Пора!
Кто хочет заказать к Рождеству самый правильный рождественский кекс - сделайте это сейчас. Почему? Потому что он должен созревать, настаиваться, пропитываться ромом целый месяц.
Непропитанный кекс тоже вкусный, но совсем не праздничный. Нет в нем волшебства, не чувствуется присутствия волхвов, принесших Младенцу золото, ладан и смирну. Это как фальшивые ёлочные игрушки: да, сверкают, а радости никакой.
Поэтому закажите кекс сейчас. А лучше сразу два кекса - на Старое Рождество и на Новое, на католическое и на православное.
В этом году очень светлая, красивая коробка. Надо же хоть как-то рассеивать эту декабрьскую тьму.
https://gorodskoybaton.ru/yourself/tproduct/249850536-664804991511-rozhdestvenskii-keksПора!
Кто хочет заказать к Рождеству самый правильный рождественский кекс - сделайте это сейчас. Почему? Потому что он должен созревать, настаиваться, пропитываться ромом целый месяц.
Непропитанный кекс тоже вкусный, но совсем не праздничный. Нет в нем волшебства, не чувствуется присутствия волхвов, принесших Младенцу золото, ладан и смирну. Это как фальшивые ёлочные игрушки: да, сверкают, а радости никакой.
Поэтому закажите кекс сейчас. А лучше сразу два кекса - на Старое Рождество и на Новое, на католическое и на православное.
В этом году очень светлая, красивая коробка. Надо же хоть как-то рассеивать эту декабрьскую тьму.
https://gorodskoybaton.ru/yourself/tproduct/249850536-664804991511-rozhdestvenskii-keksПора!
Лет десять назад в Москве по субботам-воскресеньям работали "Ярмарки выходного дня". Перегораживали улицу, автомобили - объезжай как хочешь, десятки прилавков стояли в два ряда вдоль тротуаров. Зимой, в мороз всё равно работали. Обогревались какими-то жалкими обогревателями - как-то они подключались к электричеству. По заснеженной земле тянулись толстые черные кабели.
На ярмарках зимой продавали соленые грибы, конфеты, копченую рыбу, колбасы, вязанки непонятного мяса: будто бы утка будто бы с клюквой. Привозили и разливали по бутылкам фермерское молоко, как в былые времена квас.
Прекрасные были ярмарки, страшные и кривые с виду, но все равно прекрасные, народные, стихийные. Наша была на Селезневской, у метро Новослободская.
И вот к одному прилавку всегда стояла очередь. Там продавали квашеную капусту и бочковые соленые огурцы. Рядом была еще пара прилавков с капустой, но они никого не интересовали. Я пристроилась в очередь и спросила стоявшую передо мной женщину: отчего?! - Так это же Сергей и Лена, - отвечала она.
Я купила свой килограмм капусты, принесла домой, попробовала и через час уже бежала назад на ярмарку, чтобы купить у Сергея и Лены ведро капусты. Или бочку. Или цистерну. Но они уже все распродали и сворачивались.
- Вы еще приедете? - крикнула я.
- Мы тут каждую неделю.
- А откуда вы?
- С Рязани.
Через неделю я бежала к ним с раннего утра, - а вдруг другие набегут и раскупят? Выстаивала на морозе очередь из десяти человек. Уже узнавала знакомые лица возбужденных покупателей. Это была не капуста, а марихуана какая-то, прости господи, квашеное счастье. Настоящая, квашеная, именно квашеная, а не залитая второпях уксусом, свежеприготовленная, выдержавшая нужный и точный, известный только Сергею и Лене, срок. Какая-то хтоническая, глубинная, народная, от Ивана Калиты идущая еда, пережившая все - и Смутное время, и петровские реформы, и поляков, и французов, и никудышных в отношении капусты немцев.
Сергей и Лена работали быстро, лица их были суровы и сосредоточены. Они не улыбались, и правильно. Им не нужно было ни улыбаться, ни петь сладкими голосами, заманивая лохов. Руки - красные, задубелые, просоленные. Пальцы распухшие, скрюченные. Черпак - в бочку, черпак - в другую. В пакет, на весы. Следующий! Стоило все это неприлично дешево, типа ста рублей кило.
Потом в один непрекрасный день ярмарки прикрыли, фермеры пытались сопротивляться, но пали жертвой торговых мафий. Они открыто говорили о том, кто их гонит и уничтожает, и почему. Повторять не буду. И так понятно. При Лужкове дело было.
Где теперь Сергей и Лена? Для кого рубят и квасят, куда везут? Суровые лица, красные руки. Ватный зипун на толстый шерстяной свитер, белый фартук. Унесенные ветром, - думаю я про них. Где они?
На ярмарках зимой продавали соленые грибы, конфеты, копченую рыбу, колбасы, вязанки непонятного мяса: будто бы утка будто бы с клюквой. Привозили и разливали по бутылкам фермерское молоко, как в былые времена квас.
Прекрасные были ярмарки, страшные и кривые с виду, но все равно прекрасные, народные, стихийные. Наша была на Селезневской, у метро Новослободская.
И вот к одному прилавку всегда стояла очередь. Там продавали квашеную капусту и бочковые соленые огурцы. Рядом была еще пара прилавков с капустой, но они никого не интересовали. Я пристроилась в очередь и спросила стоявшую передо мной женщину: отчего?! - Так это же Сергей и Лена, - отвечала она.
Я купила свой килограмм капусты, принесла домой, попробовала и через час уже бежала назад на ярмарку, чтобы купить у Сергея и Лены ведро капусты. Или бочку. Или цистерну. Но они уже все распродали и сворачивались.
- Вы еще приедете? - крикнула я.
- Мы тут каждую неделю.
- А откуда вы?
- С Рязани.
