Странно, что тогда с нами не поехал мой дед. Память часто стремится с ловкостью наперсточника путать воспоминания и подменять одни события другими, но я точно знаю, что здесь она меня не обманывает. Все потому, что если бы он тогда был с нами, то мы бы точно пошли на рыбалку, как это часто бывало, когда я приезжал в Черновцы. Как это было много лет спустя, когда мы поехали на какое-то водохранилище. В тот день стояла отличная погода и в путь мы отправились вчетвером: я, мама, дед и его знакомый, который как раз знал это место и договаривался с местными мужиками о нашем приезде. Помню, что он был немного огорчен, т.к. стандартная такса рыбалки, равнявшаяся одной бутылке сорокоградусной жидкости, могла в будущем подрасти после того, как дед, будучи бывшим директором объединения спиртовой и ликеро-водочной промышленности, вместо местного эталона валюты взял с собой максимально неравноценные две бутылки спирта. Не знаю случилось ли это, но рыбалка тогда мне понравилась.

А где-то за три-четыре года до Болгарии дед отвез меня к себе на малую родину, в одну из полтавских деревень, где жила почти вся его семья. Мы тогда ходили с ним рыбачить на Псел и было хорошо. Помню, что я тогда поймал что-то очень несуразное. Черное тельце рыбы было непропорциональным и заканчивалось прямоугольным носом. Честно говоря, я до сих пор сомневаюсь в том была ли это действительно рыба, а не обычная ветка, хотя дед уверяет, что это была верховодка. Я тогда был совсем ребенком, но деревню помню очень хорошо, однако больше всего мне почему-то врезался в память мост, посреди которого была небольшая дыра, в которую было видно блики на гладкой коже реки, скользящей внизу словно огромная и теплая змея. И совершенно точно я тогда не мог подумать, что спустя тридцать лет я буду думать о том, цел ли этот мост сейчас и о том, что мои троюродные и четвероюродные братья возвращаются в родную деревню, чтобы никогда уже ее не покинуть.

Надо сказать, что дед в принципе любил меня, абсолютно городского ребенка, выдергивать из зоны комфорта и вывозить на природу. Как-то раз мы отправились из Черновиц в Карпаты. Я, будто тряпичная кукла был рано утром погружен в автомобиль и по дороге от тряски то просыпался, то засыпал обратно. Тогда поздней ночью и утром прошел дождь, дороги размыло, и мы довольно долго добирались до нужной нам точки — деревни Сарата. Сквозь сон я слышал, как взрослые обсуждали, где лучше остановиться, чтобы оставить, выданный нам вездеход и уйти в горы, а когда это случилось, то группа разделилась и мы втроем: я, деда и мама очень долго ходили по лесу, который густой щетиной покрывал холмы. Дед все время был рядом и очень много говорил со мной. Удивительно, но я не помню почти ничего из того, что он мне тогда рассказывал, но сейчас я понимаю и ясно чувствую то, насколько ему был важен этот разговор. И пусть он был не о фундаментальных жизненных ценностях или глубинных законах мироздания, а всего лишь о грибах, которые мы по какой-то только ему ведомой причине не срезали и не убирали в плетенные корзины, а только смотрели на них – это абсолютно неважно и не имеет значения. Его ценность была в том, что он вел меня невидимой моему детскому взору тонкой нитью куда-то глубоко в крону генеалогического древа, где другой, очень похожий на меня человек, как и я шел, если не по горам Карпат, то по проселочной дороге Полтавы под начинающим согревать после осеннего дождя солнцем с корзиной полной грибов. Как когда-то каждый день ходил мой восемнадцатилетний прапрадед Федот из своей родной деревни за 20 километров в село Красногоровку, чтобы увидеться с моей будущей прапрабабушкой-цыганкой, в которую он влюбился с первого взгляда, когда был со своим отцом проездом в этом селе по дороге на Сорочинскую ярмарку, и на которой в последствии женился и было у них четверо детей. И человек этот шел, думал схожие мысли и проживал схожие чувства, что и я сейчас, уже совсем не ребенок, сидящий в своей квартире и пишущий эти строки. И мы с этим человеком, идущим по уже начинающей подсыхать полтавской дороге, соединены то ли одной тугой ветвью большого и мудрого дерева, то ли тонкими нитями мицелия, уходящими перепутанной и плотной невидимой сетью куда-то в далекое и очень глубокое прошлое.

