и те, кто ещё не родился.

Сегодня Россия, обагрённая кровью, омытая слезами, в грохоте донбасских батарей, вновь совершает своё победное шествие. После чудовищных потрясений тридцатилетней давности, испепеливших страну, мы вновь создаём Государство Российское. Среди кромешных трудов, кровавых сражений, создаём его ежеминутно, посекундно из самых малых, крохотных дел и великих, необозримых проектов, влекомые тем немеркнущим идеалом, что изображён на церковной фреске, что зовётся Россией предвечной, бессмертной, нетленной, имя которой — Святая Русь.

Мы создаём оружие Победы. Строим заводы Победы. Обретаем на полях сражений новую русскую армию из отважных солдат, умелых офицеров, талантливых полководцев. Мы создаём новую элиту. Не ту новую, что состоит из сыновей старой, а элиту патриотически мыслящих инженеров, управленцев, политиков, художников и рабочих.

Победа даётся страшной ценой. Враг сконцентрировал несметные силы, чтобы нанести Государству Российскому смертельный удар, разгромить в Донбассе его армию, обесточить промышленность, посеять панику, уныние, неверие в душах людей, сделать ставку, как это бывало во все века, на предателей и пораженцев.

Россия сражается на множестве фронтов одновременно. Это бой видимый и невидимый. Его ведут военные, ведут дипломаты, ведут финансисты, ведут разведчики и художники. Победа будет одержана, ибо она, Победа, есть главное содержание сегодняшней русской истории. Победа — тот мистический русский поток, который каждый раз выносит Россию из бездны и возносит её к величию.

В XVI веке великий иконописец создал удивительную икону "Церковь воинствующая". Икона огромна, писана на доске трёхсотлетнего дуба, на ней изображено победное шествие русских ратников, полководцев, князей, русских святых и праведников, ангелов и архангелов. Это несметное святое воинство движется от стен испепелённого Содома к небесному граду, из тьмы поражения к божественной Победе.

Сегодня множество ярких живописцев украшают храмы, пишут иконы, чеканят серебряные и золотые оклады. Но среди них найдётся новый озарённый художник, который в XXI веке напишет "Церковь воинствующую", где сонмы русских ратников, праведников, победоносных князей будут пополнены множеством русских победоносцев, будь то Кутузов, Суворов или Жуков, Пушкин, Есенин, Твардовский, Туполев, Курчатов, Гагарин. И пусть художник, исполненный благоговения и любви, поместит в это шествие победоносного Иосифа Сталина. Будет день, когда на груди наших полководцев засверкает бриллиантами учреждённый Сталиным Орден Победы.

Российская власть жалуется, что её постоянно обманывают. Горбачёв объединил Германию и ликвидировал Варшавский пакт, беспощадно уничтожая в Восточной Европе все просоветские, пророссийские силы. Ему обещали, что страны Восточной Европы никогда не вступят в НАТО. Они вступили. И нас обманули.

Когда началась перестройка, народ убеждали, что новое, обновлённое государство будет процветающим, и народ, живущий в этом обновлённом государстве, будет счастлив. Русский народ стал самым разделённым народом в мире, потерял свои территории, был брошен в нищету и отдан во власть беспощадных дельцов и банкиров. Нас обманули.

Когда Ельцин членил Советский Союз и разбрасывал в разные стороны обрубки, народу говорили, что распад СССР — это мирный развод благородных супругов. Этот «мирный развод» превратился в чудовищную кровавую бойню. Свирепая гражданская война в Таджикистане, жестокая резня в Киргизии, война Армении и Азербайджана, две чеченские войны, война в Южной Осетии и Абхазии, сражение в Приднестровье и сегодняшняя война на Украине, готовая стать третьей мировой — термоядерной. Не было мирного развода. Нас обманули.

Мы отговорили Януковича разгонять войсками Майдан, ибо Запад обещал нам мирное разрешение украинского кризиса. Но тут же устроил государственный переворот, и началась кровавая украинская эпопея. Нас опять обманули.

Мы заключили Минские соглашения, надеясь на то, что Украина проведёт конституционную реформу, обеспечит Донбассу особый статус. Но Минские соглашения оказались лишь ширмой, за которой Запад вооружил до зубов Украину и создал консолидированное русофобское государство, оснащённое современной армией. Нас опять обманули.

Дорогой Захар, исцеляйся, тебе выпала доля большого русского писателя — оставаться с Родиной и с войсками в час испытаний.

О тебе моё четверостишие.

