Редакция интернет-журнала Z-ПОЭЗИЯ выпустила военные новогодние открытки со стихотворениями Z-поэтов. Сотни открыток были отправлены российским бойцам, выполняющим боевые задачи в зоне проведения Специальной военной операции, через Боголюбский Храм подмосковного Пушкино и волонтерскую организацию "Благодарность Zа Отвагу".
Ночь окружала прежде.
День воссияет вновь.
По вере и надежде
Появится Любовь.
Звезда на свет родится.
Всем раздадут ключи,
Чтобы душе пробиться
Сквозь лабиринт ночи.
И сможет каждый павший
Попасть на торжество.
И встретит мир уставший
Святое Рождество.
© Сергей Манжелеев, подполковник запаса, член Союза писателей России, г. Казань
#НовогодниеОткрытки #ZОткрытки #ZСтихиСергеяМанжелеева #Казань #Рождество
Ночь окружала прежде.
День воссияет вновь.
По вере и надежде
Появится Любовь.
Звезда на свет родится.
Всем раздадут ключи,
Чтобы душе пробиться
Сквозь лабиринт ночи.
И сможет каждый павший
Попасть на торжество.
И встретит мир уставший
Святое Рождество.
© Сергей Манжелеев, подполковник запаса, член Союза писателей России, г. Казань
#НовогодниеОткрытки #ZОткрытки #ZСтихиСергеяМанжелеева #Казань #Рождество
Сегодня мы поздравляем с днём рождения поэта, члена Союза писателей России, участника СВО Валерия Юрьевича Киселёва.
От всей души желаем крепкого здоровья, счастья, успехов, радостей, вдохновения, исполнения желаний и, конечно, нашей общей Победы! Многая и благая лета!
Волчья стая появилась и растаяла в огне...
Захотелось мне парнишке быть полезным на войне.
Братья-воины согрели, научили жизнь любить.
Дружбой душу укрепилии, чтоб врага без страха бить.
Припев:
Сердце братское - родное,
Встань теснее в "Волчий круг"...
В наше братство фронтовое
Попадает только друг!
От Луганска до Херсона в лесополках, городах.
"Волчья стая" разбивала вражьи силы в пух и прах.
И отряды штурмовые и солдаты и комбат,
Превращались в лихолетье в верных Родине волчат.
И росли в боях волчата, - враг не скроется нигде...
Зубы крепкие точили в ратном праведном труде.
"Волчья стая" - крепче стали, сохраняет всех в броне.
"Побратимы боевые" - стали символом в стране!
И летит за нами Слава: Если Волк - считай Герой!
Наша Русская Держава нас ведет в Священный бой…
Волки бьются до Победы!
И Девиз у нас один…
Завещали внукам - деды : «С Нами Бог! Мы - Победим!!!»
© Валерий Киселёв, член Союза писателей России, участник СВО
От всей души желаем крепкого здоровья, счастья, успехов, радостей, вдохновения, исполнения желаний и, конечно, нашей общей Победы! Многая и благая лета!
Волчья стая появилась и растаяла в огне...
Захотелось мне парнишке быть полезным на войне.
Братья-воины согрели, научили жизнь любить.
Дружбой душу укрепилии, чтоб врага без страха бить.
Припев:
Сердце братское - родное,
Встань теснее в "Волчий круг"...
В наше братство фронтовое
Попадает только друг!
От Луганска до Херсона в лесополках, городах.
"Волчья стая" разбивала вражьи силы в пух и прах.
И отряды штурмовые и солдаты и комбат,
Превращались в лихолетье в верных Родине волчат.
И росли в боях волчата, - враг не скроется нигде...
Зубы крепкие точили в ратном праведном труде.
"Волчья стая" - крепче стали, сохраняет всех в броне.
"Побратимы боевые" - стали символом в стране!
И летит за нами Слава: Если Волк - считай Герой!
Наша Русская Держава нас ведет в Священный бой…
Волки бьются до Победы!
И Девиз у нас один…
Завещали внукам - деды : «С Нами Бог! Мы - Победим!!!»
© Валерий Киселёв, член Союза писателей России, участник СВО
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Новое стихотворение героя, поэта-фронтовика, члена СПР, участника СВО Сергея Лобанова.
Слушаем и помним: наши ребята проливают свою кровь за Россию, за веру православную, за каждого из нас.
БРАТЦЫ-МУЖИКИ
Через поле в сторону реки
Раненые раненых тащили.
Торопились братцы-мужики,
Но в ногах заканчивались силы.
Спотыкались, падали и вновь
Через боль вставали и шли дальше.
Выдыхая, схаркивали кровь
На морщины высушенной пашни.
Каждый метр казался десятью,
Мир как будто сжался до предела,
Жизнь была готова на ничью,
Смерть иначе – большего хотела.
Позади кипел стрелковый бой,
В небе выли вражеские мины.
Вдруг трава зеленая стеной,
Как предатель, встала перед ними.
Не пускала, упираясь в грудь,
И нарочно раны задевала.
Ах, зачем ты преградила путь?..
Ах, зачем ты, мина, в цель попала?..
Не дошли четыре мужика,
В пыльном поле головы сложили.
Бой затих. И только облака
От заката медленно кровили.
© Сергей Лобанов, член СПР, участник СВО
#ZСтихиСергеяЛобанова #ZОкопнаяПравда
Слушаем и помним: наши ребята проливают свою кровь за Россию, за веру православную, за каждого из нас.
БРАТЦЫ-МУЖИКИ
Через поле в сторону реки
Раненые раненых тащили.
Торопились братцы-мужики,
Но в ногах заканчивались силы.
