пе пирамидальных тополей хуторку, вошли в него, с трудом поместились в нем всем отрядом и стали оглядываться вокруг. Впереди фронт, в версте, не более, в снежном поле, нами совершенно невидимый и не дававший о себе знать абсолютно ничем. Перед нами и сзади нас лежала утопавшая в глубоком снежном покрове белая, блиставшая на ярком солнце равнина. Вправо от нас была железная дорога, группа жел.дорожных строений, о которых я уже говорил, а влево нам представилась очаровательная картина. Хуторок, оказалось, стоял на краю высокого обрыва. Внизу под ним тек Дон, покрытый пока толстым слоем льда и снега, а за ним далеко, далеко, за бесконечными плавнями, покрытыми тоже глубоким снегом и за ослепительно белой, снежной степью блестел головами своих многочисленных церквей и башен далекий, исторический Ростов.

Первый день мы провели совершенно спокойно. Я же раздумывал том, что от судьбы не уйдешь, так как не будь я в Иловайской и в опаснейших командировках к А.И.Гучкову в Кисловодск, я все равно был бы на этом же фронте, так как Георгиевский полк, в который я был записан по приезде из Москвы, был влит в Корниловский и находился здесь же, перед нами. В ночь с 5 на 6 февраля Греков решил произвести реабилитацию отряда в мнении ген.Корнилова, раздраженного незаконными реквизициями лошадей, и задумал удар на ст.Хопры, не зная, что там уже сосредоточена вся многотысячная армия Сиверса, готовящего решительный {?} удар на Ростов.

Никто из партизан спать, конечно, не ложился, и часов до {?} в главной комнате помещения, занимаемого отрядом, слышались веселые военные, неизвестные еще до этого многим партизанам песни, сильно подымавшие их боевой дух. Пели и «Журавля» с его куплетами на полки конницы и гвардейской пехоты. Вызвал восторг мой экспромт про наш отряд:

«Белый Дьявол» под Хопром,

Красным предстоит разгром».

К 12 часам ночи 50 партизан вышли на жел.дорогу, имея с собой оба неиспробованных еще пулемета. Идти можно было только по {? Стр.26} так как и вправо и влево от жел.дорожного полотна лежал такой глубокий снежный покров, что наши мальчики могли утонуть в нем с головой. Прошли через цепочку Корниловского, фронта и очень осторожно двигались к недалекой уже станции Хопры. Была светлая лунная ночь. {? Стр.26} от станции, в пустой жел.дорожной будке бешено лаяла сошедшая с ума от одиночества и страха собака, и лай ее громко раздавался в {? Стр.26} морозной тишине. У этой мрачной будки мы оставили своих сестер и двух партизан - слишком жуткая создавалась атмосфера. С {? Стр.26} жел.дорожное полотно стало сильно подниматься над местностью, и влево от него, внизу, показалось небольшое пристанционное строение.

Задремавший часовой-большевик был заколот самим Грековым сейчас же после ответа о том, что он принадлежит к рабочему полку московского пролетариата. Неожиданная, но далеко не приятная встреча со своим «земляком». Кто знает, не было ли в этот момент на Хопрах моих недавних сослуживцев-солдат? Но думать теперь ни о чем времени уже не было. Человек 30 партизан сбежали вниз с насыпи и в ближайших 3-4 домиках кололи штыками обалдевших от неожиданности и сна большевиков. Остальные остались на насыпи и стреляли по другим домикам, откуда стали в массе выскакивать раздетые и полуодетые фигуры, которые, впрочем, довольно быстро опомнились от неожиданности и открыли сильный огонь по отходящим к насыпи партизанам и по нам, лежавшим между рельсами, четко вырисовывавшимся на светлом от луны небе. Наши пулеметчики не могли выправить пулеметный диск, и наш пулемет упорно молчал как раз тогда, когда он был нам столь настоятельно нужен.

^ Разрывные пули красных стукались о рельсы и разрывались с голубоватым, фосфорическим блеском. Огонь становился все сильнее и сильнее, и соединившиеся партизаны почти прекратили стрельбу, залегши между рельсами и не поднимая из-за них головы. Даже нагайка и ругань Грекова ничего не могли поделать с необстрелянной еще молодежью. Вдруг заработал пулемет, и даже не один. Минутная мысль, что это наш, затем еще большее уныние. Сильные пулеметные струи, несшиеся над нашими головами, и крики наших пулеметчиков, сообщ

авших о том, что они отходят, так как нет возможности вынуть заклинившиеся диски, показали нам, что через несколько минут мы будем сметены с полотна или задавлены пришедшими в движение поездами и паровозами. Начался отход, и настолько поспешный, что троих раненых или убитых партизан с собой не взяли... о чем, впрочем, до возвращения на хуторок мы и не подозревали. Легко раненые шли сами и были перевязаны ожидавшими нас у будки сестрами. Собака там все еще лаяла. Я стал у стены, выходной на Хопры, но там снова все было тихо. Большевики, переоценивая наши силы, на преследование, которое было бы для нас роковым, не решились. Двух раненых понесли на руках, и не более, как через час, отряд был снова на хуторке.