Не воевали — летопись писали,

С молитвою писали и с любовью.

Одну строку — расплавленною сталью,

Строку другую — праведною кровью.

Твой Александр Проханов

Нас убеждали в том, что глобализм — это великое благо, мировое разделение труда — это закон глобализма, и российская экономика должна стать сырьевой, отказаться от множества производств, ибо Запад в обмен на нефть и газ поставит в Россию новейшие машины, приборы, уникальные технологии, и Россия вздохнёт свободно, избавившись от ненужных работ. Но Запад в одночасье прекратил поставку в Россию технологий и оборудования, закрыл в России свои предприятия, взорвал российские газопроводы, отключил Россию от мировых рынков, и Россия оказалась на мели, вынуждена лихорадочно искать замену западным технологиям и изделиям. Нас опять обманули.

Зерновая сделка, которую мы заключили, согласившись разблокировать украинские порты, дать выход украинскому зерну и добиться для России беспрепятственной торговли своими удобрениями, эта сделка провалилась. Украинское зерно ушло в европейские страны, а российские удобрения по-прежнему томятся в морских российских портах. Нас опять обманули.

Был тайный уговор между Россией и Западом воздерживаться от ударов по центрам принятия решений. И в течение года, когда под снарядами «Хаймарсов» погибал Донецк, ни одна русская ракета не ударила по министерству обороны Украины, по кабинету министров, по зданию Службы безопасности. И российская власть, несмотря на ропот своего населения, придерживалась этого договора, итогом которого стала атака дронов на Кремль, покушение на президента России. И нас опять обманули.

Если вдруг прекратятся военные действия, Украина и Россия сядут за стол переговоров и после встречи будет подписан мирный договор на условиях, устраивающих Россию, не обманут ли нас снова? Не являемся ли мы теми, кого постоянно обманывают? И если это так, не является ли это признаком слабоумия? И почему не обманывали Сталина, не обманывали Молотова и Громыко? Почему не обманывался русский народ, который на протяжении веков создавал невиданное государство из двенадцати часовых поясов? А потом появились те, кого стали обманывать, и это великое государство пало, во многих часовых поясах остановились русские часы, и там потекло другое, не русское, время.

В ответ на эти непрерывные оскорбительные удары Россия только улыбается, показывая свои дёсны, и эти дёсны — без зубов. Когда мы снова увидим русский клык, узрим русский бивень? Когда наш противник услышит вместо слюнявого чмоканья лязг русских зубов?

Удар по Прилепину повлечёт ли за собой удар по зданию СБУ, или только реплику Марии Захаровой?

Литература выражает настроение интеллигенции, а в конечном счёте — всего общества. В последние десятилетия советского государства существовало три направления литературы, каждое из которых окормляло огромный фрагмент советского общества.

"Городская проза", лидером которой был Юрий Трифонов. "Трифонианская литература" предъявляла счёт государству за жестокие сталинские репрессии, в ходе которых была уничтожена ленинская гвардия — пассионарный интернационал, громивший национальные константы составлявших империю народов, в первую очередь, константы русского народа. "Трифонианская литература" настойчиво формировала негативный образ сталинского, а затем всего советского государства, ожесточая против него глубинные слои либеральной интеллигенции.

"Деревенская литература" — Распутин, Белов, Астафьев, Носов — предъявляла счёт советскому государству за жестокое подавление русского фактора, гибель русской деревни, выведение за пределы истории самого понятия "русский". Деревенская проза формировала мировоззрение национально мыслящей, желавшей русского возрождения интеллигенции. Она, как и городская трифонианская проза, подтачивала идеологические устои советского государства.

Литература национальных республик — Чингиз Айтматов, Олжас Сулейменов, Борис Олейник — обращалась к глубинным национальным кодам народов, составлявших орнамент российской, а потом советской империи. У этих народов их история начиналась не с момента присоединения их к России, а гораздо раньше. У одних — с Чингисхана, у других — с князей литовских, у третьих — с Георгия Саакадзе. Эта литература была антиимперской и глубинно антисоветской. И национальная интеллигенция, и национальные элиты обнаружили эту сущность в период перестройки и после распада Союза.

И не было, или почти не было, литературы, которая воспевала и поддерживала советский строй. У советской власти с шестидесятых годов не было своей литературы, и она вынуждена была называть своими деревенщиков и трифонианцев, которые, в конце концов, изгрызли власть.

