​ХОЛОД ПРОБИРАЛ ДО КОСТЕЙ.
💬Жили мы на 4-й Советской улице, недалеко от Смольного.
Отец мой погиб в советско-финскую войну, и мама как вдова красного командира получала хорошую пенсию.
Денег хватило, чтобы справить мне теплое пальто с воротником из овчины, а маме - котиковую шубу. Как потом оказалось, эти вещи спасли нас в лютые блокадные зимы. Мы с мамочкой спали в одной постели, чтобы теплее было. В нашу комнату перебралась и соседка по коммунальной квартире тетя Нюша. Жили вместе, чтобы не жечь зря дрова. Стекла от бомбежек сразу вылетели, окна мы заколотили досками и утеплили ватными одеялами. Укрывались всем, чем могли, но холод пробирал до костей. Даже сейчас рассказываю - и мороз по коже...
В какой-то момент я так ослабела, что есть расхотела.

Проглатывала иждивенческий паек и - все. Мама пыталась подкармливать жиденькой кашей на воде, но я отказывалась. Тетя Нюша почувствовала, что дело плохо, и почти насильно влила в меня мясной бульон. Хотя сама голодала. Я чуть ожила, снова появились силы бороться.
Я не раз могла погибнуть. Однажды бомба угодила в нашу
161-ю школу, похоронив под обломками мою классную руководительницу Анну Петровну. Я должна была идти с ней в убежище, но вместо этого удрала с подружкой Валечкой Адушевой. Это спасло нам жизнь. Возвращаемся, а середина здания рухнула. Только на верхнем этаже учитель рисования выглядывает из проема. Пожарные подали лестницу, он спустился...
Еще помню, как классом дрова разгружали. Двое в кузове стоят, остальные носят. Иногда тяжелые березовые поленья вырывались из ослабевших рук и падали на головы стоявших внизу...

💭воспоминания Ирины Скрипачевой о блокаде Ленинграда (1418 дней Великой Отечественной войны в воспоминаниях )

​САПЕРЫ ОТХОДЯТ ПОСЛЕДНИМИ.
💬Артиллерийская канонада приблизилась к Харькову вплотную. По ночам небо над западной окраиной багровело от стрельбы и пожаров: противник атаковал ожесточенно. Всего три недели назад казалось, что минировать этот дивный город немыслимо, недопустимо, а теперь, хотя Харьков был уже насыщен минами, хотелось ставить их больше и больше. Даже опасения, что каждая мина может стать роковой для своих, заглохли и отступили: ненависть к врагу, ожесточение овладевали душой. В последние дни перед отходом из города саперы оперативно-инженерной группы работали не покладая рук, чтобы противник не смог использовать здешние предприятия для изготовления военной продукции, а харьковские аэродромы — как базу для своих самолетов. Под полами цехов фабрик и заводов зарыли несколько десятков мощных мин замедленного действия, а небольшие мины ставили всюду и в самых необычных местах: в вытяжных трубах, даже в люстрах кабинетов. Полностью разрушить четыре харьковских аэродрома мы не могли: не хватало взрывчатки.

Приняли решение: разрушить часть ангаров, а взрывчатые вещества израсходовать в основном на мины замедленного действия. Кто делал все это? Кроме уже названных командиров, сержантов и рядовых солдат, я просто обязан упомянуть заботливого старшину М. Г, Голицына, сержантов И. Е. Гольца, Н. Н. Сергеева, И. М. Кузнецова (того самого, что спас в Будапеште Василия Лядова), неунывающего бойца В. А. Алимова
"целителя мин" М. С. Меламеда, бойкого и расторопного М. П. Данилова, старательного С. Н. Свистунова. Я должен сказать самые добрые слова о командирах,старшинах, сержантах, рядовых солдатах приданных нашей группе саперных и инженерного батальонов, о личном составе работавших совместно с нашей группой железнодорожных бригад.

Но особо должен сказать еще об одной группе харьковских минеров, людей особой судьбы… В июле 1940 года я получил письмо из Харькова от испанцев, вместе с которыми воевал против банд Франко и германо-итальянских интервентов. Отвечая, сообщил, что скоро поеду в отпуск, возьму билет через Харьков, хочу повидаться. Прохладным осенним днем на перроне харьковского вокзала к нам с Анной бросились Доминго Унгрия с сыном.— Луиза! Родольф! Олла! Омбре! Мы шумели, как после выхода из тыла в Вильянуэва де Кордова, мы обнимались и хлопали друг друга по плечам, а пассажиры удивленно созерцали эту сцену.— Ты только на пятнадцать минут? — вдруг очень тихо спросил Доминго, и вокруг тоже мгновенно стало тихо. Я увидел тоскующие и жадные глаза друзей, посмотрел на жену, прочел в ее взгляде то, что хотел прочесть, бросился в купе и успел вытащить чемоданы до отхода поезда. Тогда мы провели в Харькове целые сутки… Теперь, год спустя, прибыв в Харьков, я сразу разыскал Доминго. Времени для долгих бесед не нашлось. Пока пили черный, по-испански крепко заваренный кофе, я узнал, что в Харькове осталось двадцать два человека из «из прежних наших партизан, работают на тракторном заводе, мечтают попасть в Красную Армию.— Помоги нам, Родольфо, — просил Доминго. — Мы не состоим на учете в военкоматах, и с нами никто не хочет разговаривать. Но ты знаешь, что мы умеем драться с фашистами!