На утро ген.Корнилову донесли о происшедшем и сейчас же получили от него ответную благодарность. Раненых отправили в Ростов, и ведений о них никогда больше не имели. Пользы фронту и Ростову наша вылазка не принесла, конечно, никакой, а уменьшила наш и так небольшой отряд еще человек на восемь, а, кроме того, заставила нас опасаться, что в случае ранений мы не будем вынесены из боя, а все уже великолепно знали, на что можно было рассчитывать, попав живыми руки красных палачей. Как оказалось впоследствии, в момент нашего нападения на Хопры там была сосредоточена для наступления на Ростов армия тов.Сиверса в 20.000 штыков и сабель, с большим количествам бронепоездов.

Весь день 6-го февраля и ночь на 7-ое прошли совершенно спокойно. День 7-го - тоже ни выстрела, ни звука на фронте, как будто бы ничего и не было. Погода прекрасная. Солнце. Искрящийся от его лучей и даже начинающий подтаивать сверху снег. Вид на Азов чудеснейший. Настроение в отряде не плохое, бодрое, не прочь повторить позавчерашнюю авантюру. Стоила она красным не дешево, сотни две их, а то и больше, отправились гноить хоперское кладбище. Новостей из Ростова никаких.

Но к 4 часам вечера 7-го февраля раздался далекий пушечный в стрел, засвистела над нашими головами большевицкая граната, другая, третья и разорвались в степи, недалеко за нашим садиком. Огонь велся гранатами только и из нескольких орудий и не прекращался часа {?}Ни одна из гранат за все это время не попала не только в хуторские строения, но даже и в сад, в который мы все вышли, чтобы полюбоваться грозным, но красивым зрелищем. Громадные фонтаны белого снега и черной земли взметывались вверх по 4 и по 6 одновременно. Плохие из товарищей были артиллеристы в этот-день: все сотни выпущенных снарядов взрыли лишь голое поле. Огонь стих так же неожиданно, как и начался. Впечатлений и предчувствий никаких. Ночь прошла опять совершенно спокойно, а 8 февраля к вечеру нами было получено приказание выступать на фронт, в снег, на усиление мерзшего там уже много дней геройского Корниловского полка. Выступление было назначено на вечер 9 февраля, но уже с 6 час.утра этого исторического для Армии и России, но неприятного лично для меня по переживаниям дня большевиками был открыт ураганный огонь по тылам фронтов, через головы Корниловцев, как раз по линии от хуторка до жел.дорожных строений и даже левее и правее этих двух пунктов, так что многие снаряды, опять-таки только гранаты, рвались и внизу на льду Дона, разбивая его на миллионы бриллиантовых, горевших радугой в лучах поднимавшегося солнца брызг, и в степи далеко за жел.дорожными будками, где из-за глухого снега никаких добровольцев не было, да и не могло быть. Огонь был настолько ожесточенным и сильным, что даже для наших неопытных юнцов, покинувших школьную скамью не больше месяца тому назад, стало ясным, что это не просто обстрел, подобный позавчерашнему, а начинающееся большевицкое наступление, и нам, вместо предполагаемого движения вперед, придется вести бой тут же в хуторке, или отступать назад.

Этому последнему предположению категорически воспротивился Греков. Он, с присущей ему горячностью, упрямством и позой, заявил:

«Кто бы мне ни отдал приказания отступать, я с партизанами {погибну?} но не сделаю и шага назад!»

Обещание это он, может быть, и сдержал бы, но более благоразумное начальство передало его решение по телефону из жел.дорожножной б

вшую в 24 верстах от Ростова на пути в Новочеркасск.

Ужасный день 9-го февраля 1918 года кончился, и начался 80-дневный поход, вошедший в историю России под именем Первого Кубанского Корниловского и Ледяного и покрывший Добровольческую Армию навеки неувядаемой боевой славой.

 

С.Н. Гренберг

«Первопоходник» № 5 Февраль 1972 г.

удки в Ростов, и оттуда было получено приказание: «Глупостей не {делать?} а подчиняться всем распоряжениям начальника участка полк.С.», который был тут же, куда подтянулась с хуторка и половина нашего отряда, тогда как другая часть сопровождала коней и обоз по льду Дона. Последнее, что я видел с обрыва на блестевшем до боли глаз от {?} льду красивой реки, это нашу тяжелую патронную повозку, провалившуюся колесами в разбитую снарядами дыру, бьющихся около нее людей, лошадей и новые фонтаны рвущихся на льду снарядов. Вытащить ее и не удалось, Погибла и она, и все бывшие на ней и столь нужные Армии патроны. Мой конь пропал вместе с нею.