Через неделю я бежала к ним с раннего утра, - а вдруг другие набегут и раскупят? Выстаивала на морозе очередь из десяти человек. Уже узнавала знакомые лица возбужденных покупателей. Это была не капуста, а марихуана какая-то, прости господи, квашеное счастье. Настоящая, квашеная, именно квашеная, а не залитая второпях уксусом, свежеприготовленная, выдержавшая нужный и точный, известный только Сергею и Лене, срок. Какая-то хтоническая, глубинная, народная, от Ивана Калиты идущая еда, пережившая все - и Смутное время, и петровские реформы, и поляков, и французов, и никудышных в отношении капусты немцев.
Сергей и Лена работали быстро, лица их были суровы и сосредоточены. Они не улыбались, и правильно. Им не нужно было ни улыбаться, ни петь сладкими голосами, заманивая лохов. Руки - красные, задубелые, просоленные. Пальцы распухшие, скрюченные. Черпак - в бочку, черпак - в другую. В пакет, на весы. Следующий! Стоило все это неприлично дешево, типа ста рублей кило.
Потом в один непрекрасный день ярмарки прикрыли, фермеры пытались сопротивляться, но пали жертвой торговых мафий. Они открыто говорили о том, кто их гонит и уничтожает, и почему. Повторять не буду. И так понятно. При Лужкове дело было.
Где теперь Сергей и Лена? Для кого рубят и квасят, куда везут? Суровые лица, красные руки. Ватный зипун на толстый шерстяной свитер, белый фартук. Унесенные ветром, - думаю я про них. Где они?
Forwarded from РЕШаю, что читать // Редакция Елены Шубиной
В «Редакции Елены Шубиной» готовится к выходу книга Татьяны Толстой и Александра Тимофеевского «Истребление персиян». В остроумных, тонких, блестящих беседах писателя Татьяны Толстой и кинокритика, эссеиста, культовой фигуры андеграунда Александра Тимофеевского легко и естественно совершаются переходы от Стеньки Разина — к Бунину, а от Пушкина и Чехова — к застольным песням, в них воспоминания о суровом быте девяностых переплетаются с рассказом о бунте стрельцов 1682 года и бегстве Петра I в Троицу в 1689-м, здесь сошлись Восток и Запад, Эрос и Танатос, еда и телесность, а Есенин и Высоцкий соседствуют с Приговым и «Дау» Хржановского.
В книгу также вошли тексты друзей и близких Тимофеевского: Татьяна Москвина, Сергей Николаевич, Лев Лурье, Юрий Сапрыкин, Иван Давыдов, Алексей Зимин, Ольга Тобрелутс, Дмитрий Ольшанский, Андрей Плахов, Дмитрий Воденников, Елена Посвятовская, Елена Веселая и многие другие вспомнили о том, «каким был Шура».
Книга появится в продаже в марте.
В книгу также вошли тексты друзей и близких Тимофеевского: Татьяна Москвина, Сергей Николаевич, Лев Лурье, Юрий Сапрыкин, Иван Давыдов, Алексей Зимин, Ольга Тобрелутс, Дмитрий Ольшанский, Андрей Плахов, Дмитрий Воденников, Елена Посвятовская, Елена Веселая и многие другие вспомнили о том, «каким был Шура».
Книга появится в продаже в марте.
"У меня телефонов твоих номера..."
Разбираю старые записные книжки, совсем старые. Есть дореволюционные, - прабабушка Анастасия Романовна записывала телефоны друзей или подписчиков журнала, который издавал прадед - "Бюллетени литературы и жизни". Телефонные номера кажутся огрызками, адреса странно сокращают Москву: дальше 2-й Миусской, кажется, никто и не живет. Тверская, переулки Скатертный и Хлебный. Кто-то жил в том доме, где я живу сейчас, - если нумерация не поменялась. Прямо надо мной жил, и когда вечером скрипит там, над потолком, - это, может, он скрипит и ходит, подписчик "Бюллетеней", неуспокоенный.
Или домов тех уже нет, остались только названия улиц, проступающие сквозь новые слова, новый грубый воздух. Читаю в прабабкиных записках: "Зимний день, легонький снежок падает хлопьями и сейчас же тает, дорога снежная, мягко-вязкая, как сало, и извощичья лошадка бредет тихо. Тем более тихо, что езда в гору от Зоологического сада по Большой Грузинской, и извозчик лошадку не погоняет. Я в извощичьих этих саночках еду из Пассажа, куда ездила за покупками. И мануфактура у меня на коленях, а я от тихой езды и мокрого снега вроде как дремлю, ни о чем не думая, а глядя по сторонам, вижу все в рассеяности..." - Там дальше вполне душераздирающая сцена: в этой рассеянности и дремоте она смотрит и смотрит, как стайка мальчишек задирает, обижает какого-то мальчика, упрямо идущего вперед и не дающего сдачи; смотрит и смотрит, - и вдруг понимает, что это бьют ее собственного девятилетнего сына Севочку.
Есть разрозненные листочки телефонной книжки бабушки моей Натальи Васильевны Крандиевской. Собственно, только четыре листочка и черные коленкоровые корочки с наклеенной на внутренней стороны обложки иконкой Богоматери Избавительницы. Адреса и телефоны идут не по алфавиту, подряд. Москва и Ленинград тут вперемешку.
Шапорина Люб. Вас. ул. Лаврова, д.9, кв.90. тел. Ж-2-76-06.
Брик Лиля Юрьевна. Москва, Спасо-Песковский пер. д.3/1, кв.55. тел.К-5-80-72.
Федин Конст. Ал. В-1-61-37. Москва.
Лиля Эфрон К-4-95-71.
Чуковский Корней Ив. Москва, ул.Горького 6, подъезд 6-той, кв.89. К-5-11-19.