Спотыкались, падали и вновь
Через боль вставали и шли дальше.
Выдыхая, схаркивали кровь
На морщины высушенной пашни.
Каждый метр казался десятью,
Мир как будто сжался до предела,
Жизнь была готова на ничью,
Смерть иначе – большего хотела.
Позади кипел стрелковый бой,
В небе выли вражеские мины.
Вдруг трава зеленая стеной,
Как предатель, встала перед ними.
Не пускала, упираясь в грудь,
И нарочно раны задевала.
Ах, зачем ты преградила путь?..
Ах, зачем ты, мина, в цель попала?..
Не дошли четыре мужика,
В пыльном поле головы сложили.
Бой затих. И только облака
От заката медленно кровили.
© Сергей Лобанов, член СПР, участник СВО
#ZСтихиСергеяЛобанова #ZОкопнаяПравда
АТАКА
Все колючее, желтое, неровное, громкое.
Грустный пригорок, тропка под ним,
Разрыв трескучий, серый дым.
Мы штурмуем,
Мертвую степь
Перебежка смерть,
перебежка смерть.
На автомате выбираем путь,
из автомата выбираем в грудь.
Добежать, в ближайший окоп.
Спасшему нас солнцу в ответ кивнуть.
Счастье передышки,
Которая есть.
А дальше опять
50 метров жесть.
И хрипнет в рацию,
“вперед по пять”,
перебежка смерть,
перебежка опять.
Мы не знаем, что дальше,
Мы забыли, кто мы,
но нам дожать,
потому-что мы,
Взяли одно,
возьмем еще,
день за год жизни,
для нас ничто.
Нас поддержали артой,
И опять получилось,
Хотя кое-для кого из нас
Все завершилось.
Но там впереди, последний укреп,
Где камень, бетон и новейший чугун,
А еще, мутные устья смертных кривоватых отвратительных амбразур.
Пялятся, угрюмо-насмешливо в наш зрительный ажур.
Мы двинемся туда и наконец отдохнем,
Лязгаем железом, беззвучно орем.
Перебежки нет,
Ведь перебежка смерть.
Мы прекрасно идем,
на жизнь, на смерть.
Забывая мысли, обдирая мозги
Каким-то чудом ворвались к ним.
Они не понимали, как это так – сдаться.
Пытались то ли продолжать драться, то ли спасаться,
Славянская речь, к сожалению, различается.
Да и вообще мы редко, дружелюбно общаемся.
Алгоритма нет, или он не нашелся,
Но применялся универсальный русский.
Мы рассчитались не словом.
Рассеялся дым.
Только крик, польским, в слезах, сопрано,
из рации,
на пробитый мундир,
гибкой и последней октавой,
Долго был.
© Владимир Ключников, участник СВО
#ZЛирика #ZСтихиВладимираКлючникова #СтихиВладимираКлючникова
Все колючее, желтое, неровное, громкое.
Грустный пригорок, тропка под ним,
Разрыв трескучий, серый дым.
Мы штурмуем,
Мертвую степь
Перебежка смерть,
перебежка смерть.
На автомате выбираем путь,
из автомата выбираем в грудь.
Добежать, в ближайший окоп.
Спасшему нас солнцу в ответ кивнуть.
Счастье передышки,
Которая есть.
А дальше опять
50 метров жесть.
И хрипнет в рацию,
“вперед по пять”,
перебежка смерть,
перебежка опять.
Мы не знаем, что дальше,
Мы забыли, кто мы,
но нам дожать,
потому-что мы,
Взяли одно,
возьмем еще,
день за год жизни,
для нас ничто.
Нас поддержали артой,
И опять получилось,
Хотя кое-для кого из нас
Все завершилось.
Но там впереди, последний укреп,
Где камень, бетон и новейший чугун,
А еще, мутные устья смертных кривоватых отвратительных амбразур.
Пялятся, угрюмо-насмешливо в наш зрительный ажур.
Мы двинемся туда и наконец отдохнем,
Лязгаем железом, беззвучно орем.
Перебежки нет,
Ведь перебежка смерть.
Мы прекрасно идем,
на жизнь, на смерть.
Забывая мысли, обдирая мозги
Каким-то чудом ворвались к ним.
Они не понимали, как это так – сдаться.
Пытались то ли продолжать драться, то ли спасаться,
Славянская речь, к сожалению, различается.
Да и вообще мы редко, дружелюбно общаемся.
Алгоритма нет, или он не нашелся,
Но применялся универсальный русский.
Мы рассчитались не словом.
Рассеялся дым.
Только крик, польским, в слезах, сопрано,
из рации,
на пробитый мундир,
гибкой и последней октавой,
Долго был.
© Владимир Ключников, участник СВО
#ZЛирика #ZСтихиВладимираКлючникова #СтихиВладимираКлючникова
Она говорит ему:
«Не ходи во тьму,
нет у тебя
белого янтаря,
медного крестика, яркого фонаря,
тайного знамени, чтобы его нести –
как мне тебя спасти?
Если лишь запах пороха и земли,
если салютов грохот в ушах звенит,
как по команде: «Выдохни и замри!»
выстрелить и забыть?
Как различить пластик в сырой траве,
пули и гильзы, стёклышки и гранит?
Как прокричать в этот холодный верх,
чтоб было так:
«Господи, сохрани!»
Кто же из тьмы выйдет потом ко мне,
как от твоей тени его отличить?
Не уходи, слышишь? Прошу, не смей!»
Она говорит ему,
но она молчит.
Не разжимает губ, не смыкает глаз.
Крестит украдкой, хлеб для него печёт.
И застывают эти её слова
и образуют ангела над плечом.