Советское государство пало. Новое либеральное государство не нуждалось в литературе, не нуждалось в доморощенной идеологии. Идеология в её упрощённом колониальном виде была взята на Западе и искусно пересажена на русскую грядку. Хозяева ельцинской России не нуждались в культуре. Они создавали банки, строили олигархический класс, уничтожали советскую цивилизацию вместе с её культурой, и литература, ещё недавно казавшаяся огромной, сведущей, стала ненужной, была отодвинута на дальнюю периферию нового российского общества. Литература была опасна, ибо в ней во все времена зрели ростки новых идеологий, новых общественных движений и партий. Россия Гайдара, Чубайса и Березовского не нуждалась в этих ростках. Вместо них народное сознание было залито ядовитой разноцветной жижей шоу-бизнеса, что опоил народ самыми низменными, примитивными инстинктами, лишая его самосознания, не давая ему понять той трагедии, в которой народ оказался. Солженицын тому пример.

Солженицын был яркий, страстный, громоподобный борец с советской властью. И, будучи антисоветчиком, оставался советским писателем, ибо такое явление, как Солженицын, могло возникнуть только в координатах советской эры.

Когда Советский Союз пал и кончилась советская эра, Солженицын триумфально вернулся в Россию из американской эмиграции, двигался из Владивостока в Москву, выходя на каждой станции, купаясь в народном обожании, принимая покаяние народа за его советское прошлое.

Прибыв в Москву, намереваясь с амвона поучать новую власть тому, "как нам обустроить Россию", он не угадал намерения новой власти. Он был ей не нужен. Его вскоре согнали с амвона. И теперь Солженицын иногда является нам как безопасная и немая тень в виде его вдовы.

Так было все девяностые годы, так было в начале двухтысячных. Но потом зашевелились глубинные русские платформы. Синусоида русской истории достигла своего дна и начала медленное восхождение. Ибо так устроены русские хребты, так текут реки, так плещут вокруг России океаны, так дуют русские ветры, так воют печные деревенские трубы, так рыдают погребённые в могилах солдаты, таким странным потусторонним огнём загораются голубые глаза русского человека, что русская история, казалось, навеки уснувшая, вдруг просыпается и начинает своё восхождение.

Это пробуждение русской истории было ошеломляющим, требовало осмысления. Его не могли осмыслить банкиры, миллиардеры, свившие гнёзда в Англии или Швейцарии. Его не могли осмыслить менеджеры, оседлавшие денежные потоки. Не могли осмыслить сенаторы, депутаты Госдумы — эти технические придатки государства.

Эти перемены могла осмыслить только культура, только литература. И она их осмыслила.

Либеральная интеллигенция, либеральная литература — Сорокин, Ерофеев, Улицкая — восприняли восхождение русской истории как катастрофу, как бред ополоумевшей России, восклицая вслед за демократом Карякиным: "Россия, ты сошла с ума!" Либеральная интеллигенция стремилась остановить каток русской истории, бросалась под её колёса.

Русская история, как тяжеловесный бронепоезд, перемалывала колёсами сахарные косточки либералов. И один за другим исчезали Навальный, "Мемориал"*, "Эхо Москвы"*, центр Карнеги*. Всё больше интеллигентов с проклятьями убегало из России. А когда грянула Специальная военная операция на Украине, сонмы интеллигентов, как крылатые муравьи, поднялись с их русских муравейников и улетели в тёплые страны, оставив пустыми свои термитники на Рублёвке и элитные квартиры на юго-западе.

Сегодня они собрались в шумный сгусток в Израиле, Германии, Прибалтике, образовали мировоззренческое движение анти-Россия и издалека кидают камни в поезд русской истории, желая разбить ему окна, не зная, что у бронепоезда нет окон, а одни пулемёты.

Громадное количество высших российских чиновников, вице-премьеры Касьянов, Клебанов, Уринсон, Хлопонин, Чубайс, Шувалов, Дворкович, вице-губернаторы, министры, захватив с собой несметные состояния и государственные секреты, перенеслись в чужую, враждебную России цивилизацию и оттуда бронебойными снарядами бьют по России.

Недавно встретился с командой Метаметрики. С ведущим Дмитрием Егорченковым обсудили важные вопросы для России и русского народа.

В ходе беседы мы неоднократно возвращались к базовым ценностям Русского мира — справедливости и вере.

Кроме того, темами разговора стали:

Основы русского логоса

Базис русской мечты

Марксизм как способ подчинения временного вечному

Текущий исторический момент — начало контратаки Русского мира

Неизбежность русской Победы

Основа русского чуда — способность воскрешать снова и снова

Обязательно посмотрите ролик полностью, присоединяйтесь к активному обсуждению и поддержите Метаметрику подпиской.