💭воспоминания И. Старинова

​НА НОВОМ МЕСТЕ.
💬вот мы уже опять в пути: по самой длинной на земном шаре железнодорожной магистрали едем во Владивосток. Русский остров. Здесь много солнца и зелени. Мы, северяне, так по ним соскучились! И здесь есть сопки, но не голые и каменистые, как в Заполярье, а покрытый густым лесом. Миша Калаганский утверждает, что в этих краях растут гранатовые деревья, китайские камелии, японские магнолии. А в дремучей тайге рыщут тигры и барсы. Калаганскому не верят, хотя он ссылается на такой авторитетный источник, как география. - Миша, не смеши меня! И не пугай маленьких... Тигры здесь были, но разбежались, узнав, что на Русский остров едет знаменитый разведчик заполярный Мишка Калаганский... Это говорит Павел Барышев, который рад любому поводу поспорить и побалагурить. На сей раз у него есть основания для спора. В самом деле, причем тут география, если он, Павел Барышев, уже облазил окрестности и никаких камелий не видел? И с барсами, слава богу, не встречался...

- А вот что здесь, братцы, есть! - Барышев аппетитно щелкает языком и озорно подмигивает нам. - Виноград! Честное слово, дикий виноград! И грецкий орех величиной с добрый кулак. Этого я сам отведал. - Ой, Пашка, врешь! - недоверчиво качает головой онежский помор Семен Агафонов, который еще ни разу не видел растущий виноград или грецкий орех. Мы понимаем, что Павел несколько преувеличил размер орехов, но не сомневаемся, что орешник он нашел. После четырех лет войны на севере нам все здесь в диковинку. Тихоокеанцы уже знают о боевых делах отряда североморских разведчиков и часто приглашают нас в гости. Почти каждый день поступают заявки на "встречу с героями". Но тут выясняется, что некоторые отважные следопыты и лихие добытчики "языков" чувствуют себя робкими и беспомощными в роли рассказчиков. Семен Агафонов, например, категорически потребовал, чтобы его освободили от публичных выступлений. - Пусть Барышев за всех держит речь. Паша это любит и умеет... Он расскажет! - Но моряки хотят и тебя послушать, - уговаривают Семена. - А что я им, артист какой? Мне легче взять "языка", чем свой развязать. ...У нас сейчас два взвода. Первым командует мичман Александр «Никандров, а вторым, где много новичков, - главный старшина Макар Бабиков. Семен Агафонов назначен помощником к Бабикову и ревностно занимается с молодыми разведчиками. Агафонов учит их показом. Новичок, которому Герой Советского Союза, сам Семен Агафонов, говорит: "Делай, как я!" - глубоко убежден, что переползать или маскироваться надо так, как замкомвзвода.

И вообще наши новички стараются во всем походить на бывалых разведчиков. Взводы тренировались в высадке десанта, когда было получено известие о начале военных действий против японских агрессоров. Мы тотчас же вернулись в базу и прочли принятое по радио заявление нашего Министра иностранных дел. Каждому советскому человеку, и особенно ветеранам войны, ясна цель нашего правительства: приблизить наступление мира, освободить народы от дальнейших жертв и страданий. Когда выступим? Скоро ли наш черед? В отряде царил тот активный боевой дух, который политработники называют наступательным порывом.

💭 из мемуаров В. Леонова

​БОЙ В РАЙОНЕ ГРАНИЦЫ.
💬124-я дивизия каждый день отбивала по несколько атак. Немцы наносили удары в самые чувствительные места. Они прорвались к артиллерийским позициям, но были расстреляны из орудий почти в упор. Они напали на штаб дивизии, но комендантская рота и командиры штаба тремя контратаками оттеснили противника. Утром 25 июня несколько десятков бомбардировщиков совершили налет на дивизию, разбили штаб, уничтожили бомбежкой половину орудий в артиллерийских полках. И много погибло людей. Командир дивизии генерал Ф.Г. Сущий принял решение прорываться из окружения, иначе гибель была неизбежной. Фашисты, как только наши пошли на прорыв, открыли по ним артиллерийский и пулеметный огонь. А затем начал атаку пехотный полк.
Наши бойцы, сберегая патроны, без выстрелов, короткими перебежками сбли-зились с врагом и поднялись врукопашную. Вражеский полк был совершенно истреблен. В плен сдалось две сотни солдат и 12 офицеров, были захвачены 50 орудий, боеприпасы к ним и много другого оружия и снаряжения. Так, уничтожая врага и теряя воинов, 124-я стала участницей крупнейшего сражения
у границы.