«Там за окном падает белый снег.
Хлеб остывает – сам возьмёшь со стола.
Я для тебя тёплое собрала,
В нём ты придёшь на Свет».
© Аксана Халвицкая, г. Москва
#СтихиАксаныХалвицкой #ZСтихиАксаныХалвицкой #ZЛирика #ZПоэзия #Москва
«Не ходи во тьму,
нет у тебя
белого янтаря,
медного крестика, яркого фонаря,
тайного знамени, чтобы его нести –
как мне тебя спасти?
Если лишь запах пороха и земли,
если салютов грохот в ушах звенит,
как по команде: «Выдохни и замри!»
выстрелить и забыть?
Как различить пластик в сырой траве,
пули и гильзы, стёклышки и гранит?
Как прокричать в этот холодный верх,
чтоб было так:
«Господи, сохрани!»
Кто же из тьмы выйдет потом ко мне,
как от твоей тени его отличить?
Не уходи, слышишь? Прошу, не смей!»
Она говорит ему,
но она молчит.
Не разжимает губ, не смыкает глаз.
Крестит украдкой, хлеб для него печёт.
И застывают эти её слова
и образуют ангела над плечом.
«Там за окном падает белый снег.
Хлеб остывает – сам возьмёшь со стола.
Я для тебя тёплое собрала,
В нём ты придёшь на Свет».
© Аксана Халвицкая, г. Москва
#СтихиАксаныХалвицкой #ZСтихиАксаныХалвицкой #ZЛирика #ZПоэзия #Москва
Редакция интернет-журнала Z-ПОЭЗИЯ выпустила военные новогодние открытки со стихотворениями Z-поэтов. Сотни открыток были отправлены российским бойцам, выполняющим боевые задачи в зоне проведения Специальной военной операции, через Боголюбский Храм подмосковного Пушкино и волонтерскую организацию "Благодарность Zа Отвагу".
Сединою деревья покрылись,
В спину бьёт ледяная шрапнель
Так, что хлопья завьюженной пыли
Набиваются враз под шинель.
Беспощадную русскую зиму
Знали Гитлер и Наполеон,
Пережить её невыносимо,
Как ознобный и тягостный сон.
Мне бы только часок продержаться,
А за ним – простоять и другой!
Чтоб смогли через вьюгу добраться
Разводящий и с ним часовой!
А пока – в неусыпных моленьях
Охраняю доверенный пост…
Осенив себя Крестным знаменьем,
Не покину Рождественский пост.
Дома матушка бьётся в молитвах…
Где-то батько «хлебнул» за меня…
Я один на посту, как пред битвой,
Рождество и Отчизну храня.
© Игорь Витюк
#ZСтихиИгоряВитюка #Рождество #Открытки #ZНовогодниеОткрытки
Сединою деревья покрылись,
В спину бьёт ледяная шрапнель
Так, что хлопья завьюженной пыли
Набиваются враз под шинель.
Беспощадную русскую зиму
Знали Гитлер и Наполеон,
Пережить её невыносимо,
Как ознобный и тягостный сон.
Мне бы только часок продержаться,
А за ним – простоять и другой!
Чтоб смогли через вьюгу добраться
Разводящий и с ним часовой!
А пока – в неусыпных моленьях
Охраняю доверенный пост…
Осенив себя Крестным знаменьем,
Не покину Рождественский пост.
Дома матушка бьётся в молитвах…
Где-то батько «хлебнул» за меня…
Я один на посту, как пред битвой,
Рождество и Отчизну храня.
© Игорь Витюк
#ZСтихиИгоряВитюка #Рождество #Открытки #ZНовогодниеОткрытки
Ждать, что зима принесёт волшебство —
Важный этап перед праздничной службой.
Тишь за окном: не шумит и не вьюжит.
Скоро звездой озарится восток.
Помню я с детства искристый восторг,
В храме полночном при пении дружном.
Я забываю все беды и нужды,
Вновь обретя живоносный исток.
Сочный медовый свечей аромат,
Дым от кадила — душист и лохмат, —
Густо окутал вертеп понарошковый.
Пахнут по-своему разные дни.
Как бы далёко ни скрылись они, —
Вкусы и запахи — ниточки к прошлому.
© Софья Самокиш, г. Москва
Художник – Вячеслав Лещев
#ZСтихиСофьиСамокиш #Рождество
Важный этап перед праздничной службой.
Тишь за окном: не шумит и не вьюжит.
Скоро звездой озарится восток.
Помню я с детства искристый восторг,
В храме полночном при пении дружном.
Я забываю все беды и нужды,
Вновь обретя живоносный исток.
Сочный медовый свечей аромат,
Дым от кадила — душист и лохмат, —
Густо окутал вертеп понарошковый.
Пахнут по-своему разные дни.
Как бы далёко ни скрылись они, —
Вкусы и запахи — ниточки к прошлому.
© Софья Самокиш, г. Москва
Художник – Вячеслав Лещев
#ZСтихиСофьиСамокиш #Рождество
***
Такой пронзительной Зиме
нужна особенная Птица!
Даны на откуп полумгле
трагические вереницы
необитаемых берёз:
птенцов давно поразметало,
пустые люльки летних гнёзд
постанывают изветшало.
Как будто мир, в который раз,
забыл, куда ему дорога.
И ждёт, когда метельный час
благословит царей с Востока...
И тени сродников былых
предстанут ангелами Света,
и старцы в ризах снеговых,
согревшись главами Завета,
разбередят Великий Звон.
И он пройдёт, как дрожь по коже,
у чудодейственных икон
свечные рощицы помножив.