Нам кажется, что мы живём в прежнем понятном, предсказуемом мире, в прежнем устоявшемся государстве и узнаваемом обществе. Но это иллюзия. Всё, что кажется знакомым и понятным, уже мнимо. Мнимы институты власти, мнимы карьеры, посты, репутации. Мнимо превосходство одних и жалкая зависимость других. Мнимы формулы, постулаты, константы. Они — не константы, они — отражения. Каждая константа распадается на множество отражений, двоится, дробится, эти отражения невозможно собрать в фокус, невозможно угадать в них константу. И все, кто живёт сегодня, вписываясь в матрицу государства, не ведают, кем они окажутся завтра, какая роль уготована им в новом государстве — прекрасная, ужасная, победная или низкая.

И мы, глядя на сведущего политолога, на незыблемого пропагандиста, на прилежного губернатора, на непреклонного силовика, не можем предугадать, кем они обернутся на другой день, когда мнимость сегодняшнего государства и общества падут, и мы увидим истинный лик новой России.

Птица русской истории шевелится в своём гнезде, она снесла яйцо, высиживает его, ждёт, когда хрустнет скорлупа и вылупится птенец. Мудрецы, ясновидцы, всеведущие политики, рассказывая, как устроена современная Россия, рассматривают скорлупу, её цвет, крапинки, размер и не говорят о птенце. Скорлупа треснет. Осколки скорлупы будут изучать историки, археологи — ей место в музеях. Птенец уже просовывает сквозь скорлупу свой отточенный клюв, но мы не знаем, кто он — орёл, сова, домашний павлин или бескрылый киви-киви.

Великий Кювье по клюву ископаемой птицы определил её оперенье, скорость её полёта, её поднебесный клёкот. Кто он, сегодняшний Кювье? На каких телевизионных программах узрим его? На каких парламентских слушаниях познаем его суждения? На каком из бесчисленных сайтов прозвучит его слово?

Конфликт в Министерстве обороны не даёт нам понять, какая под этим конфликтом реальность, но она не та, что нам мнится. Зерновая сделка, которую мы бессчётный раз продлеваем, убеждает, что в глубине её лежит неназванная реальность. Война на Украине, заявленная как защита людей Донбасса, разрушила множество городов и селений, вызвала бегство миллионов людей, обстрел Кремля, потопление крейсера "Москва", и на тактические ракеты навинчиваются ядерные боеголовки.

Идеологические символы сегодняшнего государства уничтожают друг друга, и возникает пустота. И по этой пустоте не скажешь, какую идеологию будет исповедовать новое Государство Российское.

В День Победы на Красную площадь вносят победное сталинское знамя, и при этом Мавзолей, священный алтарь Победы, обставляется фанерными декорациями. И идеология Победы меркнет.

Закрыт иноагент "Мемориал" — любимое детище ельцинизма, откуда исходило осквернение Государства Российского во всех его проявлениях. И при этом сберегается "Ельцин-центр" — плодоносящий памятник Ельцину, который уничтожил великую цивилизацию Советов, обрёк сегодняшнюю Россию на немощь и страдания. Беспомощная попытка подружить плаху и голову.

Любопытствующие интеллигенты, православные неофиты, вчерашние комитетчики, атеисты едут толпами на Афон и спрашивают старцев, что будет с Россией. И те, туманно ссылаясь на "число зверя", Армагеддон, Иону в чреве кита, рисуют образ новой России. И неофиты, просияв очами, садятся на корабли и везут пророчества в Россию.

Читайте писателей. Закройте чековую книгу и откройте книги Чехова и Толстого. И вы поймёте, почему Ленин угадал в Толстом "зеркало русской революции", и Толстой подсказал ему будущее. Почему герои Чехова — эти Ионычи, дамы с собачкой, эти три сестры и дяди Вани так трагичны. Ибо они через несколько лет станут парижскими проститутками, красными конниками, офицерами Деникина, комиссарами ВЧК.

Коммунистические вожди не читали Трифонова и Распутина. Трифонианская и деревенская проза, не приемля одна другую, обе предсказывали близкий конец советского государства, приближая этот конец.

Не читали вожди роман Кочетова "Чего же ты хочешь?", роман Белова "Всё впереди", иначе они угадали бы время девяностых, когда горстка лютых ненавистников Родины подвесит на дыбу великий народ.

