Про культурные впечатления

#искусство #СНГ #режимдухоты

Страшно подумать, как давно это было, но да, это было пятнадцать лет назад, когда, еще будучи студентами я и Сашка встречали Новый Год в Гомеле. Как водится, в это время года или ты идешь в гости, или гости идут к вам. Во время этих встреч всегда обсуждаются какие-то моменты года уходящего, ожидания от года грядущего и в целом люди любят говорить за жизнь. И я помню, как в одну из таких встреч в гости к родителям Сашки пришли их друзья детства Валерий Николаевич и Наталья Павловна Капшаи. Беседа шла своим чередом, Сергей Петрович и Валерий Николаевич вспоминали какие-то моменты из жизни, мы делились тем, как все происходит на Физтехе и в целом все разговоры шли или о физике и математике, или о теннисе и Марии Шараповой, с которой Валерию Николаевичу посчастливилось играть задолго до ее первой победы на турнирах Большого шлема. Словом, все шло как обычно, пока тётя Наташа не задала вопрос, который буквально выбил из-под меня если не почву, то точно диван, на котором я сидел. Она повернулась к нам с Сашкой и пристально глядя на нас пронзительным взглядом преподавателя-филолога-пушкиниста произнесла:

«Так, ладно, это все очень интересно, но все-таки скажите мне, какое ваше главное культурное впечатление в ушедшем году?».

Я довольно редко бывал в большем ступоре, чем в тот момент. Глядя на тетю Наташу, я четко понимал, что если у нее и есть проблемы в том, чтобы ответить на этот вопрос, то это проблема выбора из большого набора таких впечатлений, поскольку она ими жила. Я же был в той точке, с которой сталкивается большинство физматов – дай Бог вспомнить хотя бы одно и выдать его за «главное». Внутри я почувствовал легкий укол стыда, недоумение и какую-то гулкую пустоту, в которой эхом повторялся вопрос: «ну что, как там с впечатлениями?». Будучи опытными студентами, мы смогли на этот вопрос родить какой-то не самый удачный ответ про сериал Германики «Школа» или что-то вроде того, но вопрос прочно застрял у меня внутри настолько, что я стал его регулярно задавать себе в конце года.

Отвечал я на него с разной степенью успешности, но всегда сильно лучше и увереннее, чем в далеком 2010м. Со временем я пришел к выводу, что для того, чтобы суметь на него ответить недостаточно испытывать впечатления от искусства, необходимо их рефлексировать и фиксировать эти моменты внутри. Более того, часто бывает так, что если ты сам задашь себе этот вопрос, то ты невольно подменяешь понятия и заменяешь слово «главное» на «известное». Ведь легко может случиться так, что твоим главным культурным впечатлением будет запись квартирника какой-нибудь инди-группы на ютубе, а не посещение концерта Гергиева. Но последний ты точно запомнишь, так-как ради этого ты выделил целый день, чтобы попасть в условный Большой театр, а первое можно и не вспомнить, т.к. это было проходным моментом среди последовательности роликов на платформе, которая доступна только через vpn.

Еще одной важной стороной является знак культурного впечатления. Ничто не мешает ему быть отрицательным, как у меня было в 23м году с одной розовой кинолентой про «девочку» и пластмассовый мир. Ее совершенно точно можно было записать в одно из главных культурных впечатлений года, пусть и негативных. Чего нельзя было сказать о кино про физика в шляпе и ядерный гриб, которое не вызвало вообще никаких эмоций или мыслей от слова совсем.

Что касается года уже скрывшегося за горизонтом, то он был в первую очередь про эмоциональные впечатления, нежели культурные. Сказать, что это был самый тяжелый с точки зрения чувственно-эмоционального опыта год – ничего не сказать.

Тем не менее нашлось место и культуре. Музыкальный хук от ДМЦ в виде трех треков на миниальбоме «Белая черемуха», два из которых я здесь выкладывал и под которые я провел всю весну и начало лета, «Россия 34» Славика КПСС под которые я провел 36 лет до этого и концовка года, которая прошла под лозунгом «не было бы счастья, да несчастье помогло», ведь если бы не проблемы с визами, то когда бы я еще добрался до Museo Nacional del Prado и Museo Nacional Thyssen-Bornemisza в Мадриде?