…Пока высот Нетленный скит
за радость жизни отвечает,
народ на всенощной стоит,
Птенца Господнего встречая...
© Лаура Цаголова, член Союза писателей России, г. Москва
#ZСтихиЛаурыЦаголовой #СтихиЛаурыЦаголовой #ZДуховная #Москва
Такой пронзительной Зиме
нужна особенная Птица!
Даны на откуп полумгле
трагические вереницы
необитаемых берёз:
птенцов давно поразметало,
пустые люльки летних гнёзд
постанывают изветшало.
Как будто мир, в который раз,
забыл, куда ему дорога.
И ждёт, когда метельный час
благословит царей с Востока...
И тени сродников былых
предстанут ангелами Света,
и старцы в ризах снеговых,
согревшись главами Завета,
разбередят Великий Звон.
И он пройдёт, как дрожь по коже,
у чудодейственных икон
свечные рощицы помножив.
…Пока высот Нетленный скит
за радость жизни отвечает,
народ на всенощной стоит,
Птенца Господнего встречая...
© Лаура Цаголова, член Союза писателей России, г. Москва
#ZСтихиЛаурыЦаголовой #СтихиЛаурыЦаголовой #ZДуховная #Москва
Редакция интернет-журнала Z-ПОЭЗИЯ выпустила военные новогодние открытки со стихотворениями Z-поэтов. Сотни открыток были отправлены российским бойцам, выполняющим боевые задачи в зоне проведения Специальной военной операции, через Боголюбский Храм подмосковного Пушкино и волонтерскую организацию "Благодарность Zа Отвагу".
Говорят не стрелять — в ответ на обстрел Донецка,
Говорят, в Рождество очень важно уметь прощать.
Но когда ты стоишь один у кроватки детской,
Разливается ярость, бессилие и печаль.
Но когда ты идёшь на службу — и вдруг тревога,
И в квартале от храма снаряд прилетает в дом,
Очень сложно простить — и без слов уповать на Бога,
Отвечая на смерть — молитвой, а не огнём.
Но когда ты идёшь родителям поклониться —
А на кладбище — новые лица, венки, кресты.
Говорят "Не стреляй" — и тебе — сквозь огонь — молиться —
Остаётся среди оглушающей пустоты.
Говорят: не стрелять. Там тоже живые люди,
Говорят, они молятся тем же святым, что мы.
Только каждый их выстрел — бьёт тех, кого мы так любим.
Боже, дай нам любви вместе выстоять против тьмы.
© Татьяна Селезнёва, член Союза писателей России, г. Пушкино
#ZСтихиТатьяныСелезневой #СтихиТатьяныСелезневой #ZОткрытки #ZНовогодниеОткрытки #Пушкино
Говорят не стрелять — в ответ на обстрел Донецка,
Говорят, в Рождество очень важно уметь прощать.
Но когда ты стоишь один у кроватки детской,
Разливается ярость, бессилие и печаль.
Но когда ты идёшь на службу — и вдруг тревога,
И в квартале от храма снаряд прилетает в дом,
Очень сложно простить — и без слов уповать на Бога,
Отвечая на смерть — молитвой, а не огнём.
Но когда ты идёшь родителям поклониться —
А на кладбище — новые лица, венки, кресты.
Говорят "Не стреляй" — и тебе — сквозь огонь — молиться —
Остаётся среди оглушающей пустоты.
Говорят: не стрелять. Там тоже живые люди,
Говорят, они молятся тем же святым, что мы.
Только каждый их выстрел — бьёт тех, кого мы так любим.
Боже, дай нам любви вместе выстоять против тьмы.
© Татьяна Селезнёва, член Союза писателей России, г. Пушкино
#ZСтихиТатьяныСелезневой #СтихиТатьяныСелезневой #ZОткрытки #ZНовогодниеОткрытки #Пушкино
***
Чмокнут на прощанье, крикнут "горько",
Не едино ль, что чего первей?
Ум ведёт к безумию, и только,
Далее - погибель, брат Морфей.
Чем гадать, что сущему основа,
Вот бы кануть, проще говоря,
В тихий свет рождения Христова,
Омут первых чисел января.
В нём, уставший рыться по кладовкам,
Смолкни и раскайся, понторез,
Чтобы тишину в тылу глубоком
Ощутить, как высший дар небес.
Счастливо бежавший от попоек,
Сам себе и Пат, и Паташон,
Изучай узоры на обоях,
Неотступно в грёзу погружен,
И пускай шипят, мол, сволочь, дескать,
Что удумал - суть всегда одна,
С труб сорвавшись, облаком исчезнуть,
В небе не оставив ни пятна.
© Сергей Арутюнов, член Союза писателей России, доцент Литературного института им. А. М. Горького
#ZСтихиСергеяАрутюнова #СтихиСергеяАрутюнова #ZЛирика #Москва
Чмокнут на прощанье, крикнут "горько",
Не едино ль, что чего первей?
Ум ведёт к безумию, и только,
Далее - погибель, брат Морфей.
Чем гадать, что сущему основа,
Вот бы кануть, проще говоря,
В тихий свет рождения Христова,
Омут первых чисел января.
В нём, уставший рыться по кладовкам,
Смолкни и раскайся, понторез,
Чтобы тишину в тылу глубоком
Ощутить, как высший дар небес.
Счастливо бежавший от попоек,
Сам себе и Пат, и Паташон,
Изучай узоры на обоях,
Неотступно в грёзу погружен,
И пускай шипят, мол, сволочь, дескать,
Что удумал - суть всегда одна,
С труб сорвавшись, облаком исчезнуть,
В небе не оставив ни пятна.