Маршак Сам. Яковл. Чкаловская ул. д.14/16, кв.113, подъезд 13. К-7-36-14.
Фадеев Ал.Алекс. Комсомольский пер. д.3а, кв.21.
Алигер Маргар. Иосиф. Москва 3-я Миусская, д.4/1, кв.345, тел. Д-3-22-13.
Уланова, Ленинград. А-1-74-77.
Лозинские: В-2-69-20
Ателье Литфонда А-4-38-95
Полотер Василий Констант. Котов. Большая Посадская 9/5 кв. 124. А-1-44-05.
Овощи, магазин А-1-39-52.
Рябов Матвей Никитич, Эрмитаж, с 12-ти до 3. А-5-33-70.
Ольга Форш, Белкины, Н.С.Тихонов, какая-то Софья Исааковна, какая-то Лидия Алексеевна, Ал.Ник.Болдырев, Тимоша Пешкова, Зинаида Шишова, Анна Петровна Остроумова-Лебедева! Соколов-Микитов! Ал.Ал.Брянцев! Столяр-краснодерещик Зиновий Степанович Володько! Шляпница Мария Васильевна Крахмальникова! Портниха Ганибесова Зоя Ивановна! Семен Семенович Шапиро, вписанный наспех, карандашом!
Всё тени, тени. Звони по любому телефону - не ответят, стучи в любые двери - не отворят.
(2015 год)
Разбираю старые записные книжки, совсем старые. Есть дореволюционные, - прабабушка Анастасия Романовна записывала телефоны друзей или подписчиков журнала, который издавал прадед - "Бюллетени литературы и жизни". Телефонные номера кажутся огрызками, адреса странно сокращают Москву: дальше 2-й Миусской, кажется, никто и не живет. Тверская, переулки Скатертный и Хлебный. Кто-то жил в том доме, где я живу сейчас, - если нумерация не поменялась. Прямо надо мной жил, и когда вечером скрипит там, над потолком, - это, может, он скрипит и ходит, подписчик "Бюллетеней", неуспокоенный.
Или домов тех уже нет, остались только названия улиц, проступающие сквозь новые слова, новый грубый воздух. Читаю в прабабкиных записках: "Зимний день, легонький снежок падает хлопьями и сейчас же тает, дорога снежная, мягко-вязкая, как сало, и извощичья лошадка бредет тихо. Тем более тихо, что езда в гору от Зоологического сада по Большой Грузинской, и извозчик лошадку не погоняет. Я в извощичьих этих саночках еду из Пассажа, куда ездила за покупками. И мануфактура у меня на коленях, а я от тихой езды и мокрого снега вроде как дремлю, ни о чем не думая, а глядя по сторонам, вижу все в рассеяности..." - Там дальше вполне душераздирающая сцена: в этой рассеянности и дремоте она смотрит и смотрит, как стайка мальчишек задирает, обижает какого-то мальчика, упрямо идущего вперед и не дающего сдачи; смотрит и смотрит, - и вдруг понимает, что это бьют ее собственного девятилетнего сына Севочку.
Есть разрозненные листочки телефонной книжки бабушки моей Натальи Васильевны Крандиевской. Собственно, только четыре листочка и черные коленкоровые корочки с наклеенной на внутренней стороны обложки иконкой Богоматери Избавительницы. Адреса и телефоны идут не по алфавиту, подряд. Москва и Ленинград тут вперемешку.
Шапорина Люб. Вас. ул. Лаврова, д.9, кв.90. тел. Ж-2-76-06.
Брик Лиля Юрьевна. Москва, Спасо-Песковский пер. д.3/1, кв.55. тел.К-5-80-72.
Федин Конст. Ал. В-1-61-37. Москва.
Лиля Эфрон К-4-95-71.
Чуковский Корней Ив. Москва, ул.Горького 6, подъезд 6-той, кв.89. К-5-11-19.
Маршак Сам. Яковл. Чкаловская ул. д.14/16, кв.113, подъезд 13. К-7-36-14.
Фадеев Ал.Алекс. Комсомольский пер. д.3а, кв.21.
Алигер Маргар. Иосиф. Москва 3-я Миусская, д.4/1, кв.345, тел. Д-3-22-13.
Уланова, Ленинград. А-1-74-77.
Лозинские: В-2-69-20
Ателье Литфонда А-4-38-95
Полотер Василий Констант. Котов. Большая Посадская 9/5 кв. 124. А-1-44-05.
Овощи, магазин А-1-39-52.
Рябов Матвей Никитич, Эрмитаж, с 12-ти до 3. А-5-33-70.
Ольга Форш, Белкины, Н.С.Тихонов, какая-то Софья Исааковна, какая-то Лидия Алексеевна, Ал.Ник.Болдырев, Тимоша Пешкова, Зинаида Шишова, Анна Петровна Остроумова-Лебедева! Соколов-Микитов! Ал.Ал.Брянцев! Столяр-краснодерещик Зиновий Степанович Володько! Шляпница Мария Васильевна Крахмальникова! Портниха Ганибесова Зоя Ивановна! Семен Семенович Шапиро, вписанный наспех, карандашом!
Всё тени, тени. Звони по любому телефону - не ответят, стучи в любые двери - не отворят.
(2015 год)
На Крите, на далеком полупустынном берегу, стоит монастырь Золотая Ступенька, Хрисоскалитисса. Мы там были с сестрой и мужем в начале 90-х, Крит тогда был безвиден и пуст. Это сейчас всюду туристы и таверны-таверны-таверны, а тогда и дороги в тот край толком не было.
Монастырь стоит на самом берегу, на высоте 35 метров от морских волн. Он опоясан белыми балконами, - глаза на солнце сразу слепнут от белизны, но можно сощуриться и смотреть на море, оно синее.