Сегодняшняя власть отвернулась от литературы, и тем самым она отвернулась от настоящего. Надо угадать настоящее прежде, чем оно станет прошлым. Не надо бояться подлинного и цепляться за мнимое. Не надо бояться русской истории — её пожаров, огней и сокрушительных взрывов. Она светоносна, её путь прочерчен от потрясений к величию.

Великий русский полководец Суворов, овладев Измаилом, направил императрице послание: "Слава Богу, слава Вам! Измаил взят, и я там!"

Бесстрашный Пригожин, взяв Бахмут, может направить президенту Путину подобное сообщение: "Слава Богу, слава Вам! Бахмут взят, и я там!"

Последние десятилетия советской эры явили на свет четырёх гигантов. То были диссиденты Андрей Сахаров, Александр Солженицын, Александр Зиновьев и Игорь Шафаревич. Все четверо были в остром конфликте с Советами, были верстовыми столбами на пути советского государства к пропасти. Сегодня, когда завершается первый постсоветский период и проваливается в русскую преисподнюю либеральная эра, когда русская армия захлёбывается кровью на Украине, беспилотники бьют по Кремлю, Запад воздвигает Вавилонскую башню русофобии, самое время оценить деяния и пророчества этих четырёх диссидентствующих исполинов.

Андрей Сахаров, творец теории конвергенции советской и западной цивилизаций, полагал, что этот синтез обогатит человечество небывалым цветением. Сахаров питал горбачёвскую перестройку своим учением, своими постулатами "Европа — наш общий дом", "общечеловеческие ценности". Итогом сахаровской конвергенции был тотальный разгром советской цивилизации, на месте которой образовалось историческое кладбище, и Андрей Сахаров был на этом кладбище директор.

Александр Солженицын в Вермонте в тесном сотрудничестве с американскими пропагандистскими и разведывательными структурами уничтожал советскую идеологию, проповедуя мягкое, не имперское славянофильство, основанное на союзе трёх народов — русского, украинского и белорусского. Во что превратились его "сбережение народа", "жить не по лжи" и "двести лет вместе", можно судить по стремительному убыванию русского народа, тлетворной, разлитой в обществе лжи и ненависти, которыми окружён русский народ. Сегодня Солженицын, честолюбиво возмечтавший одухотворить Россию, стать её пророком и духовным пастырем, выглядит, как смешной и несимпатичный сверчок, сидящий за нетопленой русской печью.

Александр Зиновьев, ужасавшийся перестройке, искавший спасения коммунистическим идеям в новых представлениях об обществе и человеке, был изгнан коммунистами из страны, а вернувшись, оказался непонятым и непринятым коммунистами сегодняшней России. Угрюмый, мощный, усталый, он казался филином, над которым реяли коммунистические трясогузки и зяблики, страшась его пылающих в ночи глаз.

Игорь Шафаревич, занимаясь своими математическими формулами и уравнениями, вывел две грозные теоремы — о русофобии и о малом народе. Слово "русофобия" редко мелькало в работах дореволюционных философов и напрочь отсутствовало в разработках советского времени, а в учении Шафаревича обрело мощный фундаментальный характер. Он описал русофобию как глубинное явление западной философской, культурной и исторической мысли, в основе которой лежит мистическое, религиозное отрицание всего русского. Того, что основано на вселенской любви и гармонии.

Русофобия как мистическое учение Запада превращалась в военное нашествие, культурную, экономическую экспансию, и Шафаревич бесстрашно, с лицом героя смотрел в глаза разинувшего пасть чудовища, готового сожрать вместе с советским всё русское. Он был теоретиком того, что так ярко, огненно было выражено писателями и поэтами‑деревенщиками и сложилось в мощное движение русского возрождения.

Учение Шафаревича о малом народе воспринималось кружками еврейской интеллигенции, возбуждёнными перестройкой, как проявление русского фашизма, как проповедь антисемитизма. Ибо эти воспалённые умы видели в малом народе евреев, оседлавших глубинный русский народ. Это было узкое, примитивное толкование Шафаревича.

По Шафаревичу, малый народ — это энергичные пассионарные группы, движимые идеей своего превосходства, навязывающие малоподвижным инертным массам свой образ мысли и своё историческое сознание.

Малым народом в период перестройки, в девяностые годы были активные беспощадные группы новых русских, что захватили государственную собственность, уничтожили все формы советской цивилизации, внедрили в России западную форму бытия. В современном мире малым народом является Запад с его идеей вседержавия, доминирования и превосходства, мнящий себя пастырем, что пасёт другие народы земли "жезлом железным".