📕Поколение Победителей

​В БАКУ.
💬В марте 1941 года весна в Баку была в разгаре. Сергеев, неделю назад возвратившийся из Ирана, медленно, словно наслаждаясь приятным вечером, шел по Армянской улице. Не дойдя до сквера, который бакинцы называли почему-то Парапетом, он остановился у трехэтажного дома. Прямо у ворот на тротуаре расположился продавец гороха. Тут же около него пылала жарким огнем круглая жестяная жаровня с противнем, на котором, потрескивая и распространяя аппетитный запах, жарился горох. Вокруг собрались ребятишки изо всех ближайших домов. Продавец мешал специальным совком лопавшийся горох и гордо поглядывал на жаждущих. Он негромко, больше по привычке, приговаривал: «Горох, жареный горох». Зазывать покупателей не было никакой нужды. Они и так толпились вокруг. Сергеев, взглянув еще раз на номер дома и убедившись, что это дом 24, вошел во двор. В маленький дворик, похожий на четырехугольную шахту, выходили стеклянные галереи, тянувшиеся по сторонам каждого этажа, двор был пуст, вся детвора собралась около торговца с горохом. Сергеев направился к квартире в правом углу первого этажа, у колодца. Дверь открыл румяный сероглазый старик лет шестидесяти с косматыми, пепельного цвета бровями и лысой головой.
— Я к вам по делу. Вы один? — спросил Сергеев.
— Да.
— Я пришел за вещью, которую оставил вам на хранение пастор Швантес, — сказал Сергеев, войдя в комнату.
— А квитанция у вас есть?
— Вот возьмите, — Сергеев протянул червонец первого выпуска.
Старик долго держал его в руках и о чем-то сосредоточенно думал, словно забыв о госте. Видимо, это посещение было неожиданным и он хотел собраться с мыслями. Старик много лет был сторожем лютеранской кирки в Баку, в которой служил пастор Швантес, высланный из СССР за антисоветскую деятельность. За время своей работы в кирке старику не раз приходилось выполнять конспиративные поручения лютеранских духовных наставников, и он привык к осторожности. Подойдя ближе к лампе, он долго недоверчиво разглядывал червонец, несколько раз посмотрел его на свет, видимо хотел проверить, не фальшивый ли он, затем полез в ящик комода, вынул оттуда книгу, нашел там записанные серию и номер червонца и, убедившись, что представленный банкнот именно этот, сказал:
— Садитесь, я сейчас передам вам то, что оставил пастор. Несколько минут старик кряхтя двигал в соседней комнате какие-то вещи, что-то у него с грохотом упало. Наконец он вышел с небольшим чемоданом, тряпкой стер с него пыль и поставил чемодан у стула, на котором сидел Сергеев.
— Вот, можете взять. Я даже не заглядывал в него. Ключ мне не оставляли. Вам придется ломать замок.
— Ничего, с этой задачей я справлюсь, — Сергеев пожал руку старику, взял чемодан и вышел. Быстро миновал двор, толпу покупателей жареного гороха, остановил на улице свободный фаэтон и поехал домой.

💭отрывок из книги «чекисты рассказывают»

​ПОДГОТОВКА К ДУЭЛИ.
💬В сумерках пробираемся на батарею Ильи Шуклина, известного в нашей дивизии истребителя танков, отличившегося еще в дни боев в районе Касторной. И люди у него в батарее — один к одному, отважные, как сам командир.
Нас окликнул артиллерист с автоматом в руках, с подвешенными у пояса гранатами. Он возник перед нами неожиданно и упер в мою грудь дуло автомата:
— Не шевелись, продырявлю! Я спокойно отвел дуло автомата:
— Феофанов, не дури, тут все свои.
— Проверяю на стойкость, — ответил часовой. Это был мой друг Василий Феофанов, позже он стал моим учеником.
Феофанов свистнул. Из-за железобетонной глыбы вышел солдат, сменил моего друга, и мы двинулись к подвалу командира батареи.
Невдалеке маячила знаменитая заводская труба с пробитым боком. К ней тянулись телефонные провода почти из всех артиллерийских полков армии: главный корректировочный пункт Сталинграда. Об этом знал противник. Сколько бомб, снарядов, мин было истрачено, чтобы разрушить эту трубу, — сотни, тысячи, однако пункт корректировки не прекращал работу. И лишь совсем недавно тут появились снайперы противника, и наши корректировщики один за другим начали выходить из строя. Нарушилась точность огня наших батарей.
Артиллеристы попросили помощи у своего командующего, генерала Пожарского. Вот по этой причине мы, снайперы, и оказались в гостях у Шуклина.
Илья — человек добрый, с открытой душой: за хороший поступок мог схватить солдата в объятия, расцеловать, как любимую девушку. Вот теперь и я крутился в его лапах, а он приговаривал:
— Ай да Василий! Как я мог отказаться от тебя в Красноуфимске?! Уж больно ты с виду неказист... А теперь слушай, что получилось: фашистские снайперы прижали, на трубе нельзя появиться, голову высунуть не дают. Откуда стреляют — не понять. Выручай, Вася.