В монастыре два-три этажа, а может, и больше, не сосчитать, лестницы вверх-вниз, много лестниц. Девяносто ступенек, одна из них золотая. Но вы ее не увидите, она откроется только взору истинного христианина, а где таких взять, и это точно не мы с вами.
Нам сказали, что в Греции так: вот если монастырь женский то он будет женским до последней монахини, а когда умрет и она, его могут переделать на мужской. Когда мы приехали, там как раз и оставалась одна последняя монахиня. Одна на весь монастырь.
Она обрадовалась нам, как ребенок. Она и выглядела как ребенок, только очень старенький и ссохшийся. Звали, кажется, София, а может как-то иначе, какое-то приятное было имя. Она схватила сестру за руку, гладила ее и говорила, говорила. Муж переводил. Ей было девяносто четыре года. И теперь уже скоро! Теперь скоро! Уже немного осталось ждать, скоро конец ее земной жизни – и она встретится с Ним! Лицо ее светилось, она была как девочка накануне обещанного праздника, дня рождения, и ее ждал торт и свечки! Гости и подарки. Ну чудесно же!
Показала нам церковь, побегала по этажам вверх-вниз, помахала вслед.
А лет через пять мы опять поехали в Хрисоскалитиссу. Дороги уже улучшили, открылись таверны, туристы парковались под пальмами. Мы вошли в ворота. Перед нами по лестнице поднималось какое-то французское семейство. Вдруг им навстречу выбежали пьяные монахи и, размахивая руками, с криками и бранью прогнали перепуганных французов. Неизвестно, что мужикам в головы вступило. Может, одежда не понравилась, голые ноги. Мы не стали рисковать, уехали.
Монастырь стал мужским, значит, Софии уже нет. Я думаю, она видела Ступеньку. Много, много золотых ступенек, уходящих ввысь, в верхнюю синеву, куда она готовилась бежать легкими, иссохшими ногами.
Ты молись за нас, София. Господь тебя послушает. А мужики эти… да ну их.
Монастырь стоит на самом берегу, на высоте 35 метров от морских волн. Он опоясан белыми балконами, - глаза на солнце сразу слепнут от белизны, но можно сощуриться и смотреть на море, оно синее.
В монастыре два-три этажа, а может, и больше, не сосчитать, лестницы вверх-вниз, много лестниц. Девяносто ступенек, одна из них золотая. Но вы ее не увидите, она откроется только взору истинного христианина, а где таких взять, и это точно не мы с вами.
Нам сказали, что в Греции так: вот если монастырь женский то он будет женским до последней монахини, а когда умрет и она, его могут переделать на мужской. Когда мы приехали, там как раз и оставалась одна последняя монахиня. Одна на весь монастырь.
Она обрадовалась нам, как ребенок. Она и выглядела как ребенок, только очень старенький и ссохшийся. Звали, кажется, София, а может как-то иначе, какое-то приятное было имя. Она схватила сестру за руку, гладила ее и говорила, говорила. Муж переводил. Ей было девяносто четыре года. И теперь уже скоро! Теперь скоро! Уже немного осталось ждать, скоро конец ее земной жизни – и она встретится с Ним! Лицо ее светилось, она была как девочка накануне обещанного праздника, дня рождения, и ее ждал торт и свечки! Гости и подарки. Ну чудесно же!
Показала нам церковь, побегала по этажам вверх-вниз, помахала вслед.
А лет через пять мы опять поехали в Хрисоскалитиссу. Дороги уже улучшили, открылись таверны, туристы парковались под пальмами. Мы вошли в ворота. Перед нами по лестнице поднималось какое-то французское семейство. Вдруг им навстречу выбежали пьяные монахи и, размахивая руками, с криками и бранью прогнали перепуганных французов. Неизвестно, что мужикам в головы вступило. Может, одежда не понравилась, голые ноги. Мы не стали рисковать, уехали.
Монастырь стал мужским, значит, Софии уже нет. Я думаю, она видела Ступеньку. Много, много золотых ступенек, уходящих ввысь, в верхнюю синеву, куда она готовилась бежать легкими, иссохшими ногами.
Ты молись за нас, София. Господь тебя послушает. А мужики эти… да ну их.
Завтра весна. Куплю, думаю, огурец. Он ведь, как гиацинт, весной пахнет. (Гиацинт я уже купила в поганом "Перекрестке" и несу в сумочке. Он уже готов распуститься. Стоил 79 рублей.)
Захожу в лавочку к таджику, Заношу руку над лотком с огурцами (а продавец уже расправляет полиэтиленовый пакетик), как вдруг меня дернуло:
- А почем огурцы?
- 480 рублей.
Я застыла, окаменев, как жена Лота.
- А раньше они вообще 530 были, - печально сказал таджик.
Я убрала руку в карман, а он убрал пакетик, и мы с ним долго и грустно смотрели друг другу в глаза.
Буду, значит, есть гиацинты.
Захожу в лавочку к таджику, Заношу руку над лотком с огурцами (а продавец уже расправляет полиэтиленовый пакетик), как вдруг меня дернуло:
- А почем огурцы?
- 480 рублей.
Я застыла, окаменев, как жена Лота.
- А раньше они вообще 530 были, - печально сказал таджик.
Я убрала руку в карман, а он убрал пакетик, и мы с ним долго и грустно смотрели друг другу в глаза.
Буду, значит, есть гиацинты.
image_2023-02-28_23-44-35.png
1.9 MB
Дорогие друзья, приглашаю вас на свой вечер весной, 20 апреля! Это в Санкт-Петербурге.
Когда весна придет, не знаю. Но ведь она придет, верно?
Когда весна придет, не знаю. Но ведь она придет, верно?
Читаю новый идиотский закон, принятый думой, - о запрете употребления иностранных слов.