Учение Шафаревича актуально сегодня, когда взрываются российские газопроводы, запрещаются русские философы и поэты, казнятся бандеровцами русские военнопленные, и Украина превращена усилиями Запада в заточенный гарпун, бьющий в затылочную кость России. Сегодня русская история своими разбитыми в кровь губами подтверждает величие Шафаревича.

Я познакомился и подружился с Игорем Ростиславовичем в последний год перестройки, когда была образована газета "День". После краха советского строя Шафаревич сблизился с нашей оппозиционной газетой, был желанным гостем на всех вечерах "Дня". Его появление на сцене вызывало восторги зала. А его публикации на страницах "Дня" были драгоценными патриотическими проповедями.

Я пригласил его в поездку в воюющее Приднестровье. Я видел его в сырых окопах вместе с казаками, в расположении батальона "Днестр". Мы шли по дамбе Дубоссарской плотины, а с противоположной стороны Днестра смотрели на нас в свои окуляры румынские снайперы.

На день рождения Игорь Ростиславович подарил мне бронзовое распятие — литой крест XVIII века, который украшает мой домашний иконостас.

Я смотрю на этот крест и вижу Христа Распятого. А также вижу прекрасное благородное лицо Шафаревича. Снимаю крест и прикладываюсь к нему.

Есть ли связь между учениями Игоря Шафаревича и налётом украинских беспилотников на Москву? Насколько важен Игорь Шафаревич для понимания сегодняшнего российского кризиса? Обдумаем эти вопросы, прогуливаясь по Ленинскому проспекту, разрушенному украинскими беспилотниками.

Над брянскими лесами, курскими соловьиными рощами, белгородскими подсолнухами встаёт знак вопроса. Он похож на огромный отточенный крюк, на который из века в век подвешивают Россию. Точка под знаком вопроса — огромная кровавая капля. Это и есть извечный русский вопрос.

Помню перестройку. Горбачёва, без устали говорящего, звенящего, как цикада. Ельцина, всплывающего на поверхность российской политической жизни, как всплывают утопленники. Кремлёвские пропагандисты смеялись над ним, хулили, замалчивали. А Ельцин, всплыв, причаливал то к одному, то к другому берегу. То был русским националистом, то радикальным коммунистом, то просвещённым западником. То боролся с коррупцией, то защищал природу.

Так рядом с недееспособным болтливым "кремлёвским центром" возникал "параллельный центр". Власть медленно, неуклонно раздваивалась. Появились перебежчики от "кремлёвского центра" к "параллельному" — от Горбачёва к Ельцину. Их становилось всё больше. Среди них были партийцы, журналисты, общественные деятели, дипломаты, офицеры разведки.

"Параллельный центр" разрастался, как пухлый после дождя боровик. "Кремлёвский центр" съёжился, как сморчок. Элиты разделились, разорвали общество, раскололи народ. И началось падение империи, время великого предательства. Точка под знаком вопроса оторвалась, громадная кровавая капля упала, залив страну кровью бесчисленных переворотов и войн.

Я пребываю в смущении. У меня нет картины событий, я не владею информацией. На меня не работают разведывательные центры, передо мной не лежат фотографии космической съёмки. Я не присутствую при секретных переговорах. Я не верю пропагандистам, которые призывают уничтожить Харьков и всё в нём живое. Я не могу уподобиться яростным блогерам, что брызжут суждениями, перекидывая друг другу одно и то же крапивное семя подброшенной им информации, из которой вырастает чудовищный чертополох аналитики — она хороша тем, что в ней нет ни крупицы правды и от неё легко отмахнуться.

На что опереться, чтобы избежать панических атак и безрассудных срывов? Я опираюсь на веру в русскую историю. Она, окунувшись в бездну, вновь ринулась к свету. И Россия, потерпев историческое поражение, берёт реванш, идёт в контратаку, движется от великих потрясений к величию. Это движение мучительно, жертвенно, омыто слезами и кровью. Оно рождает "героев с длинной волей", которые не разбегаются при виде беспилотников над Кремлём, не впадают в уныние, слыша о горящих Брянске и Белгороде. А продолжают вменённое им дело. "И что положено кому — пусть каждый совершит".

Если канонады вражеских орудий не хватает, чтобы заглушить недопустимую распрю в военной иерархии, то пусть эта канонада зазвучит громче, пока её не заглушит рёв поднявшихся из Энгельса самолётов.