— Вот ваша комната, товарищи снайперы, отдыхайте, приводите свое оружие в готовность, — сказал Шуклин, открывая палаточную дверь в помещение с нарами на три человека. Здесь остались Морозов, Шайкин, Куликов. В следующем отсеке разместились Васильченко, Горожаев, Воловатых, Дрыкер.
— А мы с тобой, главный, пойдем в мой отсек, — предложил мне Шуклин, — там пришел товарищ из политотдела армии, информатор, интересуется, как вы будете готовиться к дуэли с фашистскими снайперами. Он нашенский, сибиряк, обстрелянный...

💭из мемуаров В. Зайцева

​БОЙ НАД ОЛЬШАНКОЙ.
💬Они шли на задание. Дождь и облака ограничивали видимость. Пробив ливневую стену, пара советских лётчиков увидели прямо перед собой вражеские самолеты. Шесть бомбардировщиков Ju-88 под прикрытием шести истребителей, обходя грозовую облачность, направлялись к цели.

Пара советских истребителей врезалась в строй бомбардировщиков. Их бортовые стрелки не успели открыть огонь. Кожевников дал почти в упор длинную очередь. Затем, не наблюдая за результатом первой атаки, дал очередь по второму «юнкерсу», но тому удалось скрыться в облаках. Боевой порядок бомбардировщиков был разбит, они поодиночке устремились в спасительную облачность. Кожевников настиг одного из них, дал очередь по правому двигателю, затем по левому. Бомбардировщик вспыхнул, описал дугу и врезался в землю.

Только теперь «мессершмитты» пошли на выручку своим бомбардировщикам. Имея большой перевес , они всей шестеркой ринулись в атаку. Кожевников счел невыгодным принимать лобовую атаку на невыгодных для себя условиях и стал строить маневр с тем, чтобы, избежав прицельного огня и разогнав скорость, обеспечивающую выполнение полупетли, зайти в хвост истребителям противника. А в это время Варшавский пошел в лобовую атаку. Кожевников пытался по радио остановить Варшавского, но тот продолжал атаковать с кабрированием и потерей скорости — один против шести! Находясь ниже, ведущий ничем не мог помочь своему ведомому.

Варшавский открыл огонь, но ему противостояли превосходящие силы. Снаряды «мессершмиттов» прошили плоскости и двигатель "яка" и он перешел в крутое планирование. Но и огонь Варшавского оказался точен: с левого борта «мессершмитта» вырвалось пламя и его летчик так и не вывел самолет из пикирования до самой земли.

Оставшиеся «мессершмитты», видя легкую добычу, бросились в атаку на планирующий беззащитный самолет. Отбивая их, Кожевников проводил Варшавского до посадки. Его самолет с убранными шасси совершил вынужденную посадку на ровном поле. «Мессершмитты» прекратили преследование и, развернувшись, ушли за линию фронта.

Запомнив место посадки ведомого, Кожевников набрал высоту и заметил в полукилометре от себя корректировщик Hs-126 в паре с Bf-109. По всему было видно, что противник не замечает одиночный Як. Кожевников решил действовать наверняка и приблизился к «мессершмитту» вплотную. "Нажимаю на гашетки, но знакомого треска пулеметов не слышно: кончились патроны. Что делать? Даю полный газ и с превышением в один — два метра проношусь над кабиной развесившего уши фашиста. Тот был настолько перепуган близостью советского истребителя, что, не помня себя, свалил машину в крутое пикирование и, бросив корректировщика, ушел в направлении своего аэродрома. Позже Анатолий Кожевников скажет:"Мне было забавно и досадно смотреть на удирающего «аса». Хотя бы одна короткая очередь!.."

​АРАСА!
💬«Утром одиннадцатого августа получили приказ, и отряд, погрузившись на два десантных катера, взял курс к северному побережью Кореи - к порту Юки в Японском море. Даль, подернутая утренним туманом, скрывала от нашего взора гористое побережье Северной Кореи. Показался дым. За этим дымом - Юки. Покидая порт, японцы подожгли склады у причалов и жилые дома. Мы высадились на берег. Улицы Юки пустынны. - Араса! Араса! - услышали мы вначале приветственные крики и лишь потом увидели корейцев, которые выбегали из своих дворов нам навстречу. Переводчик объяснил нам, что "араса" означает "русский". "Ру-ссрне!" - вспомнил я радушные возгласы норвежцев, когда они первый раз увидели нас на своем берегу. Неприятель так поспешно бежал
из города, что в панике забыл эвакуировать из госпиталя своих раненых и больных. Я попросил корейцев ухаживать за ранеными до прихода наших частей.
Старый кореец, которому переводчик передал мою просьбу, сказал, чуть склонив голову на грудь: - Вы зашли в пустой город, потому что японцы угнали население. Пожары тоже их рук дело. Русский офицер просит, чтобы мы ухаживали за ранеными японскими солдатами - это для нас закон.