Не думаю, что тем солнечным днем дед думал именно об этом, когда разговаривал со мной. Но он говорил, и эта редкая беседа была для него чертовски важной. А когда мы вышли на нужную поляну, то в его глазах вспыхнул азарт. Он с первой секунды понял, что эта поляна — это ровно то, что мы искали все это время. Дед взял меня за руку и повел к хвойному дереву, и даже не заглянув под его косматые ветви, неспеша сказал мне: «А вот сейчас смотри очень внимательно». Он отодвинул самую густую ветку, и как по заказу, я увидел стройные ряды белых грибов. Они стояли на своих прочных белых ножках и приветствовали меня своими крепкими коричневыми шляпами. Моему удивлению не было предела. На секунду мне пришла в голову абсолютно бредовая мысль, что дед приезжал сюда за сутки до этого и нашел эти грибы заранее, потому что все это напоминало какие-то фокусы с кроликами и шляпами. Аккуратно срезая одного боровика за другим, я наконец-то понял почему мы пропускали все те грибы, которые нам попадались до этого.

Мне очень интересно было бы узнать, что на этот счет сказал бы брат моего папы — дядя Гера. К сожалению, у меня уже нет возможности его спросить, но если бы она была, то я бы это обязательно сделал. Дядя Гера, он же Георгий Федорович, или как его называли практически все родственники ГэФэ, был заядлым грибником. Он настолько любил это дело, что даже посадил недалеко от своего дома, где была его огромная по своим размерам пасека, небольшую рощу из осин. «Чтобы не надо было далеко ходить» - с характерной только для него то ли саркастичной, то ли самоироничной улыбкой сказал он, когда мы в очередной раз приехали на малую Родину моего отца. Но даже не это его больше всего характеризовало как заядлого грибника. Как-то я гостил у них летом и мой двоюродный брат Лешка с неподражаемым для этих мест оканьем, рассказывал мне, что когда в деревне проходил достаточно большой дождь, то туда обязательно приезжали городские, выскакивали из своих машин с ведрами и корзинами и шли в ближайший лесок. Дядя Гера, словно местный маньяк, брел за ними практически след в след от входа в рощу до выхода из нее и пока приезжие собирали большие и здоровые подосиновики с подберезовиками, он собирал за ними все то, что они пропустили, руководствуясь принципом, что размер шляпки не должен превышать пятидесятикопеечную монету. Как говорил дядя: «Чтобы мариновать было удобнее». На выходе из рощи и у городских, и у ГэФэ были ведра полные грибов, только плотность упаковки у дяди была на несколько порядков больше. И все это на первый взгляд смахивает больше на байку, чем на правду, но я своими глазами видел эти ведра, заполненные мелкими грибами и то, как тетя Таня виртуозно закатывает их в банки без необходимости резать эти подосиновики или подберезовики на более мелкие части, а дядя сидит на той же кухне и рассказывает про пчел, отца, их совместное детство, учебу в Бауманке и войну в Чехословакии, в которой он принял участие будучи восемнадцатилетним подростком.


Дядя и папа очень похожи. И внешне, и, характером. Возможно, сказывается общее детство и тот факт, что бабушка Евстолия родила их с интервалом в один год. Дядя очень сильно любил поговорить за жизнь и пофилософствовать, и очень часто все его суждения были меткими, четкими и агрессивно выверенными. Как-то раз, когда я уже учился в старших классах, мы с ним зарубились в каком-то споре, который через череду аналогий свелся к вопросу мародерства во время Великой Отечественной Войны, и в какой-то момент он с легким прищуром посмотрел на меня и сказал: «Все-таки сразу видно, что ты Колдунов. Более упрямого человека, пытающегося проминать пространство и исповедующего принцип «когда я прав, а прав всегда я» очень сложно найти.» - после чего без какой-либо жалости или сантиментов к ребенку, разобрал все мои детские доводы и идеалистические аргументы на запчасти. В этом был весь мой дядя. Это был первый и последний раз, когда мне было вообще нечего сказать в ответ. Каждый его тезис, основанный на простых, жизненных, бытовых примерах, словно бетонная свая вколачивал все глубже и глубже остатки, если не сказать лучше останки, от моих возражений и в конце мне оставалось только согласиться. Правда я не помню с чем именно. Почему-то предмет спора забылся полностью, а остался только этот взгляд, прищур и слова про проминаемое пространство и принцип «когда я прав, а прав всегда я», которые максимально кратко и ёмко описывают примерно всё, что касается меня, папу и дядю.