© Сергей Арутюнов, член Союза писателей России, доцент Литературного института им. А. М. Горького
#ZСтихиСергеяАрутюнова #СтихиСергеяАрутюнова #ZЛирика #Москва
НОЯБРЬСКАЯ ИСПОВЕДЬ
Ноябрь – сгусток тишины.
Он обнажённый, грязный, серый.
В ночи прозябшей бродят сны
В туманном мраке суеверий.
И нет просвета в сизой мгле,
И грусть в душе скребётся кошкой.
И дождь, как слёзы на стекле.
И я грущу совсем немножко.
Но знаю, – впереди зима,
Молюсь в укрытии ковчега
Пятидесятого псалма:
И "убелюся паче снега".
И будет пост – весна души,
А после – Рождество Христово.
Господь оковы сокрушит
И силы даст для жизни новой.
© Оксана Москаленко, член Союза писателей России, г. Пушкино
#ZСтихиОксаныМоскаленко #Рождество #Пушкино
Ноябрь – сгусток тишины.
Он обнажённый, грязный, серый.
В ночи прозябшей бродят сны
В туманном мраке суеверий.
И нет просвета в сизой мгле,
И грусть в душе скребётся кошкой.
И дождь, как слёзы на стекле.
И я грущу совсем немножко.
Но знаю, – впереди зима,
Молюсь в укрытии ковчега
Пятидесятого псалма:
И "убелюся паче снега".
И будет пост – весна души,
А после – Рождество Христово.
Господь оковы сокрушит
И силы даст для жизни новой.
© Оксана Москаленко, член Союза писателей России, г. Пушкино
#ZСтихиОксаныМоскаленко #Рождество #Пушкино
ПРЕДДВЕРЬЕ РОЖДЕСТВА
Ты ликованья жаждешь, торжества,
И толп людских, готовых к поклоненью?
Но эта ночь - преддверье Рождества,
Для Тайны Тайн, для Чуда, для Рожденья.
День кончился. А с ним и суета
Стяжания и угожденья чреву.
И Вифлеем объемлет темнота.
Всё ближе миг, когда Святая Дева
К груди прижмёт рождённое Дитя
И пастухи средь пастбища на страже.
Услышат ангелов. Те людям возвестят:
Спаситель в Мир пришёл. Звезда укажет,
Своим лучом, куда спешить волхвам,
В дороге одолевших тьму безверья,
И торжище, где злато копит Хам,
И тот дворец, где Ирод ждёт, зверея.
Спит Вифлеем. Сны Мира тяжелы.
Но близок миг - и нет его желанней,
Когда к Младенцу склонятся волы,
Чтоб в эту ночь согреть Его дыханьем.
© Павел Рыков, поэт и прозаик, Заслуженный работник культуры Российской Федерации, член Союза писателей России, член Союза журналистов России, г. Оренбург
#ZСтихиПавлаРыкова #СтихиПавлаРыкова #Оренбург
Ты ликованья жаждешь, торжества,
И толп людских, готовых к поклоненью?
Но эта ночь - преддверье Рождества,
Для Тайны Тайн, для Чуда, для Рожденья.
День кончился. А с ним и суета
Стяжания и угожденья чреву.
И Вифлеем объемлет темнота.
Всё ближе миг, когда Святая Дева
К груди прижмёт рождённое Дитя
И пастухи средь пастбища на страже.
Услышат ангелов. Те людям возвестят:
Спаситель в Мир пришёл. Звезда укажет,
Своим лучом, куда спешить волхвам,
В дороге одолевших тьму безверья,
И торжище, где злато копит Хам,
И тот дворец, где Ирод ждёт, зверея.
Спит Вифлеем. Сны Мира тяжелы.
Но близок миг - и нет его желанней,
Когда к Младенцу склонятся волы,
Чтоб в эту ночь согреть Его дыханьем.
© Павел Рыков, поэт и прозаик, Заслуженный работник культуры Российской Федерации, член Союза писателей России, член Союза журналистов России, г. Оренбург
#ZСтихиПавлаРыкова #СтихиПавлаРыкова #Оренбург
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
С Рождеством Христовым!
Славьте родившегося Богомладенца вместе с мужским хором «Русский Формат» пением праздничного тропаря.
Делитесь с друзьями и близкими, чтобы воспеть единым сердцем и едиными устами - «Господи, слава Тебе!»
Славьте родившегося Богомладенца вместе с мужским хором «Русский Формат» пением праздничного тропаря.
Делитесь с друзьями и близкими, чтобы воспеть единым сердцем и едиными устами - «Господи, слава Тебе!»
Редакция интернет-журнала Z-ПОЭЗИЯ выпустила военные новогодние открытки со стихотворениями Z-поэтов. Сотни открыток были отправлены российским бойцам, выполняющим боевые задачи в зоне проведения Специальной военной операции, через Боголюбский Храм подмосковного Пушкино и волонтерскую организацию "Благодарность Zа Отвагу".
Сегодня ночью служба в храме.
Я жду Христово Рождество!
Вертеп с еловыми ветвями...
Вот-вот свершится волшебство!
За Вифлеемскою звездою
Сквозь бурю снежную бегу,
Умоюсь радостной слезою,
И свечку Господу зажгу.
И будет Свет, и будет Радость –
Уже сегодня не уснуть...
Январь. Рождественская святость.
Я в Боге прозреваю Путь.
© Оксана Москаленко, член Союза писателей России, г. Пушкино
#ZСтихиОксаныМоскаленко #Рождество #НовогодниеОткрытки #ZНовогодниеОткрытки #Пушкино
Сегодня ночью служба в храме.
Я жду Христово Рождество!
Вертеп с еловыми ветвями...