Но пусть русские знают, что в городе остались переодетые японцы. Под рубахами корейских крестьян они прячут пистолеты и гранаты. Они будут стрелять вам в спину. Вас мало, будьте осторожны. Вскоре выяснилось, что нас уже много. С гор спускалась колонна советской мотопехоты. Головная машина остановилась около госпиталя, и усатый сержант крикнул морякам: - Здоровы булы! Это что ж такое получается! Жмем на всю железку, чтобы первыми быть в Юках, а вы уже тут...

💭из мемуаров В. Леонова

​РАБОТА СМЕРШ.
💬На плечи заместителя начальника штаба по политчасти легли и вопросы охраны штаба. В районе расположения командного пункта дивизии было два случая выброски диверсантов противника (ночью). Но охрана КП обнаруживала диверсантов ещё в момент их выброски, в результате чего все они были задержаны. Один такой случай произошёл в ночь с 26 на 27 сентября 1942 года, когда 210-я иад, убыв в ближний тыл, находилась на доукомплектовании и занималась учебно-боевой подготовкой. Управление, 226-я отдельная рота связи и 841-я почтово-полевая станция находились на аэродроме Чернавы, 1-й гиап – в Сукромле, 163-й иап – в Комарово. В 23 часа 30 минут в районе станции Льняная, что в 15 километрах южнее Торжка, с летящего на высоте 600–800 метров Хе-111 было выброшено два парашютиста и мешки с провиантом и минами. Пролёт самолёта и выброску заметили красноармейцы патруля Кушнарёв и Александров и начальник строевой службы и кадров штаба дивизии старший лейтенант Дорогенский. Через полчаса диверсанты были задержаны. В их задачу входила организация диверсий на железнодорожном отрезке Торжок – Старица. Бдительным воинам была объявлена благодарность.

Безопасность и бдительность не были пустым звуком, как может показаться сейчас. И дело не только в заброске вражеских диверсантов. Соблюдение военной тайны, особенно в радиопереговорах, стояло на повестке дня всегда. А ещё нужно было соблюдать меры предосторожности в отношениях с гражданским населением, особенно на освобождённых от врага территориях. И если в Ржеве, Великих Луках, Демянске, Орле, Брянске, Минске население встречало наши войска как освободителей (а если где пособники и предатели и имелись, то бежали вместе с немцами), то, к примеру, в Литве бдительность и осторожность оказались далеко не лишними.
Вот, к примеру, приказ авиагарнизону Шилели (ныне город Шилале на западе Литвы) № 0256 от 31 декабря 1944 года за подписью заместителя командира 3-й гиад гвардии подполковника Е.М. Горбатюка и начальника штаба дивизии гвардии подполковника И.Г. Черепова. В нём говорилось, что приказами 1-го Прибалтийского фронта и 3-й воздушной армии «неоднократно указывалось на наличие бандитских групп на территории Литвы. Эти банды, насаждённые немцами, продолжают совершать нападения на отдельно следующих военнослужащих и автомашины». Также Приказом были запрещены« увольнения, хождение в одиночку и без оружия, особенно по ночам; машины в ночные и дальние рейсы должны были следовать с охраной.»

💭воспоминания капитана СМЕРШ.

Дивизионка -Документальная повесть в новеллах.

Две новеллы из цикла "Дивизионка": "Валька", "Внимание, мины". Истории о тех, кто в годы Великой Отечественной войны работал в дивизионной газете, которая "находилась всех ближе к солдатским окопам...". Думается, что и к сердцам солдатским "дивизионка" была ближе, потому что рождалась там, где совершался подвиг. Спасибо за материал телеграмканалу «Радио и Театр». #радио

​ВОЕНКОР.
💬«...Наша газета работала в пустоту. Ни о какой полевой почте, ни о какой регулярной рассылке газет не было и помину. Печаталось тысяч сорок экземпляров, и их развозили повсюду, куда удавалось, на собственных двух-трех грузовиках. И попадали они в одну, две, три дивизии. А о том, чтобы газета расходилась по всему фронту, в те дни не могло быть и речи.
Я вызвался ехать под Бобруйск с газетами, которые мы должны были развезти на грузовике во все встреченные нами части. С газетами поехали шофер-красноармеец, я и младший политрук Котов - высокий, казачьего вида парень в синей кавалерийской фуражке и в скрипучих ремнях. Он меня называл строго официально "товарищ батальонный комиссар" и настоял на том, чтобы я ехал в кабине.
Едва мы выехали из Могилева на Бобруйск, как увидели, что вокруг повсюду роют. Это же самое я видел потом ежедневно весь июль. Меня до сих пор не оставляет ощущение, что вся Могилевщина и вся Смоленщина изрыты окопами и рвами. Наверное, так это и есть, потому что тогда рыли повсюду. Представляли себе войну еще часто как нечто линейное, как какой-то сплошной фронт. А потом часто так и не защищали всех этих нарытых перед немцами препятствий. А там, где их защищали, немцы, как правило, в тот период обходили нас.
Вокруг Могилева рыли, и на душе возникало тяжелое чувство, хотя, казалось, пора бы уже привыкнуть, что надо быть готовым ко всему.
Примерно после сорокового или пятидесятого километра нам навстречу стали попадаться по одному, по два грязные, оборванные, потерявшие военный вид люди - окруженцы.