В тексте закона встречаются выражения: "быть ИДЕНТИЧНЫМИ по содержанию и ТЕХНИЧЕСКОМУ ОФОРМЛЕНИЮ" и т.д.
Даже продолжать не хочется. Эти невежды отдают себе отчет в том, что все это - иностранные слова?
Можно на этом и успокоиться. Если закон принят (а он вроде принят), то они, по чеснаку, не смогут и слова сказать в "публичном пространстве", не нарушая этого вот своего закона.
Должны сидеть на попе ровно, с кляпом.
"И на устах его печать".
А я - в частном своем пространстве - могу говорить все, что мне заблагорассудится. И употреблять любые иностранные слова!
Например, СУП.
САЛАТ.
РАГУ.
МАКАРОНЫ.
ТОМАТНЫЙ СОУС. Да вообще любой СОУС.
ДЕСЕРТ.
ТОРТ.
АПЕЛЬСИН и МАНДАРИН.
ЛИМОН.
А вечером пойду на КОНЦЕРТ или в ОПЕРУ. Могу и в БАЛЕТ. Или в ТЕАТР, На худой случай - в КИНО. На совсем крайняк - загляну на САЙТ в ИНТЕРНЕТЕ. На тот, где эти КРЕТИНЫ ПОСТЯТ ПРОДУКТЫ своей умственной жизнедеятельности.
В тексте закона встречаются выражения: "быть ИДЕНТИЧНЫМИ по содержанию и ТЕХНИЧЕСКОМУ ОФОРМЛЕНИЮ" и т.д.
Даже продолжать не хочется. Эти невежды отдают себе отчет в том, что все это - иностранные слова?
Можно на этом и успокоиться. Если закон принят (а он вроде принят), то они, по чеснаку, не смогут и слова сказать в "публичном пространстве", не нарушая этого вот своего закона.
Должны сидеть на попе ровно, с кляпом.
"И на устах его печать".
А я - в частном своем пространстве - могу говорить все, что мне заблагорассудится. И употреблять любые иностранные слова!
Например, СУП.
САЛАТ.
РАГУ.
МАКАРОНЫ.
ТОМАТНЫЙ СОУС. Да вообще любой СОУС.
ДЕСЕРТ.
ТОРТ.
АПЕЛЬСИН и МАНДАРИН.
ЛИМОН.
А вечером пойду на КОНЦЕРТ или в ОПЕРУ. Могу и в БАЛЕТ. Или в ТЕАТР, На худой случай - в КИНО. На совсем крайняк - загляну на САЙТ в ИНТЕРНЕТЕ. На тот, где эти КРЕТИНЫ ПОСТЯТ ПРОДУКТЫ своей умственной жизнедеятельности.
Смотрю мутный сериал "Вера", английский детективный. Скука смертная, но смотрю; актриса Brenda Blethyn хорошо играет главного инспектора, тётю-клушу, всегда в ситцевом халате поверх каких-то поддевок, нелепую, ковыляющую, немытую-нечесаную, вечерами попивающую без закуси (на работе тоже), бестактную и пренебрегающую простыми жизненными интересами подчиненных (поесть, например, поспать). Сама-то она практически не ест (разве что мусор какой-то) и не спит.
Но, кроме этой отважной актрисы (хотите пожилую и нелепую? - нате!) больше ничего в сериале и нет. Пейзажи - застрелиться: что на земле, что на небе сплошное уныние, безлюдные пустоши. Население уродливо до чрезвычайности. Работают они, либо чиня ржавые предметы ржавыми руками, либо сгружая и шевеля какой-то силос для скота, и вот совершенно неинтересно зрителю знать, как работает тут промышленность и сельское хозяйство.
Еще они все наблюдают за птицами. Это национальное помешательство; что сказал бы проф. Ганнушкин? А проф. Фрейд?
Денег, как сообщают мне уже шестой сезон подряд (а всего их 12) ни у кого нет. Поэтому они все спиваются в пабах. На какие шиши, если денег нет? Нет ответа.
Все они прекрасно помнят, что делали тридцать лет назад в пятницу в 13:30.
Всех подозреваемых зовут практически одинаково: Джим, Джек, Джок, Джеймс, Джемма, Джуди; разбираться, кто есть кто, неинтересно и невозможно. Давай уже сюда злодея, на которого и подумать нельзя было, - никто и не подумал, но Веру вдруг осенило, и она бесстрашно бежит-ковыляет на расставленных ногах через ветреную пустошь, на берег моря, и там смело бросает в лицо убийце обвинение, а он, вместо того, чтобы ее тяжелым тупым предметом, а потом задушить, покорно с ней соглашается.
Да, еще типично для британских детективных сериалов: паталогоанатома, как правило, играет чернокожий или азиат, веселый, белозубый, игривый, море очарования; ловкость умозаключений у него скорострельная. Труп еще из лужи не вытащили, а он уже сообщает официально, что внутренних повреждений нет, а несчастного сначала тяжелым тупым предметом, а потом задушили. Или расшифровку ДНК производит минут за пятнадцать. И Вера со своим отделом, как стадо овец, бежит по указанному адресу.
Но главное, что, конечно, бесит, это полное нежелание сценаристов придумать ну хоть сколько-нибудь правдоподобные характеры второстепенным персонажам. Вот Вера возит за собой помощника, "офицера", - доктора, так сказать, Ватсона. Великая традиция, заложенная Конан Дойлем! Но если холмсов сценаристы научились ваять, то с ватсонами беда. Их задача - разыгрывать честную тупость, подчеркивая гениальность начальника, а эти просто шатаются неприкаянно, с пустыми глазами и стаканчиком кофе в руке. Иногда, правда, бегут за подозреваемым, перепрыгивая через невысокие изгороди. Вере-то бегать несподручно. (Куда бежит подозреваемый, если вокруг пустоши, а дальше море? - Нет ответа).