На жел.дорожном переезде мы рассыпались в цепь. Теперь мы были одни, фронт отступил и был как раз на линии нашего хутор… {?} которой временно и задержался, зацепившись за железнодорожные строения. Красных еще не было видно, как мы ни напрягали свое зрение, да и артиллерийский обстрел становился таким сильным, настоль необычным для всех нас, бывших в отряде, что в данный момент все мысли сосредоточились только на этом ужасе. Снаряды, падавшие в поле, сзади фронта, стали ложиться все ближе и ближе к нашему переезду, и, наконец, одна очередь легла прямо среди нас, попав в шлагбаум и жел.дорожные пути... Вторая и следующие попали туда же, и воздух сделался смрадным и тяжелым, солнце для нас совершенно померкло, в воздух летели куски дерева, железа, земли, стекол и кирпича, а все наши мысли сосредоточились на желании врости или вкопаться в эту мерзлую, твердую землю. Слышались крики и стоны раненых, которые или сами, или с помощью своих друзей торопились подняться и идти в тыл, к спасительному, как казалось, Ростову, чтобы выйти из фронтового ада и не получить еще нового, уже смертельного удара. Огонь не прекращался ни на минуту, по временам переносился на тылы, и мы видели, как в снежной степи, не причиняя на этот раз никому вреда, рвались снаряды и взлетали к небу гигантские фонтаны черной земли, а затем скова, к сожалению, очень быстро огонь возвращался в нашу линию, и многих лучших своих сыновей среди Корниловцев и партизан потеряла Россия в этот скверный для нее день. Многих мальчиков-сыновей не увидели больше никогда их тоскующие родители и не узнали даже никогда о том, что и где произошло с ними…

О том, что красные цепи приблизились к нам, мы узнали по начавшемуся внезапно, но крайне сильному пулеметному огню, шедшему как раз по линии жел.дорожного полотна. Пулеметчики-большевики этого дня, как и их артиллеристы, были куда лучше тех, которые так бесцельно растрачивали снаряды прошлые дни. Пулеметный огонь был настолько силен, что приковал нас к земле, и мы лишь изредка поднимали головы, чтобы выпустить несколько пуль по невидимому все еще впереди противнику, и вдруг чей-то предостерегающий, полный ужаса крик и взгляд направо, в степь, откуда никакой опасности и не предполагалось, показали нам, что нужно отступать, не задерживаясь ни на минуту: вся степь по горизонту, на расстояний не более полутора верст от нас и железной дороги - и впереди, и далеко сзади нас, так далекo, как мы могли только видеть, была усеяна черными движущимися фигурами большевицких цепей, зашедших нам глубоко в тыл, но двигавшихся, к счастью, крайне медленно из-за глубокого, спасительного для нас на этот раз снега. Необходимость заставила нас встать с земли, что было очень трудно, эта же необходимость заставила, что было еще труднее, выйти на рельсы, так как идти можно было только по насыпи, идти же было необходимо, чтобы выскочить из грозной, готовой захлопнуться за нами западни, а вдоль рельс несся страшный стальной вихрь пулеметного огня. Обошедшие нас справа цепи молчали пока, так как, видимо, употребляли всю свою энергию лишь на то, чтобы поскорее выбраться из снега на железную дорогу и отрезать нам единственный путь отступления.

Греков снова пытался кричать о том, что отступление позорно, что он застрелится, но не отступит; гимназистка Ася, стоя в положении «с колена», спокойно посылала пулю за пулей в красных, какой-то черкес или кубанец, офицер, взявшийся неизвестно откуда, втащив свой тяжелый пулемет Макси

ма на крышу небольшого жел.дорожного строения, тщетно звал опытных пулеметчиков и угрожал отступающим плетью; какой-то блестящий, в мирной шинели, гвардейский красавец-офицер уступил откуда-то, как и он, чудом появившейся здесь, в подобной обстановке, не менее красивой и шикарно одетой в каракулевое манто даме место в дрезине и готовился впрыгнуть на нее и сам, сопровождаемый нашими завистливыми взглядами, как одна из тысяч несшихся от красных пуль стукнула его в затылок и убила наповал, окрасив кровью его мирную шинель... И долго мы видели впереди нас удалявшуюся к Ростову дрезину с безжизненным уже трупом, навалившимся на нее грудью, с ногами в щегольских лаковых сапогах, чертивших непокрытые снегом шпалы, дама же тщетно пыталась зачем-то втащить мертвое тело на дрезину, ей это по слабости сил не удавалось... Вот приблизительно и все осталось у меняв памяти от этого кошмарного пути, где каждая секунда, каждый шаг грозил смертью, но мы все-таки не бежали, а шли медленно и даже останавливались, чтобы огрызнуться и послать несколько пуль то назад, то в степь, во все приближавшиеся и увеличивающиеся черные фигуры не то матросов, не то рабочих...