Мы долго не встречали никаких войск. Только в одном месте, в лесу при дороге, стоял отряд НКВД. На дороге размахивал руками и распоряжался полковник, но порядка от этого все равно не получалось.
Мы раздавали свои газеты. У нас их было в кузове десять тысяч экземпляров. Раздавали их всем вооруженным людям, которых встречали одиночкам или группам, - потому что не было никакой уверенности и никаких сведений о «том, что мы встретим впереди организованные части.
Километров за двадцать до Бобруйска мы встретили штабную машину, поворачивавшую с дороги налево. Оказалось, что это едет адъютант начальника штаба какого-то корпуса, забыл его номер.
Мы попросились поехать вслед за ним, чтобы раздать газеты в их корпусе, но он ответил, что корпус их переместился и он сам не "знает, где сейчас стоит их корпус, сам ищет начальство. Тогда по его просьбе мы отвалили в его "эмку" половину наших газет. Над дорогой несколько раз проходили низко немецкие самолеты. Лес стоял сплошной стеной с двух сторон. Самолеты выскакивали так мгновенно, что слезать с машины и бежать куда-то было бесполезно и поздно. Но немцы нас не обстреливали.
Километров за восемь до Березины нас остановил стоявший На посту красноармеец. Он был без винтовки, с одной гранатой у пояса. Ему было приказано направлять шедших от Бобруйска Людей куда-то направо, где что-то формировалось. Он стоял со вчерашнего дня, и его никто не сменял. Он был голоден, и мы дали ему сухарей.
Еще через два километра нас остановил милиционер.Спросил меня, что ему делать с идущими со стороны Бобруйска одиночками: отправляв их куда-нибудь или собирать вокруг себя?»

💭 из книги К. Симонова «разные дни войны»

​БРОНЕПОЕЗД.
💬Бронепоезд «Московский метрополитен» участвовал в оборонительных боях на Курской дуге, где в течение трех суток 5 – 7 июля 1943 года отражал попытки противника перерезать железнодорожную линию Белгород – Курск в районе станций «Сажное», «Беленихино», «Беломестное». Фактически экипаж бронепоезда прикрывал 20 -километровый участок обороны. Как следует из экспозиции музея «Курская битва. Белгородское направление» других регулярных частей Красной армии в этом районе не было. При этом участок железнодорожной линии Белгород - Курск, где сражался бронепоезд, остался чуть ли не единственным не перерезанным наступающими немецкими войсками, что дало возможность перебросить из района Воронежа в район Курской битвы стратегический резерв, который во многом и решил исход сражения, которое в свою очередь во многом определило результаты Великой Отечественной и Второй мировой войн.#подвиг

Куда заведет погоня за славой капитан-лейтенанта Боровского смотрите в фильме «за тех , кто в море»

Принимал непосредственное участие в руководстве боевыми действиями партизанского отряда. В ночь с 1 на 2 декабря 1941 года под его командованием была успешно проведена операция по разгрому вражеского гарнизона в селе Погорельцы. В середине декабря он умело руководил действиями партизан при отражении атак карателей на партизанский лагерь в Рейментаровских лесах.

В январе 1942 года Н.Н. Попудренко организовал диверсии по подрыву моста и железнодорожной линии на участке Гомель - Новозыбков, а в марте — по срыву работы Гомельского железнодорожного узла.

Осенью 1942 года соединение партизанских отрядов дислоцировалось в Клетнянских лесах Орловской области. Оставшись за командира соединения А. Ф. Федорова, который вылетел в Москву, Н.Н. Попудренко успешно руководил боевыми действиями по выходу соединения из вражеского окружения и переходом его на Украину.
📕Поколение Победителей

​КЛЮЧИ К СОЛДАТСКОМУ СЕРДЦУ.
💬На другом конце стола перед семилинейной лампой, уткнувшись в записную книжку, сидел белокурый курносый человек. На петлицах «шпала» — капитан или старший политрук. Я, кажется, видел его на переправе в день прибытия в Сталинград. Тогда он отводил наших морячков подальше от причалов...
Однако сейчас главное мое внимание привлекли поджаренные, ноздреватые блины. Это была роскошь. От восторга я даже охнул.
— Отлично живете, товарищ старший лейтенант, — сказал я Шуклину, — может, еще сибирские пельмени на вашей кухне есть?
— Можно и сибирские пельмени, только сперва заработай, а за артиллеристами дело не станет!
Шуклин посадил меня за стол рядом с собой. Началось истребление блинов. Лишь этот белокурый со «шпалой» на петлицах вроде зазевался: не отрывая глаз от записной книжки, он протянул руку к тарелке, но она была уже пуста. Удивленно подняв глаза, он встретился с моей улыбкой.
— Вижу, к вам, товарищ Шуклин, пришло подкрепление. Кажется, из резерва командующего?
— Да, — ответил я за Шуклина, — из резерва, с Мамаева кургана!
Белокурый вроде не понял моей иронии, улыбнулся, протянул мне руку:
— Иван Григорьев.
— Василий Зайцев, — ответил я, пожимая его крепкую руку.
— Так какую обиду причинил снайперам Мамаев курган? — спросил он, как бы выясняя причину нашего появления здесь, на заводе «Красный Октябрь». Этот вопрос озадачил меня. Я пристально посмотрел на Григорьева и ответил:
— Приказ командира — для солдата закон.
— Это мне известно, но меня интересует другое...