Последний раз я был в Павлово на его похоронах. Мы с отцом и моими двоюродными братьями Лёшкой и Мишкой пили на небольшой кухне и очень много разговаривали, а я невольно вспомнил как за лет пять до этого дядя мне рассказывал, что в их с папой детстве похороны были максимально шумным, если не сказать разудалым, праздником, поскольку во время проводов в последний путь было принято пускать любого человека, который пришел на поминки, что приводило к тому, что вся местная пьющая братия всегда знала на какой улице кто умер и никогда не упускала случая принять участие в таком «торжестве». Все как в анекдоте про «порвали два баяна» только наяву. И еще рассказывал, как один его знакомый в девяностые ушел вечером прогуляться и, как это часто бывало в то время, не вернулся. А через несколько дней разбухшее до неузнаваемости тело выловили в Оке. Вся семья знакомого, убитая горем, организовала похороны и поминки, на которые пришли все родственники, друзья, близкие и как раз те самые местные скоморохи-алкоголики. А посреди этого праздника жизни и смерти неожиданно отворилась дверь, а на пороге стоял как ни в чем не бывало «усопший» - живой, здоровый, хоть и слегка помятый. Он вошел в зал и с интересом, как ни в чем не бывало поинтересовался, а что здесь, собственно говоря, происходит. Как потом выяснилось, он настолько сильно в тот вечер запил, что пропал на несколько дней, а в реке выловили совершенно другого человека. Остается только догадываться, пережил ли этот знакомый свои похороны после того, как на него стопроцентно обрушился праведный гнев его супруги.

По тому какие жизненные истории любил вспоминать мой дядя, можно сделать некоторые выводы о том, каким он был человеком. Совершенно точно можно сказать, что он был весьма далек от идеала, но в нем было то, что я ценю в людях больше всего. Независимость и внутренняя сила. Он был таким рок-н-рольщиком местного окского разлива и в нем всегда ощущалась какая-то безумно мощная аура и энергетика, которая заполняла собой абсолютно всё пространство, как только он заходил в помещение. Когда он говорил про то, что кто-то проминает это самое пространство, то он знал об этом всё и мог бы написать учебник, добавить к нему задачник, а заодно снабдить это все парой дополнительных методических пособий. Я его очень сильно любил, и каждый раз, когда меня называют эЛэМом, я невольно вспоминаю ГэФэ. Честно говоря, я не припомню, чтобы к кому-то еще кроме него, папы и меня так сокращенно обращались на постоянной основе. Да, мы часто за глаза в деловой переписке сокращаем фамилию и имя коллег до двух букв, но никогда этого не делаем в личном общении. Папу же часто называли эМэФ, дядю – ГэФэ, а меня соответственно эЛэМом. Можно ли это считать нашим родовым признаком, как то, что у Буэндиа почти в каждом поколении должен был быть свой Ауэрелиано? Наверное да. Как и то, что мы все трое очень часто придерживались неоднозначного и весьма неудобного в первую очередь для нас принципа: «Когда я прав, а прав всегда я» и никогда не стеснялись того, чтобы в очередной раз прощупать границы пространства, которое окружает нас, проверив их на прочность. И тем страшнее ситуации, когда мы друг с другом не согласны, но никто из нас уже давно не подросток, которого довольно легко можно разобрать на запчасти банальной бытовухой и парой жизненных примеров.