Так мы дошли до станицы Гниловской, последней станции перед Ростовом. Было уже часа 3 дня, но солнце светило еще очень ярко, отступили так далеко, что, очевидно, охват нас сбоку не удался {?} мы почувствовали себя в полной безопасности.

Я постоял за станционной водокачкой, но, видя, что и артиллерийский и пулеметный огонь прекратился, решил, что бой на сегодня закончился, что красные тоже выдохлись, что двигаться дальше к Ростову, который был лишь в 7 верстах, они сегодня не будут, и только тут вспомнил, что со вчерашнего вечера я ничего не ел и не пил {?} усталость только теперь охватила все мое тело. Одет я был очень тепло так как, кроме шинели, на мне была ватная солдатская кофта, а {кроме?} вооружения на мне был мешок со всяким моим, правда небогатым, имуществом, которое я вполне резонно на доверил провалившейся под ДОна повозке. Два бывших со мною партизана, уставших еще более меня, втянутого уже почти два года в тренировку военной службы, и {сбежавших?} только что с парты какой-то семинарии, предложили пойти с ними в станицу, чтобы чем-нибудь там закусить. Предложение мне крайне понравилось, и я на него поспешно согласился. Тут же, шагах в 2 железной дороги, на стороне, ближней к реке, в чистой, красивой казачьей хате мы нашли и угощение и отдых. Казачки любезно поставили на стол и молоко, и сало, и хлеб, все показавшееся нам небесно вкусным... Не так тела, как наши души так устали от всего пережит этот ужасный день, что за этим гостеприимным столом, в этой такой милой хате мы позабыли обо всем происходящем и далеко еще не закончившемся.

И вдруг раздавшаяся над самым ухом пулеметная трель заставила нас немедленно же вернуться к грозной действительности. Взгляд {?} показал, что большевики вошли уже в станицу и были не далее, как в 50 шагах от нашего домика. Секунды не прошло, как я со всеми пожитками несся по станице влево, к спасительной, как мне представлялось, станции. Инстинкт подсказывал, что мне нужно бежать не только влево, но и вперед, чтобы, приближаясь к жел.дороге, в то же время удаляться от большевиков, продолжавших частый и сильный огонь, приближавшихся все время ко мне. Один из бежавших со мной парней упал, убитый, как я думаю, наповал, другой отстал или избрав другое направление, и больше его я тоже никогда не видел. Я остался один. До железнодорожной насыпи, бывшей в этом месте очень высоко, оставалось шагов 80. На ней стоял небольшой поезд, состоящий из паровоза и 5-6 вагонов-теплушек. Мне пересекла дорогу улица, шедшая перпендикулярно к насыпи, но бежать по ней я уже не мог: большевики были слишком близко от нее, и мое инстинктивное чувство самосохранения толкало меня дальше от них и заставило с легкостью газели перескочить низенькую, но основательную изгородь большого фруктового сада, примыкавшего уже непосредственно к насыпи, чтобы пересечь его по диагонали.

Я сделался единственной целью бежавшей за мной шагах в 100 большой группы красноармейцев, стреля

вших по мне на ходу, Это-то, к счастью для меня, и делало их стрельбу неточной. Лишь очутившись в саду и перепрыгнув подзаборную канаву, я понял, что совершил непоправимую глупость, что попался в ловушку, из которой выбраться едва ли смогу, И что я погиб окончательно и глупо. Сделав первый шаг, я провалился по пояс в глубокую снежную целину. Тяжело нагруженный, уставший, стесненный в своих движениях теплым одеянием, с винтовкой и шашкой на себе, я с колоссальной затратой сил сделал несколько шагов, каждый раз проваливаясь то по колено, то по пояс, а то и по грудь в снег. Сзади меня раздалась четкая строчка пулемета, и ледяная, оттаявшая на солнце, а теперь к вечеру снова замерзшая на морозе корка снега заискрилась тысячами бриллиантовых ледяных брызг от пулеметных пуль, чертивших извилистую линию перед самым моим носом. Эта трель и брызги подтолкнули меня, и я прыжками, как заяц, к счастью, еще не раненый, сам не зная, как, проскочил до середины сада. Красные, по-видимому, так хотели сбить меня, столь близкого от них, что сильно нервничали, и только этим я мог объяснить свою удачу.