«Что он лезет мне в душу?» — почему-то возмутился я и незаметно для себя повысил тон:
— Во-первых, на Мамаевом кургане и на заводе «Красный Октябрь» одинаково горячо. Во-вторых...
Я перевел дух для нового «выстрела», но Григорьев обезоружил меня.
— Не горячись... — И, помолчав, назвал меня по имени: — Вася, ты не понял меня: речь идет о твоем настроении. Ведь я уже месяц пишу о тебе в сводках. Мамаев курган — ключевая позиция нашей обороны, и мне интересно, как ты себя чувствуешь здесь...
Мне понравилась его оценка позиций на Мамаевом кургане. Появилось желание поговорить с ним по душам.
Мы отошли к стенке, сели на скамейку, закурили, и я стал рассказывать о том, что было пережито и передумано в дни боев на склонах Мамаева кургана.
— Вот выползаем на Мамаев, в район водонапорных баков. Многих поцарапает, другие на месте лягут, а я невредим. Говорят, везет. Раненых — в госпиталь, а я везучий, ползу опять по окопам... Вызвали вот теперь к берегу Волги. — Тут я Григорьева уколол: — К Волге потянуло, вроде дезертировал с опасного участка. Будто я виноват, что не остался на кургане в числе мертвых...
— Да я тебе верю, — прервал меня Григорьев, — только ты меньше думай о себе «в числе мертвых».
Я согласился:
— Стараюсь.
— И стараться не надо, — возразил он, — просто не слушай, не замечай такие разговоры. Это говорят завистники, ревнивые к славе. Сейчас ты нужен здесь. И пусть посмотрят, как этот «дезертир» работает...
Григорьев, конечно, преувеличивал мои возможности, но как важно, когда человек тебя понимает, верит тебе.
Вера, доверие — какая это сила! Без доверия сохнет душа, быстро иссякают силы, и ты превращаешься в бескрылого зяблика, который, кажется, ни на что не способен. А когда тебе верят, то и невыполнимое становится возможным. Силы твои словно удваиваются. Доверие — источник солдатского вдохновения, решимости, осмысленного шага к подвигу. А вера — мать дружбы и солдатской храбрости. Вот где для командира и политработника ключи к солдатскому сердцу, к тайникам той скрытой энергии, о которой солдат порою и сам не знает.

💭из мемуаров Василия Зайцева

​СРАЖЕНИЕ.
💬К исходу 8 июля 1943 года на южном фасе Курской дуги противнику удалось глубоко вклиниться в оборону Воронежского фронта и на прохоровском направлении подойти к тыловой армейской оборонительной полосе. Перед фронтом встала задача не допустить прорыв 4-й танковой армии немцев в оперативную глубину.

Назревало крупное сражение на этом важном — прохоровском — направлении, выводившем, в случае успеха противника, его танковую группировку в тыл Воронежского и Центрального фронтов. Оценив назревшую угрозу на стыке 6-й гвардейской и 69-й армий, Ставка Верховного главнокомандования передала из Степного фронта в Воронежский свой стратегический резерв: 5-ю танковую и 5-ю общевойсковую гвардейские армии. Перед Воронежским фронтом уже 9 июля была поставлена задача: «Во что бы то ни стало остановить стремительное наступление противника на рубеже р. Псел, захватив в свои руки инициативу».

В свою очередь командующий 4-й танковой армией генерал-полковник Гот 9 июля отдал приказ № 5, которым определил замысел действий на завершение прорыва обороны Воронежского фронта: «4-я танковая армия расширяет наступательный клин 10 июля ударом на северо-восток... и создает предпосылки к дальнейшему продвижению на северо-восток».

Соответственно он поставил задачи войскам, в том числе:
«II тк СС разбивает врага юго-западнее Прохоровки и оттесняет его на восток. Он отвоевывает высоты по обеим сторонам Псел (реки Псел)северо-западнее Прохоровки».
В 22.00 9.7.43 г. отдал приказ и командир II танкового корпуса СС обергруппенфюрер СС Хаузер, уточняя и конкретизируя задачи своим дивизиям:

«II тк СС прорывается 10 июля после перегруппировки своих сил... на северо-восток до линии Прохоровка — высоты в 5 км восточнее Карташевки и уничтожает противника на этом участке».
«Начало наступления: 06–00».

Приведенные документы точно определяют дату начала Прохоровского сражения, исходя из понятия «СРАЖЕНИЕ»!