Но вот, скажем, диалог, за который хочется сценариста тяжелым тупым предметом. А потом задушить.
- Зачем ты берешь трубку?
- Мне звонит жена. У нее проблемы с Максом. Но я обещал ей приготовить макароны с сыром.
Brenda Blethyn теплеет и смягчается. Иди к жене, голубчик. Мы тут сами. Но минуточку! Мы знаем, что Максу два месяца от роду. Два месяца! Какие такие нерешаемые проблемы могут быть у жены с Максом, чтобы нужно было звонить на службу мужу-офицеру?! А?! И кем надо быть, чтобы не суметь самостоятельно сварить макароны-с-сыром?! Они же там вместе, прямо в пачке. Всыпал в кипяток, размешал. Знаменитая английская кухня.
Еще шесть сезонов впереди, ох, ох.
Но, кроме этой отважной актрисы (хотите пожилую и нелепую? - нате!) больше ничего в сериале и нет. Пейзажи - застрелиться: что на земле, что на небе сплошное уныние, безлюдные пустоши. Население уродливо до чрезвычайности. Работают они, либо чиня ржавые предметы ржавыми руками, либо сгружая и шевеля какой-то силос для скота, и вот совершенно неинтересно зрителю знать, как работает тут промышленность и сельское хозяйство.
Еще они все наблюдают за птицами. Это национальное помешательство; что сказал бы проф. Ганнушкин? А проф. Фрейд?
Денег, как сообщают мне уже шестой сезон подряд (а всего их 12) ни у кого нет. Поэтому они все спиваются в пабах. На какие шиши, если денег нет? Нет ответа.
Все они прекрасно помнят, что делали тридцать лет назад в пятницу в 13:30.
Всех подозреваемых зовут практически одинаково: Джим, Джек, Джок, Джеймс, Джемма, Джуди; разбираться, кто есть кто, неинтересно и невозможно. Давай уже сюда злодея, на которого и подумать нельзя было, - никто и не подумал, но Веру вдруг осенило, и она бесстрашно бежит-ковыляет на расставленных ногах через ветреную пустошь, на берег моря, и там смело бросает в лицо убийце обвинение, а он, вместо того, чтобы ее тяжелым тупым предметом, а потом задушить, покорно с ней соглашается.
Да, еще типично для британских детективных сериалов: паталогоанатома, как правило, играет чернокожий или азиат, веселый, белозубый, игривый, море очарования; ловкость умозаключений у него скорострельная. Труп еще из лужи не вытащили, а он уже сообщает официально, что внутренних повреждений нет, а несчастного сначала тяжелым тупым предметом, а потом задушили. Или расшифровку ДНК производит минут за пятнадцать. И Вера со своим отделом, как стадо овец, бежит по указанному адресу.
Но главное, что, конечно, бесит, это полное нежелание сценаристов придумать ну хоть сколько-нибудь правдоподобные характеры второстепенным персонажам. Вот Вера возит за собой помощника, "офицера", - доктора, так сказать, Ватсона. Великая традиция, заложенная Конан Дойлем! Но если холмсов сценаристы научились ваять, то с ватсонами беда. Их задача - разыгрывать честную тупость, подчеркивая гениальность начальника, а эти просто шатаются неприкаянно, с пустыми глазами и стаканчиком кофе в руке. Иногда, правда, бегут за подозреваемым, перепрыгивая через невысокие изгороди. Вере-то бегать несподручно. (Куда бежит подозреваемый, если вокруг пустоши, а дальше море? - Нет ответа).
Но вот, скажем, диалог, за который хочется сценариста тяжелым тупым предметом. А потом задушить.
- Зачем ты берешь трубку?
- Мне звонит жена. У нее проблемы с Максом. Но я обещал ей приготовить макароны с сыром.
Brenda Blethyn теплеет и смягчается. Иди к жене, голубчик. Мы тут сами. Но минуточку! Мы знаем, что Максу два месяца от роду. Два месяца! Какие такие нерешаемые проблемы могут быть у жены с Максом, чтобы нужно было звонить на службу мужу-офицеру?! А?! И кем надо быть, чтобы не суметь самостоятельно сварить макароны-с-сыром?! Они же там вместе, прямо в пачке. Всыпал в кипяток, размешал. Знаменитая английская кухня.
Еще шесть сезонов впереди, ох, ох.
Дорогие друзья,
а не отправиться ли нам всем вместе в круиз? Мы совместим приятное с интересным,
красивое с полезным и просто отдохнем.
Пятизвездочный корабль-отель Volga Dream отправится в круиз под названием
«Левитановский Плес» со 2 по 7 сентября.
Мы посетим старинные русские города: Углич, Кострому, собственно, сам Плес и
Мышкин, прогуляемся по старинной булыжной мостовой, побываем в местных музеях,
например, в музее валенок и в музее сыра, увидим затопленную Калязинскую
колокольню и навестим старинные монастыри.
А я, в свою очередь, проведу для вас два авторских вечера с рассказами о своих
предках и драматических историях их жизней, о переплетении их судеб с событиями
русской истории. Это будут не лекции, а живой рассказ с фотографиями и чтением
стихов и, конечно, я, как всегда, с удовольствием отвечу на ваши вопросы.
Забронировать места в моем авторском круизе можно по ссылке:
https://volgadream.ru/ples/?utm_source=tlg&utm_campaign=tolstaya
а не отправиться ли нам всем вместе в круиз? Мы совместим приятное с интересным,
красивое с полезным и просто отдохнем.
Пятизвездочный корабль-отель Volga Dream отправится в круиз под названием
«Левитановский Плес» со 2 по 7 сентября.