Про музей Тиссена-Борнемисы я бы хотел сказать отдельно. Если вы вдруг будете в Мадриде и хоть немного любите изобразительное искусство, то вам просто необходимо там побывать. Он прекрасен. Как и Прадо.

А какие главные культурные впечатления были у вас в 2024ом году?»

Еще немного про Прадо, Тиссена и Эль Греко

Если меня попросить назвать любимых художников, то я не буду оригинальным. Там будет Ван Гог, все известные импрессионисты и экспрессионисты, а компанию им, достаточно органично, составит Эль Греко, которого я очень немного видел в России и больше никогда нигде и не смотрел. И это удалось исправить в Мадриде.

В Прадо я провел около его нескольких картин очень много времени. Больше только около Триумфа смерти Брейгеля. Когда на выходе из музея мы делились впечатлениями, то больше всего я говорил именно об испанце греческого происхождения. И когда уже в Тиссене Игорь Александрович встретил меня на втором этаже, то он тихо и многозначительно указал на этаж выше и сказал: "А вот там, в одном оранжевом зале есть три картины Эль Греко. Леонид Модестович, заложите время и на него, я уверен, что вам это просто необходимо."

Что я и сделал.

Смотрели мы его вместе с Максимом. В тот момент уже шел где-то седьмой час приобщения к прекрасному. Это те моменты, когда ты уже ничего не воспринимаешь потому что просто уже не влезает. Но несмотря на это мы просто как вкопанные встали около него и смотрели на эти несколько картин, автора которых всегда узнаешь по цветам и неестественно вытянутым линиям, которые через несколько веков после него возьмет на вооружение условный Мунк.

— Ты знаешь, глядя на них у меня есть четкое ощущение, что машина времени все-таки существует. Нельзя настолько сильно опередить время. Есть ощущение, что он и наше время опережает. — сказал я банальные в отношении Эль Греко слова.
— Да, это просто какой-то немой восторг. Достаточно посмотреть на эту картину, — Макс показал на одно из произведений великого художника на стене — где он еще только ищет себя, а потом посмотреть на соседнюю, написанную двадцать лет спустя, где он уже дал себе волю и все становится понятно.

Я достал телефон и сфотографировал всем близким людям пару картин, чтобы хотя бы как-то поделиться тем явлением, свидетелем которого мне посчастливилось быть.

И только вернувшись в Москву я смог отфильтровать то эмоциональное впечатление, которое производят эти картины на тебя вживую, в первую очередь красками, линиями и формами, но, совершенно точно не содержанием. Рядом с ними ты просто о нем не думаешь, тем более, что на всех них был один и тот же библейский сюжет непорочного зачатия.

Но уже дома я показывал всем своим близким людям эти картины, делился тем, насколько он прекрасен и сумел всмотреться в них подробнее и преисполнился еще больше.

Ну кто еще мог впендюрить (извините, другого слова я здесь не подберу) ангелу в руки виолончель если не этот человек? В этот момент мне пришлось загуглить возраст этого инструмента и оказалось, что он появился практически в те же годы, что и Эль Греко.

Вот и представьте себе, что у вас на дворе исключительно религиозное общество, инквизиция и почитание всех возможных религиозных символов, вы пишете библейский сюжет, где ангелы на небесах играют свою космическую музыку, но в качестве инструментов вы им даете в руки электруху, микрофон, синтезатор и терменвокс.

Возможно я не прав и это обычное дело. Я силен в живописи практические как в рэпе. Но сказать, что я был поражен — это ничего не сказать.

И все я это к чему. Желаю вам приятных и удивительных открытий, даже если они будут прямо рядом с вами. Я уверен, что такие есть.

В продолжение истории с Румынией стоит добавить, что из Бухареста мы улетали без дипломов о медалях.