С поезда и паровоза мне кричали, звали, торопили меня. Паровоз издавал тревожные свистки и готовился тронуться. Я же опять двигался, как черепаха, и желанная насыпь, если и не была далеко, то все-таки была совершенно недосягаема. Из вагонов раздалось несколько выстрелов в сторону моих преследователей, которых я даже ни разу и не видел, так дорога была мне каждая секунда и каждое движение, подвигавшее меня вперед. Я и не оглядываясь знал, что увижу за своей спиной. Чего же было еще оборачиваться и тратить на это драгоценное для меня время, отделявшее меня, быть может, от грани смерти. Снова запел свою тоскливую песню пулемет, снова бриллиантовые брызги засверкали в разных частях сада, но я снова остался невредимым, и снова этот звук и чертимые пулями по корке льда линии подтолкнули меня на несколько шагов вперед. И вот, когда я был всего шагах в пяти от последней ограды, бывшей у подножия самой насыпи, паровоз запыхтел, колеса вагонов заскрипели по рельсам, толкнулись буфера, и я понял, что погибаю безвозвратно. Не нужен и пулемет. Большевики возьмут меня голыми руками, так как с отходом поезда я, измученный и оставленный, уже от них уйти не смогу никак.

Я сделал последнее, нечеловеческое усилие и вырвался таки из сковывавших мои движения уз снега. Перевалился через забор, поднялся из последних своих сил по насыпи и упал около подножки уже двигавшегося загона. Стреляли ли еще по мне большевики или нет, я этого не слышал. Не помню и не знаю и того, кто и как втянул меня на площадку последнего вагона... Я пришел в себя и отдышался только в Ростове, когда спасительный поезд остановился у главного перрона.

Уже вечерело. На вокзале скопились наши уцелевшие партизаны и несколько других оторвавшихся от своих частей добровольцев. На окраине города с западной стороны, откуда мы только что пришли и где никакого фронта, как мы это отлично знали, уже не было, слышались беспорядочные и частые выстрелы. Я был совершенно разбит и физически, после встряски и пути сегодняшнего дня, и морально после встречи со

столь близко дохнувшей мне в лицо, вернее, впрочем, в спину, смерти. Мы с Егоровым, пережившим, наверное, тоже не мало, хотя друг другу мы ничего не рассказывали, хотели пойти в город, постучаться в первую попавшуюся дверь приличного семейного дома и попросить разрешения провести вечер среди людей, не бывших еще на границе безумия смерти сегодняшнего дня, как мы. Нашли ли бы мы такую семью - этого я так никогда и не узнал. Нам сообщили, чтобы мы с вокзала никуда не отлучались, что наша Армия - о, какое это было громкое, в применении к нашей горсточке молодежи, слово «Армия»!— покидает сегодня же вечером Ростов, что фронта более не существует и большевики входят в город.

Мы полежали немного на грязном полу вокзальных зал, потом постояли немного перед темным зданием Парамоновского дома, в котором помещался Штаб, а потом, по приказанию начальства, стали ловить {улепетывавших?} от нас ростовских извозчиков и заставлять их везти нас в станицу Аксайскую, бы

П. С. Не стал переснимать видео, а то прохожие подумали бы, что Коростелёв всё таки сошёл с ума и теперь ходит по посёлку туда-сюда, бормоча себе что-то под нос. :))

Русская мода XVII столетия. Костюм в популярном в то время «сарматском стиле» (подобный стиль одежды на Руси иногда ошибочно считают «татарским»).

Напомним, от сарматских (савроматских, аланских, роксоланских) племён выводили русских писали авторы XVII столетия (Лызлов и др.), а также многие летописи той эпохи (Густынская и др.).

#Русь #мода

Полезное видео: Почему кремлю нужна явка и какую роль играет спойлер #Грудинин. К просмотру обязательно.

#Выборы2018 #клоуны #шапито

Путинцам очень не нравится, что американцы называют оккупационные власти в РФ «путинским режимом». Кажется, до клептоманов-виолонелистов всё никак не доходит, что их во всём мире уже признали прокажёнными и иметь с любым из них контакты — себе дороже (неслучайно количество фигурантов открытого Кремлёвского списка — 210 чел. (см. статью 210 УК РФ)). Кто успевает, пытается скинуть активы и бежать прочь (Галицкий). Остальных будут зачищать и лишать имущества/денег. 😊👍

#путинизм #прокажённые

Белая кавалерия Деникина в нашем, русском, Харькове. 1919 год.

#история #русские #Харьков

22 февраля Русский День защитника Отечества и народа. 22 февраля - начало Ледяного похода, Русский Триумф Воли!

«День или ночь, движимы Правдою
Молча идут, за верстою верста.
С неба не дождь, а слёзы капают
По тем, кто не смог снять Россию с креста».

А всё же в том, что День защитника Отечества совпадает с днём начала Ледяного похода есть некий символизм, который даже можно расценить как знак Высших сил.

