– Мальчик так плакал, - говорит Наталья, сотрудница белгородского приюта.
И я думаю, она – о сером псе-дворняге, он громче всех лает в вольере. Его привел мобилизованный – не с кем было оставить. Потом пришел к нему раз, еще и перестал.
– Да я вам про мобилизованного! – говорит Наталья. – Пришел мальчик с кокер-спаниелем. Плакал. Мы его и так успокаивали, и так - «Никому собаку не отдадим!». Успокоился, только когда я сказала – если он с фронта не вернется, возьму собаку себе. Все собаки будут у нас, пока хозяева не вернутся. А если не вернутся…
В приюте еще просто бездомные собаки и собаки жителей сел, отселенные из-за обстрелов.
В приюты вывезли коров и овец. Иначе жители не соглашались переезжать. А кролики умирали поголовьями от разрыва сердца при украинских обстрелах. У барашек сердца оказались крепче. Всех кормит область.
Мы идем навестить спаниеля. Проходим меж двух рядов вольеров. Собаки надрываются, лают, мы оказываемся в таком коридоре собачьей боли, которая зовет своих хозяев живыми вернуться

В Электростали, как передают СМИ, бойцы ММА Рабаданов и Разаков избили мобилизованных, приехавших купить необходимое для отправки на фронт. Конфликт возник из-за негативного отношения спортсменов к мобилизации и специальной операции. Очень рассчитываю к вечеру прочитать новость о том, что Рабаданов и Разаков получили повестки и уже в военкомате

PS Хорошо, убедили. Я рассчитываю прочесть новость о том, что они в тюрьме и оттуда пишут прошение отправить их в зону СВО

Писатель, журналист, член СПЧ Марина Ахмедова @Marinaslovo

Мы стоим в лесу, под молодыми дубами. В небе над нами кружит украинский коптер. Утром прошёл дождь, мокрые дубовые листья под ногами заполняют лес запахом уюта и свежести. Слышится выстрел: коптер пытаются сбить. Галина Ивановна — маленькая женщина, глава приграничного села Муром Белгородской области — поднимает палец. Мы затихаем. Она слушает. Он жужжит. То, что коптер жужжит, слышим только я и она. Остальные (с нами несколько мужчин) не слышат.

— Выключайте интернет, — говорит она. — Они могут засечь скопление телефонов.

Коптеры летают сейчас над Муромом, и все передвижения в нём — как на ладони. Ждём.

— А почему вы не уедете из села? — спрашиваю Галину, переводя телефон в авиарежим.

— Это ж моё село, — удивляется она. — Как я могу оставить детей, стариков, а свою тушку спасти? Как я могу так себя подвести?

— Но ведь жителей отселяют, а они не хотят уезжать. Это их выбор, — говорю я.

— Ну вы поймите… — с мукой говорит она. — Ну предам я их, предам себя, уеду, там никто не будет знать, что я предатель. А как жить с собой? И вообще, я офицер.

Галина — бывший сельский участковый. Её отец — ветеран Чечни. Она слушает небо. Звучат ещё выстрелы. В этот день нам не удаётся попасть в Муром.

На день следующий мы сидим под дождём километрах в пяти от въезда в село. Галина рассказывает, как в феврале через него шли наши колонны на Украину и жители не сговариваясь начали готовить еду для солдат.

— Это был день сурка, — говорит она. — Мы вставали в шесть и готовили. Заканчивали в десять, и я просто вечером падала на кровать. А потом продукты у нас начали заканчиваться. Кто-то нам позвонил: «Есть мешок картошки. Приезжайте». Мы поехали. И тогда впервые пошли с украинской стороны наши раненые. За ними наш житель Дима поехал. И вот я смотрю — стоит его машина, дверь открыта. Присматриваюсь — в багажнике лежит парень, он ранен в живот и вот так торчат носилки. Второй в машине — у него перебитая нога смотрит в другую сторону. Я хоть и в полиции работала, но такого ещё не видела. Подъезжаем к ФАПу, а у нас медик — девочка молоденькая совсем. Она раненых увидела — у неё в глазах паника.

Галине показалось, что с момента приезда к пункту прошёл час, но теперь она думает, что минуты три. Быстро подъехали её муж, её зам. Под обстрелом к ФАПу повалили жители. Кто-то резал бинты, кто-то обрабатывал раны. Молодая медик командовала. Муж и зам держали капельницы. В какой-то момент подошла всегда тихая, неприметная женщина — школьная учительница. Она встала близко к раненному в живот. Из его живота торчали кишки. «Уведите её! — крикнули мужчины. — Она сейчас сознание потеряет!» «Не трогайте! — сказала та. — Я тут буду стоять!»