Вот-вот свершится волшебство!
За Вифлеемскою звездою
Сквозь бурю снежную бегу,
Умоюсь радостной слезою,
И свечку Господу зажгу.
И будет Свет, и будет Радость –
Уже сегодня не уснуть...
Январь. Рождественская святость.
Я в Боге прозреваю Путь.
© Оксана Москаленко, член Союза писателей России, г. Пушкино
#ZСтихиОксаныМоскаленко #Рождество #НовогодниеОткрытки #ZНовогодниеОткрытки #Пушкино
ПЯТЬ ДНЕЙ ДО ПРАЗДНИКА
Второго января монастырь встретил меня тишиной и немноголюдьем. Однако всё было открыто и работало в привычном режиме. Трапезная, где я надеялась купить хлеб (потому что в магазине остались лишь голые полки), порадовала свежеиспечённым, сегодняшним «кирпичиком». И это меня немного заземлило, успокоило. Не везде мир перевернулся — есть место, где всё по-прежнему, где жизнь течёт, игнорируя салатную кому (выдумают же такое неприятное выражение!).
Я прошла к храму и увидела, что перед ним уже поставили огромную ёлку с привычными золотыми и синими шарами и деревянными трубящими ангелами. Ёлка темнела в начинающихся сумерках: гирляндой её пока не обмотали — всё-таки пять дней до праздника, рано ещё.
«Пять дней до праздника…» — снова повторила я мысленно. Вдохнула полной грудью — и тут вместе с холодным обжигающим воздухом в сердце вошло новое чувство. Но оно попало внутрь не откуда-то снаружи, откуда пришёл воздух, а выплыло из глубин моего же тела. И это было чувство радости и ожидания чуда, которое никогда не обманывало, никогда не оставалось не удовлетворённым. Вслед за ним всплыли здесь, в сумраке у ёлки, образы — точно из каждого елочного шара по одному — и окружили меня, и закружили, и понесли…
Помню, впервые я пошла на ночную рождественскую службу, когда мне было одиннадцать. Троллейбусы уже не ходили, и мы с мамой добирались до храма пешком, хрустели по утоптанному снегу — эх, где теперь встретишь такой снег! — и небо было ясное-ясное, тёмно-синее, высокое, звёздчатое. А сбоку — месяц.
— Ишь, месяц рожки строит! — указала тогда мама и хитро улыбнулась. — Гляди в оба, как бы опять его чёрт не стащил, как у Гоголя!
И мне сразу стало весело, потому что Гоголя я читала как раз недавно и вся история ещё живо вставала перед глазами.
В храме было людно. Очень скоро меня начало пошатывать от жары и духоты, хотя все форточки были открыты. Я прижалась к аналою, где лежала икона Рождества, украшенная, точно маленький вертеп, еловым куполом. Его зелёные веточки были увешаны игрушками и присыпаны искусственным снегом. Снежная присыпка пахла ужасно сладко, и этот запах сильно кружил мне голову. Так я и стояла, едва не засыпая, морщась от тяжелого приторного аромата, но всё равно ощущала радость — Рождество же, Рождество! И я впервые на ночной службе и впервые могу почувствовать праздник по-настоящему — не проснувшись утром, когда уже всё случилось, а именно в ночь, в самое время происхождения чуда! И вокруг меня другие люди, которые тоже пришли сюда, чтобы прочувствовать праздник — и я среди них, и это хорошо. Эта икона сбоку и запах сладкого снега навсегда остались в памяти как образы праздника, радости и самое главное — ощущения приобщённости к этому празднику, к этой радости.
Потом другой эпизод — накануне службы, утром шестого числа, я с другими приходскими девочками остаюсь на уборку — чтобы ощущение приобщённости стало ещё сильнее!.. Серьёзную работу детям, разумеется, не доверили. Чтобы не мешались под ногами, всех троих усадили в храме и выдали тряпки и полироль. На лавку перед нами легли подвесные лампады, и их потускневший металл было велено натереть до блеска.
На золотистом корпусе лампад были изображены ангельские лица со странным переплетением крыльев — у каждого личика их было аж по шесть.
— Херувимы это! — сказала Аня, одна из моих храмовых подружек.
— Нет, серафимы! — возразила вторая.
Спорить не стали — всё-таки храм, нечего тут спорить — каждый остался при своём. А я решила принять сторону Ани просто потому, что название «херувимы» понравилось мне больше. Помню, как в разгар нашей работы зазвонил мой телефон — это бабушка интересовалась, куда я так надолго запропастилась — и мне почему-то доставило огромное удовольствие на вопрос «Что ты делаешь?» выпалить ей:
— Херувима полирую!..
Второго января монастырь встретил меня тишиной и немноголюдьем. Однако всё было открыто и работало в привычном режиме. Трапезная, где я надеялась купить хлеб (потому что в магазине остались лишь голые полки), порадовала свежеиспечённым, сегодняшним «кирпичиком». И это меня немного заземлило, успокоило. Не везде мир перевернулся — есть место, где всё по-прежнему, где жизнь течёт, игнорируя салатную кому (выдумают же такое неприятное выражение!).
Я прошла к храму и увидела, что перед ним уже поставили огромную ёлку с привычными золотыми и синими шарами и деревянными трубящими ангелами. Ёлка темнела в начинающихся сумерках: гирляндой её пока не обмотали — всё-таки пять дней до праздника, рано ещё.