В канун Старого Нового Года пришли хорошие новости - история с Румынией официально закрыта окончательно. Мы наконец-то получили дипломы, подтверждающие медали, которые нам не выдали, когда мы были в Бухаресте. Стоит ли говорить, что за этим скрывалась довольно долгая переписка с Президентом IJSO, который в свою очередь выбивал эти дипломы из организаторов?
Честно говоря, я не очень представляю как ему это удалось сделать, но факт остается фактом - после переписки длиной в месяц от доктора Эмела ди Кляйна мне пришло письмо, к которому были приложены наши дипломы.

В этой истории показательна реакция коллег с других Международных олимпиад, которые были за нас бесконечно рады, ведь по некоторым предметам получить такой диплом не представляется возможным. Я же, честно говоря, лишь облегчено вздохнул.

Год по китайскому календарю еще только выходит на финишную прямую, выруливая своим драконьим хвостом и есть вещи, которые должны быть завершены именно в нем.

И эта история — одна из них.

Про Адептов красного

Продолжая тему культурных впечатлений.

Еще до конца прошлого года мы командой Отделения физики решили сходить на выставку «Адепты красного», которая проходит в Третьяковской галерее, что мы и сделали в начале января, когда на нашей смене был выходной день (как это было можно увидеть здесь).

Что я могу сказать? Если у вас есть хотя бы немного свободного времени до 23 февраля, то ее надо обязательно посетить. Умеют наши искусствоведы сделать так, чтобы было хорошо. Начиная от логистики, последовательности залов, картин, цвета стен, заканчивая концепцией и тем, какие художники выставлены рядом.

Малявин и Архипов потрясающие. И насколько они прекрасны, настолько же они отличаются. Если первый просто сбивает с ног «Вихрем», работой с цветом, фоновыми и одиночными мазками, мгновенно считывающейся легкостью, странным подходом к изображению лиц тех, кого он пишет и бесконечным талантом, то второй поражает тем, как и что он видит в самых простых вещах, как ловит момент, чувствует его суть и может все это передать теми средствами, которые доступны только художникам. Если у Филиппа Андреевича окружение является способом написать и рассказать нам то, что чувствует он сам, то у Абрама Ефимовича напротив, окружение является и триггером, и центром его живописи, а сам художник уходит на второй план.

Выбрать что-то одно, что впечатлило больше всего, просто невозможно. На этой выставке любой найдет что-то свое. Мне же понравилось абсолютно все. Начиная от портретов Малявина (особенно я бы обратил внимание на портрет Репина) и его основными работами, заканчивая деревенскими сюжетами Архипова и его изображениями берегов Оки и Волги. К слову, последние дали очень сильный импульс к тому, чтобы в ближайшее время все-таки дописать лонгрид, который лежит в столе с августа прошлого года и который теперь обязательно будет доведен до конца.

Человек идущий с корзиной грибов

#лонгрид

Волны в тот день были небольшими. С ловкостью доступной только ребенку я забрался в зеленый катамаран и сел на сиденье справа. Длинные ноги-спички тут же уперлись в педали, торчащие из пластикового потрепанного корпуса. Холодная стоячая вода, которая осталась на дне лодки с ее прошлых поездок обожгла лодыжки, а палящее морское солнце, которое уже довольно сильно припекало голову и плечи делало ощущения еще сильнее. Я немного поежился и глядя по сторонам стал ждать, пока мама заберется следом. Сзади голос мужчины объяснял, как управлять этим нехитрым судном, которое с грацией панды качалось на волнах, подставляя палящим лучам свои зеленые, но уже в некоторых местах немного облупившиеся, словно кожа обгоревшего на солнце человека, бока. Мама села рядом и попробовала подвигать ручку руля. Та очень лениво, словно ее только-только вывели из дневной дремоты, провернулась с правого бока на левый и обратно. Мы стали крутить тугие педали, и катамаран, немного поворчав своими лопастями, прокручивающими воду, тронулся с места. Когда мы отплыли далеко от берега, я попросил попробовать порулить. Помню, что мне пришлось приложить все свои детские силы, чтобы проржавевшие механизмы старой лодки пришли в движение и румпель повернулся на необходимый мне угол. Прошло немного времени, инерция предыдущего курса угасла, лодка повернула, и мы пошли параллельно берегу и белой линии, в которую превратились лежаки, стоящие на берегу.