— Она не плакала, нет, — говорит Галина. — Она стояла и молилась. И медик Лена только поднимет глаза (а в них паника), встретится взглядом с учительницей — и дальше работает. Опять запаникует — глаза поднимет, встретится взглядом и работает. Потом приехала скорая.

Когда раненых забрали, жители села сели на лавки. А ФАП на храм смотрит. Храм каменный, старинный. Сидят, молчат. А учительница говорит: «Выстоит Муром. В Великую Отечественную выстоял — и сейчас выстоит».

— В Муроме же три года немцы сидели, — говорит Галина. — Храм — самая высокая точка. На колокольне сидели немецкие снайперы. Один выцарапал там своё имя. Мы его замазываем, но оно каждый год всё равно проступает.

— Как его звали? — спрашиваю я.

— Хайнц, — с отвращением произносит она.

@rt_special

Грязь непролазная - вчера даже УАЗик пришлось выталкивать. Продвигаемся вследствие этого не быстро, противник получил время подбросить на первую линию подкрепление на броне - одна единица с десантом завязла в грязи и была уничтожена нашей артиллерией. Пока счёт в нашу пользу.

Действительно как так могло получиться? Может, подрос Зеленский за время спецоперации?

Ехала в поезде. В вагоне с сидячими местами. Через проход от меня - молодой мобилизованный в форме, лет, наверное, двадцати. Он о чем-то негромко говорил со взрослой женщиной. Я прислушивалась, но ничего не смогла уловить. На одной станции вошла группа молодых людей - в мешковатых спортивных штанах, в капюшонах, у одного сумка была лаковой. Они сели в нескольких рядах от нас, и вагон наполнился контрастом. Они громко разговаривали, хохотали, и вот их мне было хорошо слышно. Но из их разговора я не смогла взять ничего. Мне тут же показалось, что в вагоне наметился конфликт, но я быстро поняла, что конфликт наметился во мне - это мне кажется, что когда с тобой едет мобилизованный, надо быть потише и лаковой сумкой не так уж светить. Ведь он идёт в полном смысле слова за тебя. Если ты остаёшься, то только потому, что идёт он. Но потом я сказала себе, что эти люди ещё молоды, им тоже лет по двадцать, и они имеют право многого не понимать, веселиться. И не стоит к ним придираться даже в мыслях. И тут я услышала, наконец, что говорит женщине мобилизованный - «Я там был недолго. Там, конечно, страшно, да, но все равно уже тянет туда - к своим». И я подумала, что, наверное, в этом вагоне среди нас он уже не чувствует себя своим, и вот откуда оно - мое чувство конфликта. «Какой серьёзный, - ещё подумала о нем я. - А ведь ровесник тех - из шумной компании. Повзрослел на фронте».
Но тут вошла проводница и предложила всем нам купить лотерейные билеты.
- Она беспроигрышная, - обратилась она к мобилизованному.
- Да, - улыбнулся он. - Нам тоже в окопе рассказывали, что один Чупа Чупс можно на тридцать человек поделить.

Он засмеялся. И я поняла, что он - тоже очень молодой и весёлый. А шумные лотерею купили. Верят, что могут что-то выиграть. Но Чупа Чупс-то один.

Наши подразделения постепенно подходят к Павловке, сопротивление отчаянное, противник даже рискнул применить авиацию. Выход к населённому пункту сам по себе ещё не взятие - предстоит закрепляться. Павловка находилась под нашим контролем, но ещё летом была в силу ряда ошибок утеряна. Само по себе это село площадью примерно в три раза больше Угледара - если противник не решит отойти, выравнивая фронт, - то сил и времени взятие Павловки может отнять немало...

Приехала в Москву. Зашла в кафе на вокзале.
- А ещё мы можем приготовить для вас тыквенный латте, - сказал мне официант.

Меня удивило не само предложение, хотя я никогда не пила тыквенный латте, но подумала - все-таки Хеллоуин. Меня удивил смешок, с которым предложение было озвучено.

- Мне не надо, - сказала я и показала термо-кружку от доктора Лизы «ВсегдаЧеловек». - У меня свой облепиховый чай.

- Тыквенный латте лучше облепихового чая. Тем более, если вы уезжаете, - засмеялся официант.