Я терпеть не могу «Сто лет одиночества». И парадокс тут заключается в том, что несмотря на это я считаю эту книгу гениальной и обязательной к прочтению. Тем не менее сам я ее осилил лишь со второй попытки и думаю, что немалую роль в том, что эта попытка оказалось успешной, сыграло то, что дочитывал я ее в испаноговорящем месте, а именно в том самом Сан-Себастьяне, где я видел стаи серфингистов, покоряющих волны в безумно красивой бухте, зажатой с двух сторон, словно клешней гигантского каменного краба, высокими скалами. Дочитывал я ее лежа на песчаном пляже. Было начало сентября и солнце еще было очень горячим, а вода в бухте напротив, холодной. Я шел по стягивающейся к центру спирали повествования, где почти нет диалогов, переходя с одного ее витка на другой с нарастающей скоростью ураганной воронки. Перед глазами, как на карусели, проносились мелькающие лица все новых и новых Буэндиа, и только Урсула была чем-то, что дает хоть какую-то стабильность этому безумному круговороту. Читать эту книгу, которая нравится такому большому количеству окружающих меня людей, мне было безумно тяжело. Возможно оттого, что мне стало все понятно еще на двадцатой странице, а дальше я мог только убеждаться в правильности сделанных выводов. В том, что эта книга, как, впрочем, следует из ее названия, о передающемся из поколения в поколение одиночестве людей. А причина этого одиночества в том, что никто из них не способен любить. И как одна и та же история, словно попсовый мотив из трех нот, повторяется из раза в раз все с новыми и новыми ветвями их ромбовидного генеалогического древа, сужающегося к его макушке и корням. Но чтобы прочувствовать и прожить это до самого конца тебе просто необходимо осилить ровно тот объем текста, который задумал гениальный писатель. И пока я ее читал, я все время ждал, чтобы в их роду появился хоть кто-нибудь, кто им откроет глаза на все происходящее, проорется, прокричится и сможет расставить все по своим местам, разорвет этот повторяющийся из поколения в поколение, из века в век шаблон, идущий от самых первых Буэндиа, увязших навсегда в своем Макондо. Но такого человека, как мы знаем, в книге не появилось.

А когда я ее дочитал, то с облегчением вздохнул, закрыл книгу, накрыл ее полотенцем, которое одолжил ненадолго в отеле, зашел в приятно обжигающую и холодную воду Бискайского залива, сделал три глубоких вдоха и выдоха, разминая затекшие мускулы, после чего глубоко нырнул с головой под воду и поплыл, уходя все дальше и дальше от берега.

Сквозь толщу воды солнце выглядело словно запыленный фонарь. Соль слегка обжигала слизистую глаз, а сердце отбивало неспешный ритм ударами крови по вискам. Воздух в легких заканчивался, я сделал несколько сильных гребков руками в сторону светлого пятна, висящего точно надо мной, и тело разорвало тонкую гладь воды. Протерев глаза, я посмотрел в сторону галечного берега. За белой линией лежаков, возвышалась сама набережная, а за ней чуть в глубине была видна синяя будка-проходная Сириуса. Я подплыл к катамарану, с крыши которого за секунду до этого прыгнул в объятия Черного моря и на которой сидели Сашка, Лена и Толя, лег на воду и стал слушать, о чем щебечут дочери и смотрел в ясное синее небо, на котором в этот день были только небольшие кучевые облака, очень быстро уходящие в сторону города.

Ровно тридцать шесть лет прошло с того момента, как я, издав свой первый крик, и увидев такие же как это небо ярко-голубые глаза акушерки, пришел в этот мир. И все эти тридцать шесть лет я пытаюсь хоть что-то понять про то, как он устроен, как устроен я сам и как устроены все те люди, что вокруг меня и с которыми мне посчастливилось идти по этому пути. И как сделать то, что окружает меня хоть немного лучше. Создать, исправить, защитить, докричаться, пробиться, улучшить, объяснить. Прогнуть это самое пространство, которое порой и не то, чтобы сильно против. Порой даже за и разрешает «в очередной раз спасти этот мир» – как в шутку мне часто говорит Аня. Иногда даже просит об этом своим звенящим в ушах запросом на очередной «подвиг». А иногда наоборот, словно до предела натянутая тетива – одно неловкое движение и в лучшем случае как нож с поверхности масла с твоей руки снимают ровный и тонкий слой кожи, а в худшем отправляет тебя и все твои планы по самой что ни на есть звенящей параболе.

Как научиться ощущать его? Чувствовать его? Понимать его? Слышать его? Внимать ему? Работать с ним? Доверять ему?

Я лежал на глади воды и, нет, я не думал и не размышлял. Напротив. Я попробовал отключить это беспрерывно работающее сознание, этот постоянно прокручивающий мысли рассудок, постоянно задающий вопросы разум и наконец-то почувствовать. Я до конца не понимал, что именно, но похоже, что я пытался почувствовать то, что может ощущать человек лишь тогда, когда заходит на очередной совместный с этой планетой виток. Все то, что было пройдено теми, кто шел по этому пути до меня, ту часть дороги, что я прошел уже сам, то, где я нахожусь прямо сейчас и то, что предстоит еще в таком отдаленном, но уже выглядывающем из-за горизонта будущем. Я в очередной раз подошел вплотную к пространству и попробовал впервые за долгое время не проминать его границу, а почувствовать ее. Попробовать на нее опереться и поверить ей, как глади воды, которая флегматично поглощает тебя если ты ей не веришь, но бесконечно готова поддерживать тебя, лишь стоит тебе научиться ей доверять.