Не 12 июля, а 10-е!!! И началось оно не с удара 5-й гвардейской танковой армии генерал-лейтенанта Ротмистрова, а с удара танковой дивизии СС «Адольф Гитлер». и оборонительных боевых действий 52-й гвардейской стрелковой дивизии 6-й гвардейской и 183-й стрелковой дивизий и 2-го танкового корпуса 69-й армии.

СРАЖЕНИЕ — совокупность связанных между собой по цели и времени и расчлененных по фронту и в глубину боев (боевых действий) на суше, в воздухе или на море.

💭 Г. А. Олейников генерал– майор в отставке.

​Бой в Альпах.
Танковый батальон с десантом на броне двинулся вперед по шоссе. У поворота атакующие наткнулись на завал, из-за которого немецкие батареи открыли яростный огонь. Наши танки отошли в укрытия и начали перестрелку, привлекая к себе внимание противника. Тем временем десантники с помощью веревок и привязных ремней поднялись по каменистому склону и проникли в тыл. Их налет на позиции неприятельской артиллерии был так внезапен, что немцы не могли оказать организованного сопротивления частям маршала Толбухина.

Газета «Правда» апрель 1945

​ПАРТИЗАНСКАЯ ДЕРЕВНЯ.
💬Дом Йозефа Кучавика стал для нас желанным и близким убежищем. Сюда партизанские группы заходили обогреться и поесть, выполнив очередную боевую операцию. От Кучавика мы получали ценные разведывательные данные.
Всего в деревне Магале было шесть домиков. Жители их следовали примеру своего соседа. Они охотно принимали партизан, стирали им белье, готовили пищу. Мы назвали Магале партизанской деревней.
Однако длилось это недолго. Об этом позже рассказал нам сам Кучавик.

Метель буйствовала три дня подряд. Казалось, ветер дул одновременно во всех направлениях, бросал из стороны в сторону тучи взвихренного снега. Деревья скрипели и стонали, ветер взвизгивал и завывал в их ветвях, рвал крыши домиков. Ночью этот неуемный шум наводил ужас на карателей. Ведь они знали о том, что вблизи города Маков приземлилась группа партизан-парашютистов.
Телефонная связь с городом Чадца была перерезана, и майор Гольф испытывал такое чувство, будто он и его солдаты находятся где-то на краю света. Опасаясь, что в такую погоду партизаны могут напасть на гестапо, майор лично занялся проверкой постов. Днем и ночью по улицам сновали облепленные снегом патрули. Гольф вновь проанализировал последнюю операцию против партизан, вспомнил сообщение агента о появлении партизан вблизи деревни Сведерник. «Как могло получиться, что опытный разведчик упустил их? — раздраженно подумал он. — Неужели жители села Магале спрятали их?» Эти мысли не давали ему покоя.

И гестаповец решил направить в село Магале лучшего своего агента.
Лазутчик появился в селе под видом русского военнопленного. Местные жители отнеслись к нему с большим сочувствием, внимательно выслушали его рассказ о скитаниях по лагерям, о побеге.
В дом Йозефа Кучавика лазутчик зашел поздно вечером. Не задумываясь, повторил он, как и почему очутился он в этом месте.
Кучавик, как всегда, в первую очередь пригласил гостя к столу, продолжая за ужином беседу.
— А к вам часто заходят такие, как я? — спросил как бы между прочим гость.
— Да, бывает. Куда же им, бедным, деваться? — ответил тот.
Кучавик положил на стол сухари, вскипятил чай.
Гость принялся за еду, но хозяин заметил, что тот ест без особого аппетита.
— Ешьте, ешьте, вы ведь целый день ничего не ели! — заметил Кучавик.
Гость, будто не расслышав его слов, стал с жадностью грызть сухари, запивая их чаем.
Но через некоторое время Кучавик заметил, что гость снова ест будто по необходимости.
— Может, вам земяки сварить? — засуетился он. — Я сейчас…
— Нет, нет, спасибо, я уже наелся, — ответил тот.
«Что-то он мне не нравится», — подумал Кучавик и вспомнил слова комиссара Рудольфа Стоя о возможности засылки провокатора.
Лазутчик тоже понял свою оплошность, заметив, как изменилось к нему отношение хозяина после того, как он отказался от картофеля. И в самом деле, кто же может поверить, что голодный человек, не евший целый день, откажется от еды. И все же провокатор продолжал играть свою роль.
— А партизаны были у вас? — спросил он.
Кучавик насторожился.
— Нет, партизан я не встречал.
— Как жалко, а я ведь хочу попасть к ним.
— Если вы этого хотите, то ищите их в лесу, а не здесь, — ответил Кучавик.
Несмотря на это, лазутчику все же удалось кое о чем разнюхать. Правда, он узнал о посещении деревни партизанами не от Кучавика, а от других местных жителей, но в общем это положения не меняло.

📖из книги А. А. Горницкого«среди друзей и врагов»

полковой комиссар Пётр Агафонович Порозов (1902-1942). В должности военкома БЕПО-5 служил с 15.11.1941 г. Погиб 03.07.1942 года в Троицком тоннеле.