Я ушла гуглить.
И нагуглила, что, оказывается, «тыквенный латте» - уже несколько дней как мем в российском и израильском сегментах запрещённых соцсетей.
Началось с того, что одна сбежавшая в Израиль женщина в гневе написала - не могу найти «Старбакс»! Ближайший - в Дамаске. А я просто невыносимо страдаю тут в Хайфе без тыквенного латте.
И, конечно, израильтяне ей всячески вставили - тебя приютили, а ты? Неблагодарная! Критикуешь! Да, у нас нет тыквенного латте, но это мелкая недоработка, и, вообще, у нас через неделю выборы, а ты все внимание общественности переключила на тыквенный латте.

Свежие репатрианты говорили другое - что тыквенный латте - это вовсе не мелкая недоработка, а верхушечка айсберга, маркёр цепи более серьёзных израильских проблем. А один депутат Кнессета даже сказал - «Придите на выборы 1-го ноября! Сделайте правильный выбор! И будет у вас не только тыквенный латте, но и лавандовый раф!».

Я кинулась искать в гугле рецепты тыквенного латте. Нашла, но тут себе говорю - как хорошо, что у тебя в кружке был не березовый сок. Иначе в ответ на слова официанта о том, что тыквенный латте лучше моего исконного, пришлось бы вступать с ним в серьёзный геополитический спор.

Фронт оживился до предела, вчера только по нашему подразделению шесть невозвратных... Наступление - всегда затратная штука. Но Павловка частично наша - бои продолжаются.

Британская пресса передаёт, что в последние дни своего пребывания на посту премьера Великобритании Лиз Трасс была одержима прогнозом погоды и картой ветров. Она была уверена, что после теракта, осуществлённого Украиной на Крымском мосту Путин непременно нажмёт на кнопку, организует ядерный гриб над Чёрным морем, и радиация долетит до несчастной Трасс. Хорошо, что в шапочке из фольги на работу не ходила. Вот как бывает - британцы ждали от неё экономических выкладок, снижения тарифов, а она корпела над картами ветров и слушала Вильфанда

По всем признакам - сопротивление противника в Павловке ослабевает. Наши части, зашедшие в село с разных сторон, постепенно сближаются, преодолевая неизбежную неразбериху и нащупывая друг друга, чтобы "на встречных курсах" не нанести поражение самим себе.

Наша страна часто предлагает сесть за стол переговоров, и это несколько нервирует наших граждан. И меня тоже, особенно после совершения терактов и жестоких атак на гражданских людей. «О каких переговорах может идти речь, когда мы должны ответить и ещё не ответили?!» - уверена, такое восклицание приходит в голову многим, когда читаем в СМИ об очередной нашей готовности сесть за этот стол. Но я в последние дни вспоминаю женщину, которую встретила на днях в лагере для беженцев в Белгороде. Она была эвакуирована из Казачьей Лопани. Со злостью она говорила, что украинская армия - слабая. Я ее спросила - «А то, что мы от Харькова отошли, тоже свидетельствует о ее слабости?». Ещё больше разозлившись, она сказала - «Мы трохи отступаем и продвигаемся. Отступаем и продвигаемся. Ниче! Тактика у нас такая. А когда оружие перестанут Украине поставлять, вы увидите сами, что ее армия ничего не стоит!». «А есть признаки того, что ей перестанут оружие поставлять?» - спросила я. Женщина посмотрела на меня бешеными глазами. В Казачьей Лопани Украина устроила мясорубку, и эта женщина ненавидела ее. Но ей нечем было мне возразить, и тогда она выкрикнула слова, которые до сих пор вертятся у меня в голове. «Ниче! - сказала она. - Батька кнопочку нажмёт, и все будет добре!».

Меня потрясли эти слова. То есть Путин кнопочку нажмёт, и пусть мы все умрем, лишь бы тем, кого она ненавидит, было плохо. Такие слова можно было произнести только в состоянии ненависти и… слабости. Ненависть - это практически слабость. Россия - не слабая страна, и нам - ее гражданам - надо привыкнуть к тому, что она постоянно будет демонстрировать свою готовность к переговорам. Но при этом делать своё дело. Поэтому когда Матвиенко в начале октября на саммите G20 стояла одна и предлагала украинской делегации мирные переговоры, подвергаясь с ее стороны насмешкам, она не была слабой. Наоборот, она была представителем сильной стороны, которая предпринимает все усилия для того, чтобы тот, кто жив сегодня, не погиб завтра

Вчера Корея. Сегодня Индия. Вантовый мост, открытый несколько дней назад, обрушился, когда на нем находились 500 человек. Погибли 40 (пока), 100 пропали без вести. Какой-то каток смерти идёт по планете. Тут и никакой войны не надо

НАТО ставит почти ультиматум России - она должна возобновить зерновую сделку. Ключевое тут - «должна». Этого требует НАТО, поставляющая оружие для убийства наших граждан. У меня, когда я читаю про зерновую сделку возникает сразу несколько вопросов:

- Почему разговоры идут о беднейших странах, которые будут голодать без украинского зерна, и при этом зерно уходит в богатые страны?