Мы посетим старинные русские города: Углич, Кострому, собственно, сам Плес и
Мышкин, прогуляемся по старинной булыжной мостовой, побываем в местных музеях,
например, в музее валенок и в музее сыра, увидим затопленную Калязинскую
колокольню и навестим старинные монастыри.
А я, в свою очередь, проведу для вас два авторских вечера с рассказами о своих
предках и драматических историях их жизней, о переплетении их судеб с событиями
русской истории. Это будут не лекции, а живой рассказ с фотографиями и чтением
стихов и, конечно, я, как всегда, с удовольствием отвечу на ваши вопросы.
Забронировать места в моем авторском круизе можно по ссылке:
https://volgadream.ru/ples/?utm_source=tlg&utm_campaign=tolstaya
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Дорогие читатели и зрители! Кто поможет? Что это за фильм? (Снято с Сапсане).
Поелику мы сползаем - практически, уже сползли - в хтонь и хляби, и многие паникуют, - полезно бывает осознать, что трясина нас все же не засосет, что под ногами у нас твердая древнерусская почва, можно сказать, скала.
Просто бледные городские жители оторвались от мифообразующих матриц, от черепах и китов, на коих держится наш мир, а глубинный народ - нет, он не оторвался.
Почитаем Б.А.Успенского:
"...Все пространство делится в древнерусской культуре на чистое и нечистое. Пребывание в чистом пространстве есть признак святости (отсюда объясняется паломничество в святые земли), пребывание в пространстве нечистом, напротив, — признак греховности (отсюда объясняется нежелание путешествовать в иноверные страны).
Соответственно, древнерусский духовник спрашивал на исповеди: «В татарех или в латынех в полону, или своею волею не бывал ли еси?» или даже: «В чюжую землю от[ъ]ѣхати не мыслилъ ли еси?» — и накладывал епитимью на того, кто был в плену или же случайно(«нуждою») оказался в нечистой земле. В русской былине жена, побывавшая за морем, обращается к мужу со словами:
Не бери меня да за белы руки,
Не целуй меня да в сахарны уста:
Я была во той земли да во проклятоей,
Во проклятой и бледй безбожноей;
Ище всякой-то я погани наеласе
Я поганого-то духу нахваталасе."
И пусть "Кысь" будет вашей настольной книгой.
Просто бледные городские жители оторвались от мифообразующих матриц, от черепах и китов, на коих держится наш мир, а глубинный народ - нет, он не оторвался.
Почитаем Б.А.Успенского:
"...Все пространство делится в древнерусской культуре на чистое и нечистое. Пребывание в чистом пространстве есть признак святости (отсюда объясняется паломничество в святые земли), пребывание в пространстве нечистом, напротив, — признак греховности (отсюда объясняется нежелание путешествовать в иноверные страны).
Соответственно, древнерусский духовник спрашивал на исповеди: «В татарех или в латынех в полону, или своею волею не бывал ли еси?» или даже: «В чюжую землю от[ъ]ѣхати не мыслилъ ли еси?» — и накладывал епитимью на того, кто был в плену или же случайно(«нуждою») оказался в нечистой земле. В русской былине жена, побывавшая за морем, обращается к мужу со словами:
Не бери меня да за белы руки,
Не целуй меня да в сахарны уста:
Я была во той земли да во проклятоей,
Во проклятой и бледй безбожноей;
Ище всякой-то я погани наеласе
Я поганого-то духу нахваталасе."
И пусть "Кысь" будет вашей настольной книгой.
image_2023-04-06_04-41-11.png
1.6 MB
Дорогие друзья,
6 апреля в 16:00 на Ярмарке Non/fiction, в Гостином Дворе (Ильинка 4), состоится презентация нашего долгожданного сборника!
Приходите, кто в Москве!
6 апреля в 16:00 на Ярмарке Non/fiction, в Гостином Дворе (Ильинка 4), состоится презентация нашего долгожданного сборника!
Приходите, кто в Москве!
Forwarded from РЕШаю, что читать // Редакция Елены Шубиной
11 апреля в 19:00 состоится презентация новой книги Татьяны Толстой «Истребление персиян» в книжном магазине «Москва»
«Истребление персиян» – книга Татьяны Толстой, посвященная памяти известного литератора, искусствоведа и публициста Александра Тимофеевского (1958–2020). В остроумных, тонких, блестящих беседах Толстой и Тимофеевского легко и естественно совершаются переходы от Стеньки Разина – к Бунину, а от Пушкина и Чехова – к застольным песням, в них воспоминания о суровом быте девяностых переплетаются с рассказом о бунте стрельцов 1682 года и бегстве Петра I в Троицу в 1689-м, здесь сошлись Восток и Запад, Эрос и Танатос, еда и телесность, а Есенин и Высоцкий соседствуют с Приговым и «Дау» Хржановского...
Вход свободный.
Адрес: Тверская, 8, стр. 1.
«Истребление персиян» – книга Татьяны Толстой, посвященная памяти известного литератора, искусствоведа и публициста Александра Тимофеевского (1958–2020). В остроумных, тонких, блестящих беседах Толстой и Тимофеевского легко и естественно совершаются переходы от Стеньки Разина – к Бунину, а от Пушкина и Чехова – к застольным песням, в них воспоминания о суровом быте девяностых переплетаются с рассказом о бунте стрельцов 1682 года и бегстве Петра I в Троицу в 1689-м, здесь сошлись Восток и Запад, Эрос и Танатос, еда и телесность, а Есенин и Высоцкий соседствуют с Приговым и «Дау» Хржановского...
Вход свободный.
Адрес: Тверская, 8, стр. 1.
Ой-ёй-ёй. Умер Юрий Богомолов. Он придумал программу "Школа злословия", и хотя он потерял влияние на нее (мы пошли в разнос), он, тем не менее, оставался автором идеи.