Абсолютно не имеющий исторической привязки выдуманный коммунистами "праздник" 23 февраля, меркнет и теряется на фоне действительно значимого для России дня начала Белой борьбы с захватившим Россию преступным интернационалом.

Русские - очень консервативная Нация, не будет преувеличением сказать, что от революционных потрясений наш народ устал, но так же надо отдавать себе отчёт в том, что завершить дело генерала Корнилова можно будет только методами генерала Корнилова.

Посему, празднующие 23-е февраля должны понимать, что в этот день началась открытая фаза Белой борьбы, борьбы с красными бандами Лейбы Бронштейна (известен под кличкой «Троцкий»), смертельной войны против советского мiра. Вооружённые формирования 3-го интернационала aka "красная армия" Русским человеком могут восприниматься только как антинародная армия оккупационного режима.

РУССКИЕ армии, защищавшие РУССКОЕ Отечество, которые так и назывались РУССКАЯ АРМIЯ, сражались против разноплеменных красных начиная от Донских степей до долин Испании и холмов Забайкалья.

Судьбe было угодно, что днём начала нашей борьбы стало именно 23 февраля, день когда Красная армия позорно бежала от наступающих на Петроград германских войск. НАШИ в этот день "зажгли светоч" национального сопротивления, начав летопись светлых страниц Белой борьбы.

И именно такой смысл должен иметь государственный праздник России "День защитника Отечества". Нет, не отмечать и праздновать годовщину начала Ледяного похода мы призываем, но ПОМНИТЬ. Помнить и чтить наших предков. Русских воинов, сражавшихся за Россию. Поклониться их памяти и быть достойными их.

Для нас совершенно неважно, на каком километре своего пьяного драпа к Самаре были в этот день красные выбл*дки из банды дегенерата Дыбенко, мы вспоминаем сегодня доблесть русских воинов:

"Была зима, морозило, и снег покрывал все белой пеленой.
Рано утром, когда еле начинало рассветать, все пошли к конюшням, чтобы накормить и привести в порядок боевых товарищей - коней. Для этого нужно было пересечь большую площадь, покрытую снегом, где в досчатых бараках стояли наши лошади. Предутренний туман еще покрывал землю, и идущие, как тени, темными силуэтами скользили, похрустывая ногами по снежному поля.

Вдруг все ожило. Загремели орудийные выстрелы, и снаряды, с визгом рассекая ночной воздух, стали рваться на площади и вдруг все снова стихло. Прозвучал трубный сигнал тревоги. Мы быстро поседлали коней и вышли в поле за город. Никто ничего не понимал, что произошло. Перед нами слева на возвышенности виднелись очертания дачи Датского консула, а правое от дороги, которая вела на село Малые Салы (может быть, это не точно), среди седых от инея деревьев чернел Армянский монастырь. Наш дивизион спешился у подножия возвышенности. Наступила гробовая тишина, и только изредка раздавались команды начальников. Были высланы разъезды. Я с 15-тью юношами-добровольцами должен был осветить дорогу до Малых Салов, то есть центральную дорогу на юг от Ростова н/Д. Мой командир приказал мне в бой не вступать и при столкновении о противником сейчас же присоединиться к Дивизиону. Стало уже светло. Выдвигаюсь вперед по снежной дороге. Снег довольно глубокий, и дозоры подвигаются медленно. Все тихо и спокойно. Вдруг застучали пулемет, и пули просвистели над нашими головами. С обеих сторон дороги были отрыты в снегу маленькие окопы и закамуфлированы пулеметы красных. К счастью, пули никого не тронули.

Но вот мы обошли Нахичевань и вышли к большой дороге на Аксайскую. Слышим, как гудит замершая земля под ногами наших бравых друзей - пехотинцев, и льется бодая песнь, и над их головами колышется стальная щетина штыков. Впереди шагает Генерал Корнилов. Меня подозвали, и я, соскочив с коня, отрапортовал все, что видел. Я в первый раз встретил Генерала.

Потом подхожу с разъездом к ст. Аксайской и спешиваюсь. Скоро мы присоединились к нашему дивизиону и переправились по льду через Дон. Над нашими головами иногда посвистывали пули.

Итак, вперед в поход в неизвестную даль за Русь Святую! Что готовила нам судьба, никто не задумывался". - фрагмент из воспоминаний ротмистра Александра Глушкова, которому в феврале 1918 было 22 года.

Чуть более старший доброволец Василий Павлов, тоже оставил свои воспоминания про это утро:

"Генерал Корнилов со своим конвоем, верхом, переехал Дон и остановившись на другом берегу, пропускал проходившие части, здороваясь с ними. Прошел Юнкерский батальон, не более, чем в сто штыков и Студенческий батальон, раза в три большей численности. Поразительно бодрый вид имела молодежь, подкрепившаяся завтраком – сладким чаем с белым хлебом и маслом, о чем позаботился генерал Боровский.