- Почему в принципе зерно вывозят с Украины? Ей оно само настолько не нужно? И поэтому она клянчит денег по всему миру? А у неё у самой хлеб зимой будет?

- Почему НАТО, обращаясь к России, использует слова вроде «должна»?

Министерство обороны России сообщает: атака беспилотников на Черноморский флот вчера осуществлялась по зерновому коридору. Исходя из этого, а также из попытки дать ответы на поставленные выше вопросы, можно сказать, что Россия НАТО должна только одно - ничего не быть должной.

Ночь приостановила боевые действия, ни мы, ни противник толком не понимаем, кто где находится - артиллерией работать опасно. По логике, удерживать Павловку противнику теперь уже нет большого смысла - она для него не ключевая позиция. Но переправы через наполненную дождями речку - под нашим контролем, - что ставит противникв в затруднительное положение: отойти ему будет непросто, а значит - или драться, или сдаваться.

Почему сдали Павловку тогда и приходится брать её теперь? Проблема организации линии обороны в сёлах в том, что под укрытия приходится использовать подвалы, в которых пробиваются бойницы в направлении фронта. Сидя в подвале при таком подходе боец не видит ничего вокруг - только то, что впереди. В Павловке противник залетел на обычных машинах с фланга и оказался вне поля зрения. А когда ты сидишь в подвале во время зачистки, подвал становится твоей ловушкой - поэтому тогда попало в плен немало морпехов, включая командиров рот. Не потому, что они были слабы духом, а потому, что оказались заложниками организации обороны.

При этом сам Угледар, нависающий над местностью, - та ещё проблема. От Павловки до первых многоэтажек Угледара всего тысяча восемьсот метров, при этом водная преграда, как нельзя более полноводная при такой погоде. Угледар все эти месяцы видел всё на десятки километров вокруг, наводя артиллерию даже без БПЛА - Павловка для него вообще, как на ладони. На шахтных копрах рядом с Угледаром стоит мощная оптика, которую так и не смогли по какой-то причине уничтожить вместе с копрами ни авиацией, ни артиллерией. Пока она стоит - противник, и так имеющий преимущество по высоте, может не бояться наших РЭБ и корректировать огонь в любом направлении.

Поэтому я сказал, что считаю наше наступление преждевременным. На этом участке фронта, взяв Павловку, просто необходимо двигаться дальше на Угледар - иначе защитники Павловки снова попадут в заложники. Подвоз необходимого и ротации будут затруднены, перемещаться по Павловке будет невозможно: тысяча восемьсот метров до преобладающих высот делают наших парней мишенью даже для пулеметов - а брать укрепленный Угледар при такой погоде будет очень непросто. Если командование удовлетворится наградами за Павловку и перейдёт к ожиданию, ставя перед собой цель сначала подавить наблюдение с Угледара и дождаться погоды - мы окажемся в сложном положении, контролируя Павловку. Но если командование решит пойти на Угледар сейчас.....

«Вы ещё не поняли, что надо убрать с аватарок флаг Украины?» - спрашивают израильтяне в соцсетях. По крайней мере, русскоязычные, эмигрировавшие давно. Украина в ООН проголосовала за то, чтобы Израиль избавился от своего ядерного оружия и передал его МАГАТЭ (если там, конечно, есть что передавать). За проголосовали ещё 152 страны, включая Россию. Против - 5, включая сам Израиль и США. Но Израильтяне обиделись именно на Украину - в конце концов, они приняли беженцев, помогали, а Украина - та страна, которая должна была войти в положение вечно от всех обороняющегося Израиля. Но не вошла, и по мнению старых репатриантов, так Зеленский отомстил Израилю за то, что тот не дал Украине оружие. Так что флажки с аватарок долой. Время идёт, время учит. Честно говоря, мне казалось, научить должна была ещё Вторая Мировая, но видимо время ещё и терпит. С флажками останутся только самые свежие репатрианты, отказ от них обнулит их бегство из РФ.