R.I.P.
А сын за отца не отвечает.
R.I.P.
А сын за отца не отвечает.
Forwarded from Baza
Умер кинокритик, отец режиссера Константина Богомолова Юрий Богомолов. Ему было 86 лет.
😊 Подписывайтесь, это Baza
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from Переделкинский пенал
29 апреля в Белом зале Дома творчества пройдет встреча с писательницей Татьяной Толстой, посвященная выходу ее книги «Истребление персиян».
Книга состоит из диалогов Татьяны Никитичны и Шуры (Александра Александровича) Тимофеевского, а также воспоминаний почти 30 друзей и учеников о нем. Книга показывает Тимофеевского как оригинального мыслителя, оставившего заметный след в российской культуре.
В Переделкине мы расспросим Татьяну Никитичну о Шуре. Кто он был? В чем было его очарование? Почему такие разные люди считали его своим учителем?
Беседу проведет заместитель руководителя Дома творчества Борис Куприянов.
Начало в 15:00. Вход свободный по регистрации.
Книга состоит из диалогов Татьяны Никитичны и Шуры (Александра Александровича) Тимофеевского, а также воспоминаний почти 30 друзей и учеников о нем. Книга показывает Тимофеевского как оригинального мыслителя, оставившего заметный след в российской культуре.
В Переделкине мы расспросим Татьяну Никитичну о Шуре. Кто он был? В чем было его очарование? Почему такие разные люди считали его своим учителем?
Беседу проведет заместитель руководителя Дома творчества Борис Куприянов.
Начало в 15:00. Вход свободный по регистрации.
https://volgadream.ru/?utm_source=tlg&utm_medium=tlg&utm_campaign=tolstaya
Дорогие друзья,
а не отправиться ли нам всем вместе в круиз? Мы совместим приятное с интересным, красивое с полезным и просто отдохнем.
Пятизвездочный корабль-отель Volga Dream отправится в круиз под названием «Левитановский Плес» со 2 по 7 сентября.
Мы посетим старинные русские города: Углич, Кострому, собственно, сам Плес и Мышкин, прогуляемся по старинной булыжной мостовой, побываем в местных музеях, например, в музее валенок и в музее сыра, увидим затопленную Калязинскую колокольню и навестим старинные монастыри.
А я, в свою очередь, проведу для вас два авторских вечера с рассказами о своих предках и драматических историях их жизней, о переплетении их судеб с событиями русской истории. Это будут не лекции, а живой рассказ с фотографиями и чтением стихов и, конечно, я как всегда с удовольствием отвечу на ваши вопросы.
Забронировать места в моем авторском круизе можно по ссылке:
https://volgadream.ru/?utm_source=tlg&utm_medium=tlg&utm_campaign=tolstaya
Дорогие друзья,
а не отправиться ли нам всем вместе в круиз? Мы совместим приятное с интересным, красивое с полезным и просто отдохнем.
Пятизвездочный корабль-отель Volga Dream отправится в круиз под названием «Левитановский Плес» со 2 по 7 сентября.
Мы посетим старинные русские города: Углич, Кострому, собственно, сам Плес и Мышкин, прогуляемся по старинной булыжной мостовой, побываем в местных музеях, например, в музее валенок и в музее сыра, увидим затопленную Калязинскую колокольню и навестим старинные монастыри.
А я, в свою очередь, проведу для вас два авторских вечера с рассказами о своих предках и драматических историях их жизней, о переплетении их судеб с событиями русской истории. Это будут не лекции, а живой рассказ с фотографиями и чтением стихов и, конечно, я как всегда с удовольствием отвечу на ваши вопросы.
Забронировать места в моем авторском круизе можно по ссылке:
https://volgadream.ru/?utm_source=tlg&utm_medium=tlg&utm_campaign=tolstaya
Volga Dream
Круизы по Волге на теплоходе по Золотому Кольцу - Volga Dream
Премиальные речные круизы по Волге в формате «Все включено». Цены на 2025 расписание круизов, официальное бронирование на теплоход Волга Дрим. Маршруты из Москвы и Санкт-Петербурга.
Forwarded from РЕШаю, что читать // Редакция Елены Шубиной
В «Редакции Елены Шубиной» вышла электронная книга Татьяны Толстой «Истребление персиян»
«Истребление персиян» – книга Татьяны Толстой, посвященная памяти кинокритика, эссеиста, культовой фигуры андеграунда Александра Тимофеевского (1958–2020). В остроумных, тонких, блестящих беседах Толстой и Тимофеевского легко и естественно совершаются переходы от Стеньки Разина – к Бунину, а от Пушкина и Чехова – к застольным песням, в них воспоминания о суровом быте девяностых переплетаются с рассказом о бунте стрельцов 1682 года и бегстве Петра I в Троицу в 1689-м, здесь сошлись Восток и Запад, Эрос и Танатос, еда и телесность, а Есенин и Высоцкий соседствуют с Приговым и «Дау» Хржановского...
Купить электронную книгу
Купить печатное издание
«Истребление персиян» – книга Татьяны Толстой, посвященная памяти кинокритика, эссеиста, культовой фигуры андеграунда Александра Тимофеевского (1958–2020). В остроумных, тонких, блестящих беседах Толстой и Тимофеевского легко и естественно совершаются переходы от Стеньки Разина – к Бунину, а от Пушкина и Чехова – к застольным песням, в них воспоминания о суровом быте девяностых переплетаются с рассказом о бунте стрельцов 1682 года и бегстве Петра I в Троицу в 1689-м, здесь сошлись Восток и Запад, Эрос и Танатос, еда и телесность, а Есенин и Высоцкий соседствуют с Приговым и «Дау» Хржановского...
Купить электронную книгу
Купить печатное издание