Кроме катамарана я помню игровые автоматы с аркадами на первом этаже отеля. Такие сейчас можно встретить в торговых центрах любого города, но уже скорее как дань времени или памятник святыне геймеров. А тогда я их впервые увидел вживую и как завороженный шел вечерами на кассу, где покупал игровые жетоны за левы, которые мне давала мама, и играл в них с каким-то парнем чуть постарше меня. После каждой неудачной попытки пройти уровень на экране загорался таймер, отсчитывающий обратный отсчет, мы вбрасывали новый жетон в голодную пасть пластиковой коробки, игра возобновлялась, и мы возвращались в этот тридцатидвухбитный мир нелепых персонажей с непонятной мотивацией и не менее нелепых препятствий, которые этим персонажам предстояло преодолеть. Все как в жизни, только с возможностью исправить любую ошибку за жетон. Помню, что в один из вечеров мы сосредоточили все наше состояние на одной конкретной и наиболее полюбившейся нам игре и прошли в ней настолько далеко, что думаю, сам игровой автомат был удивлен тем фактом, что ему приходиться разархивировать уровни, которые давным-давно покрылись многолетней информационной пылью. Допускаю, что ему этого никогда не доводилось делать ни до этого дня, ни после. Мне действительно казалось, что мы уже близки к финалу, но на последнем жетоне наши нарисованные персонажи погибли от рук из ниоткуда взявшихся, абсолютно алогичных, никак не связанных со всем, что было в игре до этого, снеговиков, швыряющих огненные шары. На экране снова появился проклятый таймер, но у нас уже не было возможности для очередного жертвоприношения этой адской шайтан машине, поэтому мы так и не узнали, что же нас ждало за этими snowmen’ами швыряющими fireballs.

Странно, но мы тогда совсем не расстроились, а скорее наоборот. Видимо уже тогда я понимал, что очень часто путь важнее конечной цели. Да и компания была категорически приятная.

Помню еще кафе, где мы завтракали и обедали. В жаркую Болгарию на поезде поехали мама, бабушка, моя младшая любимая двоюродная сестра Алина, тетя Инна, дядя Витя и их друзья. Каждый день мы заходили в одно и то же кафе, где нас обслуживал один и тот же официант с белыми усами, а я все время брал то ли картофельный, то ли рыбный, то ли картофельно-рыбный салат, который мне казался верхом кулинарного искусства, достойным трех мишленовских звезд. Схожего мнения о местной кухне придерживались местные пчелы, с которыми я одним жарким днем не поделил дессерт в виде блинчиков с медом. У данного конфликта не было компромиссного решения и два агрессивных насекомых в какой-то момент решили объяснить мне силовыми методами, что я не прав. Тот факт, что они погибли, ужалив меня в веко, вряд ли можно было считать моей победой, ведь после этого мама повезла меня к местному врачу, где меня ужалил еще и противоаллергенный укол. Можно было бы сказать, что этот день не задался, но, как я сейчас понимаю, не задался совсем другой день, где были какие-то взрослые разговоры на их взрослые темы, которые я не понимал и не запомнил. Признаться честно я и разговора не помню, но эти взрослые все время о чем-то говорят. Зато я точно помню, что с этого момента мы стали завтракать, обедать и ужинать вдвоем – я и мама. И так же вдвоем ходить на море. Тогда же мы наткнулись на какой-то максимально тихий бассейн с высокой водной горкой. Сейчас мне кажется максимально странным, что там почти никого не было, хотя горок я больше нигде не видел, а дети в округе определенно были, а значит и горка им была категорически интересна. Возможно, причина была в том, что вход на горку был платный и стоил что-то вроде одного лева. Я каждые две минуты проходил мимо парня, который дежурил в самом низу, давал ему заветную монету, поднимался наверх, съезжал, набирая все большую и большую скорость, врезался в холодную гладь воды бассейна, отталкивался от его дна и плыл в сторону лестницы. Поднимался и бежал в сторону входа на горку, после чего история повторялась, словно я был рабочим телом вечного двигателя. Тогда я еще не знал, что имя этого вечного двигателя — детство.