Вода нежно качала меня словно колыбель, солнце укрывало теплым одеялом, а течение неспеша сносило нас в сторону пирса, а я практически на уровне физики ощущал, как внутри распутывается один из тех многих тугих узлов, которые держат те якоря, что тянут тебя вниз на самое дно. И впервые за эти тридцать шесть лет я до конца почувствовал, как мир не прогибается, а обнимает меня, словно тонкая пленка деформируется, принимая мою форму и аккуратно поддерживает это тело, направляя только в ему одному ведомом, пусть порой и неидеальном, но даже в этом, таком выверенном направлении. Ведь не всегда нужны усилия, чтобы куда-то плыть. Порой в нужную точку тебя может вынести и само течение. Главное понять и почувствовать, когда ты можешь на него положиться и поверить ему.

И чтобы научиться отвечать на этот вопрос, есть еще немало времени.

Про онлайн-интенсив к РСОШ

Друзья, хотел рассказать про онлайн-интенсив для подготовки к олимпиадам РСОШ по математике и физике для 10–11 классов, который проводит наша команда.

Математика: 25 января – 1 февраля
Физика: 2 февраля – 12 февраля

Принять участие можно как в одном, так и в двух курсах: расписание не пересекается, а доступ к записям сохраняется до конца учебного года.

Что будет на интенсиве?
— Вспомним все ключевые приёмы и техники решения задач
— Углубимся в важнейшие разделы
— Разберём нестандартные и сложные задачи для максимального результата

По математике занятия проведут замечательные преподаватели Максим Голубев и Павел Останин.

По физике будет работать наша классическая команда в лице
Александры Курлович, Никиты Бейлина, Анны Корневой, Леонида Баринова и Паукова Максима. Сам я тоже буду вести лекции на этом важном мероприятии.

Интенсив поможет сосредоточиться на подготовке и систематизировать знания. Регистрируйтесь сами и зовите друзей. За каждого нового для Отделения физики участника дается дополнительная скидка 5% (и вам, и другу): https://phd.4mipt.ru/rsosh

Прилетел на неделю в Тюмень.

Поработаю несколько дней с учителями, приму участие в проверке регионального этапа и, очень на это надеюсь, перезагружусь.

Друзья,

пользуясь случаем хочу пожелать всем с кайфом порешать задачи на экспериментальном и теоретическом турах РЭ, чтобы оборудование работало, условия не требовали уточнений и были кристально понятными, а двойки, π и минусы не терялись.

Всем удачи!

Про РЭ 2025

Сегодня проверили экспериментальный тур и начали смотреть в сторону теории. Я застолбил себе на проверку свою задачу из 10го класса про черного курильщика, чтобы посмотреть как с ней справились дети в Тюмени и решил взять одну задачу из 11го. Глаз мой упал на магнитостатику, которую я и забрал.

Первые два пункта решились бодро и быстро, а вот третий у меня вызвал массу вопросов. Около часа я искал школьный вариант решения без диффура, но так и не найдя его, полез во все тяжкие.

Что я могу сказать? Через минут 30 паззл сложился и третий пункт задачи был решен. Официальное решение оказалось аналогичным. Правда его логику я так и не уловил даже когда перечитал его несколько раз и если честно, то я ее до сих пор не понимаю, но это уже ко мне вопрос, чем к составителям. Хуже то, что я не могу понять логику того, зачем давать на региональный этап задачу с которой не справится не то, что большинство одиннадцатиклассников, а большинство студентов топовых вузов. Есть у меня ощущение, что автор исходно предлагал ее на финал, где ей в лучшем случае и место, но в силу какого-то стечения обстоятельств она просочилась на регион. Мое удивление подкреплялось еще и тем, что это была вторая задача на магнетизм, хотя в комплекте нет ни электростатики, ни колебаний. Но, видимо, ничего лучше не нашлось.

Посмотрев на все это дело я бегло пролистал работы бОльшей части детей и увидел, что все они, ожидаемо, дошли в лучшем случае до второго пункта. И поскольку такая картина наблюдается из года в год, я привычно и уже практически без сожаления вздохнул, закрыл планшет, положил все вещи в рюкзак и пошел домой, поскольку решил, что проверка теории подождет до завтра.

