Различение №5: либерализм и неомарксизм (1)

Недавно я писал об обществе и государстве и их противостоянии – в контексте прав человека. Углубимся в тему этого противостояния.

Либерализм и неомарксизм – это очень большие мировоззренческие системы, рассматривать которые можно очень долго. Обе прошли длительную эволюцию и имеют десятки версий. Чтобы максимально лаконично их различить, нужно рассмотреть их на двух уровнях: 1) социально-философском и антропологическом и 2) политическом. Подчеркну: именно политическом, а не на политологическом – противостояние данных систем затрагивает судьбы миллиардов людей и триллионов денежных единиц в любой валюте, а потому невозможно рассматривать их только как идеи (или комплексы идей) и игнорировать их практическую часть.

Единственное, чего здесь не будет – это экономики. И потому, что я в ней совсем не специалист, и потому, что экономика является чисто прикладной областью, конструируемой из философии и политики.

На всякий случай укажу, что я буду рассматривать либерализм в его классическом варианте (Локк, Монтескье, французские просветители) – и прошу не путать его с тем, что у нас называлось либерализмом в последние десятилетия: деятели 90х и современная эхомосковская оппозиция имеют к либерализму еще меньшее отношение, чем Ольга Бузова – к нобелевской премии по химии.

Главный тезис состоит в том, что современная борьба либерализма и неомарксизма – это не что иное, как противостояние общества и государства внутри каждой страны, а также наций и наднациональной бюрократии на международном уровне.

Начнем с либерализма. Он исторически способствовал превращению империй в национальные государства, сословий – в нации, теократических обществ – в светские, а религиозных представлений об онтологической неполноценности человека – в апологию достоинства человека и неотъемлемости его базовых свобод.

Человек, с точки зрения либерализма, по своей сути является рациональным и благим существом, достойным счастья и способным к его достижению. Либеральная модель была сконструирована так, что даже пороки человека – алчность и тщеславие – могли бы не только помогать человека достичь личного счастья, но и умножали бы общественное благо.

Если говорить о недостатках либерализма, то следует отметить, во-первых, переоценку человеческой рациональности – ведь далеко не все люди (как ни прискорбно) способны к свободе, счастью и добродетели. И во-вторых, либерализм недооценил роль сообществ.

Любое государство состоит, прежде всего, из сообществ (главными из которых являются этносы), а уже потом из отдельных людей – и, тем более, человечество состоит из государств и народов. Либеральная модель расценивала национальный эгоизм и религиозное чувство исключительно как домодернистские предрассудки, но отказ отдельного человека от личной выгоды в пользу интересов своего народа – это, чаще всего, весьма рациональная, а не иррациональная стратегия.

Потому большой ошибкой философии либерализма (особенно в 20м веке) была негативная оценка национальных, государственных, культурных, религиозных и иных форм группового фаворитизма. «Нации и религии отмирают». Нет, не отмирают. «Мир становится единым». Нет, не становится и никогда не станет.

В целом же любой либерализм национален (если нет, то он только называется либерализмом, как в отечественном случае), поскольку нация, обретшая свободу от внутреннего и внешнего угнетения, неизбежно обустраивает собственную жизнь в соответствии со своими интересами и особенностями своей культуры. Мы видим это на примере восточноевропейских стран, освободившихся от марксистской тирании: близкие по языку и генетике Чехия и Польша в плане культуры различаются до неузнаваемости, оставаясь при этом демократическими государствами.

Либерализм и неомарксизм (2)

Вчера мы говорили о либерализме, сегодня настал черед неомарксизма. Сущность этой идеологии заложена в самом названии. Это именно что новый марксизм – а потому следует понять, чем же являлся исторический марксизм.

Если либерализм видел свою миссию в самоактуализации человека и превращению его пороков в добродетели, то марксизм всегда разжигал в человеке самые постыдные, самые низменные страсти – зависть, лень и жестокость. Антропология марксизма мало чем отличается от радикальных гностических воззрений – человек не имеет права сам управлять своей жизнью, поскольку (если дать ему минимальную свободу слова, совести или собраний) он неизбежно окажется жертвой «буржуазной» пропаганды и поставит под угрозу существование социалистического общества.

Цензура, регламентация жизни, нивелирование личностных особенностей, уничтожение высокой культуры и массовые убийства – это не эксцессы марксизма, а самая его суть. Никакой человек – согласно воззрениям этой радикально левой идеологии – неспособен к самоорганизации, к добродетели, к счастью, к свободе – а потому требует жесточайшего подавления со стороны государства.

Неомарксизм отличается от марксизма – но в отношении природы человека они более чем солидарны. Это антигуманные идеологии (как антигуманен любой гностицизм) – но именно поэтому они пользуются риторикой о защите обездоленных, гуманизме, милосердии и т.п.

Либерализм видит свою миссию в освобождении, в облагораживании человека, а марксизм и неомарксизм – в его моральном развращении и правовом унижении.

Неомарксизм невозможно анализировать лишь как философию или социальную философию, игнорируя чисто политический уровень. Марксизм XIXго века пропагандировал антагонизм интересов пролетариата и буржуазии – и в некоторой степени это было правдой, но только в некоторой. Это важно понять: даже сейчас, если спросить любого наемного работника о том, к кому у него более всего претензий, он, с большой долей вероятности, укажет на своего работодателя, то есть (в старых терминах) на конкретного представителя «буржуазии». Но если мы то же самое спросим у собственника, у предпринимателя, то вряд ли владелец бизнеса укажет на своих работников. Он скажет, что больше других ему мешает государство, которое препятствует ему налогами и законами.

Это и есть ключ к марксизму. Кто более всего угрожал и угрожает правящему классу, который ранее был представлен аристократией, а теперь – номенклатурой? Привилегиям правящего слоя угрожает частные предприниматели в диапазоне от (вспомним марксистскую лексику) «лавочников» до крупных финансистов, то есть наиболее деятельные и влиятельные представители общества. Чем богаче общество, тем больше у него возникает вопросов к государству – а потому государство не может не сопротивляться «буржуазии».

И лучший способ наращивания своей мощи и укрощения общества – это стравливание бедных с богатыми внутри общества. «Разделяй и властвуй». Богатое и свободное (то есть сильное) общество нужно самому обществу, но государству гораздо проще иметь дело с обществом слабым.

Капитализм всегда был и остается главной внутренней угрозой бюрократии. Капитал может стать альтернативным центром власти, дать денег на партию, создать независимое сми и так далее. Потому чиновнику лучше иметь дело с людьми небогатыми. И тем прочнее его власть, чем беднее его население. Именно за этим и был придуман марксизм – для укрощения независимого капитала в интересах правящих элит.