Подошла очередь и 1-й батареи. К переправе она была совершенно готова. С трудом мобилизованные в станице подводы были нагружены снарядами, перегруженными из эшелона и из зарядных ящиков. На подводы же было погружено все то, что можно было снять с орудий и ящиков. Подполковник Миончинский предусмотрел все для проведения благополучной переправы. Переправлялась батарея по частям: лошади шли выпряженными, по одному катились на руках орудия и ящики, по одной переезжали не сильно нагруженные подводы. Лед потрескивал под тяжестью орудий. Последнее орудие катилось юнкерами по уже выступившей на лед воде и по команде "бегом марш!" К великой радости юнкеров, от которых валил пар, переправа 5 орудий, зарядных ящиков, передков и всех подвод прошла благополучно.

Наконец дошла очередь и до 1-го офицерского батальона, снявшего свои заставы, которые с высокого берега реки могли наблюдать движение армии к станице Ольгинской. "Картина была чудесная: по гладкой белой степи ползла из Аксая черная, бесконечная лента людей, повозок. Шли и шли и, казалось, что никогда не кончится эта живая лента, освещенная солнцем. Вот видна станица Ольгинская, куда втягивалась голова ленты", – записано в воспоминаниях. Офицеры в эти минуты совершенно не думали о дальнейшем. Для них пока все очевидно: армия идет в Ольгинскую. Неизвестность впереди, за станицей, скрываемая холмами.

С рассветом на дорогу, по которой шла армия, вышла небольшая колонна пехоты. Это 2-й офицерский батальон, проделавший свой ночной путь вдоль южного берега реки от станции Заречная. Труден был марш для него: без дороги, по сугробам снега, кучам камней, бревен, через опрокинутые лодки. Батальон шел, видя на противоположном, возвышенном берегу, темные, без огней, силуэты Ростова и Нахичевани, для части чинов его – родных городов.
Последними перешли Дон у Аксая части партизан, прикрывавшие его".
Павлов же даёт чёткий ответ на вопрос, ради чего и почему шли под пули красных первые добровольцы:

"Марковцев вела Белая идея — идея освобождения Родины и устроения жизни так, чтобы всем жилось хорошо. Белая идея — идея свободной жизни в освобожденной стране. Она не фраза, хотя бы и высокого смысла, а побуждение к должным действиям".
И они ДЕЙСТВОВАЛИ, бросив вызов судьбе, шагнув в неизвестность ради попытки воплотить в жизнь свою благородную ИДЕЮ, спасти свой народ.

Что было дальше хорошо известно - полные подвигов бои Ледяного похода, гибель генерала Корнилова, Второй кубанский поход, Московская директива, Крым, Галлиполи...

Что интересно - упомянутые выше Глушков и Павлов надолго пережили и пресловутого Дыбенку, и Ленина со Сталиным. Бог своих хранит.

Для нас же, сегодня, читая воспоминания белых воинов, главное честно ответить на вопрос - хватит ли мне в мои 22 мужества так же как они идти воевать за Россию в огне нового Ледяного похода?

#русские #герои #легенда #день_в_истории #лютень (февраль)

Не забудьте напомнить «лидерам националистов», пиарившим Грудинина, что их праздник не 22 февраля (день Русского Триумфа Воли), а 23-е — день создания большевицкой армии, их герои — не Корнилов с Алексеевым, а Бланк («Ленин») и Джугашвили («Сталин»).

#Выборы2018 #Грудинин #шапито

Годное видео от наших союзников.👍

Ровно сто лет назад, 22 февраля 1918 года состоялся "Ледяной поход"— первый поход Добровольческой армии на Кубань — её движение с боями от Ростова-на-Дону к Екатеринодару и обратно на Дон во время Гражданской войны.

Основной целью похода было соединение Добровольческой армии с кубанскими белыми отрядами, которые, как выяснилось уже после начала похода, оставили Екатеринодар.

Наши великие предки относились к природе с большим почтением, наделяя каждое дерево особыми свойствами. Рощи и леса почитали местами священными. Сохраняйте леса в чистоте, именно под ними укрывались в битвах наши предки и только они связывают нас с ними.

Случись война, где партизанить будем?

Vk

ВЗЯТЬ НА СЕБЯ РАСХОДЫ "НА МЕДИЦИНУ".

Россиянам предложили взять на себя часть расходов на медицину в стране. С такой инициативой выступили Центр стратегических разработок Кудрина и ВШЭ. Ранее о том же говорил Путин:

"Это необходимо для того, чтобы увеличить расходы на медицину с 3,2% до 5% ВВП (в реальном выражении почти в два раза к 2024-му и в 3 раза к 2035-му)".