В субботу будет финальный день курсов повышения квалификации. Видимо на них нужно будет потратить минут 15 на то, чтобы поговорить с учителями о том, что в этих реалиях нам надо рассказывать детям не только про физику, но и объяснять им, что делать какие-либо выводы по результатам регионального этапа не нужно, ведь они уже давно не про то, насколько хорошо они знают предмет, а про что-то совершенно иное. Возможно про то, насколько хорошо они знают диффуры. А в скором времени и урматы. А там, как я недавно и предлагал, до теоремы Эмми Нётер недалеко.

Такие дела.

Чет не могу, очень радуют меня эти черепахи.

Невольно вспомнилась задача про Ахилеса и этих пресмыкающихся через которую можно классно рассказывать про эффект Доплера семиклассникам.

Но черепахи прям супер. Около них сегодня минут тридцать провел. Можно прям делать тест или опрос: «какая из черепах ты сегодня?»

Кратко про выезд в Тюмень

Было хорошо. На этом можно было бы и закончить, но можно чуть более развернуто.

1. Работа с учителями — это наверное самая полезная деятельность, которую может делать преподаватель университета. Работа эта не самая простая, т.к. ты рассказываешь физику людям, у которых очень много и других забот помимо курсов повышения квалификации. И можно уже быть благодарным аудитории если она тебя слушает. В Тюмени учителям я был очень благодарен. Надеюсь, что им тоже понравилось.

2. Подготовка оборудования и проверка региона в Тюмени поставлена на 12 из 10. Я был в восторге. Замечательные преподаватели и молодежь, среди которой ребята с Физтеха вообще и ЛФИ в частности прекрасно делают свою работу. Сообща, на позитиве, работая на общее дело.

3. Я летел перезагрузиться и это мне удалось. Правда я забыл, что слово "перезагрузка" образовано от слова "груз", т.е. тебе придется так или иначе что-то перетащить или переставить. И пусть речь идет не о физическом труде, а о ментальной внутренней работе, — это не имеет значения, ведь она часто еще более сложная. Но прошла она не менее успешно, чем проверка РЭ.

Отдельно хочу поблагодарить Ульяну Юрьевну Шастунову за возможность приехать в Тюмень и провести время с пользой. Уверен, что не в последний раз.

Наблюдение дня

Холерики в переписках заканчивают свои сообщения обычно так — «!!!!». Ну или так — «???». А частота сообщений может быть такой, будто тебе звонят по очень неотложному делу. Хотя, честно говоря, обычно после этих сообщений этот звонок и происходит. А потом еще один.

У флегматиков же и меланхоликов сообщения обычно заканчиваются «…». Наличие же одного восклицательного знака на конце означает наивысшую степень взбудораженности доступную им.

Ну и главное наблюдение. Не дня, а всей жизни. Если вам в ответ на ваше сообщение написали «ок.», именно с точкой на конце, то это может означать одно из двух.

Или вас ненавидят. Или у человека детская травма от учителя русского языка. Или и то, и другое вместе.

У меня всё.

Поздно ли в 36 лет переходить из футбола в регби?

Про небольшой эксзистенциально-математический шок

Вчера, во время традиционной обеденной прокрастинации, поток интернета выбросил меня на видео, где я услышал фразу, которая достойна того, чтобы быть в любом паблике с пацанскими цитатами.

Звучала она так:

"Помни, если ты каждый день становишься лучше на 1%, то через 100 дней, ты станешь лучше на 100%".

Что я могу сказать. Данная «мудрость» ввела меня в состояние легкого математического шока. Я закрыл интернет и пошел работать. Видимо можно считать, что он меня замотивировал. Правда не так, как изначально планировалось.

Вчера были Отделением на традиционном концерте ДМЦ в Мытищах.

И так совпало, что в тот же день вышел их EP. Альбом очень крутой. Замечательная открывашка "Белые ночи". Одноименная с пластинкой песня "Придумай" — на века. Специфическая финальная "Все сказано давно" в стиле акустик Чайника, но идеально подходящая на роль закрывашки.

В целом альбом очень резонирует с ранним творчеством и звуком ДМЦ. А "Придумай" по смелости сопоставима с "Неси мне свет". Такое один раз за жизнь бы написать, а здесь поставлено на поток.

Очевидно, что Чайнику было, что сказать и он сказал, создав фактурные контуры, а ребята максимально красиво раскрасили музыкой.

Очень понравилось.