«Пять дней до праздника…» — снова повторила я мысленно. Вдохнула полной грудью — и тут вместе с холодным обжигающим воздухом в сердце вошло новое чувство. Но оно попало внутрь не откуда-то снаружи, откуда пришёл воздух, а выплыло из глубин моего же тела. И это было чувство радости и ожидания чуда, которое никогда не обманывало, никогда не оставалось не удовлетворённым. Вслед за ним всплыли здесь, в сумраке у ёлки, образы — точно из каждого елочного шара по одному — и окружили меня, и закружили, и понесли…
Помню, впервые я пошла на ночную рождественскую службу, когда мне было одиннадцать. Троллейбусы уже не ходили, и мы с мамой добирались до храма пешком, хрустели по утоптанному снегу — эх, где теперь встретишь такой снег! — и небо было ясное-ясное, тёмно-синее, высокое, звёздчатое. А сбоку — месяц.
— Ишь, месяц рожки строит! — указала тогда мама и хитро улыбнулась. — Гляди в оба, как бы опять его чёрт не стащил, как у Гоголя!
И мне сразу стало весело, потому что Гоголя я читала как раз недавно и вся история ещё живо вставала перед глазами.
В храме было людно. Очень скоро меня начало пошатывать от жары и духоты, хотя все форточки были открыты. Я прижалась к аналою, где лежала икона Рождества, украшенная, точно маленький вертеп, еловым куполом. Его зелёные веточки были увешаны игрушками и присыпаны искусственным снегом. Снежная присыпка пахла ужасно сладко, и этот запах сильно кружил мне голову. Так я и стояла, едва не засыпая, морщась от тяжелого приторного аромата, но всё равно ощущала радость — Рождество же, Рождество! И я впервые на ночной службе и впервые могу почувствовать праздник по-настоящему — не проснувшись утром, когда уже всё случилось, а именно в ночь, в самое время происхождения чуда! И вокруг меня другие люди, которые тоже пришли сюда, чтобы прочувствовать праздник — и я среди них, и это хорошо. Эта икона сбоку и запах сладкого снега навсегда остались в памяти как образы праздника, радости и самое главное — ощущения приобщённости к этому празднику, к этой радости.
Потом другой эпизод — накануне службы, утром шестого числа, я с другими приходскими девочками остаюсь на уборку — чтобы ощущение приобщённости стало ещё сильнее!.. Серьёзную работу детям, разумеется, не доверили. Чтобы не мешались под ногами, всех троих усадили в храме и выдали тряпки и полироль. На лавку перед нами легли подвесные лампады, и их потускневший металл было велено натереть до блеска.
На золотистом корпусе лампад были изображены ангельские лица со странным переплетением крыльев — у каждого личика их было аж по шесть.
— Херувимы это! — сказала Аня, одна из моих храмовых подружек.
— Нет, серафимы! — возразила вторая.
Спорить не стали — всё-таки храм, нечего тут спорить — каждый остался при своём. А я решила принять сторону Ани просто потому, что название «херувимы» понравилось мне больше. Помню, как в разгар нашей работы зазвонил мой телефон — это бабушка интересовалась, куда я так надолго запропастилась — и мне почему-то доставило огромное удовольствие на вопрос «Что ты делаешь?» выпалить ей:
— Херувима полирую!..
Наш храм стоял у центральной площади города. На ней каждую зиму возводили ледовый городок. На неделю перекрывали площадь, и мы обходили её по краю, глазея с восторгом на огромные ледяные параллелепипеды, сваленные тут и там, из которых мастера должны были воздвигнуть горки разных размеров, лабиринты и скульптуры. Что-то вкладывали между ледяными глыбами при сборке, и все эти сооружения с наступлением вечера начинали светиться разными цветами.
Когда мы вышли из храма, было только два часа, и меня потянуло на площадь. На самой большой горке — «взрослой» — кататься одной было страшно. Она казалась мне огромной! Да и не прокатишься по ней, сидя на картонке. Даже на ледянках не прокатишься — собьют ненароком. С неё скатывались только на санках с полозьями. Или же стоя на ногах — но это уже высший пилотаж. Однако в тот день всё складывалось удивительно-чудесно: на горке собралась толпа, которая хотела кататься «гусеничкой». Все вставали в ряд друг за другом, хватались за талию впереди стоящего человека и так и скользили вниз, и никто не падал!
У горки стояла бабушка с леденцами-петушками. Петушок стоил пять рублей. У меня в кармане по счастливой случайности завалялись пятёрики. И вот помню: скатываюсь раз с этой длинной-длинной взрослой горки, бегу обратно к лестнице наверх, пробегаю мимо бабушки и покупаю леденец. Пока поднимаюсь, пока собирается новая «гусеница», пока скатываюсь — леденец съедается, а я снова пробегаю мимо бабушки и снова покупаю леденец. И так — пока пятёрики не закончились.
А потом снова Рождество. А утром седьмого числа — утренник. В воскресной школе уже суета, толчея — трое старших мальчиков наряжаются в позолоченные балахоны — будут изображать волхвов. Остальные одеваются в овечек, ослят, пастушков. Маленькую девочку, самую младшую среди нас, мать старательно завивает, чтобы больше походила на ангела. А мне кажется — куда уж больше! Ей всего четыре года, и без кудряшек вылитый ангел — достаточно взглянуть на лицо. Можно без костюма на сцену выпускать. И от этой мысли мне чуть-чуть завидно и чуть-чуть грустно — потому что самой-то уже тринадцать лет, и, если я захочу изображать ангела, в ход придётся пускать и кудряшки, и крылышки, и нимб. Потому что одно лицо уже не убедит.
Ещё через три года меня допустили петь на клирос. Праздничную службу я теперь могла наблюдать с самого верха, и видеть и всех прихожан, и то, что творилось в алтаре, и узнать, наконец, о чём в этот день поют — почти все обычные песнопения в Рождество заменяются другими, специальными «праздничными», и на слух их разобрать трудно. Это стало для меня высшей степенью приобщённости к празднику. Сильней почувствовать его, кажется, было невозможно: стоишь на клиросе, точно паришь над всеми, и поёшь, и все слова проходят сквозь тебя, пронизывают душу, и, если и не понимаются сразу, то всё равно остаются внутри, чтобы осознаться чуть позже.
А наутро — снова детский праздник, а потом стол, ломящийся от сладостей, от которых у меня захватывает дыхание — ни по чему я так сильно не тоскую в пост, как по скоромному сладкому!.. Сорок дней было нельзя, а теперь все эти конфеты, суфле, пирожные светятся в солнечном свете, окутывающем комнату — ведь в Рождество всегда бывает солнечно! — и радостно мне подмигивают, точно подтверждают: «можно, можно, уже всё можно, праздник наступил!» И я с наслаждением впиваюсь зубами в мягкий бисквит, и солнце, заглядывающее в окно — зимнее, ослепшее от мороза, желтое солнце — близоруко щурится и освещает лицо, но оно сейчас так слабо, что даже глядя прямо в глаза, неспособно заставить меня отвернуться…
…Колючий ветер бросился в лицо, вынуждая моргнуть, и — разлетелись рождественские образы прошлого. Я стояла у тёмной таинственной елки в центре Москвы, в Новоспасском монастыре, сжимая в руках свежий гречишный хлеб, который пах гречкой даже сквозь пакет. Сейчас, на холоде, этот запах показался мне самым заманчивым запахом на свете. Не удержавшись, я достала из пакета ещё теплую хлебную мякость и с наслаждением откусила от горбушки. Ещё пять дней — и наступит радость.
Когда мы вышли из храма, было только два часа, и меня потянуло на площадь. На самой большой горке — «взрослой» — кататься одной было страшно. Она казалась мне огромной! Да и не прокатишься по ней, сидя на картонке. Даже на ледянках не прокатишься — собьют ненароком. С неё скатывались только на санках с полозьями. Или же стоя на ногах — но это уже высший пилотаж. Однако в тот день всё складывалось удивительно-чудесно: на горке собралась толпа, которая хотела кататься «гусеничкой». Все вставали в ряд друг за другом, хватались за талию впереди стоящего человека и так и скользили вниз, и никто не падал!
У горки стояла бабушка с леденцами-петушками. Петушок стоил пять рублей. У меня в кармане по счастливой случайности завалялись пятёрики. И вот помню: скатываюсь раз с этой длинной-длинной взрослой горки, бегу обратно к лестнице наверх, пробегаю мимо бабушки и покупаю леденец. Пока поднимаюсь, пока собирается новая «гусеница», пока скатываюсь — леденец съедается, а я снова пробегаю мимо бабушки и снова покупаю леденец. И так — пока пятёрики не закончились.
А потом снова Рождество. А утром седьмого числа — утренник. В воскресной школе уже суета, толчея — трое старших мальчиков наряжаются в позолоченные балахоны — будут изображать волхвов. Остальные одеваются в овечек, ослят, пастушков. Маленькую девочку, самую младшую среди нас, мать старательно завивает, чтобы больше походила на ангела. А мне кажется — куда уж больше! Ей всего четыре года, и без кудряшек вылитый ангел — достаточно взглянуть на лицо. Можно без костюма на сцену выпускать. И от этой мысли мне чуть-чуть завидно и чуть-чуть грустно — потому что самой-то уже тринадцать лет, и, если я захочу изображать ангела, в ход придётся пускать и кудряшки, и крылышки, и нимб. Потому что одно лицо уже не убедит.
Ещё через три года меня допустили петь на клирос. Праздничную службу я теперь могла наблюдать с самого верха, и видеть и всех прихожан, и то, что творилось в алтаре, и узнать, наконец, о чём в этот день поют — почти все обычные песнопения в Рождество заменяются другими, специальными «праздничными», и на слух их разобрать трудно. Это стало для меня высшей степенью приобщённости к празднику. Сильней почувствовать его, кажется, было невозможно: стоишь на клиросе, точно паришь над всеми, и поёшь, и все слова проходят сквозь тебя, пронизывают душу, и, если и не понимаются сразу, то всё равно остаются внутри, чтобы осознаться чуть позже.
А наутро — снова детский праздник, а потом стол, ломящийся от сладостей, от которых у меня захватывает дыхание — ни по чему я так сильно не тоскую в пост, как по скоромному сладкому!.. Сорок дней было нельзя, а теперь все эти конфеты, суфле, пирожные светятся в солнечном свете, окутывающем комнату — ведь в Рождество всегда бывает солнечно! — и радостно мне подмигивают, точно подтверждают: «можно, можно, уже всё можно, праздник наступил!» И я с наслаждением впиваюсь зубами в мягкий бисквит, и солнце, заглядывающее в окно — зимнее, ослепшее от мороза, желтое солнце — близоруко щурится и освещает лицо, но оно сейчас так слабо, что даже глядя прямо в глаза, неспособно заставить меня отвернуться…
…Колючий ветер бросился в лицо, вынуждая моргнуть, и — разлетелись рождественские образы прошлого. Я стояла у тёмной таинственной елки в центре Москвы, в Новоспасском монастыре, сжимая в руках свежий гречишный хлеб, который пах гречкой даже сквозь пакет. Сейчас, на холоде, этот запах показался мне самым заманчивым запахом на свете. Не удержавшись, я достала из пакета ещё теплую хлебную мякость и с наслаждением откусила от горбушки. Ещё пять дней — и наступит радость.