Если этого не сделать, страна рискует потерять статус великой державы, предупреждают авторы доклада. Тот факт, что мы и без того платим в ФОМС, их видимо не волнует. А ещё их не волнует, что у людей уже тупо нет денег, чтобы что-то и куда-то ЕЩЁ платить.

P. S. С наступающим "праздничком", дорогие россияне!

Из нашего паблика Vk

Уровень путинского ТВ.

Ещё раз: это всё постановка. И «ыкспэрт» и ведущий получают зарплату в одной кассе. «Ыкспэрту» уплачено и указано что и как делать на шоу. Клоуны развлекают население драками, пока «Гарант» отсутствует.

Не шоу только гибель людей на Донбассе, которую развязали режимы в РФ и на Украйне, чтобы списать на неё (войну) все свои беды и промахи.

ИДТИ ЛИ НА ВЫБОРЫ?

Раз за разом уважаемые читатели спрашивают: «Что думает „Спутник и Погром“ про президентские выборы-2018? Идти/не идти? Если идти, за кого голосовать?»

И раз за разом мне кажется, что все эти вопросы задает какая-то бедная бабушка, застрявшая во временной петле, в вечном 1989 году, настойчиво пытающаяся пробиться сквозь темпоральные вихри со своим «За кого голосовать?» Такая грустная советская Трейсер с авоськой, бородавкой и выцветшим значком Межрегиональной депутатской группы.

Потому что ну серьезно, я не могу представить себе человека, всерьез задающего вопрос «За кого голосовать?» в 2018 году.

Даже не потому, что уже вообще до всех, включая бабку, дедку, Жучку, внучку, кошку, мышку и Максима Каца (с его анализом трат избирательных фондов на сбор подписей — у ряда кандидатов, включая Путина, эти траты нулевые) дошло, что никаких выборов не планируется. Поэтому вместо традиционной агитации за Путина (который в образе аватары Вишну раз за разом побеждает темных демонов Госдепия и Майдания) мы видим судорожные попытки хоть как-то поднять явку. Регистрация Собчак! Коммунисты выдвигают сталиниста-миллиардера! По закрытым секретным опросам (которые, впрочем, всякий желающий может лицезреть в Телеграме) сталинист-миллиардер набирает то ли 40, то ли уже 60% (а еще врут, что русский народ не любит олигархов), все на выборы, чуть-чуть поднажмем — и Грудинин победит, ваш голос может стать решающим! Зарегистрировали даже как бы националиста Бабурина — притом что вот убейте, но уж Бабурин 100 000 подписей не мог собрать даже теоретически (и, кстати, официальные затраты на их сбор у Бабурина также нулевые). То есть пообещавший 70/70 (70% за Путина при явке также 70%) Кириенко явно нервничает, психует, снимает ролики в стиле легендарной газеты «Не дай бог!» про «гея на передержке» и, кажется, еще чуть-чуть, и все-таки зарегистрирует Навального, просто чтобы вызвать хоть какой-то интерес к плановому переназначению вице-короля Россиянского Раджа.

Даже чучело покемона Майдания не помогает — которое при «Трампе нашем» и главе Госдепа Тиллерсоне (кавалер Ордена Дружбы РФ) выглядит не только облезло, но и абсурдно. Шоу поломалось: внятный враг отсутствует (ИГИЛ — и тот победили. Дважды!), позитивной повестки нет (6 лет назад пообещали «майские указы» — до сих пор разгрести не могут), и даже Собчак с Грудининым вместо того, чтобы бодро крыть по матушке кровавого Путяру, в основном изрыгают рандомные наборы слов, слабо отличимые от наборов слов Явлинского и Зюганова.

Вот и приходится пугать трудящихся приходом к власти не-пойми-кого, кто всем подселит по гею и запретит сидеть в туалете. Нет, серьезно (см видео).

Это не считая административных методов повышения явки: валом идет информация про разнарядки по посещению выборов на крупных предприятиях, попытки мобилизовать на выборы студенчество (за фото с бюллетенем засчитывается неделя летней практики), многократные обходы москвичей сотрудниками МФЦ («Добрый день, не желаете поговорить о Господе Боге Нашем 70 на 70?») и выборные пятиминутки в школах (получившие на пятиминутках психотравмы школьники с помощью энуреза и диких ночных криков непременно разбудят родителей в день голосования).

В марте, видимо, перейдут к организации загон- и заградотрядов: приказ 228-й, «ни бюллетеня назад», решаются судьбы Отечества — усидит ли после выборов поставленный под победу Клинтон Кириенко или нет. При этом Кириенко, напихав полную сцену изображающих предвыборную борьбу актеров, забыл уважаемым клоунам и фокусникам прописать роли. Серьезно: